Анастасия 14

         уж не могли подождать.   Я  же вам, две телеграммы
         послал, из Подкуни послал, что  я  выезжаю,
         воздержитесь, я  приеду.
         - Так и не видел он больше отца своего.
С: -   Но вот он всё-таки про детство своё
         рассказывал - Трифон Павлович.   Так вы же вместе
         долго же жили.   Что-нибудь, рассказывал там.
         Ну, что он работал везде.
М: -   Я, говорит, любил на завод ходить.   Там работал,
         говорит.   - Что же  я  летом же не учусь.
         - Но и потом, говорит, за садом.   У них сад большой
         был.   За садом летом  ухаживал и, это – в саду.
         Яблоки продавал.   Возил.
С: -   Дак, а он учился-та в университете,
         в Горьком или же в Казане?
М: -   Он и в Казане и в Горьком учился и в Москве учился.
С: -   А, и ещё и в Москве потом учился?
М: -   Да!
С: -   Да.
М: -   Везде он учился.   Где-то на Украине учился.
         Только в Ленинград, говорит, я  не попал.
         А то везде, говорит, учился.
С: -   А потом уж он вместо Ульянова.   Ха, ха, ха.
         В Ленинград попал.
М: -   Но!   А уж последний-та раз, вот с этой-та вот,
         с матерью Гурьяновой учился.   Они повстречались.
         Они видимо учились вместе, с этим братом Сталина.
         Брат был – Александр Александрович Сондро.
С: -   А, со Сталина братом учились?!
М: -   Брат видимо был.
С: -   А эта Сталина или сестра или это…
М: -   А это двоюродная, наверное.
С: -   Или тоже брат и сестра?
М: -   Двоюродная, наверное, может и троюродная ли.
С: -   Вот, наверное, тоже вместе училась.
М: -   Да!

                365

С: -   Вот так, наверное.
М: -   Вот так они, познакомились, и, говорит: - И так они
         любили меня.   И мне пришлось много денег
         уплатить.   Что бы её – на нашу веру перевести.
С: -   А, что бы в веру.   Она была сама грузинка тогда?
М: -   Конечно!   Что бы на русскую веру.   Она красивая
         была.   Крёстна  вся на неё была похожая - такая же.
С: -   А, этот – Глебов-та?   Он, тогда тоже родня наша?
М: -   Да!
С: -   Это вот ихняя как раз?
М: -   Да!   Они, наверное, двоюродные уже, а может и
         родные братья.   Я  даже ни знаю.
С: -   Ну, с женой Трифона.
М: -   Нет, уже это двоюродные, наверное.
С: -   Но вот, с женой.   По жене Трифона.
М: -   Да!   По жене!   Трифона.
С: -   А.   А уже отец, это?   Гурьян – он же ему дядька
         родной.
М: -   Наверное!   Когда они встретились, то Глебов
         называл Гурьяна – дядька, родной.   Родной был!
С: -   Наверное, сын был он – сестры Гурьяна.
М: -   Наверное, так вот.   Потому что, эти двоюродные.
         - Ох, двояж мой пришёл.   - Он так его называл.
         Он всё говорил: - Добрую ты бабу взял, хорошую.
         Хорошая баба у тебя.   Я  её бы одел бы эту бабу.
         Баба была бы.
С: -   А.
М: -   На меня.
С: -   Ха, ха, ха, ха, вот.   Вон оно что.
М: -   Видит, что плоховато одета  я.
С: -   По этому, раз он учился с Ульяновым.   Трифон.
         Был – похож был.   Они его сделали двойником – да?
М: -   Но!   Так двойняк его и звали.   Двояш.
         А люди-та не знали, что это за Двояш?
С: -   Значит, у него грамота была большая – да?
         У Трифона.

                366

М: -   Да!   Большая грамота.   О, вот к нему всё время, эти,
         школьники приходили.   Он им об сказывал - учил.
         - Только вы…   - Они привыкли к нему,
         что он так говорил-та часто.
С: -   А, но да!   Там в Сибири-та быстро говорят.
М: -   Но!   А они уж, парнишки, привыкли, ни чего.
         Я  говорю: - Вы понимаете, что он говорит?
         - У; тётя Аня, мы всё, уже привыкли к дедушке,
         уже всё.   - Он всё им рассказывал.   - Вот так, вот
         так, давайте, давайте, давай, давай.   - Потом ещё:
         – Вы учитесь хорошо, хорошо.   На отлично учитесь.
         На это - на замок учитесь.   - Это, замок, значит,
         медаль - замок.
С: -   А.
М: -   Вот.
С: -   А вот он писал, какие-нибудь, эти?
         Труды-та там?   Или что?
М: -   Кого?
С: -   Но, дед-та, что-нибудь, писал такое, какие-нибудь…
М: -   Что им, чтоб учиться, что ли?
С: -   Нет.   Но, вообще вот сам для себя, что-нибудь,
         писал?
М: -   Нет ни чего.
С: -   Книги там…   ни чего не писал?
М: -   Нет!   Вот они, вот школьники, что-то там, такой
         список покажут.   - Вот это не правильно, вот тут так
         вот пишите, но это вот так.
С: -   Кому?   Этим ученикам?
М: -   Ну, когда вот при экзаменах…
С: -   А.
М: -   Там уже эта хитрушка-та делается.   Как её?
С: -   Ну экзамены.
М: -   Ну экзамены сдают, дак вот это?   Как их…   на неё
         взглянут, он поймёт, потом учат.
С: -   А, шпаргалки-та.
М: -   Шпаргалка-та эта чёртова, забываю я.

                367

С: -   Ха, ха, ха, ха.   Он учил их шпаргалки делать.
М: -   Он: - Нет, нет, у вас на шпаргалке не правильно,
         не правильно, давай вот так, так, так, так.
         - Вот так он всегда им говорил.
С: -   Ха, ха, ха.
М: -   И он сделал так, и они выучат.   На отлично – вся его
         бригада – отлично.   - Дедушка?   Ты что учишь, что
         ли их?   - Да нет, просто меня проведают.
         И ни чего они, я  не знаю, не знаю  я.
С: -   Ха, ха, ха.   А сам их ещё это там – учит.
М: -   А сам их тренирует.   Но вот они академиками стали
         разными.   Какими учёными стали – разными.
         Какими учёными стали парни эти.
С: -   А он видно там, проекты давал им.
М: -   Да!
С: -   Направление, куда-нибудь туда, и они потом учились.
М: -   Видно у него, какие-то были книжки Ранешные ещё.
         Они им пригодились.
С: -   Давал – да?
М: -   Давал!   Книжки.   У этого, много  было
         книг – у Семёна Трифоновича – сына его.
         Были всякие, как прокламации, какие-то, что бы…
С: -   Ну да!   По учёбе, как раз, он же…
М: -   Чтобы знать людей - какие люди.
С: -   А, в школе он преподавал – Семён.
М: -   С какими людьми якшаться – иметь дружбу.
         Что б не подходить.   Но…
С: -   А, психологические ещё такие книжки по психологии.
         Да?
М: -   Да!   Но, он снабжал их!   Мы вот первый раз,
         мы приехали – ой сколько книг.   Уж, отец, Гурьян,
         перебирал, перебирал…   Книг-та много было.
         А потом второй раз приехали.   Он говорит: - Папка?
         А куда ты книжки девал?   - Хэ, хэ, хэ.   - Выбросил?
         - Выбросил, выбросил, куда, зачем они стались.
С: -   Сам раздал, наверное.

                368   

М: -   В печку бросил.
С: -   Сам раздал наверное?
М: -   Ты брось, скажи?
         - Хорошим людям дал – дал хорошим людям.
         Я  учил их.   Я  учил, учил, им книжки нужны.
         Пусть учатся.   А ты, ты бестолковый,
         бестолковый – тебе не надо их.
С: -   Вот они потом учиться пошли и взяли с собой это
         всё.   Все книги его.
М: -   Да!   Много он им давал, а потом этот вот?
         Позвали там…   Не это…   Надо пароход вовремя
         выгрузить, а грузчиков не хватает, но батька наш,
         Гурьян, пошёл.   Он же в молодости грузил
         баржи – грузчиком был.   Пошёл грузить там.
         И нам целую бочку рыбы солёной дали.
         И мы в свою эту, увезли, как её?
С: -   В Черногорку?
М: -   В Черногорку!   И нас, прямо увезли на эту?
         На Подкуню!   Пароходом.   И там машину он взял.
         И увезли домой.   И вот это…   и деньгами,
         и такую рыбу – киту и горбушу всякую.
С: -   А вы, наверное, по всей Спасстанции поразделили?
М: -   Дак конечно давали, не по всей, а…
С: -   Ну своим, это, друзьям – да?
М: -   Но!   Конечно, каждому по рыбине.
         Да там все свои – на Спасстанции.   Но и вот, это?
         Пришли, дак у нас чуть не две бочки.
         Куда нам столько их всяких.   И свежей и всего.
          И кому свежей, дали, кому солёной рыбы…
          Но и  я  сижу, дома в Сорокино, как раз сидела.
         Смотрю - трое приехали.   А Трифон, говорит:
         - Идите, идите, там, на вышке, на вышке там ищите,
         там много, много книг.   - Он студентам книги раздал.
С: -   А это там, в деревне Сорокино, когда?
М: -   Но!   И вот они, это, деда.   - Трифоныч?
         Мы вот, Трифон Павлович, вот  мы нашли.

                369

         Вот такие, такие.   - Ну, ну.   У, бери, бери, бери,
         с богом, с богом, с богом.   - Но и их угостил.   У него
         и водка  всегда была.   - Садитесь!   – Он ещё
         молодой, ещё тогда был.   Но и: - Учитесь, учитесь
         ребята.   Я  учился.   Я  Академию кончил.
         - Неужели?   Трифон Павлович?   Неужели вы
         Академию?   А почему вы нигде не работали?
         - Нельзя!   Нельзя!   Нельзя!
С: -   Ха, ха, ха.   Вот.   А он уже в Сибирь уехал, уж
         Академиком.   Уже нельзя было показаться.
         Люди его заметят.
М: -   Вот так моя академия пропала детки и всё, всё, всё.
         Я  старый, старый, старый.
С: -   Он, наверное, всёравно со Сталиным,
         какую-то  связь держал?
М: -   Наверное!   Потому что письма ему часто приходили.
         А мы же не знали.   Почём мы знали.
С: -   Он, наверное, советовал Сталину и всё такое,
         как нужно?
М: -   Да!   Наверное!   Но, а потом – даже в войну, было
         письмо.   Письма три я видела, что с Москвы.
         - А кто это вам пишет?
         - Да это сестра, сестра там и брат.
С: -   А, не показывал – да?
М: -   Нет!   Никому, никогда не показывал.   Ему уже на
         руки - с рук давала, там, Суворова, такая.   Она его
         хорошо знала, и отец…   Трифон, её знал хорошо.
         Уже видно они заодно работали Суворовы.   Вот.
         - У вас дедушка достойный.   Достойный у вас,
         хороший, дедушка.
         - Я, говорю: - Я  не хаю!   Свёкра  я  своего,
         люблю и уважаю.
С: -   Он, наверное…
М: -   И он доволен.
          - Он доволен, что вы его на ноги поставили…
          - Когда мы приехали, он слабенький был.

                370

С: -   А.
М: -   Прямо, ходить даже не мог – заморила она его.
         Кое-как – всё на чаю – он ослаб.   Совсем.   Но и…
         А мы тут стали уже, скотину держать.   И  я  стала
         молоко покупать и его кормить молоком.
         Стала поддерживать его.
С: -   Так бы отец, Гурьян, остался бы там – жили бы мы
         там и работал…
М: -   Дак он бы, Трифон, всё-таки, лет пяток пожил бы.
         Всё восемьдесят.   - Да мне ещё восемьдесят нету.
         - А уж там более сотни.   Вот.
С: -   Дак это он уже после войны же умер, мама?
М: -   А?
С: -   После войны же умер-та?
М: -   Кого?
С: -   Дед-та?
М: -   Умер-та?
С: -   Но!
М: -   Да!
С: -   Уже, где-то в сорок шестом, наверное?
М: -   Наверное, так!   Как не в седьмом ли,
         в сорок седьмом!   А его, как бы мы были вместе,
         дак он бы ещё жил бы.
С: -   Ну, конечно – питание.
М: -   Потому что она, то уйдёт там где-то ходит,
         как шалава, где-то шляется по деревне.
         Ворожит – денег много ей надо.
         Что б денег накопить и уехать.
С: -   Сюда, опять в Горький?
М: -   Куда ехать?   Да, что там, в Горьком?
С: -   Там же голод был.
М: -   В голод такой.   Потом, я  приехала – говорю:
         - Ты хочешь ехать?   А там люди с голоду умирают,
         а ты ехать.   Я  говорю.   А  уже, когда наши-та
         приехали оттуда.   Пана со своими детьми.
         Дак она тогда уже и примолкла.   Ни стала…

                371

С: -   А, вот он не рассказывал?
         Вот в этом – в Минусинске-та?   Не он там был?
М: -   Нет!
С: -   Не он был?
М: -   Там другой был.
С: -   Там, сам Ульянов был или же…
М: -   Может и, сам был.
С: -   А, может, сам был ещё – да?
М: -   Да!   Это они, какой-та оборот делали.
         Что-то  я  понять их…   Он ничего не говорил.
С: -   Дак, оборот, это может быть вместо Ульянова, туда
         его всунули, вот и оборот весь.
М: -   Нет!
С: -   Нет – да?
М: -   Нет!   Этот же высокий был ростом-та.
С: -   Кто?   Сам Ульянов?
М: -   Нет!
С: -   Трифон?
М: -   Дед-та Трифон.
С: -   Трифон был выше – да?
М: -   Трифон Павлович.   Конечно, он выше его был.
С: -   А тот полненький вообще Ульянов-та был - такой же
         лысый.
М: -   А его, когда стал, как бы сгорбивши ходить, но он и…
         А тот не сильно большой был, но…
С: -   Побольше был Ульянова – да?
М: -   Немного больше.   Мне, говорит, задавали – он
         с Дуней, что-то разговаривал.   - А как, говорит, тебя
         не замечали, ведь ты же   больше ростом был?
         - А он говорит: - Да всё говорил, что  я  худой стал.
         Вот по этому  я  вытянулся больше.
         А был полный – я  был поменьше и казался.
         - Он так говорит: - Я  от них отбарывался.
С: -   Значит, в Шуши, это был настоящий Ульянов – да?
М: -   Да!   Настоящий был.
С: -   А чего ты говоришь, обороты они делали, какие-то?

                372 

М: -   Он же был до тех пор настоящим…   а уже потом.
С: -   А вот, когда их арестовали с Николашкой вместе?
         Ульянова!   В 1910 году.
М: -   Да!   Вот он был, а ещё до этого ведь он был.
С: -   А, ну, ну, ну!   Значит, когда с Николашкой их
         арестовали.   Ульянова.
М: -   Ну!
С: -   Вот тут уже и…
М: -   А, Николашку – Николашка-та ведь не ссылал их.
         Это братья, его там, ещё другие цари-та
         ссылали – Николаи.   Ряженые.   Николаи вторые.
С: -   Николай, почему его ссылал?
М: -   Ссылал тоже?
С: -   Ссылал!   Ха, ха.   Это не он его ссылал, а это
         контрразведка царская арестовывала.
М: -   Но!
С: -   Вот.   А потом он его…
М: -   Но, всёравно, как-то…   Видишь, он же ему всёравно
         помогал, и писал в контрразведку, что,
         не трогайте его - Ульянова.
С: -   Ну правильно, контрразведке он приказ давал, чтобы
         не трогали Ульянова.   Дак они же его…
         Вот его - Трифона, вместо Ульянова, садили везде,
         мама.   Вот этого Трифона Павловича же.
         Он же сидел везде вместо Ульянова.
М: -   Да!   Был тоже, было, и сидел и пришёл и, а тут вот
         эта  война-та началась, и это?   Пришлось ему,
        Трифону.   Они, там было много их, этих – трое их
        было.   Они, ежели бы один, дак они бы его сразу
        убрали.   А то, видишь, менялись они.   Как эти двое
        были – Николай и Дмитрий – тоже менялись.
С: -   Николашка-та?   С Дмитрием.
М: -   Но!
С: -   А этих трое, тогда было?
М: -   А этих трое было!   Вот, и, что такое, говорит:
         - Мы ж его убили, а он опять живой.   Ожил, говорит.

                373

С: -   А, значит, уже были покушения и что убивали – да?
М: -   А всё время, были покушения.
         Вот так вот Володя – такая история.
         Это мне уже отец рассказывал – Дмитрий, Агапу.
         А  я   выслушала.   Думаю, вот как получилось.
С: -   А, что он рассказывал?
М: -   Ну, что менялись, и он всё говорил, что вот Грошев
         такой вот, Трифон, Трифон, Трифон, вот, вот.
         Трифон вот всё.   - Всё поминал Трифона тоже.
         Отец мой – Митрий.
С: -   А, что вместо Ульянова – да?
М: -   Да!   Но, а потом видишь, они же походили.
         Как-то у них сходство видимо, какое-то большое.
         Что бы он походил.   Ведь много походят,
         друг на друга.   Вот на тебя, дак много походят.
С: -   И, значит, что он…   Рассказывал?
М: -   А вот отец – свёкор, Трифон.   Он никогда ничего мне
         не рассказывал: - Да, да где там, так, баловство,
         баловство это, ничего.
С: -   Ха, ха, ха.
М: -   Но!   И никогда ни с кем.
         Я, говорю, просто  я  догадывалась.
         Я  никогда, ничего…
         Крёстна, говорит: - Ты думаешь, что он тебе,
         что-нибудь, расскажет путное?   Это ж балда, балда.
         Он же, где-то скитался – уйдёт от нас, месяца…
         по году, по два, нет дома.
С: -   А, жена-та?   Говорила.
М: -   Ни жена.
С: -   А кто?
М: -   Крёстна – дочь его.   Трифона.
С: -   А, Крёстна.
М: -   Рассказывала уже.   Но а…   – И мать, нас
         бросала – уезжала.   - Но она же наместо Крупской,
         видимо была - Наталья.   А, потом её
         заменили – что она высокая ростом была Наталья.

                374

         Вторая жена Трифона.
С: -   А.
М: -   И ей пришлось умываться – другую нашли там.
         Какую-та северянку.   Она с севера - такая же была.
С: -   Похожая была?
М: -   Похожая!
С: -   Ха, ха, ха.
М: -   Похожая была.   Но и, вот так она так и осталась, эта
          Наталья с этим Трифоном.
С: -   Крупская номер три – осталась в кремле – да?
         С севера которая была.   А эта осталась с ним – да?
         Наталья с Трифоном Павловичем в Сорокино.
М: -   Но!
С: -   А своя жена-та умерла рано же она?
М: -   Но а…   А?
С: -   Своя-та жена у него умерла?
М: -   Да!   Она умерла, потому что у него – всё в разъезде,
         да в разъезде он.   Дома не был.
С: -   А, а он…   А она всё время одна.
М: -   Всё одна – одна.   Он плакал сильно.
         Говорит – этот, отец рассказывал – Гурьян.
         Она говорит, что это?   Крёстна – Устинья, говорит:
         - А, чего он плакал-та?   Он так, близирно плакал.
          - Да ты, говорит, замолчишь или нет.
          У него такая работа была, такая должность.
          Ты же ничего не понимаешь и не знаешь.
          Тебе некогда было – вы, то в замуж выходили,
          то крутили хвостам.
          – Но и, Гурьян ругал её - Крёстну.   Устинью.
          Тут уш она у нас жила на Спасательной станции.
          Потом она не залюбила, и…   - Уеду  я  от вас, уеду,
          уеду, пойду к отцу.   А отец-та и не рад был.
          - Ой, дурак, дурак, дурак.   Зачем он мне её
          выписал.   Да  я  там – на Волге – замучился с ней.
          А ты ещё её мне пихаешь.   Вот.
          - Он, Трифон, всё время его ругал – Гурьяна, что

                375
                376

         зачем он её выписал и привёз её такую.
         Пусть бы она там жила.   У неё там квартира была.
С: -   А, вот ещё же одна была дочь-та?   Старшая.
М: -   А та хорошая была – Анисией звали.
         Та очень хорошая.
С: -   Но она, так, как отделилась и всё – да?
М: -   Она за хорошего мужа вышла, и так они жили и жили.
         Дети – трое или двое ли были.   Жили они хорошо.
С: -   А супруга – как звали?
М: -   А?
С: -   Как супруга звали?
М: -   Не знаю  я  даже.
С: -   Не знаешь – да?
М: -   От Трифона и Устиньи, от обоих, ничего не узнаешь.
         Какие-то они были…   Я  всё время говорила: - Как
         это вы так?   Какой он ни на есть, любил ли ты
         его – не любил, ну знать должен – как его звать-та.
         - Да, знаю  я, знаю, да чего про него говорить?
         Что?   Что?
С: -   А.   И не…   Ха, ха, ха.
М: -   Вот и всё.   А эта такая, она не хочет.   Устинья:
         - Они все зажились.   Это  я  только мучилась.
         Они, как господа жили, а  я  ни как не могла себе…
         - Это – Крёстна говорила.   Потом - Крёстна, замуж
         вышла.   Она за этого вышла…
С: -   Она, вот за Токарева, какого-то вышла – Крёстна.
         За коммуниста – большевика?
М: -   Это первый!
С: -   А, первый муж был – да?
М: -   Но!   А второй-та вот  я  забыла как…
С: -   На заводе где-то работал.
М: -   Работал!   От жены, его отбила.
С: -   А.
М: -   У него трое детей было.   И вот она отбила его и всё.
С: -   Это с ним она потом жила-та?   Он матрас денег-та
         потом взял.   Ха, ха, ха.   Сжёг.

                377

М: -   Но!   Наверное.
С: -   Ха, ха, ха.   Или она с Токаревым – большевиком,
         когда ещё жила – денег много.   А потом этот
         женился на ней, и говорит, что это старый матрас.
         Давай выбросим – купим новый матрас.
М: -   А она забыла про них, наверное – про деньги.
С: -   Ха, ха, ха.   А он сжёг во дворе.   Ха, ха, ха.
         Старый матрас.   Дак она – кондрашка
         чуть её не схватила?
М: -   Но!
С: -   Ха, ха, ха.   А он рад, без ума, что новый матрас
         купил.   Обрадует.   А туда не посмотрит,
         что там горит?   А там деньги сгорели – миллионы.
         Она ж копила – везде работала.
М: -   Угу!   - Ой, я, мыла, мыла, котлы мыла – деньги
          зарабатывала.
С: -   А, деньги зарабатывала – прятала туда – да?
         В матрас.
М: -   Но!   Прятала в матрас.
С: -   Хи, хи, хи.   А он доброе дело сделал – новый матрас
         купил – и доволен.
М: -   Но!
С: -   Ха, ха, ха.   Она потом, наверное, ушла от него,
         из-за этого?
М: -   А, ни стала жить с ним.
С: -   Ни стала – да?
М: -   Нет!   Это ж второй муж ей так сделал.   Первый-та
         в солдатах погиб – домой не доехал – умер.
С: -   А Токарев, тот же, тоже был коммунистом, он же как?
         Большевик был.  Его убили же в Казани – подпоили
         парней, и они его убили и в реку Волгу бросили.
         Гурьян же видел, как его убили и сбросили в реку.
         Гурьян – ещё маленький был.
М: -   Но, а этот – второй, а за третьим, за четвёртым она
         уже за пожилым была.  С пожилым, его как-то
         звали?   Забыла.   Парфишка, что ли, кажется

                378

         звали…   Устала сидеть, не могу.
         До того до рыбачил, что на лёгкие повлияло - и умер.
         Она всё говорила: - Я  даже с мёртвым – обняла его
         и спала с ним, с мёртвым – как его любила.   Вот…
С: -   В общем – он Петров был – Трифон Павлович.
М: -   Но!
С: -   И потом он – после Ленина номер два – Грошев
         он - Трифон Павловичем был – да?
М: -   И Грошевым был!
С: -   Но, Михаил-та был у него, это был Грошев?
М: -   Но!
С: -   Вот.   А вот, как он Петровым-та стал?   Или он был
         Петров, а потом Грошев?
         Или как?   Одно и то же – у них это?
М: -   Вот я их не могла понять.   От него не возможно
         было понять.   Я  спрашивала, сколько раз.   - Ладно,
         ладно - Петров - Грошев - какая разница.   - И всё.
         Вот и спроси у него.   И пошёл – шапку надел,
         и ещё эту, такую кепку - уж рваная была – Лениская!
         Когда Лениным ходил.   Потом  я  ему новую купила
         кепку.   Натянул кепку на голову и подался – вот
         и расспроси Трифона.
С: -   А вот он, это?   Он же тебе сказал, что: - Я  Герасим
         был – да?
М: -   Но!   Я  Герасимом был.
С: -   А всёравно, дочь-та была Петрова.
М: -   А всёравно Петрова!   Ну, его - видишь – он имел
         много имён и фамилий.
С: -   Николай.   Николаевна.   Петрова.
         И отчество – Николаевна - у старшей дочери?
М: -   Но!
С: -   Вот.
М: -   Она Николаевна была!
С: -   И Петрова – по деду, и по своему отцу.
М: -   Он спрашивает – этот?
         Гурьян его всё время спрашивал:

                379

         - Папка, а как это так?   У нас она, что не родная,
         что ли?   Анисия.
         - Родна, родна, одной матери и одного батьки, родна!
         - А почему же так назвали её – Николаевна?
         - Так надо, так надо.
С: -   А.   Николаевна.
М: -   Вот и всё.
С: -   Вот.   И Петрова она была.
М: -   Но!   И Петрова.   - Так надо, так надо.
         - Он ему никогда не говорил.   А когда мы этот
         паспорт – он прятал, значит - Петров – нашли.
С: -   Николай?
М: -   Николай!   Спрятал – был он в матрасе – паспорт.
С: -   А отчество?   А отчество?
М: -   А отчество?   Михайлович!
С: -   Михайлович – да?
М: -   Да!
С: -   А.
М: -   И, когда он это?   Мать-то, уж умёрши, была.
         А, когда Крёстна говорит: - Ты унеси-ка этот
         матрас – вытряси там его.
         - Гурьян стал его трясти-та и паспорт-та и нашёл.
         Ей ни показал – Устиньи.   Но и она там перестирала
         всё.   Но и…
С: -   А ты прочла – да?
М: -   Он приехал и говорит, и…
 С: -   А.   Привёз сам?   Гурьян.
М: -   Привёз!   И рассказал мне.   Я  говорю: - Вот так?
         - А он, ведь он, ни чего.   Я  вот сколько спрашивал.
         - Да  я, сколько спрашивала – всё – шапку надвинет,
          какую-нибудь шапку, или эту кепку – Ленинскую,
          надвинул и сгорбился и пошёл.
          - Ладно, что было, то всё прошло, всё, всё прошло.
          - Он боялся видно?   Трифон Павлович…

                380
                381

        Сказ, Матушки Императрицы Анастасии Николаевны
                Романовой.         
                Москва.

                Крупская № 2

М: -   Да ведь жена-та дедушкина-та?
         Трифона Павловича.
С: -   Но, та-та?   Крупская была.   А эта уже не Крупская
         же была ведь.   Та-та, драпанула – уехала вместе
         со своим мужем Ульяновым – настоящая.
М: -   Та-та, драпанула – уехала.
С: -   А эта же, носила имя Крупской.
М: -   А она и походила на неё.
С: -   Тоже нашли такую женщину – да?
М: -   Потом уж – старая, когда стала, дак не стала
         походить на Крупскую – Наталья.
         Она гримировалась и делала так, такой вид всё
         делала, чтобы походить.
С: -   Но и это?   Как раз его жена – вторая, что ли?
М: -   Да!   Да она всё мне потом рассказывала:
         - Сколько  я  с ним вместе горя приняла, я  не знаю.
         Всякую гримировщину делали мне и ему.
         Меня делали под вид Крупской.
         - Они с Крупской, очень походили, друг на друга.
С: -   А, ну всёравно немножечко не та – да?
М: -   Но не та, а…
С: -   Но дак она ж, вот смотри - она же жила – была там,
         в Москве-та.   Крупская-та вот.   Как Крупская.
М: -   Да!   Она жила!   Потом она заменилась – другую
         женщину нашли с Севера.
С: -   А, ну…
М: -   Та, походила хорошо, а эта, плохо стала походить.
         Люди стали что-то не доверять ей – не та.
         А тут нашлась ещё – другая.
         - И меня отставили - говорит.
С: -   Это уже чекисты, видно, подобрали?

                382    

М: -   Да!   Подобрали всё!   Я, когда приехала
         туда  -  в деревню Сорокино.   Она часто пекла, эти?
         А  я  и не знала, Володя?   Приду, но люди, люди.
         А, кто это, папа?   - Да это знакомая хорошая.
         - Мне никогда ни говорил.   Потом, после, говорит:
         - Это ж были чекисты, вот, говорит, Наталья
         Петровна.   Её там звали - Наталья.
С: -   А, вот эта, которая вместо Крупской была – да?
М: -   Да!   А её Крупской там и называли!
С: -   Да, да, но, но.
М: -   А, когда…
С: -   Потом её заменили, и она свободная стала – да?
М: -   Да!   Заменили!   И она вот уехала к отцу - к Трифону.
         Отец-та один тут жил, в этой Сибири - в деревне
         Сорокино.   Краснотуранский район был.
С: -   А.   И она потом приехала, и они жили вместе – да?
        Как муж и жена.
М: -   Да!   А потом они вместе тут жили.   И вот, это?
         Дуня-та и рассказывала мне.
С: -   А вот есть фотография, это ни она?
М: -   Ну!   Бабушка уж, но она старенькая уж тут.
С: -   А, тут она старенькая – да?
М: -   Старенькая!   Вот была ж хорошая фотография.
         Куда-то их Крёстна все схарлила.
         Всё спрятала, или выбросила.
С: -   Это она вот и есть?
М: -   Да!   Как вторая Крупская!   Но он на ней и женился,
         на второй же!
С: -   А.
М: -   Они походили с Крупской.
С: -   Но, но, но.
М: -   Но, просто надо скрываться.   Вот её
         гримировали - всё делали под вид ей - причёску.
С: -   А.   А потом уже нашли женщину - какую надо?
М: -   А, такую нашли даму – походит она и…
         Но она – эта-та русская была – Наталья.

                383

         А та дама, еврейка, которую нашли.
С: -   Ну, ну правильно!
М: -   Они еврейкой её начесывали,
         всё наделывали - Наталью.   Вот.
С: -   И так она, и жила с дедом – с Трифоном Павловичем.
         И умерла там – да?
М: -   Но!   И…
С: -   У этого, у дедушки-та.
М: -   Да!   И вот она, когда мы поженились, она сначала-та
         и говорит, Гурьяну Трифоновичу:
         - Я  же тебе невесту-та нашла – вон, какую хорошую.
         Сарой-та звать её.   Она, вон, какая хорошая – у ней
         богатства-та много.
С: -   А, Гурьяну-та?
М: -   Но!   А он говорит: - А мне богатство не надо.
         Я  же не с богатством на постель-та буду ложиться.
С: -   Слушай?   Они, вот они – ты просто не знаешь.
         Наверно они тебя нарошно свели,
         что бы  женился на тебе Гурьян-та?
М: -   Нет!   Но отец-та знал - Трифон.  А она-та – Варвара
         Яковлевна, может и не знала.
С: -   Нет, нет.   Но вот, мама – тебя-та познакомили
         с Гурьяном.   Может, неспроста?
М: -   Конечно!
С: -   Якобы случайно?   Наверно?
М: -   Но!
С: -   Просто так.   Чтобы ты, не знала, ничего.
         Они тебя с, это?   Привезли муку.
         Гурьян нёс мешок муки…
М: -   То что, видишь, я  же у Вари жила.
         На мельницу она поехала, и с женихом приехала.
С: -   А.
М: -   Видел как?
С: -   Вот.
М: -   И ещё, какой-то там.   Я  ещё и набрызгала хорошо.
         Пришлось мне шапку обмывать, и всё там.   Хе, хе.

                384

С: -   Это Гурьяну-та?
М: -   Ну!   Ой, ну!
С: -   Вот, значит они, это?   Они нарошно подставили его.
М: -   Но!
С: -   Скажут, для знакомства.   Значит, дед Трифон,
         в этом деле принимал участие.
М: -   Да!   А потом, когда мы поженились – в тридцать
         шестом году.   Видишь, этот дед - явился.
         - О, хороша, хороша, хороша, хороша.
С: -   Ха, ха, ха.
М: -   Невестка хорошая у нас невестка.
         - Но  я  им тут – блинов напекла – накормила их.
         Он любит – любил, блины есть – Трифон Павлович.
         - О, хорош, хорош – и вот – мать-та у меня, тоже
         мастер, мастер стряпать.
         - Эта – Наталья Петровна-та.
С: -   А.
М: -   Она крепко пекла такое – хорошо.   Ой, Володя?
         Вот было придут соседи.
         - Наталья Петровна?   Выручи – я сегодня… - квашня
         запоздала, а надо ехать куда-то ещё.
         Хлеба дай булку?
         - А, да дай ты, дай Наташка - Трифон говорит.
         - Он её, татаркой её звал – татарка давай!
С: -   Ха, ха.
М: -   И она заводит квашню - раз булку хлеба отдала.
         А там надо и чтобы она выходила – квашня.
С: -   Ну да!
М: -   Но и…   А уж принесут хлеб - она его ни ест.
         Она его скотине скормит.   Она, ни за что…, и отец
         есть не будет этот хлеб.   Уже не такой хлеб, как она
         пекла.   Вот мастерица была!   Я: - Мама?   Ты научи
         меня пасху стряпать?
         - А ты приглядывайся, чего мучить-та.
С: -   Ха, ха, ха.   Дак она, мама?   Была, тоже
         княжеского роду – да?

                385

М: -   Да!   Она, княжеского!
С: -   А какого?   Фамилия?   Как?
М: -   Она?   Экономка, или как?   Их называли?
С: -   Экономка?   Дак, как?   Княжеского рода, а экономка?
М: -   Она, значит, её учили – она из бедных
         была – княжеских.
С: -   А, но значит, она не княжеского рода, она из бедных.
М: -   Но!   Из бедных!   Она была из, княжеского рода,
         а потом их раз…   Что-то -  разбили их, что ли?
         Или разорили?   И она училась, и стряпать и варить
         и всё – её учили.   А потом она вышла замуж
         за какого-то князя.   И у ней было двое детей – с
         князем.  С князем жила.   А потом – князь умер - муж.
С: -   И она тогда вот с Трифоном Павловичем сошлась.
М: -   И она тогда, вот это?
         - Трифон Павлович?   Давай поженимся?
         Или  я  утоплюсь, пойду.
         Трифон: - Давай!   Я  один и ты одна – давай!
         - Она в пекарне работала – сдобу пекла.
         Она хороший пекарь была!   Так она по старости
         умерла.   И в деревне Сорокино на кладбище
         похоронена была.   А когда затопление
         делали – водохранилище.   Гурьян ездил.
         Перезахоронил их.   Я  Гурьяну дала – полное ведро
         Сухого клея, две холщовые простыни.
         Я  Гурьяну сказала: - Вот, приедешь, откопаешь гроб.
         Подкопаешься под гроб и обвернёшь простынёй
         смоченной в воде с клеем.   И клей застынет, и тогда
         вези гроб куда хошь.   И не пахнет и не что.
         Так  Гурьян и сделал.   И перевезли останки на гору,
         у деревни в Лебяжьем.
         Там и похоронили в братской могиле.
         И Трифона Павловича – Николая Петрова.   Он же
         Ленин № 2.   И Наталья Петровна - Крупская № 2.

                386

     Сказ, Матушки, Императрицы России Анастасии
               Николаевны Романовой,
                Москва.

                ГРОШЕВЫ

М: -   Этот вот, тоже Грошев-та жил на этой – где мы
         Жили-та, как его?   На…   Шахта-та?
         Но ты, Володя, ещё работал – токарем начинал.
С: -   А, но в Кемерово-та там?
М: -   За Кемерово.
С: -   За Кемерово!   Ну!   Ну!
М: -   Как его?
С: -   Южная.
М: -   Да не Южная.
С: -   А.   Берёзовка.
М: -   Берёзовка!   Вот эта вот.   А  Грошев-та?
         А Грошев-та – знаменитый сын-та его.   Нас позвали.
         А ты, как раз тебя мы звали, а ты не пошёл на
         встречу.   Я  пойду к этим – к каким-та?
         Работал ты там.
С: -   Ну токарем же  я  работал – учеником токаря.
М: -   Токарем!   Мне нельзя – говоришь – мне велели
         сегодня, чтоб явиться на работу.   Никак нельзя.
С: -   Ну да!
М: -   Ну мы пришли, этот, кум-та приехал – Михаилом
         звать его, и он Грошев.   Грошев Михаил Петрович.
         - У, дядька, родной.
       - Он уж его и знал батьку – Гурьяна Трифоновича.
         А, Гурьян: - Да  я  вас не знаю.
         - Да как же не знаешь?   Ты же крёстный мне.
         Ты ж меня крестил.
         - Потом.   Гурьян, сидел, сидел.
         - Ты, говорит, подумал?   Вспомнил?
         - И вот, этот самый, рассказал – Михаил.
С: -   Что он Петров был – да?
М: -   Петров!   Он – Петров был!
         - У нас одна была фамилия.   Мы Петровы!

                387

         - Они – братья – отцы-та были братья
         родные – знаменитые.
С: -   Ну правильно!   На Волге-та они же…
М: -   Да!   Но и, и отец-та мне свёкор-та – Трифон
         Павлович.   Говорил: - Мы раньше-та – мы
         были Петровы.   Петровы были!
         - А почему папа?   А почему Петровы были?
         - Да так, так дочка – и говорить нельзя, нельзя,
         нельзя!   И Грошевы, мы сейчас-та Грошевы,
         Грошевы, Грошевы.
         - Видишь, он замял, замял всё.
         Но я поняла его – Трифона.   А  я  говорю – ясненько.
         - А, что это такое – ясненько?
С: -   Тоже ясненько – да?
М: -   Но!   А, что это?   Значит, вы другую фамилию взяли.
         А, ведь  я-та, тоже, другую фамилию взяла.
         Была-та другой фамилии – а, какой?
         А, я  не помнила.   А, я  стала Смирнова.
         А теперь вот видишь – Грошева.
         Я, тоже замяла, ему не сказала фамилия своё.
С: -   А, этот, тоже сказал, что они были Петровы – да?
М: -   Петровы!
С: -   А как его фамилия, это, имя-та было?
         Когда он сказал.
М: -   Кто?   Михаил!
С: -   А, Михаил – да?
М: -   Михаил!   Михаил Петрович.
С: -   А, Михаил Петрович.
М: -   А дедушка был, ой, подожди.
С: -   Дмитрий?
М: -   А?
С: -   Дмитрий был – наш-та дедушка?
М: -   У кого – дедушка?
С: -   Демид?
М: -   Демид!
С: -   Петрович?

                388

М: -   Да!
С: -   Вот.   Вот он и Демид Петрович – да?
М: -   Вот!   А…
С: -   И Петров.
М: -   А эта – его мать-та, тоже Анной зовут и Сидоровна.
         Вот эти Сидоровы-та?   Вот эта, как?   О. С.-та.
С: -   О. С.?   Ольга Сидорова.
М: -   Тоже мы скрючены были – родня были.
         Сидоровы-та.   Двоюродные мы братья были.
С: -   Сёстры?   Вы с Ольгой.
М: -   А?   Сестра и брат её, этой самой О. С.
         Мы братья – родня были – сестра и брат.
         С отцом её.   Вот.
С: -   Двоюродные?
М: -   Да!   А мы-та уже троюродные с О. С-та.
         Понимаешь ты или нет?
С: -   А, троюродные мы – да?
М: -   Да!
С: -   А.   Но, в смысле – по Николаю Александровичу?
         По отцу-та твоему, что ли?   Или по кому?
         Или по Дмитрию Александровичу?
М: -   По Дмитрию Михайловичу.
С: -   А.   По Дмитрию. Ты же…
М: -   Он же Дмитрий был.
С: -   Кто?
М: -   Этот вот – отец-та О. С.-та.
С: -   А, он Димитрич был?
М: -   Дмитрич!
С: -   А, значит, он этого – Трифона Павловича брат?
         Дмитрий.
М: -   Братья!   Он же тоже Димитрич был.
         Он был Димитрич!   А стал Павлович.
         Переиначили Трифона.
С: -   А звали его раньше как?
М: -   Кого?
С: -   Но, дедушку-та?   Нашего.

                389

М: -   Дедушку-та?   Его так и звали – Трифоном – только
         по отцу путали.   А его Герасим звали.
С: -   А, Герасим его звали – настоящее имя его.
М: -   Герасим Дмитрич, а потом стали
         называть – видишь как?
С: -   Пётр.   Петров его, Николай Петров.
М: -   Но!   Николай Петров!   У него – двое или трое,
         были документы.
С: -   Но!   Но!
М: -   Он, куда едет – у него другие документы.
         А  я  нашла.   А эта, говорит – Устинья:
         - Что ты там роешься?
         - Ну, когда  я  жила у них в Сорокино.
         Да  я  Володькины штанишки ищу и не найду.
         - Да они вон там.
         -Ладно, думаю, уйдёшь – я  потом поищу.
         Но и  я  нашла паспорта.   Идёт папа.   Папа?
         Я  знаю – у тебя три фамилии.
         – Нет, четыре!   А, последнее, уже вот – Трифон
         Павлович.   А, так теперь, наверное,
         я  и умру – Трифоном Павловичем.
         А, когда мы поженились с первой женой –  я  был
         Герасим.   А, со второй женой поженились – я  другой
         был.
         - А, как?
         - Да  я  уж и забыл.
         - Не стал видно говорить.   Да  я  уж и забыл.
         Вот видишь, сколько он подделывал.
С: -   Он мама, наверное, и был, это? Вместо Ульянова-та?
М: -   Да!   Был, он!
         - Я.   Мне все были подчинённые!
С: -   Ну правильно, он же вместо Ульянова был.
М: -   Но!
С: -   И Николай Петрович Петров у него, по паспорту.
М: -   Но!   А потом брата поставили – брат ещё
         был – Иван Петрович.

                390

С: -   Это когда его ранили – Трифона.   В Петрограде.
М: -   Но!
С: -   Вот.   Дедушку, когда ранили.   Шесть пуль.
М: -   Да!   Он плохой был.
С: -   И увезли – сначала на Волгу, а потом в Сибирь.
         А вместо его – он плохой был, Трифон Павлович.
         Брат похож  был – Иван?
М: -   Но!   Они все похожи были.
С: -   И его поставили – Ивана Петровича.
М: -   Как близнецы – все были похожи.
         И его – Трифона – лечила одна -  вот она приходила.
         Даже  я  вот на царской самой книжке видела.
         Она, как, на Таньку походила.
         Танькина мать – такая же была видимо.   Я  у Кольки
         Ревякина – книгу видела.
С: -   Какая Танька?
М: -   Таньки, вот этой, Ревякиной - мать была.
С: -   Богатая она была – да?
М: -   Они хорошо жили – богато.   И она лечила
         всех – Танькина мать.
         Всех царей, всех, вылечивала.
С: -   Это вот – Николая Ревякина, что ли жена?
М: -   Нет!   Мать её!   Её мать!   Её мать!   Танькина.
С: -   Танькина мать?
М: -   Но!   Она самая, северный человек.   Она и походит,
         вот.   Но, а с Танькой, какое-то сходство есть.
         Она мне один раз, маленько, проговорилась.
         А  я  говорю: - Да ясно.   - А ты, что, знаешь?
         - Да может и знаю.   Это когда вы играли с этой
         девочкой.  Танькиной дочери дочь.   Ты потом ушёл.
         Мы говорить остались.   А  я, говорю: - Я  немножко
         помню, какую-та такую историю, но никто меня ведь
         не слушает.   А  я  знаю немножко.
С: -   А, что там?   Какую историю?
М: -   Но мать-та у Таньки – была лекарь.
С: -   А, врач была – да?

                391

М: -  И она приезжала в деревню Сорокино, понимаешь
         ты?   Приезжала!   Во время войны.   Совсем плохо
         с дедушкой было.   Я  уже не знала, куда и деваться.
         Я  и к врачам и везде…   и туда и сюда.   И вот  я
         пошла на пристань и говорю: - Слушай?   Этот?
         Забыла  я, как его фамилия-та.   Пристанской-та?
         Ну, как его называют – отправляет, принимает?
С: -   Ну, эти?   Забыл.
М: -   Ну и вот, я  говорю: - Как мне, вот, быть?  Он говорит:
         - Давай включим микрофон и.   Чтобы кто-то нашёлся
         на пароходе лечить твоего деда.   Такой-та такой
         человек, знаменитый - заболел.
С: -   А, через усилитель – да?
М: -   Да!   И является эта женщина.   Сундучок у ней
         маленький…   Папа?   Какая-то женщина пришла.
         Не то она образованная, не то безобразованная?
         - Да пусти дочка – пускай…   - Мы ему комнату там
         открыли – там подтапливаем.   Он совсем плохой
         был.   У него была пуля.   Да не одна.
С: -   Пуля так и не вытащена была?
         Вот, вот тут – в печени.
М: -   Вот это место у него была, и вот, и возле
         печени - две пули.
С: -   А.   Одна возле печени – да?
М: -   Да!
С: -   Два раза он стрелял, и она стреляла – или их там
         много было стрелков – в трамвае.   Они из трамвая
         стреляли же.   И уехали, а мальчик видел.
М: -   И вот она же вытащила из печени.   Сделала ему
         операцию – такая-та, некудышная женщина
         сделала, и говорит: - Ну вот, теперь ты будешь – он
         плохо разговаривал – будешь жить.
С: -   А ведь пули-та – ядом отравленные были.
М: -   Да!   Отравленные!   А у меня против яда-та?
         Мне дед, это?   Дядя Фёдор-та и дал.

                392