Тяжёлый случай -13. Одиночество

   


     44.

    Жизнь Таньки за последний месяц изменила своё однообразное течение, повернула, как река, в сторону шиберов и крутых порогов.
    Вскоре после исчезновения Мери состоялся суд по персональному делу Риты. Не зря социальные работницы беседовали с ней по два раза в неделю!   Рита тихой улиткой свернулась в глубине ракушки собственного одиночества: от лучших подруг скрывала, о чём с ней говорят за закрытой дверью. Видно, боялась сглазить нечаянное счастье или до последней минуты  не верила в его реальность.
  Нашлась у неё бездетная и вполне обеспеченная родная тётка, которая изъявила желание забрать племянницу к себе.
- Где же я раньше-то была?- причитала новая родственница, - всё  в путешествиях по дальним странам, в развлечениях и приключениях! А тут такое в семье творится!  Никто не сообщил! Знала бы – давно бы порядок навела! Уж поверьте, до  такого положения дел я бы не допустила!

    Вопрос об её опекунстве над племянницей решился в суде положительно, и Рита выбыла из спрятанного за цветущим забором интерната в один из самых дорогих пригородов Тель-Авива.

- Купилась на цацки! – оценила поступок подруги Стела. Танька промолчала. Для неё Рита никогда не была самостоятельной личностью –  всего лишь тенью Стелы: иногда озвучивала непроизнесённые чужие слова, иногда совершала действия, задуманные  подругой. Она  казалась Таньке послушной куклой-марионеткой, которой  управляют, не спрашивая согласия.
  Скрыв от подруг содержание разговоров в комнате Нехамы, кукла перерезала все нити, подчиняющие её кукловоду, обрела свободу, начала новую жизнь с чистого листа.
   Танька  одобрила её выбор. Если, действительно, эта бездетная родственница отнесётся к племяннице, как мать, Рите  никогда не надо будет красть в супермаркете еду.

  Стела оценивала поступок подруги иначе и нервничала, понимая, что в многочисленных  эпизодах совместных краж осталась только  одна обвиняемая. Она перестала спать по ночам:
проваливалась в сон, как в бездонную тёмную яму с мокрыми и скользкими глинистыми краями, но тут же просыпалась разбитая и потная, с мучительным ощущением подступившей беды.
  Тон Нехамы во время  бесед изменился, стал официальным и холодным. Стелу ни о чём не спрашивали, будто и так всё уже знали. Это поначалу насторожило, но потом внесло ясность: Нехама не намерена её защищать. Она уже сделала , что смогла, - выгородила Риту. "Для всех быть хорошей невозможно", - успокаивала сама себя социальная работница и, выгородив одну девочку, собиралась  вторую сдать  с потрохами.
 
  Время ускорило  ход. Приближался день судебного слушания.
- По тем обвинениям, которые  доказаны, - заговорила Стела, - мне светит колония.
   Они с Танькой  сидели на скамейке в дальнем конце интернатского сада. Стояла ясная безветренная ночь.  Стеле показалось, что низкая и полная луна вкрадчиво прислушивается к нарушающим покой ночи словам, развесив по всему небу тысячи чувствительных микрофонов – звёзд. Девочка поёжилась, будто замёрзла. Её знобило.
-Пойдём в комнату!  Страшно здесь!
   Танька последовала за ней без слов. Тревожность и подозрительность подруги казались ей чрезмерными и беспричинными, но говорить об этом она не решалась.
   В спальне девочки тоже были вдвоём. Стела проверила, закрыты ли окна. На два поворота заперла изнутри дверь в комнату, выключила свет и, прижавшись всем телом к Таньке, зашептала:
- Есть разные стигмы. Они, как печати, не стираются никогда. Люди осуждают преступников, сторонятся сумасшедших. И то, и другое – клеймо! Какое из них лучше? Скажи! Честно скажи! 
-Не знаю, - так же шепотом ответила Танька, - никогда об этом не думала…
- А ты подумай! Кем в глазах людей лучше быть: преступницей или больной? Представь, у тебя есть дом и ты должна пустить квартиранта. Кого пустишь: воровку или психобольную? На вид они обычные люди, но ты знаешь: одна сидела за кражу, а другая лечилась в психушке. Кого выберешь?
- Больную, - неуверенно ответила Танька. –Я не понимаю, к чему ты клонишь!
-Сейчас поймёшь! Поклянись, что будешь молчать! Если проболтаешься – домой к себе не вернёшься!
-Клянусь! Мне болтать некому!
-Никому! Ни одной живой душе! Ни воспитателям, ни социальным  тёткам, ни директору! Ни-ко-му!
-Клянусь!
-Ты мне поможешь! Я разыграю трагедию, как ты когда-то разыграла. Меня только это спасёт! Я не хочу на малолетку. Не хочу в колонию. Лучше – в психушку! Как Мери! Я вены порежу – а ты меня найдёшь, шум поднимешь! Утром, когда воспитатели придут…
-Боюсь я… а вдруг?
-Дура ты, Танька! Настоящая дура!  Если меня по суду в колонию направят, я это по-настоящему сделаю! Никто меня не остановит!
   Слова Стелы прозвучали так  убедительно, что Танька вздрогнула и… поверила. Они ещё долго сидели рядом, молчали, но тишина не разъединяла, а сближала, делала их  почти родными.


     45.

  Около семи утра Танька выскочила из комнаты в общий коридор с воплем ужаса. В душевой на полу, в кровавой луже, лежала Стела.
  Воспитательница Хава заголосила:
- Спаси! Спаси! Боже, всемогущий!
Ярон её оттолкнул,  выдернул из брюк ремень и перетянул им руку Стелы  выше локтя. Усадил девочку, прислонив к стене, и вызвал неотложку: суицидальная попытка. Самоубийца была без сознания, но дышала.
  Через два дня её выписали из одной больницы и перевезли в другую. Танька молчала. Понять, где  в поведении её подруги заканчивалась игра и начинался душевный надлом, она была не в состоянии, да и не ставила она перед собой такой задачи.

   До её собственных судебных слушаний оставалось меньше месяца. В комнату подселили двух новеньких. Танька с ними не сблизилась, они её раздражали. По вечерам она выжидала, когда девочки уснут, вылезала бесшумно из  кровати, выбиралась в сад и звонила домой. Родители пытались её ободрить, но с приближением даты суда  Танька начинала паниковать.
   Интернат  стал  ненавистен, как камера предварительного заключения. Предстоящий суд пугал. Свидетелей её признания в собственной лжи, сделанного ещё в убежище и уничтоженного Дорой, не осталось;  да и сами их свидетельства теперь не котировались.
  Своё положение Танька начала оценивать трезво, без иллюзий и излишнего оптимизма. Она поняла, что ей противостоит не Дора или Нехама, а вся система социальной работы - часть государственного механизма. Можно ли её победить?

  Субботним вечером она выбралась с телефоном в сад и позвонила домой. Ответил отец.  В его голосе Танька почувствовала надежду и веру, которых им всем уже давно  недоставало.
-Помнишь, ещё на севере, ты с одним мальчиком из посёлка летала в Обдорск на шахматный турнир? Ты была в третьем классе, а мальчик в седьмом…
-Ну, помню, Ваня-конь…
-Тебе от него привет! Он в армии служит, десантник! На выходной домой отпустили, а мы как раз к его родителям в гости приехали!
-Вы? В гости? К его родителям… Не поняла!
-Татьяна! Мы были в гостях у адвоката! Доверенность подписали!
Он  согласился наши интересы  в суде представлять. Расскажи  правду!  Ему разрешат с тобой  встретиться! Держись, дочка! Я верю: всё будет хорошо!

( продолжение следует)


Рецензии
На острие ножа все их чувства, понимаешь, на острие и потому что предвижу, точнее знаю почти финал, все жальче и жалость такаЯ бессильная, я готова просить переписать финал. Не перепишешь, знаешь, иногда думается, что это бррьба с государством не только наша россиская прерогатива.
Отчего то именно государство наш главный враг.
У Марата , кажется есть о революции, гидра пожирающая собственных детей. Наше государство такая же гидра.

Наталья Ковалёва   15.01.2012 10:00     Заявить о нарушении
Любое! "Аппарат насилия". Тут Ленин был прав на все сто процентов!

Евгения Гут   15.01.2012 10:07   Заявить о нарушении
На это произведение написано 10 рецензий, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.