Пластмассовый снег

Дайре сидела возле окна и наблюдала в окно, как воробьи дерутся за крохи хлеба. Они прыгали, тыкали другу друга клювами, и ей казалось что даже пищали.
- Бабушка, - тихо позвала девочка.
Из темного грязного угла послышался хрип. Старухе было без малого 50 лет, и она считалась долгожительнецей, хоть и немощной. В третье тысячелетие после Черной войны, люди редко доживали до 40, сказывались отголоски радиации, голод, непригодные для жилья условия, это было очередное эхо очередной войны.
- Бабушка, можно мне на улицу?
- Нет, - слабо прошипела старуха.
Дайре печально вздохнула, с самого своего рождения она мечтала оказаться в том мире, который она видела за стеклом. Ей казалось, что все что она видит – это обман, на самом деле мир полон красок, и света, ей казалось, что стоит только ей выйти, как разом исчезнут дымящие заводы, грязные и ущербные из-за токсинов животные, что лужи будут кристальными, будто слезы ангелов, не будет в них тех цветных расплывчатых пятен от машинного масла, что мир встретит ее и примет в свои теплые объятия.
- Ты же знаешь что  там опасно, - старуха снова зашлась кашлем, отплевывая темно-бурые комки, и утирая трясущейся рукой почти беззубый рот.
Каждый день Дайре рассказывала бабушке, какие чудесные сны ей снились, она многого не могла понять, из-за того, что ее мир был заключен в четыре стены полуобвалившегося крошечного дома, и тогда бабушка рассказывала внучке о мире, каким он был в первые времена, до Черной войны. Рассказывала о густых лесах, наполненных зверьми и птицами, о чистых водоемах с хрустальной водой, о ярко голубом небе, о мире, каким он когда-то был, и каким уже не будет. Так маленькая Дайре узнала, что ей однажды снилось небо, которое она сначала приняла за физраствор С-65, она узнала что ей снились живые цветы, бабочки, но все это было окрашено в серые цвета, которые она видела днем, глядя в окно.
Так однажды утром малышка подбежала к бабушке:
- Бабуля, бабуля! Мне снился снег!
Старуха удивленно подняла мутные больные глаза:
- Дитя, да ты ведь даже не видела его никогда, откуда же ты знаешь что это снег?
- Это он, такой нереально белый. И какой-то немного пластмассовый! Он пророс сквозь стены домов старого города изнутри и снаружи. Холодное. Пластиковое. Белое. Пар изо рта. Нет следов. Я помню, с кем-то стояли мы  там. А потом я ушла, недалеко. Совсем знакомой мне откуда–то дорогой! Черные кривые ветки деревьев, их тоже помню! Они были настоящие, снег пророс и через них! – Дайре задыхалась от волнения, она руками пыталась  показать какой он, этот пластмассовый снег.
- Дайре! Дайре!
Но девочка не слушала, она продолжала тараторить.
- Я не хочу больше слышать! Я не хочу больше видеть! Я хочу лишь чувствовать подушечками пальцев!
С этими словами она кинулась к двери, и бегом пустилась по гнилой разбитой лестнице. В след ей несся голос бабушки, который звал ее, как - будто предостерегая. 8 лет, целых 8 лет она провела в этой комнате, сейчас же она неслась навстречу своему яркому миру, затхлый ветер трепал ее волосы, ноги в старых изношенных отцовских ботинках порхали по скрипящим, ржавым ступеням, она счастливо улыбалась, чуть щуря глаза от предвкушения.
Через мгновенье она оказалась на улице. Она огляделась по сторонам, вокруг были зеленые лужи, синие деревья, множеством красок открылся ей мир.
Ей понадобилось всего несколько секунд, чтобы унестись в этот прекрасный яркий свежий мир, оставив свое маленькое облученное радиацией детское тельце на грязной обочине жизни, которое так и не сумело увидеть настоящий снег.
11 Сен. 09 г.
Тавиша.