Реквием

Гений места.
Сегодня две недели прошло с того хмурого февральского дня, как я стоял в маленькой больничной церкви, где в таком же маленьком, как церковь эта гробике лежала она, Галка, Галочка, скрестив на груди натруженные свои ручки и упрямо сжав почерневшие губы. Я не видел ее лет двадцать, с тех пор, как уехал из Питера в свою Тмутаракань, вспоминал, однако, часто, чему  беспристрастные свидетели и многие строчки моей «мемуарной» (не лучше ли сказать поминальной?) прозы.
Да вот и накануне того дня я приехал по делам в Питер, и мы с моим приятелем, врачом и поэтом Сашкой Гинзбургом вечером почему-то вдруг заговорили о ней, и в этом разговоре было много и юмора, и неизбывной теплоты и уважения. Да что и говорить – мы Галку любили: было за что. А утром Сашка позвонил мне и позвал на ее похороны. Мистика какая-то!
В моем родном  Педиатрическом институте, где Галка проработала сестрой отделения анестезиологии и реанимации ровно 33 года, всегда все было в незавершенном виде – его территорию всегда копали и перекапывали, здания ломали, строили и перестраивали. И вот в этом хозяйственном бардаке, вопреки ему, теплые Галкины руки, с каждым годом искуснее и искуснее делали свое дело, немудреное, но очень нужное больным детишкам.
Я не смог у ее гроба сказать ничего путного. Голос пресекся, и я прошептал только «спасибо, родная, за все». Я был ее первым врачом, об этом как-то все вспомнили, пока мы ждали начала отпевания, но я не стал бы преувеличивать значения этого факта, думаю, все состоялось бы и без меня,хотя, может быть, не так гладко и последовательно.
Просто я был тогда, в молодости, терпелив, и сразу понял, чего нельзя делать с этой доверчивой девушкой – на нее нельзя было ни при каких обстоятельствах повышать голос. Она трудно училась новому делу, но, научившись, запоминала это на всю жизнь, и ты мог быть уверен, что она тоже не при каких обстоятельствах тебя не подведет. Никогда! Собственно говоря, счастлив был тот врач, которому помогала такая сестра.
Вот и для меня годы работы на ввозной реанимации, проведенный бок о бок с Галочкой, вспоминаются, как счастливое, хоть и трудное время. Она была настоящим Гением места, Genius loci, как сказали бы древние.  Знаете, как это бывает: вот идет реанимация, все вкруг тебя суетятся, помогают: лаборанты делают анализы, приходят консультанты, студенты какие-то бегают. И вот – финиш. Все кончилось и тебе осталось только на ватных ногах выйти к родителям и сказать, что все кончено. Проклятье! Никогда к этому не привыкнуть! И тут ты замечаешь, что вокруг тебя никого – все куда-то испарились. Эту часть твоей работы за тебя никто и никогда, ни при каких обстоятельствах не сделает. Только ты. И только одна Галочка всегда оставалась рядом, хотя ей тоже хотелось спрятаться.  А как же иначе!  Но она была гением места и  вот теперь, без нее, это место не скоро, а может быть, никогда не зарастет. Шрам останется.
Что нужно, чтобы жизнь состоялась? А ничего больше и не нужно. И этот, только начинающий возрождаться, недостроенный больничный храм (даже купольный крест лежит еще на полу, среди проржавленных труб, прислонившись к стене с облупленной краской), наверное, нуждался в том, чтобы Галку отпевали тут.
Потому что без малого сотня человек, сплотившиеся подле ее маленького гробика, без малого сотня врачей и медсестер, постаревших до неузнаваемости, моих коллег никогда не забудут ни ее, ни этого отпевания. Да и как забыть! Не в роскошном храме, не с хором певчих – священник молодой, да дьячок и все. Мы ведь все, как один, молились за нее и этого-то вот и не забыть.
Это как бойца хоронят на поле битвы. Богу роскошь не нужна – он знает суть. Прекрасную Галкину суть. И сделает все, как надо.
4 марта 2004