Один

Каждый раз начиная, я не знаю, с чего начать. Всегда впадаю во всяческие подробности этой к черту ненужной жизни, от которых у читателя вянут уши. Не смею более вас задерживать и рассказывать о самых запутанных и черных делишках моей жизни. Это все слишком долго и нудно, а уж если вы – мамочка с дитем в животе или на руках – тем более. Не очень люблю плакаться о прошлом. Я вру, конечно. Но в этот раз, как ни странно, я буду чесать языком только о настоящем. Опять вру, да что такое! Останавливайте меня, хоть как-нибудь. Может быть, это все – сущая ложь. Воспринимайте, как хотите. Если станет скверно и скучно читать – бросайте тут же, заваливайте меня оскорбительными письмами, звоните мне день и ночь, называя пустозвоном и треплом, можете даже присылать мне кирпичи бандеролью  – хотя бы этого я достойна. Адресок – Даунинг стрит, 10.

Теперь мне вроде как следует представиться. Странно, что я до сих пор этого не сделала. Уже успела наболтать на приличную телеграммку, даже немного поязвить, оставшись неизвестной. Вообще-то не очень люблю представляться. И каждый раз называю разные имена. Потом только и слышишь  - «Ее же зовут Марта?» -«Нет-нет, ты что. Вроде Кортни. Или Олли.» - «Да вы вообще о чем?! Она Кэт, вот и все.» Забавно выходит, знаете ли. Каждый раз разное настроение, поэтому имена всегда разные. Буду-ка я на этот раз Хлоя Стивенсон. Вроде бы неплохо звучит. Хотя, сейчас фамилия Колфилд мне нравится куда больше. Небольшой намек на родство с Холденом Колфилдом, которого я просто обожаю. Надеюсь, и вы с ним знакомы. Не сказала бы, что милейший, скорее, он просто «душка». Говорю это и думаю, какая же я все-таки врунья. Иногда даже обидно, честное слово.

Вообще я так подумала недавно, что если уж жизнь – игра, то тогда равноправна лжи. Причем чистейшей. По крайней мере – моя, очень люблю врать. Иногда могу врать часами и меня не остановишь, честное пионерское! Как ни странно, иногда от этого становится страшно. Знаете, почему? Вру-то я, по большей мере, себе. Хочется улыбнуться, но зубы болят. Вдамся-ка лучше в воспоминания. Как-то раз мне было шесть лет. Шесть, представляете? Не каких-то там семнадцать. Противная цифра, хотя там и присутствует семерка, кстати говоря, на которую у меня есть законные права. Но это длинная история, о ней попозже. Так вот, в этот самом нежном возрасте у меня был самый замечательный друг в мире. Красивый такой мальчик. Умный очень, по крайней мере, я так думала, потому, что читал он в точности то, что и я, слушал такую же музыку и вообще никогда не ковырялся в носу. Для меня было таким открытием, что мальчик в шесть лет не засовывает себе конечности в нос, что я даже сначала побаивалась говорить с ним об отвлеченных вещах. Вечно мы с ним засядем на дереве в парке, подальше от четвероюродного брата, и пересказываем друг другу наперебой Шекспира. Мама читала его каждый вечер, да и его мама тоже. Замечательный он был. Просто потому, что он был воображаемый. До мозга костей. До кончиков пальцев. До последнего шва на джинсовых шортах. И звали его так смешно – Саш. Как ни странно, эта выдумка меня спасала. Очень много раз. Вплоть до тринадцати лет, когда я встретила настоящего мальчика по имени Саш. Жуткий был задавака.. сначала. Но все же тот самый.

Я к чему клоню. Иногда выдумки, даже самые сумасшедшие, головокружительные, бешеные, вне всяких границ, умопомрачительные, да и вообще из ряда вон выходящие – и те, становятся чистой правдой. Нет, серьезно. Вообще-то я жуткая фантазерка, меня даже дразнили из-за этого в компании. Вечно сидела и мечтала с открытым ртом, пока вокруг творятся самые невероятные вещи. То есть, это для других они были умопомрачительные. Мне всегда скучно было, да и, в общем-то, плевать на их человечьи затеи. Действительно, трепло из меня отличнейшее.

Пять утра. Угол Мэдисон авеню. Все вокруг гудит, пышет выхлопными газами, а я дышу ими полной грудью, наполняю до краев легкие и выпускаю до последнего, как будто я тоже какая-нибудь машина. Хочется закурить. Ах да, я же не курю. Здоровый образ жизни и все такое, сами понимаете. Но сейчас бы закурила, были бы в кармане сигареты и зажигалка. Хотя, курить-то я и не умею. Как-то раз пробовала. Лет в тринадцать. Стащила откуда-то женские сигареты с ментолом, такие длинные и тонкие, поставила на середину кухни табуретку с высокими ножками и долго обнюхивала пачку. Так смешно. Как сейчас помню, аккуратно вытянула сигарету, воровато оглянулась по сторонам, и, кое-как справившись с зажигалкой, закурила. По глупости затянулась глубоко, как старый моряк, но даже не закашлялась, хотя и глаза защипало до ужаса. Со вторым затягом опыт тут же пришел. Медленно, но верно, я дотянула единственную сигарету в своей жизни и категорически решила, что мне не понравилось. Посидела минут пятнадцать, рассматривая отражение в зеркале. В голову эта штука не дает, значит, и курить не следует вообще. Это я так здраво решила. В тринадцать лет. На высокой отцовской табуретке. Посреди кухни. И это чистая правда. Неправда здесь то, что ни на каком углу Мэдисон авеню я не сижу. И даже не вдыхаю выхлопные газы. А жаль. Я бы сейчас все отдала за этот паршивый угол Большого Яблока.

Сижу я, значит, дома, и думаю. А не напиться бы? Легко. Правда, дороговато будет, да и придется для пущего фарса заказать такси до бара, ночь на дворе. Но я всегда умела легко прожигать деньги. Особенно на подарки близким, друзьям и прочим нахлебникам. Вообще я немного сноб. Хотя очень. Сильно сноб. Жуткий. Обожаю дарить дорогие подарки, причем важным лицам. Да, это я вру не к месту. Не напиться ли? Звякнуть кому-нибудь. Позвать в бар. Фу, аж противно стало. Я ведь никогда просто так не напивалась. Ни с того ни с сего. Хотя это я сейчас соврала. Если я напьюсь, вот прямо сейчас, оденусь и разгромлю с кем-нибудь тихий бар – это будет не просто так. Тоска заела, знаете ли. Тоска и ненависть. Никогда не думала, что во мне будет столько ненависти. Все, что я действительно люблю – это ненависть. Ну да ладно. К черту эти любимые разговоры. Я натянула джинсы и футболку, сверху полосатую толстовку. Сойдет.

А вы когда-нибудь напивались? Нет, я серьезно. Прямо так, чтобы в стельку. Чтобы слова не могли выговаривать. Чтобы еле-еле шли по прямой, болтали о своей жизни без умолку? Вот у  меня как-то раз было такое. Странно, да. Иду по темному переулку и вспоминаю, как напилась когда-то. Ну да ладно. В общем, идиотско все получилось. Мне было лет пятнадцать. Шла на концерт, точнее, ждала подругу на остановке. Тут подъехали едва знакомые девицы и уговорили с ними пойти выпить. То есть я, конечно, отказывалась пить, потому, что считала и считаю, что пить водку это гадко до чертиков, но потом они меня втянули в это дело. В общем, я не помню, сколько там выпила. Но довольно-таки много для первого раза. Гадко сейчас вспоминать. До чертиков гадко. Помню, как подруга сопровождала  меня до дома, а я ей в сотый раз пересказывала историю с блондинистым барабанщиком. Приперлась домой, что-то промычала маме, нырнула в кровать. Гадко.

Но вот прямо сейчас хочется пойти в бар, заказать себе порций пять виски, причем неразбавленных, напиться как свинья и переночевать там же. Честно, плевать на все. С родителями плохо будет, конечно, но ничего. Мне еще хуже. Наверное. Хотя, выпивка это не самое страшное. Я даже остановилась. Мне в голову пришла замечательная идея. Гадкая до чертиков. Наркотики куда хуже выпивки. Зато хоть ненадолго заклеят эту громадную черную дыру где-то на уровне грудной клетки. Слышали когда-нибудь о черных дырах внутри человека? Мне о них рассказал один друг. Знаете, есть у меня такой. Хороший. Правда. Он все страдал этой болезнью. Жаль, что я его не очень понимала тогда. Зато сейчас у меня самой ужасная дырка. Я даже не слышу, как сердце бьется. А что, если оно пропало, прямо вот в этой дыре? Провалилось. Ухнуло. Вниз. Раскрошилось. Посерело. Даже почернело. Получается, что его нет. Нет вовсе. Знаете, бывает такое. Мышцы и орган остаются на месте. А сердца нет. В наше время это очень частое явление. Люди теряют сердца. Или вырезают. Или просто рождаются без них. Сердца взрываются вулканом, но на них машут рукой, они кричат от бессилия, но их не слышат, затыкают уши, они разбиваются на тысячу осколков, но никто их не собирает и не склеивает. Сердца миллионов изнывают от жажды, но никто не поднесет им спасительную влагу, они мечутся между «блюдами», как буридановы ослы, но люди выбирают выпивку. Эти красные штуки внутри нас захлебываются и задыхаются, но кислородные маски тоже кончаются.. сердца черствеют. Перестают чувствовать импульсы других сердец. Теплые слова ударяются в стенки пульсирующей мышцы и не находят отклика. Это страшно.

Орошайте сердца слезами.

Когда я не могу плакать, я смотрю на звезды. Особенно на свою. Все-таки я знаю, что мой дом там. Не так уж далеко от Земли – Сириус в созвездии Малого Пса вторая по близости звезда к нашей планете. Мы это обнаружили очень давно. Наверняка ты помнишь. Это было время улыбок, переходов из крайности в крайность, зеленой травы и фильмов про море. Время было как песок, а мысли, как вода. Только ты и я. Это было так давно. Иногда я даже думаю, а вдруг тебя не было вовсе? Но тогда кто сказал мне, что я с Сириуса? Ты. Жаль, что я не могу по-настоящему услышать тебя, только где-то в глубине моего сердца ты не умолкаешь. Штопаешь то, что осталось от моей жизненно важной частицы. А органом занимаются хирурги, которых ты вечно ругал. Из-за них тебя нет. Может быть, и меня не станет. Совсем скоро. Поездка в никуда может так и закончиться. На холодных простынях. Вспоминаю твои слова, что мы не жильцы здесь. Задыхаемся со временем. И ты почему-то был уверен, что первый уйдешь. И настал тот день, когда я просто перестала тебя чувствовать. Мне не верили. И не верят. Только вот твое письмо всегда со мной.

Вы не возражаете, что иногда я буду с ним говорить? Нужно очень. И не только с ним. Можете пропускать абзацы, дело ваше. Устала вталкивать в людей что-то, утрамбовывая и закрывая сверху крышкой, чтобы не вывалилось. Становится слишком холодно. Пойду-ка я лучше домой. Черт, завтра ведь подниматься раньше петухов, которые каждый раз прочищают горла на той стороне реки, в этом грязновато-пафосном частном секторе, где по ночам лают собаки и поют пьяные песни. Скоро увижу город своего будущего. Завтра подумаю обо всем остальном. А может быть и послезавтра. В общем, когда-нибудь.