Fines

Темный, мрачный больничный коридор. Белый потолок с мигающими лампочками без плафонов, и грязный кафельный пол. Тук-тук, тук-тук, эхом разносится стук каблуков по коридору. Справа и слева множество дверей без табличек. Девушка походит к одной из них, дергает ручку – заперто, к следующей – заперто. Впереди бесконечно длинный коридор, и вновь тук… тук… тук…

- Вставай, в универ опоздаешь, - кто-то тихонько трясет меня за плечо. Коридор перед глазами плывет и растворяется. Сон, всего лишь сон. Не открывая глаз, я натягиваю на голову одеяло.
- Не хочу, - как маленький капризный ребенок, отвечаю я брату.
- Ты просила разбудить, я тебя разбудил, а дальше решай сама. Кофе на плите, я на работу опаздываю.
- Дениск…
- Чего те?
- У меня сигареты закончились.
- До магазина конечно дойти не судьба, ладно, возьми у меня в тумбочке, я ушел.
   Подождав пока за братом захлопнется дверь, я медленно села на кровати, пытаясь прийти в себя. Опять этот сон, периодически снившейся мне вот уже несколько лет. Коридор и двери, двери, двери, что бы это могла символизировать?
   Сходив в соседнюю комнату за сигаретами и на кухню за большой кружкой кофе, я вернулась к себе.
   Мысли плавно перетекли к бренности моего бытия. Как давно меня предали? Как давно я предала себя? Странный сон – как постоянное напоминание о моей жизни, состоящей из тщетных попыток войти в закрытые двери? Достучатся до чужих душ?
   Недавно, занимаясь самокопанием, или как это называют мои друзья – мастурбацией мозга, я обнаружила у себя ряд фобий. Самой интересной из них является фобофобия, а именно боязнь бояться. Может быть двери кажутся мне закрытыми, потому, что я боюсь в них зайти, увидеть что за ними скрывается, но не могу признаться себе в том, что боюсь, - пожизненная тавтология моей жизни.  Может быть иногда все-таки стоит прислушиваться к мнению брата, меньше читать и меньше думать.
   Это ведь глупо надеяться, что чем больше ты знаешь о психических заболеваниях, тем больше у тебя шансов их избежать. Но я просто ужасно боюсь сойти с ума, хотя и не могу с достоверностью 100% утверждать что сейчас я в своем уме. Денис меня не понимает. Еще бы, ведь сумасшествие передается по женской линии.
  Многие знакомые завидуют нам с братом, но это слишком поверхностная и необдуманная зависть. Да, у нас нет проблем с родителями, вечного конфликта отцов и детей. Нам неплохо живется вдвоем, в просторной двухкомнатной квартире. Ежемесячно мы получаем денежный перевод от неизвестного  лица, брат считает, что деньги нам присылает отец, я же предпочитаю не задумываться на эту тему. Никакого контроля или влияния из вне, только самодисциплина и взаимовыручка.
И все же, не все так безоблачно. Нашего отца ни я, ни Денис не помним, только темно-карие глаза и светло-пепельные волосы, хотя возможно это лишь мое буйное воображение. До 14 лет нас воспитывала мама, каждое мимолетное воспоминание о ней кажется светлым, но больно вонзается в сердце иголкой. Я заставила себя забыть о ней, не думать, так легче, так безопаснее.  Все что случилось тогда, словно в утреннем тумане - размыто, расплывчато. Я не хочу, не хочу повторить ее судьбу, те два месяца, что мы с братом навещали ее в психбольнице, куда ее упекли после нервного срыва, когда она пыталась покончить с собой, были самыми ужасными в моей жизни.  Вторая попытка оказалась последней, маму нашли как-то утром повещенной на простынях, но ее смерть не стала большим потрясением, чем психбольница. С тех пор многое изменилось, изменились мы, но груз полузабытых образов все так же тяготил и меня, и брата.
   Мы с Денисом с рождения были феноменом.  Двойняшки, совершенно разные между собой, и дело было не только в личностных качествах, но и в почти противоположной внешности.  Начиная с цвета глаз и волос, у моего брата были светло-синие глаза и черные волосы, в то время как у меня были удивительно светлые волосы, не потемневшие с возрастом, и темно - карие глаза, и заканчивая тем, что мой старший брат (Денис родился на 3 минуты раньше) был выше меня сантиметров на 35. Но не смотря на все различия, между нами была невесомая связь, которая после смерти матери стала уменьшатся, и сейчас я ее почти не чувствую. Хотя тогда, я вообще мало, что чувствовала, только страх, леденящий душу ужас, что вот-вот в дверь позвонят социальные работники и упекут меня если не в психушку, то в детский дом, что для меня было равносильно смертному приговору. Я боялась. Денис нет. Он ждал возвращения отца, как раз тогда начались эти странные денежные переводы, и брат был уверен, что со дня на день к нам приедет отец и заберет нас к себе. Не будут же нам просто так деньги посылать, а если посылают, то, значит, помогут и в других планах. У него вообще зачастую все слишком просто, не умерли – значит живы.  Но он оказался прав, и все приготовления к маминым похоронам тоже кто-то выполнил вместо нас. Я тогда плохо соображала, помню только, что слез не было, боли не было, пустота, теплая обволакивающая пустота. В тот день я долго гуляла одно по кладбищу и поняла, что слез больше не будет, слишком много я выплакала за то время что мать лежала в психушке, и вот уже три года, чтобы ни случилось, я еще ни разу не проронила ни слезинки. То, что не убивает – делает нас сильнее, меня сделало.
   На столе завибрировал телефон, одногруппница хотела узнать сочту ли я нужным оторвать свои вторые 92 от дивана и все-таки явиться в универ. Услышав в ответ, очередное нет, она высказала мне почти все, что обо мне думает и отключилась, напомнив мне при этом, что моя железная логика опять побила все рекорды идиотизма. До сессии еще месяц, так чего раньше времени переживать? Пережили первую, переживем и вторую.  Три халявных четверки за зимнею сессию плохо сказались на моей прилежности, но дело даже не в этом, - просто я вообще плохо понимаю зачем учусь. А в принципе учеба не выпадает из привычной логики жизни. Как часто мы можем объяснить свои поступки четкими осознанными мотивами, не сводя все к банальному захотелось?
Впрочем, за своими поступками я чаще ставлю слово «надо», но на вопросы кому? и зачем?  - ответить не могу.
  На улице стояла необыкновенная для весны жара, и не смотря на то, что мне катастрофически надо было в библиотеку, я опять провела весь день упиваясь своей Idee fixe1, копаясь в психологических книжках, и зачем-то выписывая научные термины на разных языках.
  «Больше всего человек обижается, если ставят под сомнение его чувство юмора или же его право быть несчастливым»  - не помню, кто это сказал, не помню, чтобы у меня вообще было чувство юмора (у моего брата был хотя бы его извечный могильный сарказм, немного циничный, но в принципе за юмор сойдет), но вот насчет права быть несчастным, я полностью согласна с этим выражением. Я уверена, что просто не создана для счастья. У Пушкина когда-то прочитала хорошее выражение, смысл приблизительно таков – счастья нет, есть лишь покой и воля. Покой и Воля – в значении свободы, большего я не прошу. В большем и не нуждаюсь.

Темная, хорошо знакомая улица. Девушка неспешной походкой возвращается домой. Моросит дождь, холодный ветер напоминает о том, что еще не лето, но девушка не спешит ускорять шаг, она словно кошка, медленно готовящаяся к прыжку. Свернув в безлюдный переулок, девушка останавливается, чтобы достать из сумки сигареты. Сзади раздаются шаги, ее нагоняют двое молодых людей.
- Девушка, а девушка, не боитесь ночью одна гулять? – спрашивает один, дыша перегаром ей в лицо.
- Нет, - спокойно отвечает она, не поднимая глаз, - а вы, не боитесь?
- Тебя что ли сучка - крашенная? – смеется другой, стоящий за спиной девушки, - будь умненькой девочкой, раздвинь ножки, тебе понравится…
Сдавленный  крик заставляет его замолчать, в ужасе он смотрит на девушку и на друга, из горла которого фонтаном бьет кровь. Пара движений и у ног девушки лежат два окровавленных тела, в них еще теплится жизнь, но им осталось крайне мало. Последнее, что они запомнят, это бутылка водки, распитая в гаражах, задушевный разговор на тему: все бабы – ****и, и странную девушку со слишком светлыми волосами и очень острым ножичком в сумке.  Ножичком, которым она перерезала им горло, лишь слезка улыбнувшись при этом. Тишина. Темнота. Смерть…

   Я проснулась. Закурила. Успокоилась. Странно было смотреть на себя со стороны, странно было чувствовать во сне вкус сигарет, запах крови, холод металла.
За окном начинало светать, часы показывали пять утра.  Пытаться снова заснуть было бесполезно, к тому же надо хоть изредка появляться в универе, да и еще одного дня самокопания я не выдержу. К тому же сегодня практическое занятие по моей любимой истории средних веков.
   От нечего делать, стараясь не шуметь чтобы не разбудить брата, я стала рассматривать материальный кусочек моего сна. Маленький антикварный ножик, с лезвием длинной около 15 см.  не смотря на то, что я была уверена в том, что он старинный, не старше тринадцатого века, лезвие оставалось очень острым. Вот только с собой я его никогда не носила, да и убить кого-то, да еще так хладнокровно, не уверена, что смогла бы. И все же сны это часть подсознания. Да и нож хранился в моей комнате, правда называть это восхитительное изделие из металла ножом, если б я хоть немного разбиралась в оружии, я несомненно знала бы подлинное название, а так могла только предполагать, что это кинжал, когда-то принадлежавший моему отцу.
  Я, кажется, даже не удивилась, обнаружив на кинжале следы крови. То, чего ты больше всего боишься, имеет свойство часто осуществляться. Наверно я уже смирилась, что рано или поздно, все-таки сойду с ума.
  Я почти перестала спать. Но сны преследовали меня. Я стала ежедневно посещать университет, чтобы хоть немного удерживать в себе ощущение реальности. Но не интересная лекция, не сложное практическое занятие уже не могли отвлечь меня от мыслей о ночных кошмарах.
 
Ночь, улица, в руке блестит лезвие кинжала. Короткая юбка, босоножки на шпильке, черный топик. Распущенные волосы волнами спускаются до бедер, красным огнем сверкают глаза. Каблуки медленно стучат по асфальту, она никуда не торопится, ей некуда торопится. Ночь скрывает девушку в своих объятьях от посторонних глаз, а где-то уже спеша домой ей на встречу движется ее новая жертва. Это сон, это сон, - твержу я. Но как зачарованная продолжаю наблюдать за девушкой с моим лицом, как в кино на малобюджетном фильме ужасов, я жду, когда та,  за которой я наблюдаю, выйдет из тумана и решительным резким движением лишит жизни еще несколько никчемных людишек, а я наконец-то смогу проснуться. Но вдруг сердце сковывает ужас, дышать становится трудно, в одном из молодых людей спешащих на встречу холодной стали антикварного кинжала я узнаю его. Мой бывший молодой человек,  воспоминание давно минувших дней, идет, обнимаясь со своей девушкой, из-за которой он бросил меня. Я не желаю ему смерти, не смотря на все причиненные им страдания, я не хочу, чтоб он умер. Но я лишь сторонний наблюдатель, я лишь смотрю со стороны за так похожей на меня девушкой, чувство собственной беспомощности душит. Вдруг резкая боль пронзает сознание и внимание с когда-то любимого человека возвращается к главной героини моего триллера. Вместо огня в ее глазах слеза, из ладони в которую насквозь пронзает кинжал сочится черная кровь. Я пытаюсь проснуться, но не могу. И снова стук каблуков по асфальту, мило целующаяся на лавочке пара. Они будут умирать медленно… Очень медленно.

Я просыпаюсь, одеяло скомкано и валяется на полу, рука ужасно болит, но следов от пореза нет.  С трудом открываю глаза, рядом с кроватью стоит брат, он нервно курит и озадаченно на меня смотрит.
- Опять кошмар? – заботливо спрашивает он, протягивая чашку кофе.
Я только киваю, и делаю несколько глотков горячего напитка. Взгляд падает на часы.
- Уже восемь?
- Да, я уже капитально опаздываю, просто не мог тебя никак разбудить. Вечером не задерживайся, ладно?
- Как скажешь, - выдавливая из себя слабую улыбку, я жду пока за братом захлопнется дверь и иду умываться.
Две бутылки вина, вкусный ужин (потому, что брат готовил), и мой любимый шоколадный десерт. Есть у нас небольшая семейная слабость, стоит выпить определенное количество алкоголя и мы начинаем высказывать людям все что о них думаем, даже если нас об этом не просят, и пока не скажем всю правду – не заткнемся. Лучшим катализатором (сывороткой правды) служит вино, и Дениска любит этим пользоваться.
- По какому случаю пьем?
- Как будто ты не знаешь?
- Допустим, я только догадываюсь.
- Мне нужно серьезно с тобой поговорить, в последнее время…
- С этого обычно начинается серьезный разговор серьезных людей о серьезных вещах, - как обычно бесцеремонно перебила я брата, - а я совершенно не в настроении.
- С нами что-то происходит, и закрывать глаза на проблему, не лучший вариант решения, - наливая мне второй бокал вина, парировал мою фразу Денис.
- Понятие «мы», за последние почти 18 лет мне уже порядком поднадоело, давай конкретно по теме.
- Мне тоже снятся странные сны. Я не хотел тебя слушать когда ты рассказывала мне страшилки про наследственное безумие, да и маму я никогда не считал сумасшедшей…
- Мы же договорились никогда не возвращаться к этой теме, - я залпом допила вино и налила себе и брату еще, разговор обещал быть длинным и тяжелым, мне не хотелось обсуждать свои кошмары ни с кем, даже с братом.
- Прости, но в отличие от тебя, я не могу просто забыть и жить дальше.  Она стала мне снится, я словно со стороны наблюдаю, как мы с ней разговариваем ночами на пролет, в тихих городских сквериках, где мы никогда не были вместе.  Думаешь, я схожу с ума?
- Словно со стороны… - тихо повторила я, вновь погружаясь в свои кошмары, - Folie a deux†.
- Что?
- Так, мысли вслух. Не думаю, что мы сходим с ума. Просто сны.
- Разве? Это поэтому ты почти перестала спать?
- Какай наблюдательный… - я не знала, что ответить. Мама… Кажется несколько раз я видела образ отца во сне, в блике ноже, в глазах жертвы, но не думаю что это стоит рассказывать Денису, - что еще тебе снится?
- Мне снятся разные люди, больницы. Мне кажется, что я исцеляю их, спасаю жизни. Но дело не в том, что мне снится, а как. Все выглядит таким реальным, я чувствую запахи, тепло, счастье, стремление помочь, и в тоже время я смотрю за собой со стороны и не могу ничего изменить. Он сам выбирает кому помогать, он сам говорит маме то, что я бы никогда не отважился сказать, он не я, или я не он, и все-таки он это я. Глупо, да?
- Она не я, я не она, и все-таки она это я… Странно.  Может быть ты просто испытываешь подсознательную сильную тягу помогать людям, и не стоит придавать этому большое значение?
- Врешь.
- Вру.
- Тебя ведь тоже снится что-то подобное?
Я только кивнула. «Подсознательную тягу помогать людям», - значит я стремлюсь причинять людям боль и страдание? Совсем недавно я поймала себя на мысли, что от Ее действий получаю неосознанное удовольствие, меня это пугает и в то же время врать себе нет смысла, мне нравилось наблюдать со стороны как я убивая всех этих людей. В мыслях всплыл еще один сон.

Огромное заброшенное здание, действие похожее на компьютерную игру. Группа подростков с пластмассовыми пистолетиками решившими поиграть ночью в войнушку и девочка с ножом. Mors et fugacem persequitur virum‡, -шепчет она очередной жертве, вонзаю кинжал в сердце. Стекленные глаза мальчишек смотрят на нее с непониманием, в них словно читается застывший вопрос «За что?». Она же методично обходит весь дом, заливая его кровью невинных детей. Мне уже все равно, я с интересом наблюдаю за ее действиями, за своими действиями. Сверкает нож, рекой льется кровь. По дому разносится душераздирающий крик ужаса, один из живых наткнулся на того, кто уже умер.
- Привет, не хочешь умирать?
Тихий всхлип в ответ.
- А придется, - улыбка, на ее губах постоянно странная улыбка. Я не умею так улыбаться, и все-таки она это я.

Я просыпаюсь, медленно закуриваю, руки уже не трясутся по утрам, сердце стучит спокойно, совсем как ее каблуки, тук-тук, тук-тук.
- Ты что-то сказал? – вновь выныриваю в реальность.
- Ты меня не слушала?
- Прости, я немного устала, ты ведь знаешь, я в последнее время плохо сплю.
- Иди спать, но не думай, что на этом разговор закончен, - убрав недопитую бутылку вина, брат принялся за мытье посуды, я пошла к себе.
«Иди спать» - в последнее время эти слова стали звучать как приговор, вот только приговор кому, я не понимала.

Ночь. Кладбище. Три фигуры в черном пьют вино в беседке, ведя тихую беседу о жизни и смерти. Две девушки, один молодой человек, сложные межличностные взаимоотношения. Она не спешила их убивать, ей нравилось упиваться горем одной из девушек, страдающей от неразделенной любви, болью молодого человека, от того, что он встречался не с любящей его девушкой, а ее подругой, потому, что был слишком слеп и поспешен в принятии решения. Но ей надоедает слушать их детский лепет о смерти, сегодня она их смерть.
- Momento mori, - испуганный вскрик в ответ, - простите если напугала, не часто гости приходят ко мне.
- К тебе? Не видел тебя здесь раньше, - отвечает ей молодой человек.
- Не хотел видеть. Разве не ты только что сказал, что смерти нет, есть лишь переход в другой, лучший мир.
- Ты так не считаешь?
- Я знаю, что это не так.
- Кто ты?
- Твоя смерть, - быстрое движение и к горлу парня приставлен нож, - я не скажу тебе молись, ты ведь уверен, что Бога нет. Не отвечу на вопрос почему, это уже не имеет для тебя значения. Просто ответь, ты все еще не веришь в смерть, даже сейчас, когда она стоит у тебя за спиной.
- Ты сумасшедшая.
- Возможно, только ты труп, - кинжал выполняет свое привычное действие, панический ужас девушек, молча наблюдающих за этой сценой, сгущается в воздухе, образуя невесомый туман. Они пытаются убежать, но от смерти не уйдешь.
- Ignis! – с улыбкой говорит убийца и одежда на девушках вспыхивает.
Факелами пылают два человеческих тела. Огонь очищает, спасает, дарит прощенье. Она медленно удаляется с кладбища под дикий крик своих сгорающих заживо жертв, сгорающих, как ведьмы в далекое средневековье.

- Проснись!!
Кто-то сильно тряс меня за плечо.
- Что случилось?
- Ты кричала во сне, опять кошмар.
- Да, - закурив, я пыталась собраться с мыслями, с каждой ночью сны становились все реальней, я уже не знала где заканчивается Она и начинаюсь Я.
- Не хочешь поговорить об этом?
- Ты на работу не опоздаешь?
- Я могу отпроситься.
- Не стоит.
- Уверена?
- Да.
Брат ушел. Я вновь не поехала в универ. Дни сливались с ночами, перемешиваясь настолько, что я уже с трудом могла отличить сон от реальности. Мысль обратиться к психиатру все настойчивей звучала в голове, но уверенность что это не поможет, и страх оказаться в психушке, удерживали от этого шага. Учеба потеряла всякий смысл, не говоря уже о том, что я не могла вспомнить когда в последний раз ела. Никотин и кофе, как спасение от полной потери контроля над собой, попытка удержатся в реальности и не засыпать.
   Горячая ванна. Лезвие. Нет! Не хочу, не могу, не буду. Нашла в сумочке, кажется, дозу героина. Вспомнила, что недавно снилось, как я убила несколько наркоманов. Хотела выкинуть, я и так живу как в бреду, зачем мне наркотики, потом передумала. Хуже все равно не будет, да и терять мне уже нечего. Завтра у нас с братом день рожденье, неужели этот кошмар, из постоянных ночных кошмаров, длится уже почти месяц?
  Хочу отвлечься… Не могу сосредоточится на чтении, включаю телевизор. Смысл «Новостей» доходит постепенно, город охвачен паникой, череда жестоких убийств сеет ужас в душах людей. Убийца не щадит никого, женщины, дети, наркоманы, пьяницы, бомжи, - мир еще не знал столь беспощадного и непоследовательного маньяка. Милиция делает все, что может, но результатов следствия нет. Серия убийств продолжается.
  Я не знала смеяться мне или плакать. О чудесных выздоровлениях смертельно больных людей было сказано гораздо меньше, но это не имело особо значения.  Плохо понимая, что собираюсь сделать. Сходив в аптеку и купив одноразовый шприц. Я высыпала содержимое пакетика, кажется конфискованного мной у наркоманов, в столовую ложку, смешав порошок с небольшим количеством воды и лимонного сока, нагрев ее на плите, я как ни странно без особого труда смогла впрыснуть это себе в вену.  Пространство медленно поплыло и исчезло, я падала, падала в темноту, в глубь собственного сознания.

Вдруг кто-то взял меня за руку. Темнота расступилась, и я смогла осмотреться. Я стояла на кладбище, около маминой могилы. Ветер приятно теребил волосы, было хорошо и спокойно, рядом стоял мужчина, он нежно держал меня за руку, удивленно посмотрев на меня бездонно черными глазами, он тихо спросил.
- Ты меня боишься?
- Нет, - честно ответила я. Было светло и я смогла внимательно рассмотреть человека, увидеть которого я мечтала много лет. Слишком красивый, с длинными жемчужными волосами и очаровательной дьявольской улыбкой.
- Он опять посмеялся надо мной.
- Кто?
- Неважно. Ты просто красавица, дай мне сою руку,- добрый, гипнотизирующий голос и в тоже время не допускающий возражений, - ты знаешь кто я?
- Наш отец, - неуверенно отвечаю я.
- Посмотри мне в глаза.
Потрясающий голос, властный, бархатный. Я, ни минуты не сомневаясь, окунулась в бездну черный глаз. Яркая вспышка и кладбище исчезло, я оказалась в темном подземелье, похожим на средневековую тюрьму, изображенную в учебниках. Отец продолжать держать мою руку в своей, и страха не было, в окружающем мраке я чувствовала тепло, обволакивающее, нежное, родное.
- Кто я? – повторил вопрос отец.
Я не знала, что он хочет услышать. Тишину стали пронзать голоса. Они молили о помощи, они не были похожи на голоса людей, так звучат отчаянье, боль и страх слитые воедино, когда умерла мать, так звучал мой голос. Я знаю, что могу помочь, могу простить, помиловать, среди множества слитых во едино стонов, я различаю интонации своих жертв, они не трогают меня. Они получили лишь то, чего заслуживали.
- Кто я?
Я не отвечаю, мрак рассеивается, и в полумраке я уже могу различить силуэты людей прикованных к стенам, теперь я не только слышала, но и физически ощущала их боль, ужас, безысходность.
Мне хорошо и спокойно, я счастлива. Я знаю, что никогда не окажусь на их месте. Отец все еще держит меня за руку, я знаю где я, и с кем.
- Кто я?
- Бог.
- Кто ты?
- Твоя дочь.
Отец улыбнулся. Я тоже.

   Я очнулась дома, на кухне, на полу. Денис еще не вернулся с работы, прошло несколько часов с момента, когда я приняла дозу, в голове было удивительно ясно, на душе – спокойно. В голове крутилось множество вопросов, которые я намеревалась задать Денису, но до того как он вернется, я хотела еще кое-что проверить.  Один человек должен был умереть, потому, что я так решила.
   Он удивился моему звонку, мы не общались уже около года.  Я знала, что он не откажется встретится, ведь сейчас я знала о нем гораздо больше чем он обо мне. На осуществление задуманного у меня была лишь пара часов, времени детально продумать каждый шаг не было, но я не долго раздумывала над тем, в каком месте его настигнет моя кара за предательство.
   Маленький безлюдный скверик, на окраине города. Здесь мы познакомились, здесь были счастливы, здесь он сказал мне, что любит другую. 
Небо было затянуто тяжелыми свинцовыми тучами, весенняя природа словно застыла в ожидании моего поступка.
- Привет, - сказал он приближаясь к скамейки, - как ты?
Он совсем не изменился, такой как я видела его во сне, такой каким был год назад, когда клялся мне в вечной любви. Такой, каким останется в вечности.
- Здравствуй, - я протянула ему папин кинжал, - я тут вещи перебирала, случайно наткнулась, подумала, может твой, ты же, кажется, увлекался коллекционированием оружия.
- Занятная вещица, - сказал он, нервно вертя орудие смерти в руках.
- Ну да, - я медленно закурила, с упоением следя, как он проводит лезвием по венам, на лице застыло выражение недоумения и боли, он не понимал что с ним творится, но не мог остановится, он медленно резал себе руки, кровь ручейками струилась на землю. Он медленно начинал понимать, понимать, что умирает. Затушив об лавку сигарету, и последний раз взглянув в его глаза, я медленно направилась к остановке. Он скоро умрет от потери крови, но смерть не станет для него избавлением.  Он попадет туда, где навсегда останется в моей власти. Кроме того, его назовут маньяком, убившем более ста человек, ведь большинство этих людей были убиты ножиком, с помощью которого он совершил неоспоримый акт самоубийства. К сожалению.

- Что ты хочешь, чтобы я сделала, папа?
- Ангел мой, ты уже все сделала, теперь можешь наслаждаться творением своих рук. Хотя твой брат может стать помехой…
- У меня нет брата. Мы еще увидимся, папа?
- Разумеется. Скоро, совсем скоро,  мой ангел, нам не надо больше будет расставаться.
- Я буду ждать с нетерпением. Я люблю тебя, папа.
- Иди дитя мое, сделай то, что должна.

Начиналась гроза. Небо оплакивало землю и ее грешных обитателей. Когда я вернулась, брат уже был дома, словно загипнотизированный наблюдая за происходящим на экране телевизора.
- Что-то интересное? – прекрасно зная, что показывают, все-таки решила поинтересоваться я.
- Поймали серийного маньяка-убийцу, вот уже месяц терроризировавшего город. Знаешь, никак не могу вспомнить, где я его видел.
- Может быть у нас дома, он несколько раз ночевал у меня, правда давно, неудивительно, что ты уже забыл.
- С тобой все в порядке? – озадаченно поинтересовался Денис, пропустив мимо ушей мое тихое замечание о личности убийцы.
- Да, все хорошо.
- У тебя как-то нездорово глаза блестят, может ты простудилась?
- Я же сказала – все хорошо.
Стихия, бушующая за окном, набирала обороты. В доме выключилось электричество. Денис зажег несколько свечей на кухне, я достала из холодильника бутылку шампанского.
- По какому поводу пьем, - улыбаясь, спросил брат, прекрасно зная, что я на это отвечу.
- Как будто ты не знаешь?
- Допустим, я только догадываюсь.
- Я хотела кое-что у тебя спросить, заодно и день рождения отметим.
- Оно же только через два часа.
- Разве это имеет особое значение?  - я налила два бокала шампанского и протянула один Денису, - я видела отца.
- Во сне?
- Почти, - мои опыты с героином, не имели сейчас особого значения.
- Что он сказал тебе?
- Что ты не мой брат.
- Оригинально, не думал, что близнецы бывают неродными.
- Разве мать тебе не сказала?
- Сказала. Но ведь мы разговаривали лишь во сне, это нелепо.
- Это правда.
- Ты не думала обратиться к психотерапевту? Я знаю, что ты болезненно относишься к теме сумасшествия, но не слишком ли большое значение ты придаешь снам?
- Знаешь, я никогда не чувствовала себя настолько в своем уме, как сейчас.
- А я никогда не чувствовал себя настолько не в своем уме, я даже начал думать, что маньяк это ты.
- Это я.
- Но его поймали.
Раскаты грома заглушили мой смех, он не послушал мать, не прислушался к ней, не поверил.
- Ты знаешь кто я?
- Разумеется,  ты моя младшая сестренка.
Такой доверчивый, наивный, добрый… Смешной.
- Нет.  Посмотри на улицу, стихийное бедствие в самом разгаре, и к полуночи она достигнет своего апогея, неужели ты все еще отказываешься верить своим глазам?
- Это всего лишь дождь.
- Хорошо, я приведу тебя очевидный факт, - я повернулась спиной к брату и сняла балахон, скрывающий маленькие черные крылья на моей спине.
- Что это? – в его глазах застыл испуг, сменившийся удивлением, он начинал понимать, он знал, что слишком поздно поверил в невозможное, слишком поздно чтобы что-то изменить, человечество было обречено.
- Значит все это правда?
- Я не знаю, что ты имеешь в виду под словом Все.
- Она сказала мне, что я посланник божий, что я должен помешать тебе…
- Наверно.
- Ты… Неужели ты…
- Я – Антихрист.
- Это конец?
- Это начало! Через несколько минут, воцарится Ад на земле, и восстанет отец мой, с падением отца твоего, и воцаримся мы на земле и на небесах, навеки.
- Ты сошла с ума.
- А ты уже почти умер, в бокале был яд, и ты уже чувствуешь в себе его действие, сознание затуманивается, тело отказывается подчиняться, в глазах темнеет, в голове нарастает гул. Прости.

- Я все правильно сделала?
- Да, мой ангел.
- Что же дальше?
- Апокалипсис!!!
Громовым раскатом пронеслись слова отца моего по земле, и погрузился мир в вечный хаос и мрак. 

Темнота. Тишина. Смерть.

Эпилог.

Два санитара медленно несли по коридору носилки.
- Жалко девчонку, совсем еще ребенок, - тяжело вздохнул один.
- Долго она у нас находилась? – спросил совсем еще молоденький санитар, недавно появившийся в психбольнице, но уже несколько раз об этом пожалевший.
- Пять лет.
- Шизофрения?
- Кто знает, у них это наверно семейное. Когда ее первый раз к нам положили, ей лет 14 было, у нее на глазах мать из окна выпрыгнула. Она из школы возвращалась, а тут такое, мы ее еле от тела оттащили. Полежала пару месяцев, вроде ничего, отошла. Сообразительная такая девчушка была, отличница, мы ей всем отделением сладости и книжки носили…
-  А потом рецидив случился?
- А потом ее отец запил, три года ничего, продержались, а потом допился, брата ее на кусочки кухонным ножом порезал, ее изнасиловал, он бы и ее на кусочки, но соседи спасли, хотя какое там спасли, разве это жизнь?
- Неужели ее никто не навещал?
-  Пару раз к ней парень какой-то заглядывал, и вроде бы сознание возвращалось, но потом он исчез, а она окончательно свихнулась, все твердила о конце света, о том, что она их всех убила, о том, что она Антихрист…Жалко девчонку, красивая была.
Воцарилась гнетущая тишина.  Молча несли санитары тело девушки, молчали возвращаясь назад, лишь закрывая дверь морга молоденький санитар тихо прошептал: «Спи спокойно, ангел».