Джугашвили

"Сентябрь 1945 г.. Ленинград. Поймали маленького мальчика десяти лет за кражу в продуктовом магазине; имел соучастников. На данный момент – беспризорник. Фамилия и имя не известны..."

В разодранном помещении тускнела лампа. Один человек(за сорок) в военной форме сидел за столом, другой(за тридцать) в гражданской одежде стоял у двери рядом со шкафом. Маленький мальчик с тёмными волосами стоял у стола. Вёлся допрос.

...

— Маменька зареклась хлестать меня более.
— Не знаю, что мамка твоя сулила, могу лишь обомлеть, то бишь остолбенеть от рубцов на твоей спине, словно хлыстом тебя секли или не знаю чем там... — начал говорить человек в военной форме.
— Ой, что же вы, дяденька, пугаетесь, я и сам не помню, как это у мена появилось.
— Не памятуешь говоришь?
— Нет, дяденька.
— Как тебя величать?
— Арсением.
— Сколько лет тебе?
— Десять.
— Небось сызмала воровством практикуешь?
— Лишь по необходимости, дяденька следователь.
— Откуда же ты такой культурный взялся?..
— Ох, как есть хотелось, голод сытому не страшен, а то – голодный, день голодный, два дня голодный, помирать – молод ещё, вот и на горбушку залёг, не выдержал.
— Это же не только горбушка была: колбаса, конфеты московские...
— Рязанские. 
— Рязанские, варенье...
— Это я первый раз так, подумал, что раз уж хлеб ворую, то и всё остальное можно, я же не один, скольких ребят от голода пучит.
— Времена у нас голодные, не ты один голодаешь, а воровство – это плохо, очень плохо. Воровство ведёт к краху личности!
— А голод – к смерти.
— Ладно, молви мне только одно, где мамка твоя, откуда бежал то?
— Не помню я дяденька.
— И фамилии не вспоминаешь?
— В данный момент никак припомнить не могу.
— А место, в котором ты всё это время проживал, покажешь?
— Нет, не могу.
— А ты сумей. — Заговорил тот, что стоял.
— Не могу.
— Детям не где-то надо шляться, а быть в интернате... — продолжил тот.
— Не могу.
— Тебя следует будет наказать...
— Бить будете?
— Бить не будем. — опроверг тот, что сидит.
— Ты мне лучше, Арсений, скажи, что ты о Сталине думаешь? — Стоящий сделал серьёзный вид.
— То, что вы думаете, то и я думаю. — Вырвалось у мальчика. 
— А что я думаю? — Не ожидал такого поворота разговора.
— Вы знаете, что вы о нём думаете.
— Имя отца памятуешь? — Продолжил допрос сидячий.
— Памятую.
— Ну и как звать его?
— Иосиф. — Мужчины переглянулись.
— Ты что, сопляк, играть с нами вздумал?! — Разозлился человек в гражданском
— Мой отец не виноват, что его Иосифом прозвали, — пауза, — и ваш, кстати, тоже. — Тут они вообще во мрак пали.
— Ты его слышал? — Оторвался от стены стоящий, — Что за дерзость?
— Ну, если подумать, так он ничего такого не сказал. — Пытается держать всё под контролем.
— Сказал, только не вслух.
— А ты, что мысли научился читать?
— Нет. 
— Ну что ты хочешь, отправить его в Сибирь, в лагеря?
— Не его это слова, а родителей его, нам нужно узнать чей он, понимаешь? — Тыкает пальцем на мальчика.
— Значит отец твой Иосиф? — Продолжил тот, что сидит.
— Да.
— А фамилию ты не памятуешь?
— Памятовать незачем было, я до него ни словом ни руками не дотянусь.
— Что это значит? — Выпрямился.
— Нет его, сгинул окаянный, меня с маменькой оставил и ушёл.
— А отец твой с усами? — Упёрся ладонями о стол.
— Был с усами.
— Фамилия его случайно не Сталин? - Ухмыльнулся тот, что по-прежнему стоял.
— Нет.
— Тогда какая?
— Джугашвили. — Тут-то их и скосило.
— Товарищ Ситко, — обратился к стоящему следователь Сибиряков, — нужно выйти поговорить.
Они вышли и, закрыв дверь за собой, оставили мальчика одного в разодранном помещение.
— Ну, что скажешь? — начал Сибиряков.
— Нужно дело его более тщательно рассмотреть...
— Мне из-за него пришлось русский вспоминать, в наше время в городах так уже не разговаривают, наверно он из деревни какой-нибудь.
— Ты мне скажи, будем давать огласку этому делу или нет?
— Не нравится мне это, ох как не нравится.
   
...

"Сентябрь 1945 г.. После тщательного расследования, решено было доложить об инциденте т. Сталину. Т. Сталин решил лично встретиться с мальчикам, дабы убедится во вменяемости мальчика..."

Кремль. Кабинет Сталина. Дверь открывается и в проёме появляется Арсений с Сибиряковым.
— Проходи, — Сталин обратился лично к мальчику.
— Спасибо дяденька.
— Вы можете идти товарищь Сибиряков, — обратился к следователю, — я бы хотел с мальчиком наедине поговорить.
— Хорошо, товарищ Сталин, я буду за дверью.
— Будь. — И дверь закрылась снаружи.
Сталин молча смотрел на мальчика, словно пытался разглядеть в нём черты лица:
— Арсений твоё имя?
— Да.
— Ты знаешь кто я?
— Вы тот, кто решает абсолютно всё! — Неожиданно выкрикнул мальчик.
— Хочешь конфету, возьми... — вытаскивает из кармана конфету. Сталину явно понравилась это формулировка.
— Спасибо, дяденька Иосиф.
— Зови меня просто – товарищ Сталин, и я буду тебя называть товарищем Арсением.
— Так если уж товарищем, то по фамилии.
— Хорошо, какая у тебя фамилия?
— Джугашвили. — Сталин помрачнел.
— Джугашвили так Джугашвили, - взял трубку в руку, — товарищ Джугашвили.
— Премного благодарен, товарищ Сталин.
— Вы меня не боитесь, товарищ Джугашвили?
— А должен, товарищ Сталин?
— Так вы говорите, что я могу всё что захочу?
— Почти.
— Почти? — пауза, — Что значит почти?
— Вы знаете ответ.
— А мне кажется – вы лжёте, товарищ Джугашвили.
— Если лгу, то несознательно.
— Я верю, вы же ещё ребёнок, не так ли?
— Что ни на есть самый настоящий.
— Покажите ка мне вашу спину. — Мальчик поднимает рубаху.
— Отчего у вас такие чёткие рубцы на лопатках, словно ожог?
— Если бы помнил...
— Возьмите ещё конфеты, — показывает пальцем на вазу, — заполните ими карманы, — тот заполняет, — а сейчас идите и пригласите товарища Сибирякова.
Мальчик выходит, и уже через секунду в кабинете оказывается Сибиряков.
— Странный молодой человек. — начал Сталин.
— Я думаю мы сможем выяснить, кто за этим стоит.
— Не надо, нужно его просто изолировать.
— Изолировать?
— Изолировать. — Молчание,  — Он не ребёнок.
— Хорошо.
— Чтобы учился, не дайте ему исчезнуть, для меня это очень важно, чтобы он был живым и здоровым.
— Хорошо.
— Вы свободны, — Сибиряков собирается выйти, — да вот ещё что, — следователь останавливается, — поменяйте ему фамилию.

...

"Март 1953 г.. Ближняя дача. Перед смертью Сталина..."

Сталин сидел в малой столовой. Вождь спиной почувствовал присутствие человека в помещении. 
— Ну, как дела, товарищ Джугашвили? — Заговорил Сталин.
— Меня, товарищ Сталин, теперь зовите товарищем Овченко.
— Арсений Овченко! — Ухмыльнулся вождь, — Ты и сейчас меня не боишься?
— Нет. — Сталин поднял взор и рассмотрел молодого юношу. 
— Это хорошо. Я смотрю вы возмужал, стал настоящим мужчиной. — Не может наглядеться, —  Я им говорил за вами следить...
— Уже не важно.
— Нет, мне всё таки интересно, как всё произошло, не отказывайте мне сейчас в этой просьбе.
— Я не помню. 
— Вы всегда ничего не помните...
— А зачем это помнить? — Сталин закашлялся.
— Ну, что крылья не выросли?
— Крылья?
— Я старался как мог, по-другому вожди себя не ведут... Нельзя было по-другому...
— Ладно, видно я зря пришёл...
— Подожди! Ты так и не сказал кто ты такой...
— А вы точно хотите это знать?
— А как же!
— Я, — посмотрел с улыбкой на Сталина, — молодёжь постсоветского времени, плюющая вам в лицо и топчущая ваш мундир импортной спортивной обувью! — На этом у т. Сталина закружилась голова и он, погружаясь во мрак, упал на пол.

...

"Март 1953 года – умер т. Сталин..."