Монстр

Обыкновенное сообщение в городской газете, в той самой газете, в редакции которой Татьяна бывала столько раз ещё в бытность свою её нештатным корреспондентом, и где едва ли не ещё чаще бывает сейчас, работая в пресцентре городской администрации, тоже, между прочим, значащейся в числе учредителей всё той же газеты, но так много всего всколыхнуло в памяти, казалось, успокоившейся, отболевшей за минувшие годы.

Юрка Инкин… Теперь все величают его не иначе как Юрий Юрьевич… Впрочем, и она сама уже для всех давно тоже не Таня, а Татьяна Николаевна. Но тогда, в институте, они были именно Юра и Таня, когда и случилось это…

Как это было? Почему? Потом и сама Татьяна не могла себе этого объяснить. А буквально через два – три дня увидела она Юрия с девушкой, учившейся на другом факультете того же института, и вскоре узнала, что он с той девушкой встречается уже достаточно давно, а помимо неё – и ещё с двумя.

У самой же Татьяны дело приняло гораздо более скверный оборот, нежели она только была способна предположить. Результатом той злополучной связи стала беременность.

Врачи объяснили Татьяне, что аборт, на который она уже почти решилась, может, как это часто бывает после аборта, сделанного во время первой беременности, повлечь за собой пожизненное бесплодие. Так и появилась на свет дочка Татьяны, которой дала она такое, несколько экзотическое, имя – Диана. Впрочем, в разговоре соседи, знакомые, потом и учителя, и одноклассники в школе звали её просто – Дина.

Тогда Татьяна оставила учёбу в мелиоративном институте, преисполнившись намерением через год после рождения ребёнка начать всё с чистого листа, вообще всё, включая даже выбор института и выбор специальности. Так и поступила она потом в университет на факультет журналистики.

Юрий, кстати, и прежде, и потом сочинял стихи. Бывало, и в институтской многотиражке печатался. А теперь вот в городской газете сообщается о том, что, решением главного редактора, на должность председателя литературного объединения, действующего при ней, назначается преподаватель мелиоративного института, прежде многие годы активно сотрудничавший как с городской газетой, так и с институтской многотиражкой – Юрий Юрьевич Инкин.

За истекшие годы доходили до Татьяны некоторые слухи о Юрии Инкине. Знала Татьяна, что он женился. Родился сын, страдающий белокровием и синдромом Дауна. А вскоре после его рождения, Юрий, оставив свою жену, можно сказать - один на один с её неподъёмной ношей, ограничивался лишь выплатой положенных по закону алиментов. Ещё знала, что писал он кандидатскую диссертацию, так и не защитил, и что потом объяснял это тем, что он еврей, а еврею, дескать, не хотят давать дорогу. Правда, в ответ на вполне уместный вопрос, нередко ему задаваемый: «А как же другие евреи и кандидатские, и докторские защищают?», неизменно вскипал: «Ты ничего не понимаешь! Вы все заодно! Что с таким как ты разговаривать?!». Знала Татьяна и то, что, спустя много лет, женился Юрий во второй раз, на лаборантке из какого-то техникума, имевшей к тому времени уже взрослую дочь от своего первого брака, с которой, иногда даже в присутствии жены, обменивались они, бывало, весьма многозначительными взглядами.

Кстати, забегая немного вперёд, стоит, пожалуй, отметить такую небезынтересную деталь. Когда был создан клуб казачьей журналистики, который, как предполагалось, должен был объединять в своих рядах журналистов – как штатных, так и нештатных, - писателей, публицистов, историков и прочих деятелей, специализирующихся на освещении в печати каких бы то ни было тем, связанных с казачеством, его историей и его современным возрождением, еврейское происхождение Юрия Юрьевича Инкина никак не помешало ему проникнуть в вышеозначенный клуб, и даже – подумать только! – с первых дней существования оного стать полноправным членом его правления. Впрочем, клуб тот вскоре распался, не успев заявить о себе какой-либо реальной деятельностью.

…Вполне был понятен страх Татьяны за судьбу дочери – сумеет ли одна её воспитать.
Чтобы Дина не болталась без дела в свободное от уроков время, Татьяна определила её в музыкальную школу, по классу гитары. И сама Дина очень быстро, как говорится, вошла во вкус.

Позднее Дина и сама стала музыку сочинять, и стихи – тоже. Кое-что из тех стихов положила на свою же музыку. Написала несколько рассказов. И даже один из них успела напечатать в городской газете. В той самой, при редакции которой и действует то литературное объединение, возглавленное теперь Юрием Инкиным.

Дина уже не единожды выступала со своими песнями на школьных вечерах. И в другие школы её всё чаще в последнее время приглашают. А ведь ей едва исполнилось 14. Не испортила бы её преждевременная слава.

«Впрочем, поживём – увидим», - заключает Татьяна свои далеко не весёлые размышления, всколыхнувшиеся в её, казалось, уж давно переболевшей, душе, и причиной чего послужило это простое, незначащее, казалось бы, ничего газетное сообщение о назначении нового председателя литературного объединения.

…Совсем Татьяне не нравилось, что дочь её уже второй год ходит в то самое литобъединение. Да и с его заседаний всякий раз возвращается всё позднее и позднее. И в ёё стихах всё более явственно проглядывается подтекст – не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять: кому они всё чаще и чаще бывают посвящены, при том, что чувства, в тех стихах всё более заметные, носят далеко не платонический характер, что тоже яснее ясного.

А тут ещё этот вчерашний случай. Домой пришла Дина поздно вечером, и сразу – за телефонный справочник. Нашла там чей-то номер, и давай звонить. Да как выдаст в трубку:

-Да как вы посмели?! Вы – ничтожество, и так разговаривали с лучшим поэтом нашей области!

Тут уж Татьяна не сдержалась. Подошла к телефону, и, не разбирая, что там за конфликт такой, и кто там в нём, в конфликте, прав, а кто виноват, выхватила у дочери из рук телефонную трубку, бросив её на рычаг, а самой Дине отпустила увесистый подзатыльник.

-Не смей с моего телефона подобные гадости говорить!

А дело было вот в чём. В тот день в редакции газеты шли литературные консультации, давать которые был обязан председатель литобъединения. А вот зачем и почему Дина там ошивалась – действительно, большой вопрос. Пришла на те консультации одна пожилая женщина. Тоже, кстати, преподаватель. Только, из другого института. Но, зато с кафедры, имевшей весьма схожий профиль с той, где Юрка Инкин работал, и где он пока всё ещё – скажем так – продолжал формально числиться. Та женщина на протяжении многих лет писала стихи. Кое-где, бывало, печаталась. Но в редакцию городской газеты принести свои произведения решилась впервые.

А Юрка как понёс на неё! Как понёс! Почувствовала его подлая душонка в той женщине потенциального конкурента. Тем более, что сам Юрка за весь истекший год не написал ни строчки.

А та женщина не растерялась. Так и сказала, глядя в его бесстыжие глаза:

-Если у вас есть соответствующее образование, скажем: литературное, имею в виду столичный Литинститут, или – просто филологическое, или – на худой конец – журналистское, которое вам даёт право судить о литературных делах более компетентно, чем другим, к примеру – таким, как я, тогда позвольте полюбопытствовать: что ж именно вы окончили, и когда успели это сделать? Если же у вас нет такого образования, то вы, быть может, гений от природы, и ваша природная гениальность заменяет вам с лихвой любые академические знания, в таком случае, не будете ли вы столь любезны, не потрудитесь ли указать - какие вы создали гениальные произведения в стихах ли, в прозе ли, и где с вашими шедеврами можно ознакомиться? Однако, насколько известно всем, ваши произведения весьма посредственны, создавать такие может практически любой, конечно, если мало-мальски научится рифмовать хоть что-то хоть с чем-то. По образованию же вы – гидротехник. Точно так же, впрочем, как и я. А в литературе мы с вами оба – одинаковые любители-дилетанты. Вот и давайте не будем говорить о делах литературных, поскольку в них мы одинаково не смыслим, а поговорим лучше о том, в чём и вы, и я – специалисты: о поливе, об осушении болот, об увлажнении почвы, о гидротехнических сооружениях.
Юрка сидел побледневший, словно лишившись дара речи.

…Когда произошло то, чего Татьяна боялась больше всего, и в саму возможность чего больше всего не хотела верить, она почувствовала это сразу. За Дину говорило само выражение её лица.

Всё поняла Татьяна. Сразу поняла. А ещё поняла она, что если не причинит сейчас своей дочери эту невыносимую боль, то потом Дине придётся, с роковой неизбежностью, пережить боль гораздо более сильную – это исключительно вопрос времени. Так и сказала Татьяна правду Дине о том, что Юрий Юрьевич Инкин – её родной отец.
Дина проплакала всю ночь. А на утро, первым делом, позвонила в местную газету бесплатных объявлений, попросив напечатать объявление о том, что она продаёт гитару. Потом Дина изорвала в мелкие клочки все свои рукописи и выбросила их в помойное ведро, которое тут же вынесла.

Теперь она общалась со своей матерью лишь в той мере, без какой было вообще нельзя. Они стали совершенно чужими друг другу людьми.

В следующем году Дина сдала выпускные экзамены в школе, а потом – и вступительные экзамены в университете. Как ни странно, она выбрала всё же журфак. И именно в том университете, где прежде училась её мать. Университет тот находился в областном центре. Жила Дина в студенческом общежитии. На третьем курсе вышла замуж, и, бросив университет, уехала к своему мужу неведомо куда. Да через некоторое время вернулась с годовалым ребёнком на руках. Алиментов так и не добилась. Работу себе не нашла. Со временем начала попивать. Дальнейшая её судьба была настолько ужасна, что об этом лучше вообще не говорить, оберегая нервы читателей.

А Юрка и сейчас не бедствует, неплохо устроившись на местном телевидении. Отсутствие соответствующего образования ему с лихвой заменяет другое, гораздо более необходимое в современной журналистике, качество – беспринципность.