Мрамор

Безупречность – это то, что жило во мне, внутри моего сердца. Безупречность формы, идеальность прожилок, по которым когда-то текла кровь. Что может быть идеальным, как не бесстрастность? Что может возбуждать мужчину больше, чем звонкое и режущее по венам «нет», произнесенное с ухмылкой на лице? Но и что может быть более трепетным, чем прикосновение к гладкой коже, к желающей такого прикосновения плоти, которая ответила на чувства отказом? Мрамор – вот имя самому совершенному изображению холода в камне. Он отстранен и бесконечен в своем превосходстве, он будто говорит: «да, мой мир давно мною же составлен и отредактирован. В нем только веками проверенные люди, и новых поступлений очень мало...». Мрамор создает для себя свою собственную жизнь, столь же совершенную, как он сам. И в каждой прожилке, в каждом разводе на гладкой поверхности его чувствуется застывшая в агонии страсть.

Вглядываясь в мрамор, можно увидеть бесконечность. Но ощущая мрамор руками, возможно услышать его голос, увидеть его судьбу. Для меня этот материал представляется живой плотью, дышащей и чувствующей, будто говорящей со мной. И для меня мрамор – это женщина.

Она словно выплывает из закоулков моей души, зная меня лучше, чем я знаю сам себя. Она принимает форму идеальную по своей внешней красоте. У нее удивительные кошачьи глаза и чарующие губы, ее внешность непосредственна, но столь же и притягательна в своем совершенстве. Она смотрит на меня с интересом, ее уста будто бы и улыбаются мне, но это не улыбка, это таинственная ухмылка, значащая очень многое. Брови ее показывают долю удивления, даже немного сомневаются в чем-то. И совершенно, доведенная до идеального перфекционизма гладкая кожа. Мрамор придает ей ощущение античности. Она будто не из этого мира, но из древнеегипетской истории, где женщина была чарующей богиней. Ее руки сложены на груди, волосы спадают на плечи, ее осанка демонстрирует независимость и непокорность, мраморную непокорность.
Это мраморное спокойствие, отчужденность, бесстрастность, запечатленная в самом страстном образе, вызывает интерес и чувства во мне. Молчание, бесконечная безмолвность придают таинство ее образу из гладкого мрамора. 

Но появившись ниоткуда, из меня самого, из моего сердца, мрамор становится самым желанным и самым важным в жизни. Если долго смотреть на образ, высеченный в мраморе, то он захватит воображение и понесет его по тысячам струн души. Мраморная скульптура никогда не говорит, но всегда чувствует. И когда я начинаю произносить слова, рождающиеся в сердце, только молчание откликается на них. Она не скажет то, что я хочу услышать, она не поддастся чарам, не проронит слезу, не отреагирует на биение моего сердца. Но она будет любить, лишь таинственно улыбаясь мне мраморной улыбкой. Она не ляжет со мной в постель, не прислонится ко мне руками, не произнесет ни единого слова, но я почувствую всё это лишь в ее взгляде, в гладкости ее кожи, в совершенстве ее красоты.
Она просто будет со мной отчужденным, потерянным в переплетениях эмоций мраморе, в тишине ночи, в изгибах своей изящной фигуры. Она, женщина, выполненная из идеального мрамора, станет частью моих побед и долей моих разочарований, она будет смотреть на меня всё с той же неменяющейся улыбкой и тем же взглядом, когда я буду повержен и когда я буду на самом верху взирать на свои победы. И я буду гладить ее по волосам и целовать ее холодные совершенные губы, разговаривать с ней и вопрошать. Но ответом будет тишина и всё тот же ласково-холодный взгляд, взор мрамора, принявший форму божественного.
Но возможно ли оживить ее? Возможно ли зайти так далеко, что скульптура почувствует прикосновение моих горячих рук, ответит на мои страстные поцелуи и улыбнется на мой смех? Можно ли перейти ту грань, что разделяет добро и зло, каменное молчание мрамора и живой всплеск эмоции? Могу ли я выйти за грани разумного и поцеловать ту, что всегда холодна?..