Тринадцать на дюжину единственных
Посвящается всем понемножку…
От автора
Попытка написать венок драбблов из серии «один герой в разных пейрингах». Некоторые сюжеты – отсылки к старым и новым фикам, некоторые – просто к приватным ролёвкам.
Текстов могло быть больше, но на многие пары уже давно утрачено настроение, и второй раз оно вряд ли поймается. Написалось либо взаимосвязанное, либо такое, чего нет ни в одном фике.
«Пой, цыганская дочь, от тоски меня спаси…»
Городецкий/Анамария,
отсылки – «Здесь кончается синее море»
Вот с ней точно не соскучишься. Она приходит, покрытая кровью и грязью, тяжело дыша и поигрывая кинжалом. Я обнимаю, пытаюсь увещевать, она смеётся, целует, без всякого стеснения раздевается и окунается в волну.
Я глазею, потом лезу за ней, ловлю… Шепчу: «Анька!..» – пытаюсь нежно прикусить за ушко, но натыкаюсь на золотую серёжку.
Проклятое золото пахнет кровью. Ана пахнет морем, порохом, какими-то невообразимыми южными цветами – и невероятной жизненной силой. Я моментально забываю о том, что хотел воспитывать свою пиратку, и пытаюсь не дать ей вырваться…
Она роняет меня на песок, я смеюсь и отдаюсь в её власть. Она шепчет: «Только без рук!» – я киваю и на всю мощь включаю эмпатию.
Как всегда, в любовной схватке нет ни победителей, ни побеждённых.
«Где мои семнадцать лет?»
Городецкий/Хикари Хораки,
отсылки – «Отпусти меня, чудо-трава!»
Если бы мы учились в одном классе, я провожал бы её до дому. Носил бы портфель, производил впечатление на родителей, играл с сестрёнками. Помогал бы в школе в общественной работе, бегал по поручениям своей старосты, улыбался бы, выслушивая её критические замечания, и обещал бы исправиться. Отсёк бы от неё всех поклонников – и хулиганистых, и не очень, ещё бы и воспитательную работу провёл.
Мы бы вместе делали уроки… и потихоньку, заодно, учились бы целоваться. Я стал бы позволять себе лишнее… Она сказала бы: «Всё после свадьбы». Я бы умилился, извинился и терпеливо нёс бы сладкое бремя долгой помолвки…
А что получилось? Она осталась собой – девочкой чистой и правильной. А я, взрослый мужик с тёмным прошлым и настоящим, зачем-то влез в её светлый мир. Совратил девочку – да ещё и бросил. Потому что знаю: не смог бы прожить с ней такую жизнь, какой она заслуживает… Одно только она и выиграла бы от общения со мной – Силу Светлой волшебницы.
Когда придёт конец мира – пусть она покарает меня. Пронзит насквозь ослепительными лучами, сожжёт… Чтобы последним, что я увижу, был бы беспощадный свет и она, прекрасная, будто абсолютная истина, и, как она, не нуждающаяся в покровах…
«Я тебя включу – и полетели…»
Городецкий/Чии,
отсылки – одна приватная ролёвка
– А почему Антон так отличается от меня?..
Мы лежим на разложенном диване, обнажённые, раскинувшись в свободных позах – Чии копирует меня, хотя так не очень удобно, лучше бы ей поработать зеркальным отражением и привалиться к своему парню. Мне жарко, ей, наверное, всё равно – хотя от сильной работы процессоры всегда перегреваются. А девочка только что пережила большой эмоциональный накал – который быстро сменился любопытством и мыслительной работой.
– Потому что Чии девушка, а я парень.
– И у тебя нет там переключателя? – она смотрит большими наивными глазищами, и этого взгляда мне уже… хватает…
– Ну, если ты хочешь – можешь попереключать скорости… – направляю её руку. – Первая… вторая… третья…
Чии старательно повторяет за мной, уже без моей подсказки. Я смеюсь и балдею. А потом останавливаю её:
– Осторожнее, милая… Оно должно попадать тебе внутрь, а не размазываться по твоим рукам… – едва успеваю договорить и снова опрокидываю её на спину.
Чёрт, всё слишком быстро, ей там хоть что-нибудь достанется? Успеваю дотянуться эмпатией до её сознания, пусть хотя бы знает, как мне с ней хорошо, и до того самого заветного переключателя, к которому имеет право прикасаться только её Единственный. Можно не бояться, силой мысли я свою милую девочку не перезапущу, зато могу создать иллюзию, что в этой точке, как у женщин людских и Иных, средоточие наслаждения…
Чии цепляется за меня. До сих пор остаётся загадкой, ощущает она всё-таки что-нибудь или только чувствует, испытывает яркие эмоции… Вроде ей ведомы ощущения тепла, тяжести, для неё осязаемы прикосновения к коже… Об этом, конечно, буду думать потом, сейчас пока лежим соединённые…
А потом, когда уже устраиваемся рядом, она спрашивает:
– А зачем Антон проливает это в Чии? Ведь у Чии не может быть детей…
Опаньки, чего она опять начиталась в моё отсутствие? Хотя, судя по всему, опять смотрела картинки в энциклопедии, а там томов много…
– Не может. И мне, правда, грустно. Хотя Антону, знаешь, тоже лучше детей не иметь…
– Почему?
– Потому что они состарятся и умрут, а мы с тобой будем всё ещё молодые и красивые…
– Чии?..
– Да, правда. Но не будем о грустном. Я это делаю, потому что мне приятно, а тебе полезно. Я раньше думал, что, не дай Свет, Чии от этого испортится. А потом понял, что тебе это как смазка. Ты от этого делаешься только лучше и умнее… Честное слово, – и ведь, видимо, правда так и задумано, если уж ей дано любить и найти Единственного…
– Чии счастлива!..
– Я тоже, моя маленькая любимая девочка…
И думаю про себя: а спорим, если её лизнуть туда – тоже ничего плохого не случится? А ей, может, ещё и понравится… и захочется ответить тем же…
«Но дай силы не отпустить с землёю нить…»
Городецкий/Рицуко Акаги,
отсылки – «Много котят и один щенок»
Мы уже закончили школу, снимаем квартирку в городе, готовимся поступать в университет. Всё ещё сражаемся, и без ушей у нас получается ничуть не хуже, чем раньше. Наша связь из «рассудочной» стала нежно-осязаемой. И мы относимся друг к другу очень трепетно, как уж умеем.
Рицуко всегда встаёт раньше меня, идёт на кухню – как она там орудует, почти и не слышно, но очень скоро до меня долетает дразнящий аромат кофе.
Я встаю, шлёпаю босиком к ней. Улыбаемся друг другу.
– Тебе помочь? – как обычно, я с этим предложением опаздываю, она уже всё сделала…
– Да нет, спасибо, кушай…
Сажусь с ней рядом, любуюсь – она по утрам бывает бодрой и свежей, это её лучшее время. Она думает о чём-то своём, мелкие заботы ложатся морщинками на её чистый лоб.
– Милая, тебя расхихикать?..
Она невольно улыбается:
– Спасибо, оно само…
Сидим рядышком, и такое чувство, что по-прежнему держимся за хвостики, хотя у нас их давно нет, мы отдали их друг другу. Я умею создавать иллюзии… но это другое, это чувство ниоткуда, это и есть наша связь.
«На обратной стороне Луны»
Городецкий/Сецуна Мейо,
отсылки – «Отпусти меня, чудо-трава!»
Никто не подошёл бы лучше на роль моей последней любви. Строгая, бесстрастная хотя бы с виду, воплощение мирового порядка и высшего суда. Это честь – любить богиню, это слишком хорошо – провести свою посмертную вечность вот так. Я дерзок, она снисходительна, нам обоим в какой-то мере друг друга жаль.
Она восхитительна. Пусть и относится ко мне как к ребёнку – но я же сам так хотел… Я всячески стараюсь показать, что моё рабство добровольно. Только она не хочет быть госпожой, она не привыкла брать на себя инициативу и пробовать что-нибудь новенькое в любви. Получается, что я всё время «веду», а она принимает мои ласки, как будто бы немножко отстранённо, словно за много тысяч лет она совершенно разучилась удивляться. Но видно же, что ей приятно. И хочется пригреть на груди такую забавную зверюшку – меня. А я тычусь носом ей в шею, в подмышки, касаюсь губами её прохладной кожи… Дотягиваюсь до её эмоций, которые она привыкла прятать как можно глубже. Непрерывно, и словами, и в такие вот минуты – напрямую, кожа к коже – рассказываю ей о солнце, цветах, внешнем мире… Когда она может хоть что-то соображать – то грустно улыбается. Думает, что я хочу её сманить. Чтобы бросила свой пост у Врат Времени, стала простой земной женщиной… Она знает, что это невозможно – разве только на время. Я тоже знаю – невозможно. Просто пытаюсь донести свою тоску по солнечному свету. Всё-таки именно это… Хотя, конечно, изначально я стремился расцветить неведомыми цветами каждую частичку её безрадостного мира.
Но самое грустное и странное – то, что если я вернусь к солнцу, свету и рыжику, так моментально начну тосковать по одинокой женщине с печальными глазами, прохладной и терпкой, как зелёный чай, который она так любит…
«Нет, ты не бойся, не узнают в классе о том, кто ты…»
Городецкий/Кодзуэ Каору,
отсылки – «Отпусти меня, чудо-трава!»
Нам всего лишь по тринадцать, и мы учимся в параллельных классах, в славной Академии Оотори. Правда, я – не так давно, я же по обмену…
Моя синеволосая и синеокая красавица согласилась пойти со мной на свидание! В той самой оранжерее, из которой были розы. Шульдих заверил, что в этот час там никого не будет. Прячемся в зарослях, вдыхаем дурманящий аромат.
– Ты не будешь называть меня «Боингом»?
– Зачем?.. – её тонкое, породистое лицо искажает гримаска. Уже чувствую, что сказал глупость, и всё-таки доканчиваю:
– Потому что я у тебя как раз семьсот сорок семь…
– Какой же ты дурак, Ан-тян! Я-то думала – ты меня любишь! А ты веришь этой грязи…
– Если бы я тебя не любил – я бы не стал добывать для тебя розы. А грязью ты сама мажешься от макушки до самых пят…
– Ничего ты не понимаешь, мне просто надо, чтобы так думали.
– Замуж никто не возьмёт.
– До «замужа» ещё дожить надо. А пока мне надо, чтобы на меня обратили внимание.
– Ну у тебя и методы.
– А что, вены резать больно, и вообще с собой кончать как-то неохота, а целоваться хотя бы не противно.
– Даже если со всей параллелью?
– Да подумаешь! Главное, чтобы из-за меня не дрались…
– Я бы мог. Только сначала я спасу тебя от самой себя.
– Блин. Ты похож на моего брата. Только он это думает про себя и ни хрена не делает.
– Думает, что поздно уже. Ты же сама построила эту стену… и на каждом зубце по голове поклонника.
– Да ну, подумаешь, я же далеко не захожу! Это я хвастаюсь коллекцией, а на самом деле дальше поцелуев по углам ни с кем…
– На тебе же это не написано…
– И не надо. Я всё жду такого, который поймёт. Знаешь, это всё труднее. Когда-нибудь они устанут от вечного динамо… и кто-нибудь из них… или сразу все…
– Давай я их поразгоняю. Просто скажу, что ты моя.
– Вот такое честно слышу в первый раз. Потому, наверно, только тебе и объясняю, почему всё так.
От её слов у меня земля из-под ног уходит. Обнимаю её и шепчу почти в самые губы:
– Кодзуэ-тян…
– Ну что?.. – она на миг деревенеет в моих объятиях, а потом расслабляется и сама прижимается ближе.
– Я тебя никому не отдам. И с братом помирю.
– Ну рискни, – она целует меня первая, а я цепляюсь за неё и отвечаю с таким жаром, что удивляемся оба.
Кажется, ей передались мои мысли о том, что я с ней рано или поздно сделаю. Надо учиться контролировать Дар!
Она отстраняется, вся красная, и смеётся:
– Ну ты даёшь! Откуда ты столько об этом знаешь?
– Веришь ли, мне иногда кажется, что в прошлой жизни я был жутким развратником. У меня была коллекция почище твоей, и я никак не мог выбрать. И в итоге попросил свою последнюю любовь треснуть меня по башке… а она треснула так, что я оказался здесь.
– Городецкий, я тебя уже боюсь!.. Только вот мне первый раз не противно обо всём этом думать.
– Давай поженимся, – счастливо выдыхаю я и осторожно веду рукой по её ноге – от колена и выше, под юбку.
– Ну не завтра же! – шепчет она в ответ и прижимает мою ладонь к себе. Сквозь тонкую ткань трусиков я чувствую почти запредельный жар.
– Конечно, нет! – киваю. – Нам ещё столько надо узнать друг о друге!
– И постепенно! – дразнится она и отстраняется.
Мелькает паническая мысль: а если она всё врёт, а если она с каждым вот так… Дар подсказывает: неправда. И я улыбаюсь своей девушке.
«Если хочешь – это так просто: раз – и завтра ты станешь взрослой…»
Городецкий/Мон Мотма,
отсылки – одна приватная ролёвка
– Ты уверена?
Смотрю на молоденькую девочку на своих коленях, есть чем залюбоваться, и сердце щемит от рыжины волос – слишком коротких, по-мальчишески стриженных, от синевы глаз – приглушённой, со слишком явным серым оттенком… Она разом серьёзна и улыбчива, она очень упряма и решительна – губернаторская дочка с мирной и благополучной планеты, привыкшая с ранних лет приходить в Сенат как к себе домой, а в последнее время – влезать в опасные истории.
– Я абсолютно уверена. Мы ведь всё равно останемся потом друзьями. А мне большего и не надо.
– Ты бы хотела сделать это не со мной, ведь правда?
– Он меня отшил, – она простодушно улыбается, позволяя мне её читать, и я вижу мудрое и грустное лицо своего учителя, слышу его голос… Девочка в лоб заявляет ему: «Мастер Джинн, я вас люблю и хочу от вас ребёнка». Учитель Квай-Гон только вздыхает – мол, да ладно вам… Она частит: я же не прошу ни жениться, ни привязываться, ни прятаться по углам, я знаю, что вам нельзя, моя мать в своё время нашла хорошего человека и с тех пор они почти и не видятся… Она сама чувствует: глупо, неубедительно, неправильно – по крайней мере, в его глазах, понимает всё даже раньше, чем мастер Джинн начинает тихо, но твёрдо объяснять: проблема в том, что он так не сможет. Не сможет забрать её честь, а потом никогда не видеться с собственным ребёнком. А по-другому, по-честному и по-настоящему, ему запрещает устав Ордена.
– Ничего удивительного, – объясняю я девочке. – Он святой человек. Его нельзя хотеть, понимаешь, он выше этого! Я сам когда-то… ещё до того, как стал его падаваном… думал всякие глупости… а потом понял: если человек мне беспредельно дорог – это ещё не значит, что…
– Естественно, не значит. Ты-то парень, так что всё нормально, дружба-обожание… А у меня инстинкты! Что тоже естественно и нормально.
– Ему шестьдесят, тебе шестнадцать. Тебе ещё в куклы играть, а не…
– Не воспитывай меня, Антон, ты сам неизвестно когда повзрослеешь, а ещё джедай!
– Тогда слезь с моих колен, юная Мотма. Думаешь, мне легко творить такое из чистой дружбы?
– Только из дружбы и можно. Чтобы без помутнения сознания, на равных, по-честному и вообще…
– Может быть, ты и права. Когда я сходил с ума, то мечтал стать девчонкой… и даже стал, когда уже не надо было.
– Ого, как это?
– Это мы уже странствовали с мастером Джинном, я свалился в какое-то озеро и оно исполнило моё желание. С опозданием – я ведь уже обрёл душевный покой, понял, что у меня всё есть… а вот у этой девицы, которой я стал, тоже были… инстинкты. Никогда не забуду, как мудро и по-доброму обошёлся со мной тогда учитель…
– А как он тебя… обратно?..
– Не он, – краснею, вот дальше рассказывать совсем неохота. – Товарищ один помог…
Шульдих. Дарт Виксен. Мой приятель по школе, который советовал мне закрутить бурный роман, чтобы не зацикливаться. Который бессовестно меня целовал, а я ему это позволил только когда был девчонкой и мы случайно столкнулись… И это-то меня и расколдовало. А потом он стал ситхом, и у нас случилась схватка-вспышка, оставившая глубокий след в сердце. Да, я люблю парня. Бесстыдника. Ушедшего на тёмную сторону… и ничего не имеющего против того, чтобы оттуда со мной заигрывать.
– Ладно, – говорю, – сделаю я как ты хочешь… – может, мне это поможет забыться. Она тоже рыжая и синеглазая… и немножко бессовестная.
А после нескольких бесконечных минут я шепчу:
– Твои губы пахнут малиной…
– Глупенький, это помада… – Мон боится, но очень старается казаться взрослой. Смеётся, подмигивает, направляет меня… – Я теорию знаю, мне мама рассказывала, говорила – пригодится…
Если честно, я сам почти теоретик, хоть мне и двадцать пять. И я уже знаю: любви у нас не выйдет, и хоть бы дружбу не потерять…
Сентябрь 2008 – февраль 2009
Свидетельство о публикации №209090700558