Возвращение

К   вечеру  третьих  суток  мы  были  дома.  Никто  нас  не  ожидал.  Радостью  светились  глаза  матери.  Она  то  разглядывала  меня  со  всех  сторон,  повторяя  в  который  раз:  «Вырос-то  как !  А  худой  какой !»-  то  разглядывала  подарки,  накидывая  на  себя  платок,  примеряя   юбку.  А сестрёнка  огорчила  своим  капризом:  «Привёз  мальчуковые  туфли.  Такие  девочки  не  носят!»  и  задрала  носик.  Мама  тут  же  отругала  её.
А  меня  потом  спрашивала,  не  уворовал  ли  я  всё  это?  Пришлось  рассказать,  как  мы  заработали  отпуск  и  премию,  как  заработали  деньги.  И  волноваться  по  этом  поводу  нет  причин.
Дома  жили  ещё  скудно.  Питались  с  огорода:  ранний  картофель,  редиска,  лук  и  помидоры. Был  в  хозяйстве  десяток  кур. Корову  обещали  дать. Мать  снова  работала дояркой  на  совхозной  ферме.  Ей  в  это  время  было  сорок  лет.  Сестрёнке  шёл  пятнадцатый  год.  Мне  в  марте  исполнилось  семнадцать.
Отдохнув  с неделю,  начал  помогать  матери  на  работе.  Раздавал  корма,  подносил  на  погрузочную  площадку  полные  бидоны  молока.  Одним  словом,  всю  тяжелую  физическую  работу  взял  на  себя,  зная,  что  у  мамы  с  дней  оккупации  образовалась паховая  грыжа.
Мать  пожаловалась  мне,  что  Галя  иногда  только  помогает  ей  и то  всегда  со  скандалом.  Когда  я  выговорил  сестре  за  такое   отношение  к  матери, она обиделась  на  меня  и  сердито бросила: «Приехал  командир! Не угодна  я  тебе, возьму   да  уеду  к  бабушке. Она  в  каждом  письме  пишет, что  скучает  по  мне».
Так, бабушка   постоянно  опекая  «сиротинушку»  малышку,  сама  того  не
желая  испортила  характер  сестрички.  Только  попозже,  когда  многие  подружки    сестры  побывали  у  нас  -  а  в  основном  приходили  посмотреть  на  «гостя»-  и  увидев  туфельки,  убедили   её,  что  это  женская  обувь,  упрямая  Галка   надела  их.
Время  летело  быстро.  Всего  пару  раз  сходили  мы  с   Жорей  на  реку  порыбачить  да  за  грибами.  Договорились  заранее,  что  числа  25  августа  едем  в  Москву.  А  утром  двадцатого  услышали,  что  домой  приехали  две  наши  девушки:  Вера  и  Галя  в  отпуск  на  недельку.
Сходили  к  ним  на  дом,  узнали,  что  они   по  окончании    школы  получили  назначения  на  работу  в  Москве  и  отпросились  навестить  родных.  Их  отпустили  до  первого  сентября. Уговорили  нас  обратно  ехать  вместе  числа  29. Это  всех устраивало.  Больше  недели    вместе  гуляли,  подружились.  А за  пару  дней  до  отъезда  пришёл  ко мне  Жора  и  сказал,  серьёзно  заболела  его  мать.
Утром  29   я  с  девушками   пришёл  на  станцию  Ясень.  Билетов  на  Москву  мы не  достали.  Решено  было  ехать  зайцами.  Кстати,  они  домой  приехали  тоже  безбилетниками  и  благополучно:  спасала    форма  одежды.
Сели  на  поезд  без  всяких  осложнений.  Девушки  сразу  же  пошли  искать  свободные  места.  А  я  нагружённый  сумками  и  авоськами  с  продуктами  своими  и  девчат,  привлёк  внимание  двух  дюжих  бабёнок  проводниц.  И не  столько  я,  как  заяц,  а  продукты  за  моей  спиной  и  в  руках,  спровоцировали  их.
Ухватились  за  меня, что  голодные  волчицы,  тормошат  и выталкивают  из  вагона  в  надежде  на  то,  что  я  откуплюсь  продуктами.  В  тамбуре  одна  из  них  уже  откровенно  ухватилась  за  авоську  Веры,  где  явно просматривалась  жареная
курица  и  начала  терзать  её.  Тут  ещё  подоспел  мужчина   и  они  завопили:
-Миша,  вот  торгаша  задержали,  зайцем   едет.  Жратвы  полные  сумки  и  врёт,  что  он  из  ремеслухи.  Нам  не  одолеть  его.  Помоги!
Я  оказался  у  раскрытой  двери.  Мужик  попёр  на  меня.  Поезд  уже  набирал  обороты.  Появись  хоть  девчонки  в  этот  момент,  может,  всё сложилось  бы  иначе.  Не  отдавать  же  им  продукты. И  я  выпрыгнул  прямо  в  открытую  дверь.  Зарылся  в  песок  насыпи  руками.  Сумки  мои  разлетелись.  Пока  подхватывал  их,  поезд  уже  шёл  полным  ходом  и  мне  не  удалось  догнать  и уцепиться  за  поручни  вагона.
Стоял  и  зло  плевался  на  жадин  проводниц,  на  досаду  и  нелепость  всего  случившегося.  Ладно  я,  могу  сесть   на  другой  поезд.  А  как  девчата?  Они  же  остались  без  корки  хлеба.  Посмотрел  я  на   разодранную  авоську,  на  мятые  две  сумки    и  пошагал  на  станцию.  Проехать  успели  уже  километра  два.
На  станции  узнал, что  на  Москву  такой  же  поезд  будет  только  завтра  и  поплёлся  домой,  заранее  зная,  какой   позор  придётся  испытать, рассказывая  родителям  девчат  о  своей  оплошности.  Так  оно  и  вышло.  Слёзы,  упрёки  посыпались  на  меня.  Упрекнули  даже  за  то, что  курица  была  распотрошена. Успела- таки  стервозная  баба  оторвать  куриную  ногу.  Получалось,  что  съел  я  эту  злосчастную  ногу  с  голодухи.
Пришёл  Жора,  поговорили  мы  с  ним,  подумали.  Друг  и  признался,  что  нет  у  него  желания  возвращаться  в  техникум. Мать  положили  в больницу, сестра, одногодка  с  Галей,  плачет, как  их  оставить  в  таком  положении?  И махнул я  рукой,  соглашаясь  с  другом:  «Так  и  быть,  остаюсь  с  тобой  за  компанию !» 
Мама  и   рада  была,  и  беспокоилась,  как  бы  не  было  неприятностей   от  начальства  техникума.  Через  пару  дней  Жора  взял   в  больнице  справку,  подтверждающую  болезнь  матери  и  я  состряпал  письмо  на  имя  зама, где  описал,  в  каких  условиях  живут  наши  семьи  без  отцов,  о  болезнях  и  хворях  наших  матерей, о  мытарствах  во  время   поездки  и  отсутствии  возможностей  достать  билеты  для  проезда.  Одним  словом,  слёзное  получилось  письмо.
Оно  ли  помогло  нам  или  довольно  часты  были  в  то  время  такие  случаи,  но  нас  никто  не  беспокоил.  Мы  сразу  же  пошли  работать  на лошадях.  Рабочие  руки  были  нужны  и  директор  с  удовольствием  принял   нас.  Только  агроном  ехидно  высказался,  мол  не  пришлось  бы  отвечать  за  беглецов. 
В  совхозе  была  горячая  пора  уборки.  Правда,  уже  заканчивали  убирать  зерновые,  но  впереди  ждал  картофель  и  все  корнеплоды.  Перевозили  сено  ближе  к  скотному  двору  и  складывали  в  скирды.   Мы  соскучились  по  знакомой  с  детства  работе  и  рады  были  трудиться,  куда  бы  нас  ни  послали.
Когда  началась  уборка  картофеля,  агроном,  затаив  на  меня  какое-то    зло  или  обиду,  послал  меня  на  участок  подсобного  хозяйства,  где  были  неухоженные  поля,  но  урожай  хорошим,  вспахивать  плугом  заросшие  сорняком  рядки    картофельных  посадок,  а  с  десяток  женщин  для  подборки  клубней.  Хорошая  пара   лошадей  радовала  меня.  Но  за  первый  же  рабочий  день  за  плугом  меня  так  умотало,  что  дома  даже  еда  в  горло  не  лезла,  чего  раньше  со  мной  никогда  не  было.  Мать  заволновалась, не  приболел  ли ?  Я сказал,  что  поле  видно  не  пололи  из-за  нехватки  работниц  и  оно  так  заросло  сорняками,  что  трудно  удерживать  плуг.  Кони  крепкие,  идут   быстро  и  плуг  так  мотает,  что  он  чуть  ли  не  вырывается  из  рук.
Вечером  к нам  зашёл   Фёдор,  мужчина,  на  пару  с  которым  мы  работали  на  этом  поле.  Он  посоветовал  матери  сходить  к  директору  попросить  его   заменить  меня  на  этой  работе.  Он прямо  сказал:
- Пожалей  тётка  Маруся  сына.  Я  тёртый  мужик  и   то  умотался.  Свет  божий  не  мил.  Надорвётся  хлопец.  Ещё  не  его  это  работа ! -  Фёдор   ушёл.
Я  маме запретил  ходить и  хлопотать  за  меня.  Пообещал  не  очень  напрягаться  и  почаще  отдыхать,  А  там  видно  будет.  Не  хотелось  мне  видеть  злорадную  усмешку  агронома.  Его  «пророческое»  высказывание  ещё  звучало  у  меня  в  ушах.  Вскоре  я  втянулся  да  и  Фёдор  много  чего  подсказывал,  давал  возможность  передохнуть.  Все  женщины  тоже  сочувствуя  мне,  медленнее  собирали  вырытый  картофель,  чаще отдыхали  и  пекли  на  костре  добротные  клубни.  И  через  неделю  мы  одолели  этот  участок.
Фёдор сам  доложил  директору  о  выполненной  работе  и  рассказал,  видимо,  обо  мне.  В  результате  мня  назавтра  поставили  на  перевозку  моркови,  что  не  входила  ни  в  какие  сравнения  с  прежней  работой.  А  потом  спросил  у  меня  мужик, чем  я  насолил  брюхатому  - агроном  Ильич  имел  изрядный  животик.
Ведь  неспроста  он  послал  тебя  на  такую  работу,  явно  в  отместку.  И  поведал  мне,  что   съездил  Ильич  на  участок  и   прошел  поковырял  кое-где,  проверяя,  чисто  ли  убран  урожай.  Пастух  видел  всё  это  и  по - соседски  рассказал  Фёдору.
Мне  же  две  недели  пришлось  залечивать  кровавые  мозоли  на  руках,  которые  на  второй  день  полопались  и  кровоточили  и  я  тайком  от  матери на  ночь  укутывал  их тряпочками.  Когда  неосторожно  Галя  задела  раз  мою  ладонь  и
я  неожиданно  ойкнул,  мать, взяв  мою  руку,  тихо  заплакала.
А  в  самом  конце  сентября  домой  из Москвы  вернулись  наши  девчата, Вера  и  Галя. На  работе,  куда  их  послали  по  назначению,  девчат  никто   не  ждал. 
Предложили   работу  не  по  профилю,  не  квалифицированную.  Они   пожаловались
куда –то  в  кадры.  Им    сказали  искать  работу самим   на  таких-то  предприятиях.  Вместо  поисков  они  приехали  домой,   послав  всех  подальше.      
С приездом  девчат  мы  успокоились.  А  они  сразу  же  пошли  в  школу  в  седьмой  класс.  Мы  некоторое  время  продолжали ещё  работать.  Но  однажды  мама,  посмотрев  на  моё  не  очень-то  весёлое  лицо,  сказала:
-Иди  и  ты,  сынок,  учиться.  Не  хуже    мы  других.  Ты  же  хорошо  всегда  учился. Когда  мне  будет  трудновато, ты   не  откажешь  в  помощи? -  и  всплакнула.
В  первых  числах  октября  мы  с  Жорей   тоже  пошли  в  старенькую  школу.
Я   в  седьмой,  а  Жора  в  шестой.  К этому  времени  правление  совхоза  выделило  нашей   семье   коровёнку. Мать  была   довольна,  что  отметили  её  добросовестный  труд.  С  дней  освобождения   совхоза  от  фашистов  она  бессменно  работала  на  ферме  дояркой.  В  хозяйстве  уже  имелся   поросёнок.   Жизнь  налаживалась.
Мать  у  Жори  Дубинчика   после  больницы  всё  ещё  прихваривала.  Ему  часто  приходилось  пропускать  занятия.  И  с  наступление  зимы  он  оставил  школу.
Девчата  и  я  продолжали  учёбу.  Из  совхоза  в  седьмой   класс  ходили  ещё  четыре
девчонки,  моложе  нас.  Весёлой   компанией  собирались  утром  и  всю  дорогу  до  школы  шутили,  вспоминая  разные  весёлые  случаи  из  жизни  в  Москве.
Я  в  свою очередь  рассказал,  как  меня  хотели  ограбить   проводницы.  Весь  случай  в  лицах   представил   им,  показав   жадность   и  алчность   голодных  бабищ.
Смеялись от  души.  Однако  это  не  улучшило  наших  взаимоотношений  с  Верой.
Мне  она  нравилась  и  мы  подружились  с  ней, но её  родители  очень  уж  враждебно  отнеслись  ко  мне  после  случая  возвращения  со  станции.  Они  так  и  пустили  по  посёлку  слух,  мол  голодранец   с  голоду  съел  полкурицы,  а  всё  остальное  придумал, чтобы  оправдаться. Не  знаю,  верила  ли  этому  сама  Верочка?
Учёба  у  меня  шла  легко.  Преподаватели  в  техникуме  дали   нам  хорошие  знания  по  основным  предметам.  А  учителя  в  Буденовской  школе  не  отличались  особым  умением  и  знаниями.  Для  сельской  школы  этого  было достаточно.  А  про  учительницу  немецкого  языка,  вообще  сказать  трудно,  имела  ли  она  учительский  опыт.  Престарелая  дама  за  восемьдесят,  плохо  слышала,  кое-как,  с  трудом  вела  урок.  Видимо   не  было  иного  выхода  у  директора  и старушка  была  принята.
Зимой  всё  же  приезжал  в  совхоз  представитель  из  Москвы.  Проверил  факт  болезни  матери  Дубинчика  и,  убедившись  в  том,  что  все  «беглецы»  учатся  в  школе,  уехал,  не  предъявив  нам  никаких  претензий.
Через  неделю  после  его  отъезда  из  Москвы  приехал  домой  Володя  Пздняк.  Поговаривали,  что  Илья,  отец  Володи,  упорно  обхаживал   московского гостя  и  уговорил- таки  отпустить  сына  к  отцу-инвалиду.  Если  читатель  помнит,  он  потерял   ногу  в  последнем  бою  за  посёлок  с  группой  фашистов,  вырвавшейся
из  Бобруйского  котла.  А  вскоре  вернулся  и  Володя  Дрозд  к  больной  матери.  Учиться   ребята  не  пошли.   Молодых  рабочих  рук  в  совхозе  прибавилось.
                февраль  2008 г.