Напевы нового городка

Эта часть нашего города носит название Новый Городок. Странное место, доложу я вам. И немного жутковатое.

Здесь почти всегда безлюдно. По одну сторону – воинская часть, армейская прачечная; дальше – жилой массив, состоящий примерно из полудюжины многоэтажных домов-коробок; ещё дальше – гаражи, тянущиеся сплошною чередою едва ли не на километр; их сменяет длинный и высокий забор с колючей проволокой, отделяющий от внешнего мира обитателей расположенного здесь лагеря для заключённых; за лагерем – десятка полтора или два маленьких кирпичных коттеджей, рассчитанных на двух хозяев каждый, с разбитыми возле них маленькими огородиками; ещё два или три пятиэтажных каменных дома; и окружённое небольшой кирпичной оградой здание дома-интерната для инвалидов и престарелых. По другую же сторону нет вообще ничего – лишь одноколейный путь специальной ветви железной дороги, уходящий к новочеркасской ГРЭС, по которому туда подвозят уголь. Вот и весь Новый Городок.

Но не этим запомнился он мне. И до конца дней моих останется в памяти. Запомнился он людьми, проживающими в этом самом доме-интернате. Такими как, например, поэт Саша Миронов, не имеющий от рождения ни рук, ни ног, но создавший, по сути дела, свой собственный поэтический мир, мир тонкой и глубокой лирики, мир остроумных пародий, мир хрупкий и сложный, мир интересный и противоречивый, и в чём-то, должен сказать, безусловно, спорный. А ещё – художник Витя Бабарыкин. Его конечности хоть и существуют, но в каком-то, что ли, рудиментарном состоянии – он не может пользоваться ни руками, ни ногами. Однако, выжигает, удерживая в зубах дугу выжигательного аппарата. Выжигает иконы, уже получившие очень высокую оценку знающих людей. Вплоть до международной премии фонда «Филантроп», которой не так давно удостоился Виктор Бабарыкин. Его соседи по дому-интернату рассказывали, что находились люди, неоднократно предлагавшие ему продать те или иные из своих работ, при чём – за достаточно высокую цену. Но Виктор, всякий раз, неизменно отказывался – уж слишком тяжело они ему даются, чтобы расстаться с ними, даже – за хорошие деньги.

…В порывах жаркого летнего ветра-суховея клонятся к земле порыжевшие травы, деревья шелестят своею листвою, обжаренной в солнечных лучах, волнуются камыши, коих здесь целые рощи, и желтеющие живые метёлки – ближайшие родственники камышей. А я иду, отирая пот со лба просоленным носовым платком. Иду через прожжённое солнцем, звенящее безлюдье Нового Городка к воротам дома-интерната, где ждут меня мои друзья. И нельзя мне опаздывать. Потому, что опоздания не смогу потом простить себе никогда…