Два билета, чтобы остаться...

               
                Вступление
 
                Дожить до бессмертия
                (1998-ой год)   

Считается, что если мужчина до сорока лет не встретит свою единственную, именно ему предназначенную женщину, то он уже ее не встретит никогда.
Юрию Юрьевичу было сорок четыре, он не был женат и давно уже придерживался той безрадостной точки зрения, которую изложил когда-то не кто иной, как сам Лев Толстой, что найти родственную душу в этом мире так же маловероятно, как если бы две помеченные горошины, брошенные в мешок с горохом и высыпанные потом вместе с другими на землю, – вдруг легли бы рядом. Поэтому, когда на небольшую киевскую фирму, где он работал замдиректора, устроилась уборщицей молодая симпатичная женщина по имени Наина, Юрий Юрьевич практически не обратил на нее никакого внимания. Она приходила к ним убирать по вечерам, днем  где-то тоже работала и еще училась заочно в институте. Худенькая, невысокая, ничем особым не примечательная, новая сотрудница не вызывала никакого к себе интереса, и соблазнил он ее скорее машинально. Без особого энтузиазма.
Скорее потому соблазнил, что он, хоть и был в душе потенциальным однолюбом, но из-за непрерывных поисков «той, которая одна» невольно сделался прожженным донжуаном и не пропускал ни единой возможности, на всякий случай,  проверить, а не его ли это вторая половинка. И, привычно распушив хвост, он захватил ее, обворожил, покорил, прошелся по ней по касательной и, начав уже было удаляться, вдруг с удивлением почувствовал, что эта наивная, смешная, с глазами разного цвета хрупкая женщина будет теперь с ним всегда, и он не захочет ни уйти от нее, ни отпустить ее. Это было странное непривычное и в то же время такое естественное понимание – моя!
На фирме, мягко говоря, с недоумением отнеслись к его выбору, да ведь он и сам не смог бы внятно объяснить свои чувства и что вообще произошло, но просто рядом с этой женщиной в нем словно вырвались наружу все его скрытые возможности, все необыкновенные таланты и мощь, дремавшие и непознанные. Он ощутил себя не столько горошиной, сколько оброненным в стог сена магнитом, который томился много лет среди чуждых ему соломинок и травинок, и вдруг повстречавшим там иголку. Наина даже внешне была похожа на булавочку. И не существовало на свете силы, которая могла бы оторвать ее у него.
И эта женщина неожиданно принесла удачу в делах. Или просто совпала с удачей.
Дело в том, что фирма Юрия Юрьевича, хоть и имела грозное название «Титан», на самом деле, уже не один год дышала на ладан, и даже генеральный директор, как это ни смешно выглядело, ездил в основном на трамвае, а главный бухгалтер Наум Львович и вовсе часто ночевал на стульях в офисе, чтоб не тратиться на проезд в другой конец города. Уборщицу и взяли-то в основном именно из-за главбуха. Пошли на такие издержки, потому что тот где-то прочитал, что офисная пыль на две трети состоит из слущившейся человеческой кожи, - и, как человек впечатлительный, тут же начал увольняться.  Его уговорили, но с тех пор, несмотря на ежедневную теперь влажную уборку, вдыхать воздух он старался как можно  реже и максимально неглубоко.  Еле-еле. Как и сама несчастная фирма.
Считается, что если мужчина до сорока лет не заработает миллион долларов, то он его уже не заработает никогда.
То ли что-то напутали в небесной канцелярии, то ли упустили из вида, а может, даже решились на эксперимент, но Юрий Юрьевич в этот год не только сумел поставить точку в своем сумасбродном амурном поиске, но и смог разглядеть в мутном потоке полудикого бизнеса 90-ых волнующий желтый блеск золотой жилы. Он, словно осознав, благодаря Наине, свои недюжинные способности, начал притягивать к себе финансовый успех, который пришел, как и положено, вовсе не оттуда, откуда ожидали. Нет, он не выиграл в лотерею и не отсудил  наследство, он просто оказался в нужном месте и с нужной фамилией. Юрий Юрьевич, будучи однофамильцем  президента, ловко сыграл на этом и, запудрив мозги пугливым чиновникам из Минфина, разработал вместе с директором и протащил в жизнь оригинальные схемы погашения бюджетных долгов железнодорожных заводов. А так как долги были колоссальные и проблема была  всеобщая, то премиальные проценты стали валиться на фирму лавинообразно. Три месяца работы - и «Титан» стал владельцем векселей на десятки  миллионов гривен. Это было как во сне. Все изменилось в фантастически короткие сроки. Руководители, сами не ожидавшие такой впечатляющей удачи, постепенно свыклись с ней и вскоре пересели с городского транспорта на джип с водителем. И даже Наум Львович, который по его словам «задолбался пыль глотать на этой чахоточной фирме-загнобыше», теперь глотал ее с особым удовольствием и домой ездил только на такси. Даже на обед.  Уборщицу взяли другую, а Наину Юрий Юрьевич забрал к себе в крошечную (пока еще) однокомнатную квартирку на Русановке.
Жизнь изменилась настолько круто, что Юрий Юрьевич, ошалевший от свалившегося достатка и открывшихся возможностей, сразу даже не мог придумать, как получше истратить свое богатство.   Наина же, относившаяся к деньгам по-детски равнодушно, подсказать ничего не могла, как он у нее ни выпытывал. Она была счастлива новой семейной жизнью и тем, что, заканчивала институт и как раз проходила преддипломную практику в школе – она обожала преподавать. «Ангел небесный! - думал про нее Юрий Юрьевич, - Как она собиралась жить в этом мире? Наверно, потому мы и встретились. Без меня она бы пропала. Хорошо, что я хоть такой практичный! Ну, ничего, она не сможет не порадоваться всем новым приобретениям, которые нам сейчас предстоят». А предстояло многое. Юрий Юрьевич, снимавший долгое время на окраине квартиру и лишь недавно купивший за счет фирмы малюсенькую «хрущевку», мог приобрести теперь практически все: роскошные апартаменты, престижную машину, яхту, мог менять ежедневно костюмы от ведущих модельеров, обедать в лучших ресторанах, объездить, путешествуя, весь мир! Все недоступные блага, стоявшие высоким и неприступным лесом, вдруг, как в сказке, обернулись травой под ногами – топчи не хочу. Не было ничего, что он не мог бы купить! Кроме разве что откупиться от смерти…
Но именно это «кроме» как раз и стало для него роковым. Он уже собирался приступить к прекраснейшему занятию, мечте миллионов людей, под названием «Бери от жизни все!», как – надо ж было такому произойти – вдруг напоролся в библиотеке почти случайно на статью одного профессора в научном журнале. Эта статья, на которую большинство прочитавших ее и внимания серьезного не обратило бы, на Юрия Юрьевича, человека вдумчивого и предусмотрительного, подействовала самым судьбоносным образом, она зацепила за живое, затронула важную фибру его души.  Ученый утверждал, что "грядущее личное бессмертие человека, на самом деле, не сказка, а тривиальное следствие прогресса, что люди неизбежно лет через 50, а может и раньше, научатся всерьез продлевать себе жизнь, а там и вообще перестанут умирать. Уже наверняка родилось поколение, которое в массе своей избежит гниения и разложения. На переднем крае науки это уже очевидно. В принципе, заявлял ученый, если вам еще нет сорока, то у вас есть определенный шанс дожить до того времени, когда в продаже появятся таблетки от смерти!"
Юрий Юрьевич  был ошарашен этим фактом,  что бессмертие, оказывается, почти рядом,  просто это еще практически никто не замечает. “Через 50 лет, а может и раньше”! То есть я могу еще успеть? Мне, конечно, уже за сорок, но я ведь и разбогател после сорока и любовь свою встретил после сорока. Я просто не складывал лапки, когда мои неустроенные ровесники смирялись. Значит, я не совсем обычный человек – меня любят исключения! Главное, не опускать руки. Наиночка моложе меня на целых девятнадцать лет – ей, я надеюсь, будет еще проще». Он неожиданно ясно увидел всю глупость погони за материальными благами жизни, когда сама жизнь коротка, как кроличий хвостик. Стало абсолютно очевидно, что покупать надо сначала саму жизнь. А  только потом, если останется, все остальное. Это так просто, что поражаешься, как это не понимают другие! А, действительно, задумался тогда Юрий Юрьевич, почему остальные люди не реагируют на близкую перспективу как-то более адекватно? Не понимают, не видят. Особенно богатые?  И понял, что другие не реагируют, потому что сказывается инертность, ведь умирать – самая мощная человеческая традиция, она досталась человеку еще от  животных. И люди не привыкли об этом всерьез размышлять: умирали из поколения в поколение наши деды и прадеды – значит, и мы будем умирать. И прежде, действительно, думать о смерти -  не имело никакого смысла. Но сегодня, когда наука в состоянии скоро будет решить эту проблему, то уже «не думать» - выглядит легкомыслием.   Вот какие выводы после прочтения статьи сделал Юрий Юрьевич, привыкший разбираться в любом вопросе до конца.
 И решение созрело само собой.
 Он пришел тогда домой, взял Наину за руки и долго молча смотрел в ее сине-карие глаза, и поклялся ей, что если когда-нибудь хоть что-нибудь окажется в его силах, он сделает все – любой ценой – чтоб эти глаза жили вечно. Наина благодарно и счастливо улыбалась, воспринимая эти слова гиперболой любовного признания мужа.
Юрий Юрьевич быстро догадался, что радикальное продление жизни  на первых порах будет наверняка не для всех и стоить уйму денег. А значит, единственное, что он может сделать сейчас, это – создать на всякий случай запас. Конечно, ученый мог ошибаться, да и в принципе невелика вероятность, что все произойдет так скоро и так гладко, но ведь ничем особенным не рискуешь? Личное состояние его было солидное, и он легко, без ущерба для себя, снял половину своей доли со счета фирмы и на целый миллион долларов накупил слитков банковского золота. После чего закопал их в укромном месте, не сказав об этом, чтоб исключить любой соблазн, никому на свете, даже Наине. Ведь это должно храниться не на черный день, а – на светлый. Он поклялся себе, что достанет этот миллион только при одном условии, когда в продаже появится бессмертие.
И оказалось, что сделал он этот запас, как никогда, вовремя: дефолт, обрушившийся на страну всего через неделю, ударил по их дебиторам, и фирма “Титан”, столкнувшись с айсбергом “черного вторника”, пошла на дно, а сам Юрий Юрьевич, лишившись всего,  кроме квартиры и клада, после нескольких неудачных попыток начать новое дело вынужден был, в конце концов, наняться на работу к своим бывшим конкурентам.
 Крах  фирмы подействовал на Юрия Юрьевича еще сильнее, чем ее неожиданный взлет, и он нутром прочувствовал, что так же просто и стремительно, как деньги, люди теряют и свои жизни. Он смотрел на  Наину, хоть и встревоженную его разорением, но по-прежнему счастливую,  и думал: а ведь расставание неизбежно! Выть хотелось от этой неотвратимой истины: утрата друг друга – вопрос всего лишь времени. И что теперь? Сделать вид, что об этом не знаешь? Или все-таки понадеяться на прорыв в   науке?  Вечный вопрос Гамлета – быть или не быть? - повернулся новой гранью. Тяжелы для человека подобные раздумья, велика ноша выбора, но Юрий Юрьевич еще сильнее утвердился в мысли не прикасаться к своему кладу.
 Было трудно и унизительно горбатиться за копейки, но Юрий Юрьевич больше ни разу не помышлял о том, чтоб разрыть свой схрон и, обменяв сокровища снова на деньги, вложить в какое-нибудь предприятие. Он не хотел рисковать даже на йоту.
Такова была величина главной ставки…






 
               
               
             Лирическое отступление

               День рождения Наины
                (2008-ой год)

           …Юрий Юрьевич сидел за праздничным столом, с трудом подавляя сильное недовольство собой за то, что он согласился отмечать день рождения Наины дома. Он поддался ее просьбе, в душе понимая, что ничего хорошего из этого не получится.  Нет, он, конечно, поначалу старался быть веселым и беззаботным, но выходило не очень. Все же, когда на сердце неспокойно и мысли заняты совсем другим, казаться радушным и своим парнем – надо быть артистом. Гости как раз только что сели. Их было немного: три учительницы с мужьями - но для однокомнатной квартирки и этого комплекта было предостаточно.
           Юрий Юрьевич выглядел мрачным, даже когда улыбался, и молчаливым, даже когда говорил, да и вообще далеким от всего происходящего. Он думал о своем, даже когда разливал в бокалы гостей любимое Наинино вино.
           Прошло  уже десять лет с того момента, когда в жизни Юрия Юрьевича начался новый этап. И все эти годы все его силы были направлены на достижение только одной цели, той цели, которая стоила всех других, - оказаться с Наиной среди первых, кто посмеется над смертью. Путь к ней, к этой цели, как он и предполагал, выявился нелегким. Он изучал все, что касается бессмертия. Он до помидорных глаз просиживал  пауком  во всемирной паутине, вылавливая крохи нужной информации, перерывал в библиотеках архипелаги научных журналов, разговаривал по телефону, вел электронную переписку и встречался с учеными, участвовал в конгрессах и семинарах. И раз за разом убеждался, что в глобальном смысле все вроде идет по плану. Все большее и большее число совершенно далеких друг от друга исследователей (химиков, физиков, генетиков, математиков, биологов, программистов) обращались к проблеме смерти и утверждались в мысли, что она принципиально решаема. В научном мире, особенно в последнее время, начался чуть ли не штурм этой крепости. И хотя общество по-прежнему на удивление легкомысленно и даже насмешливо относилось к этой самой главной загвоздке бытия, Юрий Юрьевич ощущал себя словно втянутым в какую-то нечеловеческую гонку. С одной стороны – ежедневное старение, с другой - все более обнадеживающая информация о тех или иных прорывах. «Расшифрован генокод человека», «Создана живая виртуальная мышь», «Разгадана программа, запускающая в организме смерть», «Стволовые клетки - стволы, расстреливающие неизлечимые болезни». Костлявая с косой все чаще мелькала в лучах прожекторов тех, кто вел на нее охоту, и все сложнее ей становилось исчезать из виду и продолжать свое привычное дело. Ей мешали работать, и безропотные прежде жертвы все яростнее оказывали сопротивление.
Но порой  накатывало отчаяние, вдруг начинало  казаться, что эта проблема не решится и за триста лет. На каждое маленькое открытие, на каждую победу, тут же набрасывалась целая свора злых зубастых вопросов, верных помощников смерти, которые множились в геометрической прогрессии, и в итоге это продвижение вперед только открывало новые горизонты, оставляющие просторы для маневров главного врага всего живого, - и делалось ясно, что задача сложнее во сто крат. Эх, если бы всем миром на нее навалиться! Юрий Юрьевич даже написал пару месяцев назад на тему бессмертия статью, пытаясь затронуть общественное мнение, обратить внимание людей на самую главную проблему их жизни. Статью нигде не брали, только в одной, довольно желтой, газете ее редактор спросил, а есть ли у Вас еще что-нибудь такое же полунаучное, но на другую тему. Юрий Юрьевич был тогда вне себя “Идиоты! Для них это просто “тема”. Вопрос жизни и смерти каждого! Они не понимают, что без жизни  другие темы интересовать перестанут автоматически”. Но он ничего не сказал, только пожал плечами, плюнул на все это, и решил заботиться только о себе и о Наине. Пусть остальные дохнут, раз не видят в этом трагедии, раз так надрессировались за тысячи лет не думать ни о чем и обречено таскать друг друга на кладбища!
Сегодня утром как раз пришел последний отказ из еженедельника, который в стране уважают. А уважать, как выяснилось, не за что.         
- Пусть тосты произносят мужчины! – предложила самая разговорчивая рыженькая учительница, имени которой Юрий Юрьевич никак не мог запомнить. – Начнем с хозяина этого уютного гнездышка. Или нет! Хозяин пусть скажет в конце, подведет итог. А сначала будут говорить наши мужья, а мы им будем за каждый тост выставлять оценки, по двенадцатибальной системе, как положено. Кто первый, решим по алфавиту - по названиям профессий. У нас есть Детский психолог, Учитель пения и Архитектор. С последнего и начнем. Только просьба: поменьше философии и рассуждений на общие темы – я вас, мужиков, знаю!
Архитектор, явно захваченный врасплох, медленно поднялся, провел ладонью по бороде, прокашлялся, как будто надышался строительной пыли, и начал неторопливый тост.
- Дорогая  Наина, пессимисты говорят, что тридцать пять – это без пяти сорок, а оптимисты – что всего только тридцать с хвостиком…
- А тактичные люди, - подала голос сидящая возле Архитектора полноватая дама, видимо его жена, - женщине, даже на ее дне рождения, не напоминают о  возрасте!
Все засмеялись, а Архитектор, снова основательно прокашлявшись, словно у него добавилась еще и  аллергия на жену, продолжил.
- …Да-да, конечно, мы не будем говорить о возрасте. Я хочу сказать о другом - когда прожита половина жизни, любой человек задумывается, а половина ли? И нет ответа на этот вопрос. И жутко становится от мысли, а вдруг прожито уже две трети? Или три четверти? Или, не приведи, господь, девять десятых? Мы не знаем, сколько нам осталось...
Юрий Юрьевич включился, ему на миг стало интересно, как этот ипохондрик выкрутится из своего словесного лабиринта.
- …Поэтому человек и задумывается о смысле жизни: ради чего он живет и что оставит после себя?   Один поэт сказал: мы живем, «чтобы умирая воплотиться в пароходы, в строчки и в другие долгие дела». После нас остаются построенные здания, написанные книги, посаженные сады. А значит, полностью мы не исчезаем!  Наина, ваша работа – это ваша частичка, продолжающая путь в будущее. Я желаю вам долгих лет жизни, здоровья и успехов в работе, таких успехов, чтобы через много лет школу назвали вашим именем, и ваши ученики рассказывали своим внукам, какая у них была необыкновенная учительница французского!
Все дружно подняли бокалы, выпили, потом обсудили тост и пришли к единому мнению, что понравился, только немного философский и даже больше подходит для поминок, но заслуживает твердую восьмерку.
           Юрий Юрьевич поймал на себе многозначительный взгляд Наины. Он понял и виновато усмехнулся. Да, сам он, наоборот, иногда корил Наину за то, что она до полуночи, а то и до утра, засиживалась над тетрадями, добросовестно продираясь сквозь дебри разных почерков, находя и исправляя в них ошибки - аккуратно и щадя самолюбие. И даже с любовью, как садовник срезает неверно растущие ветки.   «Наивночка, обнимал он жену, ты так отдаешься работе, как будто от этого зависит наша с тобой жизнь. Или даже жизнь на планете. Пойми, ученики никогда не благодарят своих учителей, они только придумывают им обидные клички и устраивают всякие пакости. «У меня нет клички», - сказала однажды Наина. «Вот видишь, насколько ты им безразлична, им уже сейчас нет до тебя дела! Что уж говорить о том, когда они вырвутся из школы. Исправлять чужие ошибки – это совершать свою».
Следующим вскоре поднялся с бокалом в руках Детский психолог. Он был короткого роста и, когда встал, оказался ниже, чем когда сидел. Пожалуй, таким и должен быть педиатр, работающий с детьми, задержавшимися в развитии – чтоб те принимали за своего и не так боялись. И выражение лица у него было какое-то удивленно-отсталое, а постоянно вытянутые тонкие губы, выглядели сюсюкающими, как будто он все время хочет сказать: «у-тю-тю-тю-тю!»
- Я человек тактичный – и про возраст, разумеется, не произнесу ни слова. Я скажу про температуру. Любой доктор вам подтвердит, что тридцать пять - это еще пониженная температура. Тридцать пять – это не температура вообще, особенно для женщины. При тридцати пяти человек только начинает оживать. У вас, Наиночка, все еще впереди, вы еще не достигли идеала, имя которому Тридцать шесть и шесть, и полный расцвет всех сил и красоты  вам еще только предстоит. Но я желаю вам даже при температуре  сто градусов  продолжать жить, бурлить, кипеть, но ни в коем случае не испаряться…
Да, подумал Юрий Юрьевич, постоянное общение с нездоровыми детьми не может не влиять на психику.
- …И теперь главное, что я хочу пожелать  вам, Наина Георгиевна: пусть ваш дом поскорее наполнится звонкими детскими голосами! У меня у самого пятеро детей – это такое счастье! Я вам передать не могу, какая это радость! Сознавать, что ты дал жизнь этим маленьким человечкам. Один, правда, у меня уже совсем взрослый, но за троих я пока еще плачу алименты, да ведь не это главное? Главное то, что дети – наше будущее, именно в них мы продолжаем существовать, даже тогда когда умираем. Детей должно быть много, сколько у тебя детей – столько раз ты человек! Дети делают нас бессмертными! За детей!
Тост пришелся собравшимся по душе. Детскому психологу поставили девятку. Он пошутил, что лучше бы «девятку» ему подарили. «Дети подарят!» - ответил кто-то. Все захохотали – кровеносные сосуды доставили нейронам мозга присутствующих первые молекулы алкоголя.
           Все находившиеся за столом знали про их трагедию, поэтому и оценили так высоко пожелание Детского психолога. Это было два года назад. Юрий Юрьевич, никогда не помышлявший выкопать свое золото и пустить его куда-нибудь в оборот или потратить на что-то другое, один единственный раз готов был нарушить данное себе обещание. И стоя тогда перед реанимационным отделением роддома, глядя в упор в толстые линзы очков главврача, он глухо задал вопрос: «Сколько? Доктор, называйте любую сумму! Я привезу через час!” Но врач только покачал головой. Деньги были уже бессильны. Ребенок, их с Наиной малыш, долгожданный, не получавшийся несколько лет, он был желанный настолько, что поторопился и появился на свет раньше, чем мог в нем выжить. Преждевременные роды – преждевременная смерть. Это были жуткие дни. Шок. Апатия. Библия на столике Наины. И фраза, на которую Юрий Юрьевич случайно наткнулся (сам он Библию не читал – просто увидел на раскрытой странице), «…Последний же враг истребится – смерть!»
С м е р т ь. Это был, действительно, враг, хладнокровный и уверенный в собственной безнаказанности, от которого  просто невозможно было никуда укрыться. И он все время напоминал о себе.   Ненавистное слово преследовало Юрия Юрьевича  повсюду. Оно таращилось на него  некрологами в газетах,  строило рожицы за спинами телеведущих, ежедневно сообщавших о катастрофах, террактах, эпидемиях и уходе из жизни известных людей. Смерть, прежде чем убить, вырезала изуверским резцом своей косы  морщины на лицах стариков и, хихикая, ходила за ними следом, ревниво, как эпатажный художник на выставке, наблюдая за произведенным эффектом. Ее признаки были во всем – в визге тормозов за окном, в  оставшихся на расческе волосинках,  в раздавленном таракане, в волокнах сырого мяса, в однокласснице, с которой не виделся тридцать лет.   
           Юрию Юрьевичу  не давала покоя мысль, что другие люди с этим врагом мирятся. Всеобщая слепота и равнодушие потрясали.  Они, казались заколдованными. Они не видели, что смерть - проблема, а проблемы надо решать, черт их подери, какими бы они сложными ни казались! Ему иногда представлялось, что как только в головах критической массы людей щелкнет простая мысль: «А ведь смерть не неизбежна!» - до бессмертия станет рукой подать. Социальный заказ сметет любые преграды и бастионы Некрополя. Он чувствовал себя, как приговоренный к смертной казни и запертый в камере собственного тела неизвестно в чем обвиненный узник в ожидании исполнения приговора. И не хотел, не мог мириться с этим. Он бился во все стены, искал возможности апелляции у науки, налаживал контакты с такими же смертниками, как он сам. Он был убежден, что пока в мире есть смерть, человеческое счастье – иллюзия, самообман.  В жизни нет ничего неизбежного, рассуждал он. Даже, когда очень высок риск – всегда остается хотя бы одна возможность на спасение. Даже больной неизлечимой болезнью имеет шанс, даже падая с десятого этажа можно выжить. Но есть только одна штуковина в мире, которая случится обязательно – ты умрешь!  А значит, потеряешь все. Так какое же тогда может быть счастье? «Но я не хочу терять Наину! Я не хочу терять этот мир!» - бил он в сердцах кулаком об стол, будя ночью соседей и ощущая собственное бессилие хоть как-то повлиять на сознание окружающих.          
           Путаницы в этом деле добавляло и появление большого числа мошенников, выдающих себя за ученых и продающих всевозможные эликсиры долголетия и омолаживания. После ряда скандалов и разоблачений, судебных дел и загадочных убийств у обывателей выработалось стойкое убеждение: о бессмертии могут говорить или бессовестные жулики или их безмозглые жертвы. В прессе после первоначального всплеска ажиотажа потом появилось  негласное табу на подобные материалы.
Но Юрий Юрьевич уже привык и ждать, и догонять, хоть это и считается самым трудным.  Погоня за бессмертием научила. Он-то ведь твердо знал, что нерешаемых вопросов нет, есть только мало информации, мало сил и мало воли. И он добывал знания изо всех источников. Сил придавали ему Наинины глаза, а с волей, когда цель выше средств, проще всего: если лежишь – встань, встал – иди, идешь – беги, бежишь – остановись, оглянись, подумай… 
Юрий Юрьевич, закончив разливать вино для третьего тоста, посмотрел на Наину. Она сидела нарядная, праздничная и счастливая. Достаточно молодая. Пока. Сердце мужа сжалось от любви и пронзительной грусти. У мужчины в генах записана потребность защищать женщину: от холода, голода, врагов - от всего. И нет ничего хуже для мужчины, когда он не может этого сделать. А Юрий Юрьевич не мог защитить свою женщину от будущего старения и смерти. И это была его боль. Но он был переполнен решимостью попробовать это сделать, положить жизнь на это и подарить таки своей женщине то, что не дарил еще ни один мужчина на Земле. И главное, ни один мужчина еще никогда не пытался всерьез это совершить, покорно отдавая свою любимую в руки сначала Увядания, а затем Исчезновения.
А время тикало. И клад Юрия Юрьевича ждал своего часа. Иногда, примерно раз в месяц он приезжал к нему и проверял, все ли в порядке. Да хотя, что могло случиться – место это давно заросло травой, золото не гниет, не ржавеет, кроты им не питаются, а все катаклизмы бушующего наверху безумного мира только добавляют ему время от времени цену. А что касается людей, то в конце аллеи в семи шагах на юг от полувекового дерева и на полуметровой глубине золото находилось в полной безопасности. И если даже какой недобрый человек забредет сюда спрятать труп, то он, конечно, уйдет подальше, в более скрытое от глаз место, и никогда не наткнется на драгоценные слитки…
- А почему вы рыбку не кушаете, Елизавета Елизаровна? – спросила Наина длинную и гибкую, как угорь, коллегу.
-  А вы разве не знали?  Я не могу есть ничего, что имеет глазки. Мне это кажется людоедством.
Всех жутко заинтересовал ответ, и тут же наперебой гости стали вспоминать живность без глазок: медузы, червяки, пиявки, микробы, бациллы, полипы, губки.
Елизавета Елизаровна аж передернулась.
- Да нет, что вы! Я ем мидии.
- А устриц, они ведь тоже без глазок?
- Нет, вы сума сошли – они так пищат, это
еще ужасней!
-  А картошку вы едите?
- Картошку? Конечно, я очень люблю,
особенно запеченную в духовке в мундире.
- Так она же с глазками!
Хохот стоял такой, что в радиатор постучали соседи.
- А яичницу-глазунью вам можно? А печенье
глазурованное?
-  Да ну вас, после ваших шуток, вообще есть ничего потом не смогу, - кокетливо надулась Елизавета Елизаровна. – Остряки, доморощенные, вы бы лучше новый  тост говорили –  бокалы стоять устали.
И поднялся говорить тост Учитель пения, муж третьей Наининой  подруги, какой из них именно - Юрий Юрьевич вряд ли бы угадал.
- Так как тосты у нас с самого начала с легкой руки Архитектора приняли философско-общечеловеческую окраску, мне ничего не остается другого, кроме как, не строя никому глазки,  удерживать этот высокий уровень и высказать свое пожелание нашей дорогой имениннице в подобном духе. Я простой учитель пения, и по выходным дням вот уже три года я еще пою в церковном хоре. Но сегодня, когда затронуты за этим столом такие важные вопросы бытия, как смысл жизни и бессмертие, я не могу не сказать о душе и о вере. Об этом нельзя никогда забывать, потому что в мире земном мы гости временные, а вечность, которая нас ждет, безгранична. Я видел у вас Библию, я видел в ней много закладок – это хорошо. Пусть вера всегда поддерживает вас, Наина, а бессмертие – оно само приложится, оно ведь в душе. Как сказано в Новом Завете: «Ибо тленному сему надлежит облечься в нетление, и смертному сему – облечься в бессмертие». Веры вам, Наина!
Учитель пения получил десять баллов. А Юрий Юрьевич теперь знал, о чем будет его тост. За столом этот тост могут не принять и не понять, но, в конце концов, это их дело, никто этих мыслителей не тянул за гланды трындеть о бессмертии. 
- Да, вера это серьезно, - сказала рыжеволосая учительница. – Без веры сейчас нельзя. Да и как не верить? В природе все взаимосвязано, и если делаешь хорошие дела – ты получаешь верные знаки одобрения свыше. Вчера показывали в новостях сюжет – руководство страны возлагало венки у мемориала жертвам Чернобыля. Лил сильный дождь и диктор, комментируя, очень верно заметил, что сама природа оплакивает и скорбит вместе с людьми.
- А вы следующий сюжет видели? – спросил Учитель пения. – После этого уже в Киеве то же руководство участвовало в открытии новой украинской школы для глухонемых. И тоже вовсю лил дождь. И это мероприятие комментировал другой диктор. Он метко сказал, что природа, словно освящает это нужное дело!
- А потом позже, - сказал Архитектор, - я видел выступление оппозиции показывали. Там мокрый и продрогший журналист утверждал, что даже сама природа своим небесным водометом пытается разогнать это жалкое сборище недовольных властью.
- А еще говорят, что дождь – это, значит, святой Илья писает, - произнесла Елизавета Елизаровна, и все сразу поняли, почему у нее на спинке стула висит зонтик, хотя за окном ни облачка.
-  И правда, я тоже замечал, что дождь последние годы все время какой-то желтый идет. И в лужах пузырится и пенится.
- Если  пенится, - сказал Детский психолог, (он выходил покурить), - то это наверняка печень больная!
Соседи снова заколотили по батареям.
А Юрий Юрьевич сидел, слушал этот легкий застольный треп и не слышал, смотрел на веселящихся людей и не видел их. Ему вдруг вспомнился сегодняшний утренний сон. Как будто заходит он в здание какого-то вокзала. Не железнодорожного и не авиа. Огромный терминал. Кассовый зал. А над каждой кассой написано направление: «Богатство», «Слава», «Здоровье», «Вера», «Успех»… И везде очереди, у многих даже столпотворения, шум, все стремятся приобрести билеты, часто сразу в несколько направлений. И есть еще одна касса, возле которой нет никого. Над ней надпись «Бессмертие». В окошке скучающая, сонная кассирша. Время от времени кто-то любопытный подходит к этой кассе, что-то спрашивает или просто с удивлением читает табличку и отходит. Юрий Юрьевич удивлен, что люди не идут к этой кассе, не занимают там очередь, не бронируют места. Они, наверно, не осознают, что это главное направление, или просто не верят, что это возможно. Пока не осознают. Но вот-вот прозреют, вот-вот поймут, что успех, любовь, счастье или даже вера без жизни невозможны. Жизнь – первооснова всего. И бросятся к этой кассе, отхлынув от прочих, давя и сметая друг друга, отдавая состояния и уничтожая соперников, чтобы приобрести билет на право просто остаться в этом мире. И Юрий Юрьевич подходит к окошку  с зевающей кассиршей и…
- Юрий Юрьевич, вам говорить!
Юрий Юрьевич очнулся и мысленно поразился – именно на этом самом месте, на котором его воспоминания о сне сейчас прервали, сам сон был так же прерван будильником. На том же месте. Мистика. Словно, кто-то не хочет, чтобы он что-то досмотрел во сне или додумал в реальности какую-то очень важную мысль. Ну что ж, тост так тост.
- Спасибо вам, дорогие гости, за душевные пожелания моей Наиночке, – начал Юрий Юрьевич. - Я, как распределила ее прекрасная рыжеволосая подруга и коллега, наделен почетным правом произносить завершающий мужскую серию тост. После него  потом пойдут женские, я надеюсь уже не философские, поэтому я попытаюсь, раз уж эту тему затронули, высказать свою точку зрения и выразить собственное пожелание Наине. Если кому-то из гостей он покажется слишком длинным и непонятным, а может, даже и неприятным, то оборвите меня, остановите в любом месте - и я тут же завершу его одной фразой, состоящей из семи слов, и поставлю точку.
Вы говорили прекрасные вещи, и пусть все будет так, как вы желали, я присоединяюсь всем сердцем – и работа пусть принесет радость, и дом наполняется детскими голосами, и вера  пусть придаст сил и душевного равновесия, но я одно не могу понять: причем здесь бессмертие?  Где вы его тут увидели? Бессмертие – это совсем другое.
Человек начал мечтать о бессмертии сразу, как только осознал свою смертность. Это было, я думаю, одно из первых его сокровенных желаний. Не имея возможности и не зная, как жить вечно самому, он наделил этой способностью своих Богов, а для себя стал придумывать всевозможные суррогаты, хоть как-то примиряющие с неотвратимым уходом в небытие.
И вот на сегодняшний день сложилось три основных психологических имитатора бесконечной жизни.
           Первый: бессмертие социальное. О нем поведал нам Архитектор. Мы живем «…чтобы умирая воплотиться…». И правда, очень часто строитель находит успокоение в том, что после него останется здание – как частичка его души. Художник счастлив мыслью, что его «я» обретет продолжение в нетленных холстах. Герой останется в памяти народной, в названиях городов и улиц. Поразительно, как этот очевидный самообман, безусловно тешащий самолюбие человека при жизни, автоматически переносится на его ощущения в могиле. Но разве не понятно, что нет в знаменитых яйцах Фаберже даже крупинки самого Фаберже. И, по большому счету, нет людям никакого дела до их создателя, как и создателю уже безразличны фантастическая судьба и баснословные цены творений его рук.
Второй суррогат: бессмертие биологическое. Оно зиждется на идее, что мы остаемся в наших детях, они – наше будущее и в них мы продолжаем себя. Но так ли это? Я не знаю, как другие люди, но, положа руку на сердце, могу честно сказать: я не чувствую в себе жизни моих прадедов и пращуров. Их нет во мне как личностей. Я не могу с ними пообщаться, и они не могут порадоваться моим успехам и посочувствовать моим поражениям. Хотя биологически все мои предки и находятся во мне в виде того уникального индивидуального генокода, который сложился за тысячелетия из сочетания их половых клеток, тем не менее, меня не окрыляет перспектива подобного иллюзорного бессмертия в моих собственных потомках. По-моему, это те же яйца Фаберже, только в виде яйцеклеток и сперматозоидов.
И третий суррогат бессмертия:  религиозный. Сквозной мыслью во всех религиях проходит неистребимая вера в то, что после смерти нас ждет другая жизнь, чаще даже лучшая, чем эта. Что тут скажешь? Ведь пока не умрешь - не узнаешь. Блажен, кто верует, но все же прости меня, Господи, если ты есть, то ты сам дал нам настолько пытливые и сомневающиеся мозги, что цивилизованному человеку все труднее и труднее слепо полагаться на высшие силы. Жизнь на Земле поколение за поколением доказывает, что все, что нас окружает, все, чего человечество добилось, оно сделало своими руками и головой. И священник, перекрестившись, ложится под скальпель хирурга, а не полагается на чудотворное исцеление. И Свидетели Иеговы разносят благую весть, используя самолеты и поезда, мобильные телефоны и лазерные принтеры. И даже террорист-смертник, не надеясь на одну только помощь Аллаха в борьбе с неверными, применяет взрывчатку, созданную людьми.
И когда посмотришь немного со стороны на всю эту религиозную многокрасочную суету и мишуру, на всю эту позолоту, крашенки, хаджи, обрезания, хвостики, крестики, паранджи, свечки, намазы, иконки, коврики, посты, на эту нелепейшую борьбу разноверов друг с другом – вдруг очень ясно и даже с улыбкой понимаешь, что человечество просто еще ребенок, которому в силу его юного возраста пока трудно поверить, что Деда Мороза и Снегурочки на самом деле не существует, и что скоро всего в жизни придется добиваться самому. А у раскрашенных пасхальных яиц нет высшей миссии, чем стать субъектом веселых застольных баталий.
           Таковы три суррогата бессмертия, до которых додумалась наша детсадовская цивилизация и которые ее же все меньше и меньше устраивают. Но вот уже становится заметно, как из-за этих трех бутафорских муляжей постепенно, но все четче вырисовывается силуэт четвертого – подлинного индивидуально-физического бессмертия человека, которое придет к нам как тривиальное и неизбежное следствие научного прогресса. Об этом пока догадываются только немногие люди, но я рискну предположить, что в ближайшие 20-30 лет в умах человечества эта четвертая вера, кажущаяся сейчас фантастической, стремительно займет первое место, вобрав в себя суть каждой из предыдущих и заместив их достоверной гипотезой-целью, достойной людей ХХI века. Поэтому…
- Какая ахинея! – не выдержала одна из учительниц.
- Все, извините, пожалуйста, я закругляюсь. Я желаю тебе,  любимая Наиночка, подлинного бессмертия.
- Спасибо, Юра.
В комнате наступила тишина. Странная тишина. Первой эмоционально заговорила самая бойкая - рыжеволосая.
- Я, знаете, затрудняюсь выставить вам оценку. Я думаю по-другому, а вы своим тостом как-то очень легко перечеркнули все то, что для нас есть святым и незыблемым. Понимаете, Юрий Юрьевич, люди жизни кладут ради своего дела, готовы пожертвовать собой для спасения детей, а во имя веры могут выдержать любые испытания - и это все для вас несерьезно и глупо.
- Нет, - ответил Юрий Юрьевич, понимая, что ничего он никому не объяснит, - все это очень важно, но это не имеет никакого отношения к бессмертию, о котором все почему-то упоминали.
- Да невозможно жить вечно! Так думать – это не знать законов природы, – сказал Архитектор, он даже забыл прокашляться.  – Это все равно, что изобретать вечный двигатель.
- А если и возможно, то где все тогда поместятся? То, что люди умирают, это хорошо – ведь они дают возможность новому поколению развернуться! – сказала полненькая жена архитектора. 
-  Скучно жить долго, когда уже все известно, все испытано. Скучающая планета – печальное зрелище… - произнесла Елизавета Елизаровна.
-  А как быть с преступниками – им тоже жить вечно и вечно совершать преступления? – это уже заговорил Детский психолог. – И что тогда считать совершеннолетием? Сто шестнадцать лет? И алименты все это время платить?
- Да это такие юридические проблемы! – сразу
загудели все. - А моральные? А семейные?
            - А религиозные?  -  воскликнул Учитель пения.
- Смысл жизни тогда пропадет – некуда будет
торопиться. Прогресс остановится!
           …Юрий Юрьевич молчал. Он сначала было хотел начать отвечать на их вопросы, опровергать их беспокойства, успокаивать, что, мол, проблемы все эти только кажутся нам сейчас не решаемыми, что места хватит всем, еще не колонизирован даже ближайший космос, что скука преодолима, да и вообще сами люди станут совсем другими, а бесконечность всегда существовала в мироздании, но подумал, а зачем? Они ведь все равно ничего не поймут. Ведь если человек не понимает, что жизнь есть первооснова, необходимое условие для всего остального,   то, может, ему  и не стоит получать бессмертие? Хотя с другой стороны: чем они виноваты, что рано родились и не сознают, куда движется человеческая цивилизация?  Ведь когда в продаже реально появится то, что бессрочно удлиняет жизнь, и они увидят, как у них на глазах другие люди начнут преодолевать видовой барьер долгожительства и, к тому же, заметно молодеть, они, безусловно, изменят свое мнение, засуетятся и бросятся к кассе с табличкой «Бессмертие». Но их туда суровые дяди уже не допустят даже на сто метров. Кому они нужны – без денег, без имени, без связей. Без стальной хватки и без жесткой воли. И без циничных и мощных мозгов, умеющих точно просчитывать будущее. У Наиночки есть я – а у меня есть прагматичный ум и деньги, этих составляющих нам должно хватить. Мы прорвемся, у нас есть шанс. А их жалко, конечно, но грядущее достанется не тем, кто пускает во сне слюни и верит во всякую чепуху. А тем, у кого мозолистые локти и незамозоленные глаза.  Надвигающийся  мир суров - и в нем окажутся лишь те, кто суровее мира…





               
                Эпилог

                Бессмертие…
                (2018-ый год)

                1

            … – Доброе утро, любимый! Тебе пора просыпаться! Если не вскочишь на счет "три" – я тебя укушу! Раз…
Нежный голос жены зазвучал прямо в ухе и Юрий Юрьевич открыл глаза. Под потолком прямо над кроватью в воздухе плавала яркая семерка с довеском из двух нолей – будильник оповестил вовремя. Его жена Наина сладко спала рядышком. Пора!
Юрий Юрьевич спрыгнул на пол с хорошим настроением, которое не покидало его уже восьмой день подряд, с какой бы ноги он не вставал. Еще бы! – проблема, терзавшая его много лет, наконец-то, неделю назад нашла свое разрешение и вот-вот в его жизни и жизни Наины произойдет небольшая, но обещающая кардинальные последствия, перемена. Наина об этом еще даже не знает – пусть будет сюрпризом.
Мурлыча под нос последний хит дуэта Сердючка-Спирс, Юрий Юрьевич прошел в ванную, фыркая, с удовольствием умылся и, глянув на себя в зеркало, не смог сдержать улыбки: к шестидесяти четырем годам он все больше и больше стал походить на незабвенного французского комика прошлого века Луи де Фюнеса, да походить настолько, что на улице на него показывали пальцами, строя рожи и прыская  от смеха. (Ретроспективу этих комедий как раз во всю крутили по всем каналам.) Но только эта игра природы его ничуть не огорчала – сейчас вошло в моду быть смешным и немного уродливым, а старение со всеми его видимыми последствиями в этом и вовсе незаменимое подспорье!
Почистив зубы и побрившись Юрий Юрьевич прошел на кухню и, включив чайник, принялся готовить бутерброды. Перед столом на стене переливался яркий голографический календарь с обнаженными красотками, родные головы которых были заменены головами известных политиков-мужчин. Нехитрое остроумие фотохудожника выглядело вполне уместно – страной снова правила женщина. Заканчивался 2018-ый год.
Юрий Юрьевич бросил взгляд на часы и мимо воли присвистнул – уже полвосьмого. Громко заговорил телевизор – он включался на свист. Юрий Юрьевич хотел было тут же цокнуть языком, но передумал, так как на экране появилась его любимая ведущая кактусоволосая Тома Томковская.
; … я напоминаю, дорогие телезрители, – продолжала она томным голосом, – что у нас в студии в передаче "Тома-Сутра" с минуты на минуту должен появиться наш ранний гость, самый экстравагантный министр – министр культуры Украины …
Качнув зеленой игольчатой копной, ведущая запнулась, прислушалась и, улыбнувшись, добавила:
– Вот, кажется, он уже идет!
Эфир начал заполнять нарастающий издалека перезвон благородного металла. Камера спешно развернулась и успела схватить вбегающего в студию высокопоставленного чиновника.
–  Всем хайль Гитлер! – радостно поздоровался на ходу министр культуры, одетый сегодня очень просто. Поверх костюма, кроме пары десятков серебряных  цепей и браслетов, на нем была только тонкая серебряная кольчужка да почти не бросающиеся в глаза такие же серебряные шипастые щитки на коленях и локтях. Хвостатую голову министра покрывала насаженная козырьком назад его любимая аргентумная бейсболка с небольшой  антенной на макушке.   
Гость ловко перепрыгнул через спинку дивана, удобно устроился в нем  и, закинув на стол обе ноги в массивных ботинках, оббитых блестящими декоративными кенгурятниками, попросил чашечку крепкого кофе. А потом, глядя куда-то в пустоту, сказал:
– Алло, слушаю? Мама? Мама, ну сколько раз тебе говорить – не звони мне по таким пустякам, тем более, когда я в прямом эфире. Очень хорошо, что ты меня видишь – покорми Носорожика и своди его к ветеринару. А сама прими незвонин. Все, конец связи! Ауфидеркукен.
Юрий Юрьевич усмехнулся и, бросив в чашку пару кусков сахара, принялся наливать чай. Он вспомнил, как одним из заметных протуберанцев нахлынувших на страну и мир глобальных метаморфоз стало появление в Украине три месяца назад  нового министра, прозванного в народе "Серебряным". Его первые шаги на новом поприще заинтриговали и даже шокировали общественность. Бывший модный художник сразу заявил, что он запросто, как шар из лузы, вытащит  страну из очередного кризиса, основная беда которой, по его мнению, в том, что про Украину никто  ни черта по-прежнему толком не знает и до сих пор, упорно путают то с Краиной, то с Угандой, поэтому спасти положение может только государственная раскрутка – так называемый "госпиар". Как раз о госпиаре и был первый же вопрос ведущей.
– Итак, уважаемый министр, сегодня исполняется ровно сто дней с момента начала вашей реформаторской деятельности на государственном посту. С вашего легкого языка в повседневную жизнь вошли такие понятия как "монументальный валютаризм", "панспонсоризация", "госпиар". Произошли первые весьма заметные изменения в облике столицы. Вы не могли бы подвести промежуточный  итог этих трех месяцев?
– Промежуточный? Не нравится мне что-то это слово. Где в нем вообще корень? Жут? Промеж? Уточный? Плохое слово. Да и вообще, я  человек не слова, а дела. Трудоголик… Кстати, тоже гнусное словцо. Так вот. Тысячу лет культура пупырчатой жабой сидела на шее народа и грызла его тощий хребет. Пришла пора возвращать долги. Для этого мы и создали новое русло в искусстве –  монументальный валютаризм, суть которого, если кто еще на знает, сводится к следующему: все городские скульптуры обязаны приносить стране доход, а не торчать бесполезными истуканами. Я против прежней варварской  политики сноса старых памятников. Нельзя оскорблять идеалы прадедов. И в тоже время нет никакой необходимости лепить новые изваяния, когда можно довести до ума уже существующие. И мы начали, естественно, с вооруженной до зубов "Родины-матери".
Юрий Юрьевич отхлебнул чай и посмотрел в окно.  Начинало светать. С девятого этажа его дома на Русановке была хорошо видна на другом берегу Днепра освещенная прожекторами обновленная главная статуя страны. Ее привели в порядок в рекордные сроки – недели за две. Теперь она стояла топлесс, в короткой юбке, держа в одной руке вместо тяжелого щита наполненный бокал, а другой поднимая не грозный меч, а тоненькую плеточку.
– Сейчас можно уже сказать, – продолжал Серебряный Министр, – какой прессинг мы тогда выдержали со стороны депутатских фракций. Туполобое военное лобби для защиты от террористов требовало возвратить Украине ярмо ядерной державы, и на столе спикера лежали проекты переделки меча на ракету. Мы выстояли только потому, что уже всего через неделю после открытия нашего монумента про Украину заговорил весь мир. Такой степени раскрепощенности не знала еще ни одна страна. К нам тут же повалили туристы, и гостиницы теперь не справляются с наплывом паломников. С нами стали считаться на международном уровне. Американский президент так и сказал: "Эти парни умеют посмеяться над собой, а значит – им можно доверять". Инвестиции выросли в десятки раз. И это было только начало.
– Господин министр, Вас нередко обвиняют в  провокационной эпатажности Вашей работы, в непротокольном, я бы даже сказала – излишнем   комедиантстве…
– Комедианство, Томочка, излишним не бывает. На международной арене, как и на обычной арене, больше всего любят именно клоунов. А все антимонии недовольных нашими новациями –  так это банальная вербальная диарея местячковых бездельников, у которых в бесплодных мозгах никогда не  овулировалось ни одной живой идеи. К сожалению, интеллектуальный климакс  у многих апологетов серьезности оказывается врожденным. Да вы посмотрите вокруг. Это ведь раньше лицедеи и шуты были никем и занимали самые низкие ступени общества. Это раньше актеры скоморохами разъезжали по миру и продавали свой талант за кусок черствого хлеба, к тридцати годам от бродячей жизни и болезней превращаясь в стариков и старух. А теперь три четверти губернаторов штатов в США – выходцы из Голливуда. Это богатейшие и влиятельнейшие люди. Бывший комик Джим Керри - президент Америки и, заметьте, хороший президент. Возьмите ту же Францию – во главе Пьер Ришар. В Китае – Джеки Чан. В России в прошлом году Киркорову не хватило всего двух десятых долей процента на президентских выборах. А мы, как всегда, пасем зады. Мне стоило огромных усилий уговорить нашего премьер-министра поступить заочно в театральное училище. Радует только министр иностранных дел: он научился (после несложной хирургической операции) пальцем перегонять оба глазных яблока в одну глазницу. Кадры сделанные во время его выступления в ООН, облетели весь мир. Нам после этого четверть внешнего долга списали – так он всех развеселил.
А вы говорите "излишнее комедиантство". А скульптуры и вовсе должны  радовать людей, веселить глаз и бюджет увеличивать. Но! – звякнул металлом министр. – Параллельно с модификацией старых заскорузлых памятников, один новый – в качестве исключения – мы все-таки установим. Это – памятник гидре – в Гидропарке! Нужно восстановить справедливость. Судите сами – в парке Партизанской славы есть обелиск Славы, в Пушкинском парке стоит изваяние Пушкина, в парке Шевченко – Шевченко, во Владимирском – памятник князю Владимиру. А гидра, это замечательное кишечно-полостное животное, низшее  многоклеточное, – наш дальний предок, похожа, кстати, на  тризуб после радиации. Мы так и напишем на табличке "Гидрi – символу держави - вiд вдячних нащадкiв". Сегодня, кстати, после передачи я лично еду присутствовать при начале работ. Памятник гидре уже, извините за выражение, отлили. По моим собственным эскизам. Вот, кстати, этот эскиз, смотрите! Это будет образец культового произведения монументального валютаризма, и в первый же год государство заработает не один миллион    глобаксов на этом проекте. Да я кепку даю на отсечение – через неделю народу будет в Гидропарке больше, чем фекалий в Днепре. Вход для иностранцев – платный. Редкий турист теперь не посетит середину Днепра – остров Гидропарк. Да у нас деньги под ногами валяются!
Разговорчивый гость, жестикулируя, все глубже погружался в диван – и теперь на экране осталась видна только его серебряная голова между вышедших на передний план ботинок, на подошвах которых виднелось сразу несколько логотипов спонсоров. Особенно выделялся "Левекс-банк" – давний меценат культуры и лично ее министра.
– Уважаемый министр культуры, к нам с начала нашей беседы поступило тысячу сто четырнадцать звонков. Многие телезрители, особенно с Западной Украины, очень встревожены состоянием здоровья писателя Олеся Бузуна, который, как вам известно, уже третью неделю голодает возле  реконструированного памятника Шевченко в знак протеста против, как он считает, осквернения памяти великого Кобзаря. Он приковал себя велосипедным замком к его ногам и отказывается принимать любую пищу. Если с ним что-нибудь случится, это может быть и на вашей совести.
– На моей совести, девушка, еще ни один конь не валялся, – оживился обрадованный обострением разговора Серебряный Министр. – А что касается Бузуна, то Олесь – мой давний друг и мне по-человечески жаль, что он стал жертвой собственной виктимизации и незрелых душевных поллюций, особенно после того как генетическая экспертиза вдруг выявила, что Тарас Григорьевич является его троюродным прапрадедом и все в одночасье заметили, как они внешне похожи: те же печальные глаза, те же длинные усы… Я сегодня после обеда поеду в Парк "У  писающего Тараса" и лично поговорю с Бузуном,  я думаю, сумею его убедить. Я ему по секрету расскажу, какую мы сейчас проводим роскошную модернизацию памятника Лесе Украинке, того, что на Печерске,  и он – я просто уверен – тут же забудет про Кобзаря, одни только открытки которого сейчас приносят сумасшедший доход казне. Людям пора понять: лавэ – вот желудочный сок духовности и культуры. Без бабла культура чахнет. Как тот же Бузун без еды.
Юрий Юрьевич улыбнулся – министр-художник мог поднять настроение даже покойнику. Хотя в народе почему-то говорили, что увидеть с утра Серебряного Министра -  к серьезным неприятностям. Любят же у нас суеверия!


                2

Допив последний глоток, Юрий Юрьевич поднялся и вдруг увидел, что в дверях стоит жена, растрепанная от сна и в халатике. Наина была явно чем-то озабочена.
– Ты забыл в спальне свою барсетку, Юра…
В ее руках, кроме барсетки, блеснула упаковка с презервативом.
– Прости, барсетка была открыта и я случайно обнаружила…
Юрий Юрьевич внутренне похолодел. Такая оплошность! Они этими штучками не пользовались никогда – у жены была аллергическая реакция на латекс. Муж взял принесенный предмет и с деланным удивлением принялся рассматривать злополучный квадратик.
Губы жены задрожали.
– У т-т-тебя ест-т-ть другая женщина?
– Ну что ты, мышонок! – сказал подозреваемый как можно бодрее. – С чего ты взяла?
Мышонок сглотнула слезу. Юрий Юрьевич вдруг стукнул себя ладонью по лбу и расхохотался.
– Так это же презик! Надо же – я уже забыл, как они выглядят. Это, видимо,  по ошибке мне один дали в аптеке вместе с одноразовыми пакетиками шампуня от перхоти. Ты смотри, как похожи!
–  От перхоти? – улыбнулась, просветлев, супруга.
– Да, –  давился от смеха Юрий Юрьевич. – Четыре пакетика дали действительно с шампунем, а один – представляешь? – с этой резинкой. Это, наверное, чтоб люди, у которых перхоть, не так бурно размножались и не передавали эту гадость по наследству.
    Юрий Юрьевич еще сильнее расхохотался, заражая своим хохотом супругу. Он аж всплеснул руками, от чего из незастегнутой барсетки на пол прямо к ногам жены выскользнула золотистая змейка. Это была полоска из двенадцати презервативов.
Смех супругов оборвался одновременно и окончательно.
– А это тебе в охотничьем магазине вместо пулеметной ленты подсунули? – выпалила жена и выбежала из кухни.
"Попробуй теперь не верить народным приметам!" – подумал с горечью Юрий Юрьевич, выдергивая штепсель телевизора из розетки. Серебряный Министр исчез на полутрепе.
Ситуацию нужно было срочным образом спасать, пока женское воображение не распалилось до предела и не прошло точку возврата. Он вошел в спальню.
Супруга сидела на кровати и отрешенно глядела в окно, за которым вдалеке ее приветствовала бывшая "Родина-мать", подсказывая своим видом картинки ревности. Провинившийся муж сел рядом и обнял жену.
– Хомячок, не дуйся на меня, я тебе все сейчас объясню, хотя это и нелегко. Я сказал тебе неправду. Я сам  покупал эту ерунду. В качестве НЗ, но только не для того, о чем ты подумала. Я не хотел тебя расстраивать – у меня стала развиваться с возрастом одна необычная фобия. Знаешь, есть люди, которые панически боятся высоты, или замкнутых пространств, или пауков. Тысячи разных фобий есть в мире. И у меня появилась одна – я стал бояться чего-нибудь не предусмотреть, чего-нибудь заранее не сделать, о чем потом придется пожалеть. Ну, например, забыть пристегнуться в машине и при экстренном торможении получить сотрясение мозгов об лобовое стекло. Или не взять с собой таблетку валидола – и отбросить коньки от сердечного приступа. Я знаю, что это глупо, что всего предусмотреть невозможно, но я проанализировал сотни трагических случаев, происшедших с людьми, и понял, что всех их можно было легко избежать, понимаешь, шиншилка?
Супруга с недоверием посмотрела на супруга.
– Что-то я не замечала раньше за тобой никаких фобий.
–  Да раньше и не было. Это месяц назад началось.
– Понятно, а презервативы ты таскаешь с собой, чтобы случайно не умереть от СПИДа?
– Ну, что ты, ондатрушка моя бесценная, ты  у меня единственная и неповторяемая. Мне даже представить неприятно, как бы я этим занимался с чужой нам женщиной. А презервативы мне нужны для других случаев. Это, оказывается, самое универсальное спасательное средство в мире. Ну например, в него можно набрать воду.
– Зачем?
– Вместо фляги или если вдруг где-то небольшое возгорание, пожар, а источник воды в другом месте.– Во-вторых, им можно при сильном кровотечении, как жгутом, передавить руку или ногу. Это может с кем угодно случиться, правда, куничка?
– Правда.
– Третье. Латекс хорошо тянется и из него можно сделать отличную рогатку.
– А это для чего?
– Ну, например, если в лесу заблудился, так можно птиц настрелять, чтоб с голоду не умереть.
– А еще можно, - подсказала вдруг жена, - в нем спички хранить в походе, чтоб не намокли.
– Умница! – похвалил Юрий Юрьевич, - И не только спички. Соль, сахар, порох – все, что требует сухости и герметичности.
– А еще, –  блеснула новая идея в глазах супруги, - можно из него нарезать резинок для волос – хвостики подвязывать.
– Высший бал!!! – восхитился муж. – Гениально, мангустик.
– Послушай, –  Наина вдруг озадачилась, –  ну, хорошо, я все поняла, но зачем тебе их целый десяток?
– Десяток? А ты сама догадайся!
– Даже не представляю.
– Тогда слушай. Если их понадувать, скрепить вместе и обвязаться, то получится классный спасательный жилет!
– Ой, и правда! Какой ты умный. А я не додумалась. Но постой – мы же в городе живем, а не на корабле. Зачем нам этот жилет?
– Ты меня огорчаешь, нутренок. Ты совсем про плотину забыла. В любой миг полгорода может под водой оказаться. Вот представь такую ситуацию. Едем мы с тобой в метро через Днепр, и вдруг  неожиданно раздается чей-то крик в вагоне: "Смотрите!" Все смотрят в окна: на горизонте по реке идет огромная волна – размером с трехэтажный дом –  прямо на нас! А поезд, как назло, только что на мост выскочил. Люди в шоке –  не могут в оцепенении глаз отвести от жуткого зрелища: корабли у причалов поочередно  встают вертикально, валятся вырванные с корнем деревья, рушатся в грязную пену берега. Кто-то из пассажиров бросается к переговорному устройству – поторопить машиниста, чтоб скорее юркнуть в спасительный тоннель. Но вместо этого поезд останавливается посреди моста –  прекратилась подача электроэнергии. Все в ступоре и в смертельном томлении. Только мы с тобой выхватываем из сумок свои энзэшки, распечатываем их и начинаем надувать, сколько успеем, после чего цепляем к верхним пуговицам на одежде. Я тренировался - две штуки за минуту должно получаться! И когда волна, надламывая опоры моста, наносит удар и состав медленно начинает сползать в пучину и постепенно заполняться водой, мы открываем двери (я всегда возле аварийного крана сажусь, ты не обращала внимания) и выныриваем из него. Конечно, я понимаю, – не так много шансов спастись в этом кошмаре, но у остальных пассажиров, кто окажется без плавсредств, этих шансов практически нет совсем. А наши головы, даже если мы захлебнемся и потеряем сознание, рано или поздно окажутся на поверхности, над водой. Вот что значит, ласочка моя, быть предусмотрительным и всегда иметь при себе дюжину  качественных презервативов!
– Какой апокалипсис!… – прошептала жена под впечатлением от услышанного. У нее было хорошее воображение и доброе ранимое сердце. – А неужели плотина может не выстоять и когда-нибудь вот так вот разрушиться?
– Запросто! Особенно если до нее доберется Серебряный Министр. Он уже говорил, что плотина – это памятник старины и ее пора передавать министерству культуры. Вот так-то, выхухолюшонок! А теперь мне пора!
Юрий Юрьевич поцеловал жену, отрезал ей половину спасательной ленты и через пару минут был уже на улице. День только начинался, но у него было такое чувство, что он всю ночь разгружал вагоны с углем. Ничего не скажешь –  тяжелый был разговор. Верно говорится: языком болтать – не мешки ворочать. От мешков так не устанешь.


                3

Юрий Юрьевич вышел на набережную, и, не спеша, побрел вдоль нее. Он улыбался своим мыслям. Еще бы! Ведь в более идиотской ситуации ему, пожалуй, бывать не приходилось! В годы далекой ураганно-торнадной молодости он, прирожденный сердцеед,  кружа головы параллельно нескольким девушкам, не единожды обрекал себя на лавирование между каплями упреков и подозрений, но всегда выходил сухим из воды, даже в ливень. Его искрометные фантазии и хитросплетения, возводимые в одну секунду натренированными извилинами в случае двойных, а то и тройных накладок, – в итоге смотрелись вполне правдоподобно.
Но сейчас…
Весь абсурд заключался в том, что он полчаса назад, неся этот, казалось бы, малопродуманный  бред пойманного на уликах обманщика, на самом деле говорил жене чистую правду. И правда эта была такой, что только еще более чистая душа Наины могла во все это поверить. Он, действительно, стал опасаться случайной смерти именно теперь, когда найдено важное решение, когда от его жизни зависит жизнь Наины. Наина… Он, любил ее и за двадцать семейных лет ни разу не соблазнился ни одной другой женщиной. Он обожал и боготворил ее, безгранично непосредственную, наивную, как ее имя, родниково-кристальную, ангельски добрую, посланную ему бог знает за какие заслуги. Юрий Юрьевич улыбнулся своим любимым воспоминаниям, их знакомству, когда она устроилась к ним выгребать из офиса слущившуюся кожу. Спасибо Науму Львовичу – если б не его впечатлительная натура, то они бы не встретились. Где он сейчас? Жив ли?
Юрий Юрьевич неожиданно очнулся от воспоминаний, почувствовав, что ему на волосы упало что-то легкое, он машинально смахнул рукой –  это был осенний красно-желтый листок, как будто специально для него неизвестно как додержавшийся на ветке почти до нового года.  Такая малость, а как перебила воспоминания! “Великим на голову падают яблоки, а людям помельче – листья. Великих это подталкивает на открытия, а меня только сбило с мысли”, – подумал Юрий Юрьевич и снова вернулся к прошлому.
 Он смахнул кепкой снег с ближайшей скамейки. Ему захотелось, присесть на нее, как перед дальней дорожкой, и еще раз до конца проследить свои размышления, словно последний раз убедиться в правильности выбора. Цель, к которой он шел двадцать лет,  наконец, приняла близкие и реальные очертания. Человечество приоткрыло дверь, ведущую в бессмертие, найдя к ней всего лишь месяц назад подходящий ключ. Юрий Юрьевич, получил доступ к закрытой информации о недавно прошедших испытаниях на животных и  о уже используемом людьми препарате, разработанном американо-французской группой ученных в компании «Мафусаил», многие из которых были выходцами из России и Украины. Биокурс, состоящий всего из одной инъекции и затем ежемесячных подпиток специальными таблетками, был основан на последних достижениях нанотеха и стоил, вместе с услугами и последующим наблюдением с возможными коррекциями, полмиллиона глобаксов на человека. То есть в самый раз по карману Юрию Юрьевичу. Секретные сведения, поставленные хакерами, указывали на то, что несколько сотен человек, включая двух президентов, уже стали членами тайного клуба бессмертных. И, главное, что это не обман - просто  одна из  гипотез попала, наконец, в десятку, результат превысил в сотни раз предполагаемые цифры в расчетах и - проблема бессмертия, хоть и с очень большими оговорками, была решена!
Три недели Юрий Юрьевич, едва сдерживая ликование от осознания, что он вышел на финишную прямую, аккуратно вел переговоры сначала с посредниками, затем с руководством компании, скрупулезно перечитывал присланные договора, страховки, вносил уточнения, согласовывал детали, все тверже убеждаясь, что это то, что ему требуется. Он победил! Он сумел, благодаря своему страстному желанию обмануть смерть, угадать тенденции развития разновекторного мира, отличить распиаренные предложения крикливых аферистов от подлинных открытий честных ученых и оказаться среди первых, кто успеет воспользоваться достижениями науки.
Единственное, что стало теперь остро беспокоить, это растущая новая тревога за случайную смерть. Не хотелось скопытиться на пороге вечности. С Наины он практически не спускал глаз, звонил ей каждые полчаса, и хотя она работала в школе и была в относительной безопасности, тем не менее, провожал и встречал он ее лично. Сам он тоже был предельно осмотрителен и осторожен и даже купил эти дурацкие презервативы. Смех!  – такое утром пережил.
Предстоящая процедура должна состояться через три дня в Париже в филиале компании “Мафусаил”. И потом – все. Бесконечная жизнь практически гарантирована. Это уже, кажется, уровень Бога. С Наиной проблем не будет. Она поедет с ним, якобы по его делам, как переводчица, и ей там во сне (он об этом тоже договорился за дополнительные пятьдесят тысяч) сделают инъекцию. Она ничего не будет знать, ведь она всегда скептично-иронически относилась к подобным его затеям. Ну,  это не страшно, она оценит потом, когда ее собственное тело перестанет стареть, а наоборот, даже помолодеет, и беспощадное время  из врага превратится в друга и пойдет для нее по индивидуальному графику, отличному от времени других, кто привык только язвить и подсмеиваться. Ни один мужчина еще не делал женщине настолько бесценного подарка! Наиночка, милая. Ей воздастся за годы полунищего существования с полубезумным  (как считали многие у нее в школе) мужем, за ее терпение, любовь, за ее интуитивную наитие-веру, вопреки рассудку, что рядом с ней находится, не смотря ни на что, самый лучший и самый необыкновенный человек в мире, который способен добиться невозможного. И ему очень нужна она, нужна  не меньше, чем бессмертие.
“Все будет теперь замечательно, Наина, мы победили!” – сказал почти вслух Юрий Юрьевич и поднялся с лавки.


                4

– Смотрите, вон Луи де Фюнес пошел! Ой, точно!
– Тише… Сейчас Фантомас появится!
Юрий Юрьевич не слышал этих слов, он прошел сквозь группку хихикающих подростков, погруженный в свои мысли. В принципе, к поездке все готово, думал он.
В “Левекс-банке” начальником охраны работал его давний приятель Недоимов, и операцию по обмену золота на глобаксы проведут без лишних проблем и проволочек. По нынешнему курсу он получит за свои десятки килограмм золота чуть больше миллиона в мировой валюте. Надо ж – почти впритык – именно столько стоит путевка в бессмертие на двоих!
Какая все-таки огромная удача, что он сумел тогда заработать такие деньги и, главное, сумел не растерять. Чтобы он сейчас делал? Кусал себя за задницу от бессилия?
Мимо пронесся, обдавая пешеходов брызгами придорожной слякоти, красавец 2000-ый мерс. Его хозяин вряд ли понимает, насколько безнадежно он тупой. Строит, наверное, себе за городом дом, из кожи лезет, и все для того, чтоб где-нибудь на крыльце потом склеить ласты от сердечного приступа. Хотя, впрочем, если вовремя опомнится, – скинет по дешевке свою недвижимость да побежит занимать очередь к иммортомейкерам, расталкивая локтями, тех кто послабее. Мама дорогая, что скоро начнется!
Этому-то мерсоводу еще хоть будет что продать, а вот если гол, как дырокол? Юрий Юрьевич аж замедлил шаг, моделируя картинки ближайшего будущего. Забавно выходит. Все прошлые привычные понятия рухнут в одночасье. Если раньше бедный, но очень честный человек, мог сказать себе и своим близким: мы беднее толстосумов материально, но зато богаче их духовно, мы живем более интересной внутренней жизнью, а они как пауки в своих банках и корпорациях, дерутся из-за земных благ, а в могилу с собой забрать ничего не смогут, смерть всех сделает равными, - то теперь тот же бедный, если он действительно честный, человек может сказать только одно: простите меня, дурак я был, ни черта не понял, что в жизни важнее денег ничего быть не может, потому что за деньги сейчас можно купить себе не просто качество жизни, а саму жизнь!
И никогда еще в истории человечества разница между бедным и богатым не была настолько колоссальной, а пропасть – бесконечной.
- Ни фига себе ставочки! – поежился Юрий Юрьевич своим размышлениям. – Да когда это все начнут ставить на кон, честный бедняк может и бунт поднять, грабежом заняться! Ладно, ну его, об этом думать, потом как-нибудь. Сначала нужно решить свою проблему. Но какая-то загогулина в этом точно есть.   
Для Парижа требовалось предоставить три фотографии. У Наины есть. А вот сам Юрий Юрьевич не фотографировался уже лет десять. И прежде, чем фотографироваться, нужно еще постричься, чтоб выглядеть получше и чтоб потом лет через сто можно было посмотреть на себя и сравнить. Возле метро была когда-то неплохая парикмахерская – туда он и направился.
Юрий Юрьевич сел перед зеркалом и стал рассматривать  своего двойника. Когда-то в детстве, более полувека назад, он очень не любил посещать подобные заведения. Полчаса сидеть неподвижно, да еще выполнять команды: «голову наклони», «голову опусти»,  «ногой не дрыгай» - наказание нешуточное, когда тебе шесть-восемь лет. Как он тогда завидовал тем, у кого нет или мало волос! Мечта сбылась, а радости не принесла. Наверное, не все мечты должны сбываться, особенно детские.
Молоденькая парикмахерша весело и легко зачирикала ножницами над его плешью, состригая клочки. Параллельно она увлеченно и громко секретничала  по клипсе с какой-то своей такой же легкомысленной приятельницей. Ее лобок то и дело касался его то левого, то правого плеча. Но Юрий Юрьевич, обычно замечавший любые малейшие проявления эротики, на этот раз только автоматически отметил этот момент, не переставая размышлять совсем о другом. Он смотрел на опадавшие бело-серые пучки волос и думал:
«Так странно, сейчас вот с такой легкостью мы расстаемся с частичками себя, даже не задумываясь, что каждый волосочек, каждая его клеточка несет в себе весь неповторимый генокод своего хозяина, богатейшую информацию о нем, а их сейчас сметут шваброй в савок и - в ведро. Как же мы недальновидны и расточительны! Мы не понимаем цены и не различаем главного. И это в то время, когда известно, что в новосибирской лаборатории выращивается эмбрион Пушкина. Из клеток волоска его локона, сохранившегося  в медальоне! Пушкин в шоке был бы, скажи ему тогда, из чего через двести лет сделают его копию. А мы привыкли, даже не реагируем. Понятно, возродить организм – это еще не значит возродить дух, сознание, память, но ведь когда-нибудь доберутся и до этого. Знать бы сейчас, что является тем «волоском» сознания, который нужно положить в «медальон», чтоб через следующие двести лет ученые могли воссоздать не только твое тело, но и твое сознание? Ведь где-то оно остается. Может, в написанных книгах, где слова расставлены так, как их мог расставить лишь один человек? В фотографиях? В прижизненных видео- и аудиозаписях, в отраженном свете, уходящем в бесконечный космос, в памяти других людей? Может, действительно, мы хранимся в мозгах друг друга гораздо более надежно, чем кажется. Мы много оставляем следов за свою жизнь. Останется только потом научиться читать по этим следам, как научились читать по клеткам.  Главное, найти ключ».
Юрий Юрьевич улыбнулся, он представил, как бы удивилась эта аппетитная  парикмахерша, если б он попросил собрать в кулечек с пола свои волосы и унес с собой.  «А ведь не такой уж и  глупый поступок! Бывают глупее. Вон Карл Маркс или нет, кажется, Энгельс, короче, кто-то из них завещал сжечь свое тело, а прах развеять. Ну не глупость! Когда сейчас вот-вот начнется бум самосохранения, когда все начнут ломать голову, как себя побольше оставить после смерти, -  пожелание сжечь себя  смотрится странновато. Правильно когда-то говорил мой давний командир генерал Чоловсов: «Каждый человек – писец своему счастью!» Нет, люди определенно дальше носа не видят ничего. Пройдет всего несколько лет и на городских кладбищах начнется массовая эксгумация, все будут добираться до останков своих родственников и спасать их уцелевшие ДНК. Это уже очевидно, но статистика говорит: кремирование упорно набирает обороты, и все больше усопших в виде пепла перебираются в урны. О чем они думали? Что ж, там им, видимо, и место. Да, забавное время наступает. Главное – переиграть всех остальных. Где просто – там человек по сто, а где мудрено – нет ни одного! Как все-таки классно, что я предугадал ситуацию и, как хомка, напихал себе щеки банковским золотом высшей пробы».
Юрий Юрьевич вдруг почувствовал, что его что-то начало сбивать с мысли. Что-то такое назойливое и неприятное. Ножницы над головой? Вроде нет. Лобок парикмахерши? Тоже нет, даже наоборот.  Снег за окном?  Стоп! Да это же снова Серебрянный Министр. Теперь он  по радио выступает. Какой всепроникающий – везде успевает. Министр культуры, как обычно рассуждал о самом главном  - о деньгах.
«Человек без денег – все равно что мусорный бак без мусора! Все должно иметь свое наполнение. Глобаксы валяются повсюду – надо только наклониться и поднять. А никто не хочет! Все просят у государства, дергают его за полу и канючат: дай! Дай пенсии, дай льготы, дай бесплатный проезд, дай бесплатное лечение, образование, подаяние, дай, дай, дай пособие при родах,  дай помощь при похоронах! От оплодотворения до захоронения – дай! Пока трупными пятнами не покроются, не отстанут - просят, просят и просят. Дети, дожились, по статистике первое слово чаще всего уже не «мама» произносят, а «дай». Все, хватит! Мы меняем политику. «На!» - вот главное слово, которое человек должен говорить государству. На, государство, мой талант! На - мои силы и здоровье! Вот это и будет культура – вот тогда на украинском языке и заговорит весь мир. Кто не хочет кормить свое государство, тот будет кормить чужое! Хотя, если честно, какая разница».
Серебряный Министр вещал так страстно, так эмоционально, что звяканье его серебра было слышно даже по радио. Юрий Юрьевич снисходительно слушал это выступление, он вообще последнее время относился к людям без особого уважения. Его раздражала косность, тупость, какая-то младенческая наивность окружающих. Он чувствовал себя взрослым, попавшим в детский сад и вынужденным делать вид, что он такой же ребенок, как они. Ведь только дети не думают о смерти и не видят в ней проблемы. А Серебряный Министр – самый буйный ребенок! Второй раз его увидеть за одно утро – это уже слишком, народная мудрость даже не учитывала подобный кошмар. «Хорошо, что я не верю в приметы», - сказал себе Юрий Юрьевич, но на всякий случай мысленно сплюнул три раза через левое плечо.
- А вам никогда не говорили о вашем сходстве с Луи де Фюнесом? – спросила вдруг парикмахерша, закончившая разговор с подругой.
- Говорили… - произнес Юрий Юрьевич и подумал: «А ведь она упустила хорошую возможность помолчать».
Потом он добавил философски:
- Мы все на кого-нибудь похожи. Природа хоть и богата  на типажи, но людей на Земле уже столько наплодилось, что ей приходится повторяться.
- А я на кого похожа? – последовал тут же кокетливый вопрос. Юрий Юрьевич вздохнул:
- Вы похожи на маленький стригущий лишай.
Ножницы застыли и снова продолжили свою работу. Уже в тишине. Слышен только опять стал монолог  министра культуры: «Мы всех оторвем от госсоска, а губы заклеим скотчем! Госхрен они у меня получат! Я лично сейчас…» Стрижка быстро закончилась, Юрий Юрьевич расплатился, еще раз взглянул на свои волосы на полу – их уже начали  сметать в кучу, как опавшие листья, - и вышел.
Падал снег. Он был повсюду. Белый, пушистый, мягкий. И даже теплый. Как шерстяные носки. Все было здорово. Сегодня ночью Юрий Юрьевич откопает свой склад. Это не будет  сложно – земля еще не промерзла. Он мог бы сделать это еще вчера, но так надежнее. Какая все-таки странная вещь настроение, хорошее – и все. Хотелось прыгать, как ребенку, и танцевать вместе с этими снежинками. Как жить интересно! Недавно проводилось по телевизору блиц-интервью у прохожих. Только один вопрос: «Хотели бы вы жить вечно?» Сто человек спросили - ни один не сказал «да». Все что-то ныли про скуку, усталость, пресыщенность. Смех – и умирать они не хотят, и жить без ограничений не нравится. Им и жизнь не нужна, и смерти боятся. Вроде неглупых людей опрашивали, а ответы - как в психбольнице. Ну, да ладно, что о них думать. У Юрия Юрьевича было на душе так замечательно, так утрене, как будто он уже получил инъекцию живительного состава иммортиума. Энергия била гейзером. Хотелось, как в юности, всех по-доброму задирать, разыгрывать, шалить. Хотелось каламбурить и приставать. Ведь он, по сути, сделал невозможное – решил триединую денежную задачу: заработал, сохранил, вложил (в жизнь своей маленькой семьи). Людей с деньгами – как собак, с деньгами и с мозгами – намного меньше, а с деньгами, с мозгами и с бессмертием – ау! – глухо.
Оставалось теперь сфотографироваться для Парижа. Конечно, можно по быстрому щелкнуться в автоматической кабинке, но не стоит. Надо у мастера, на память, чтоб потом лет через сто посмотреть, каким дедуганом был. Да через сто лет мы с Наиной будем выглядеть, как на свадебном фото, а через двести – и того лучше.
Юрий Юрьевич весело распахнул дверь фотосалона. Грузный фотограф, похожий на какого-то известного тенора, моментально отложил газету и торопливо шагнул навстречу:
           - Что вам угодно?
           - Сфотографироваться. Или вы можете еще что-нибудь предложить? Я бы заодно с удовольствием нужду малую справил.
           - Нет-нет, я имею в виду - как вы хотите сфотографироваться, на что?
           - Сидя хочу сфотографироваться. На памятник.
           Мастер немного опешил.
           - Простите, на что вы, сказали, желаете сфотографироваться? На память?
           - На память пусть больные склерозом фотографируются. А я – на памятник. На свой памятник, чтоб, когда я уйду в лучший мир, над моей могилой висела не какая-нибудь тошнотворная унылая фотография, выбранная впопыхах идиотами-родственниками, а та, которую решу я, – красивая, улыбающаяся, перспективная. Я даже могу фамилию фотографа в уголке указать большими буквами. Если, конечно, вы мне скидку сделаете.
           Юрий Юрьевич вел себя, как мальчишка,  и балдел от этого. Кровь бурлила в артериях и аортах. Ему было классно. Как бывает, после разговора с врачом, еще до приема выписанных лекарств, больному становится легче, так и он чувствовал себя уже моложе и счастливее только от того, что решение уже найдено и принято. Фотограф потер подбородок:
           - Присаживайтесь… Если честно, вы первый, кто приходит сняться для кладбища, себе на памятник.
           После проведенной фотосессии Юрий Юрьевич выбрал на мониторе самую радостную фотку, получил три отпечатка, рассчитался и, уходя, сказал:
           - Вы ошибаетесь, на самом деле, к вам многие приходят сфотографироваться на памятник. Только они об этом  не знают.
          

                5

На станции метро «Левобережная» Юрий Юрьевич вошел в первый вагон, и сев возле автоматического открывателя дверей, продолжил свой путь. Поезд, покачиваясь, выскочил на мост и помчался через Днепр. Юрий Юрьевич посмотрел вдаль и понял, что от трехэтажной волны презервативы вряд ли помогли бы. Перегнул он сегодня немного утром – под конец полную требуху нес.
Поезд вполз в туннель, и лица пассажиров стали выглядеть моложе. Юрий Юрьевич смотрел на сидящих напротив людей и думал: «Бедные несмышленыши, они живут своими сегодняшними дурацкими проблемами и занимаются тем, что на самом деле им не нужно. Куда они едут? Куда торопятся? Они не осознают, что куда б они ни ехали, они едут на кладбище. Как бы они удивились, если бы вдруг узнали, что вместе с ними едет человек, который через три дня купит себе бессмертие. Так же просто, как они покупают на рынке картошку. Бессмертие - вот главная цель! Все остальное, каким бы важным оно ни казалось, если нет жизни – полная иллюзия. Зачем, скажем, вот этому человеку с портфелем его карьера? Он что не понимает, чем все карьеры заканчиваются? Или эта бабушка, одной ногой в урне стоит, - а везет внука в музыкальную школу. Смысл? Все равно другие будут играть на ее похоронах. Какие они недалекие. Они не только не пытаются бороться за свое право на бессмертие, они даже не понимают, что это такое! А ведь в газетах пишут, что скоро. Так ведь не верят… Как они потом все спохватятся, да поздно будет. Что ж, каждому свое».
Грузный  мужик, сидевший рядом, выходя на «Арсенальной», неосторожно больно наступил на ногу Юрию Юрьевичу и, не извинился, а наоборот, еще что-то буркнул. Юрий Юрьевич благодушно глянул ему вслед и только подумал: «Бурчи-бурчи, корм для червей». И не было в обычной жизни уже ничего,   что могло бы испортить ему настроение.
Его даже не сильно раздражала набившая всем оскомину реклама лечебного шампуня за окном. Этим рекламщикам мало, что все вагоны изнутри обклеены от поручней до плафонов, мало, что машинист не умолкая расхваливает всю дорогу всякую хрень, - так они уже и пространство внутри тоннеля оккупировали. Хотя поначалу было прикольно: едешь себе, за окнами темнота - и вдруг как будто большие хлопья повалили, и тут же голос в динамиках: «Нет, вы не сошли с ума – это не снег под землей пошел, это увеличенная в двадцать пять раз ваша перхоть. Такой она казалась лилипутам, когда Гулливер в гневе тряс над ними своей немытой головой. Шампунь «Гулливер» - один раз помылся и перхоть не видна даже под лупой!» Передранный у россиян рекламный текст в Украине выглядел немного двусмысленно, да кто на это обращал внимания. Разве только КВН-щики – «забудь про перхоть, згадай про лупу».
Юрий Юрьевич вышел на «Кловской» и направился к «Левекс-банку». Его уже ждал в своем кабинете Недоимов. Недоимов – единственный, кто знал о том, что у Юрия Юрьевича где-то есть приличная заначка, они вместе занимались векселями и имели представление о прошлых доходах друг друга.
- Что,   Юра,   проблемы  -  решил нычку свою
расковырять? Настал черный день?
- Да   нет,   брат,   не   родился  еще   мой
патологоанатом.
- Какой ты оптимист! А мой, по-твоему, что, уже закончил мединститут и к практике приступил – руку набивает?
- Твой уже скоро на пенсию выйдет!
Недоимов откинул голову назад и от души расхохотался. Юрий Юрьевич улыбался тоже. Они оба любили рискованный мрачный юмор и знали в нем толк. С подобных приветствий начиналась их каждая встреча.
- Если серьезно, хочу вложить в одно дельце.
Они обсудили предстоящую операцию обмена, даже договорились, что банк выделит спецмашину с охранником и доставит золото с острова. Решили на пять утра, пораньше, чтоб не привлекать лишнего внимания. Еще предстояло открыть счет, так как по договору с «Мафусаилом» требовалось перечислить треть суммы на его счета через единственную оставшуюся в мире свободную экономическую зону на Антарктиде. У «Левекса» очень кстати оказался дрейфующий филиал на льдине у берегов шестого континента.
- А что, Юра, ты по-прежнему продолжаешь всерьез считать, что можно будет когда-нибудь жить бесконечно долго? – спросил Недоимов, когда с деловой частью было завершено. Он был в курсе главных интересов друга и они часто спорили на эти темы.
- Для меня это не вопрос.
- А зачем? Мы вот за шестьдесят лет устаем
так, что ничего не хочется. Да и скучно это, все известно, все пройдено. Чувства притупляются.
          -   Знаешь, друг, я всегда говорил, что у любого человека в его фамилии достаточно поменять всего одну букву, и фамилия будет ему соответствовать уже полностью. У тебя, например, это пятая буква. Вместо «и» - «у» должно стоять, потому что ты Недоумов, извини меня, конечно, за правду. Ну, если тебе жизнь надоела, устал – почему продолжаешь жить? Ты же на восьмом этаже работаешь: открыл окно, сделал шаг - и усталость как рукой снимет. Боишься высоты – есть другие способы.
          - Так я ж пока нормальный, вполне здоровый.
          - А если, допустим, тебе не шестьдесят, а двести шестьдесят будет, а самочувствие лучше, чем сейчас, - разве это плохо, и скуки нет, то разве захочешь умирать?
          - И на женщин будет тянуть?
          - Как кота в марте – за мошонку не оттащишь!
          - На двухсотшестидесятилетних? - усмехнулся Недоимов.
          - И на тысячелетних. Ну какая тебе разница, когда она родилась, если и внешность, и энергия, и темперамент неотличимы от тридцатилетней?
          -  Ну, если неотличимы, то тогда - да. Но лучше бы все-таки не знать и в паспорт не заглядывать. Психология, знаешь.
          - Да психология – ерунда, она в будущем изменится. Мне пора.


                6

          Юрий Юрьевич вышел из банка и пошел в сторону Крещатика. Вдалеке виднелся огромный экран: новости он-лайн круглые сутки. Не надо было иметь хорошее зрение, чтобы догадаться, что там сейчас показывают. У нас два главных героя: Президентша и Серебряный Министр. Сейчас их, кажется обоих показывают. Конечно, открытие начала возведения памятника гидре – дело тяжелое. Циркачи! Министр даже вроде бы чем-то там пытается жонглировать. «Третий раз он напоминает о себе за сегодня!» Юрий Юрьевич подходил к экрану все ближе и ближе. Откуда-то сбоку донеслось захлебывающееся от восторга вещание диктора: «…Серебряный Министр при закладке памятника на острове собственноручно докопался до чего-то твердого… Серебряный Министр становится Золотым…» Да он давно уже золотой - культура казне недешево обходится, подумал Юрий Юрьевич, и вдруг какая-то липкая и потная, какая-то нездоровая мысль скользнула между его извилинами. Юрий Юрьевич от ужасной догадки похолодел. Он остановился и с силой наморщил лоб, так  наморщил, пытаясь понять, что почувствовал, как эта мысль сжалась между двух бороздочек и вылетела из головы, как мокрый кусок мыла  из пальцев. Нет, этого не может быть! Юрий Юрьевич встряхнул головой – он уже не хотел возвращения этой мысли. Он закрыл голову руками и поспешил в сторону экрана – удостовериться, что ничего не произошло. Он почти бежал, а его преследовали уже не одна, а две, потом три, пять, десятки ужасных догадок. Они тыкались в его голову со всех сторон, как сперматозоиды в яйцеклетку, и не было от них уже спасения – только экран мог разрушить весь этот кошмар. Вот он уже близко. На экране Серебряный Министр, он в Гидропарке. Улыбается. Ну и что, он всегда улыбается. Только, почему он «Золотой»? Ну не потому, конечно, что нашел клад с золотом! А тогда почему? Вот он что-то показывает… желтые кирпичики… прикладывает их себе к плечам, как погоны… подбрасывает их… А из мощного динамика несется его эмоциональный монолог: «Я всегда говорил, что наша украинская земля самая плодородная, - деньги под ногами валяются! Вот они. Мы ходим по золоту, только этого не видим! Все в наших руках! Я вот не поленился лично лопатой прокопать для «Гидры» полметра земли и вот – вознаграждение за работу. Да тут на целый лимон глобаксов. Украина стала богаче на три четверти миллиона, одна четверть полагается нашедшему. Наше богатство – в наших руках!»
           «У меня нет больше миллиона!!! – пронзила наконец голову Юрия Юрьевича самая страшная мысль, и мозг начал делиться и расти. - Я схожу с ума! Они победили! И бессмертие они потом получат! Все – им. Побеждают самые жадные, самые одиозные, самые наглые. Где справедливость?.. Мир погибнет. Я не смог тебе помочь, Наина…»
           Дальше Юрий Юрьевич перестал быть Юрием Юрьевичем, он плохо сознавал, что делал. Наступила анестезия сознания, и он стал вытаскивать с края тротуара плитки и швырять их в экран. А Серебряный Министр хохотал, показывая ему его слитки, бывшие его слитки. Серебряный Министр смеялся, когда в него летели даже куски арматуры, смеялся, когда Юрия Юрьевича повалили на асфальт, когда, скрутив руки, уводили нарушителя спокойствия в милицейскую машину. Смеялся, когда увезли. Он смеялся, потому, что будущее принадлежало ему, а не жалким людишкам, которые не могут заработать в месяц больше, чем он тратит в день на бензин.
           Юрий Юрьевич пришел в себя даже не тогда, когда его доставили в отделение и не тогда, когда составляли протокол задержания, и даже не тогда, когда оказался на скамейке в одиночной камере. Он пришел в себя от телефонного звонка. Клипсу не отобрали только потому, что она застряла за ухом и ее не заметили, подумали, что потерялась, а сам телекомп иметь разрешалось. «Да!» - нажал кнопку Юрий Юрьевич. На дисплее появилась Наина. «Юра, тут мне пришло очень странное письмо. От одного моего бывшего ученика. Помоги мне разобраться. Ты сейчас не занят? Я тебе могу зачитать?» «Что за письмо? Какого ученика?» - Юрий Юрьевич усилием воли старался говорить спокойно, хотя после того, что только что произошло, вникать в мир наивных учительских проблем было сложно. «Он у меня учился еще десять лет назад, хороший такой был мальчик, отличник, из очень порядочной семьи, отец кандидат наук». «Наина, дорогая, - Юрий Юрьевич даже закричал, - ну когда же ты поймешь, наконец, что в этом мире порядочной может быть только сволочь! Сбрось мне, пожалуйста, это письмо, я сам прочитаю, а то я, и правда, сейчас немного занят». Юрий Юрьевич отключил телекомп и вытянулся на жестких досках. Жить не хотелось. Он проиграл. То, что это его золото было зарыто в Гидропарке, никому теперь не докажешь. Все! Как глупо оказаться представителем последнего поколения перед бессмертием. Как же это несправедливо. Тысячи поколений землян строили эту цивилизацию, сто миллиардов людей родились и умерли, по крупицам собирая знания, передавая опыт потомкам, чтоб затем однажды появилось самое везучее халявное поколение и получило бессмертие в подарок. За просто так. На костях пращуров. Какой абсурд… И мы с Наиной могли успеть. Но теперь – конец. Я никогда не заработаю таких денег! А главное, никогда не смогу обойти тех, у кого вклад в банке сочетается с мощной челюстью и стальными локтями. Видимо, будущее не должно принадлежать таким, как я, и уж тем более нет в нем места  наивной Наиночке.
           Жизнь, и так бессмысленная до предела, теперь потеряла даже надежду на обретение смысла. «Я не смогу с этим уже жить, – вдруг четко и спокойно осознал Юрий Юрьевич. - Пора ставить точку. Все». Резко ограниченное у человека количество способов прийти в этот мир - с лихвой компенсируется неисчислимым множеством разновидностей ухода из него. Даже в условиях камеры их немало. Юрий Юрьевич снял ботинок и выдвинул на каблуке антигололедную пластинку с острыми, как у пилы, зубчиками. Теперь главное - не задумываться, с силой полоснуть себя по венам, и кровь брызнет красивым фонтанчиком, а глупое сердце, превратится в метроном, отсчитывающий последние минуты.
            В ухе раздался короткий зуммер – пришло электронное письмо.  «Что ж,  - подумал Юрий Юрьевич,  - посмотрим напоследок, о чем пишут неблагодарные лоботрясы своей бывшей учительнице». Он нажал кнопку, и на шероховатой стене камеры появился текст. Буквы получились неровные, но так читать все же было удобнее, чем с крошечного дисплея.
           «Дорогая Наина Георгиевна! Пишет Вам Ваш бывший ученик Игорь Романов. Помните? Я неплохо учился по всем предметам, и только Ваш французский мне давался очень тяжело. А произношение было таким чудовищным, и я так коверкал слова, что Вы видели, как дух Наполеона прилетал и кружился надо мной, негодуя. Вы даже стыдили меня, напоминая, что с такой фамилией, люди раньше знали французский в совершенстве. Помните? А я еще спорил с Вами, зачем, мол, изучать то, что во Франции знает каждый ребенок? Изучать нужно химию, физику, биологию. Я хотел заниматься наукой, как мой отец, а люди, считал я, в будущем все равно будут говорить на одном языке. И уж наверняка не на французском. Я считал Вас старомодной и оторванной от реальной жизни, я считал Вас  педантичной и предвзятой и доставлял Вам немало неприятных минут своими колкими насмешками прямо на уроке.  Я  учил язык спустя рукава и получал от Вас то, что заслуживал. Но когда в конце учебы выяснилось, что мне для поступления в институт не хватает в аттестате нескольких баллов, и я, имея лучшие оценки по профильным предметам, победитель нескольких олимпиад и соревнований, не прохожу по конкурсу, а на платное у нас в семье не было средств, Вы вдруг по собственной инициативе, поставили мне самую высокую оценку. Я был, конечно, удивлен, но принял как должное. Только много позже, я начал понимать, какие человеческие качества стоят за подобными поступками. Вы, не задумываясь, рисковали своей работой ради моего будущего, потому что, будучи строгим и требовательным преподавателем, Вы,  Наина Георгиевна,  человеком  были бесконечно добрым, великодушным и благородным. Для Вас высшая справедливость оказалась важнее справедливости формальной. Поэтому Вас в школе все любили и тянулись к Вам. Кроме меня, увлеченного собственным великим, как я считал, предназначением. Я поступил и после даже не нашел времени Вам хотя бы позвонить.  И жизнь так увлекла и закрутила, что я, признаться, почти не вспоминал школьные свои годы. Пока не произошли в моей жизни события, в итоге заставившие меня Вам написать.
           Дело в том, что по окончании института, я стал работать вместе с отцом, а его вскоре пригласили в Париж, и я оказался во Франции. Пришлось доучивать язык, Наина Георгиевна. Вы будете смеяться, но судьба, словно нарочно, словно приводя все в порядок, заставила меня оправдать авансом выставленную мне в школе отметку. Язык я, конечно, выучил, но не это было уже важно. Главным стало то, над чем мы работали совместно с французскими и американскими учеными. Мы работали над вопросом радикального продления жизни, и гипотеза, высказанная моим отцом еще двадцать лет назад и выглядевшая безумием, вдруг подтвердилась на практике. Да еще покруче, чем предполагалось. Мы получили возможность делать людей практически бессмертными.
           Наши спонсоры, вяло прежде нас финансировавшие,  почувствовав сверхбарыши, быстро прибрали нашу лабораторию к рукам, засекретив все, что можно, закабалив юридически, и начали торговлю эликсиром жизни, причем за баснословные деньги. Это началось три месяца назад. Мы просто ужаснулись, увидев ту публику, которая покупала права на бессмертие. Наши владельцы, создав подпольный ажиотажный спрос, устроили настоящую борьбу за выживание вокруг препарата и явно получали удовольствие от того, как небедные люди буквально стали уничтожать друг друга. Представляете, какие экземпляры сейчас прорываются в вечность?
           Мы были шокированы и обескуражены! И эти люди вскоре будут составлять человеческую цивилизацию в будущем? Да они уничтожат Землю, поняли мы, и приняли решение хотя бы пять-десять процентов производимого нами иммортиума в тайне от наших хозяев распределять среди хороших людей. Каждый сотрудник нашего небольшого научного коллектива получил возможность выбрать среди своих знакомых самых порядочных и самых чистых, на его взгляд, представителей человечества для создания пусть небольшого, но противовеса тем монстрам, которые дерутся за возможность откупиться от смерти.
           Дорогая Наина Георгиевна, пользуясь своей квотой и испытывая к Вам чувство уважения и благодарности, я хочу предоставить Вам и Вашему самому близкому человеку, человеку, которого Вы имеете право назвать сами, -  совершенно бесплатно два билета, если сказать образно, дающие возможность  остаться в этом мире. Свяжитесь с нами, и мы сообщим о дальнейших действиях.
           С уважением Ваш бывший ученик, а ныне сотрудник компании «Мафусаил»   Игорь Романов».