Анастасия 15

С: -   У.
М: -   Такая, ну, как тебе сказать – вот такая она
         длиной – да вот, как мне глазные капли дали – такая
         вот и эта.   Пузырёк такой.
С: -   А, ампула такая – да?
М: -   Ампула такая.   А, и говорю:  -  Вот это поможет.
         - Ой, какой ты хороший человек.
         Я  говорю: - Меня мать моя – ядом поила,
         и кормила и мазала.
         - Ой, как это так?   Как это, какой мать нехороший.
         - Она, говорю: - Барыня была.
         - Ой, барыня была, какой барыня нехороший.   Вот.
С: -   И поэтому – и это очень помогло ему – Трифону.
         А, так бы она – пуля – заразила бы Трифона.
М: -   И вот мы, по одной капли, ему давали – в каждую
         неделю.
С: -   В чай – да?
М: -   Вот, в каждую неделю один раз.
С: -   Нет, в чай ложили – да?
М: -   В чай – да!
С: -   В чай, да.
М: -   И чай, что бы был холодный – чтоб не пить горячий.
С: -   А, ну да, чтобы ни сжечь – не обжечься.
М: -   А то жечь будет.
С: -   Нет!   Ни сжечь, чтобы этот яд – противоядие…
М: -   Но!   И вот это?   И стал мой мужик – дед – ходить.
         Смотрю - ковыряется – картошку
         обтяпывает - делает.
С: -   А ту тоже вытащили – пулю?!
М: -   Вытащили!
С: -   И ту она вытащила?   Пулю.
М: -   И ту – две.
С: -   Вот тут одна - пуля, вот тут – две пули – да?
М: -   В одном месте – две всего было.   И он – Трифон,
         как это?   Какой мощный – здоровый видно был.
         Здоровье хорошее.   И, как он это выдюжил?

                393

         Уже думаю, что  я  без отца жить не смогу.
         Он такой хороший был.
         Пойдёт было, и договорится – ему мешок муки
         привезут, и всё.   Такой был умный мужик.
         Все его просто уважали.
С: -   Мама?   А, видно, тогда Сталин – всё знал.   Это он
         же его, тогда в Сибирь-та спрятал.   Чтобы…
М: -   Кто знает?
С: -   Он же – Сталин – всё знал.
М: -   Вот приходят двое, какие-то.   Я  понять, Володя,
         не могу.  Вот и сейчас – я  часто вспоминаю – почему
         отец не говорил?   Я  приду с работы усталая.
         Ребятишек надо - вас надо помыть.
         А уж там баня, уже у этой – у тёти Дуни истоплена.
         - Идите – обмой их – ребятишек и сама помойся.
         Помоемся!   - Вот, кто-то приходили.   - Да кто они?
         - Хорошие люди!   Они и ребятишек, это?
         Говорили: - Берегите детей – всегда!   Вот где же
         Жена-та?   - Но и потом – я  пришла.   Они оба сидят.
         У одного волосы, так немножко завивались,
         а у другого – чёрные, как смоль.  Но, так и зачёсывал,
         не было.   Здравствуйте молодые люди?
         - Здравствуйте, здравствуйте.
         - Ну, я  ласково всегда.   Что вы пожаловали?
         К моему деду?   Они мне: - А чего вы плачете?
         - Да  я  уже боялась, что он умрёт.   Трифон:
         - Ладно дочка, ладно дочка, я  теперь жить буду,
         будем жить.   Мои внуки.
         - Это?   И вы всё плакали по ём – ещё маленькие вы
         были.   Ты и Тамара.   Он – врач, и говорит:
         - Вы теперь этой ампулочкой, не кормите
         капельками.   У него всё нормально, всё хорошо.
С: -   А, видно, кто-то из них врач, наверное, был – да?
М: -   Да!   Он…   и оба.
С: -   А, оба врачи были.
М: -   Один врач, а другой профессор.

                394

С: -   А.
М: -   Они сами признались.   - Вот, Анна Дмитриевна?
         я  вот врач.  Хороший врач.   И вот  я  хочу вас
         осмотреть.   А это профессор.   Может быть и над
         вами, что-нибудь сделано?
         - А  я  говорю: - Дак у меня же мать, меня ядом
         кормила.   И  я  после  яда, три года болела.
         Я  им всё рассказала.
С: -   А.
М: -   Всё.   И они меня, наверное, месяца два, этими,
         уколами лечили.
С: -   Вот и залечили, что всё забыла.
М: -   Я  вот приду, было, уже до того устану, уж охотно,
         дак боюсь.   И дома работы много, и тут и на покос.
         А потом, как упаду.   Уж девчонки меня качают,
         качают – а  я  без памяти.   Потому что, этот яд,
         как разогреется – я  не могу места найти.
         Бабаньки милые, я  умираю.   Не бросьте моих
         ребятишек.   Накормите, на этой?   В столовой.
         А, то меня мать - мачеха, и барыня меня мазала.
         Всё барыней свою мать  я  звала.   - Да, какая у тебя
         барыня была?   - Да мы жили у барыни – она меня
         ядом мазала.   Вот.   Всё время  я  говорила так.
С: -   Мама?   А ты вот паспорта – три паспорта у него
         прочитала – да?
М: -   Да!   Прочитала!
С: -   А вот какие?  Не помнишь, какие имена, фамилии-та?
М: -   Да как-то  я  уже и забыла – всё забыла, не помню.
С: -   Нет, ну всёравно должна вспомнить.
         Ну, вот один был паспорт на имя Петров Николай.
М: -   А, Петров Николай был!
С: -   Да?
М: -   Да!   Данилыч.
С: -   Ещё, какой-та.   А, Николай Данилыч – да?
М: -   Да!   Данилыч!   Подожди, а потом, ой,
         как  я  называла-та, я  его?   Ещё-та?

                395

С: -   Ха, ха, ха.   Я  уж забыл.
М: -   И ты забыл?
С: -   Но!
М: -   Вот, ежели бы имя-та это вспомнить?   Герасим!
С: -   А.   Герасим.
М: -   Герасим!
С: -   Это его настоящее, наверное?
М: -   Нет!
С: -   И это тоже не настоящее?
М: -   Нет!   Он – у него настоящее – Николай было.
С: -   Имя?
М: -   Да!
С: -   А.   Вот  я  и говорю, всёравно, имя
         у него – Николай – настоящее.
М: -   Настоящее Николай!   Ой, как его отца-та звали?
С: -   Павлович?   Или - Михайлович?
М: -   Михайлович!
С: -   Михайлович – да?
М: -   Михайлович!   Павел, это названный.
         Михайлыч – всем этим – пороховым  заведовал.
С: -   А.   Пороховые вот эти – да?
М: -   Вот этот Михайлыч.   И потом…
С: -   Это в Казане, наверное – да?
М: -   В Горьком!
С: -   В Горьком?   А, у него – заводы были пороховые?
М: -   В Горьком!   Тогда в Казане не было.
С: -   А в Горьком – в Нижнем Новгороде, значит.
М: -   Да!   И ВОТ.   А потом уж, когда он мне рассказал:
         - Вот дочка.   Потом пришёл чин большого роду и
         сказал: - Вот теперь ты будешь – Трифон
         Павлович – и, ни каких!
С: -   А.   И всё!   Да?
М: -   И  всё!   Трифон Павлович!   Вот твой отец – Павел
         Андреевич.   Павел Андреевич он…
С: -   Ещё там, какой-та – да?
М: -   Какой-та, да!   - Вот это твой отец!

                396

С: -   Грошев.
М: -   Грошев Трифон Павлович ты, вот и всё!   Сейчас ты
         пойдёшь – ежели, всё хорошо будет, а ежели плохо
         будет, то ты должен – барж много там на прицепляй.
         Ты должен увезти порох весь дальше.   Вниз по реке
         Волге.   Спасти Россию.
         - Он же заблаговременно увёз это всё.
С: -   Но, всёравно – украл их – баржи.
М: -   Да!   Он ночью их увёз, а на другой-та день – взрывы.
         Брат его – завод взорвал свой.   И сам погиб.
         А уж пороху-та нет – не было.   Трифон увёз.
         Украл у Бело-Чехов.
С: -   А, там взорвали, чтобы Белым не досталось.
         От них, от этих Белых.
М: -   Да!   Но много ещё осталось пороху,
         но основное там – барж, наверное, двенадцать.
         Или пятнадцать, как не больше – все были
         наполненные снарядами.
С: -   Загруженные – да?
М: -   Да!   И вот – Россию этой-та и спасли.
         Тогда нападали, эти – Антанта.
С: -   Ну, в общем – одним словом – он увёз тогда.
         А там, как раз – эти – Красные были.
         В Куйбышеве – он и отдал им – Красным – всё
         вооружение – снаряды.   Всё.
         Баржи с вооружением – со снарядами.
М: -   А там знаешь?   Всё-таки все нехорошие   Не могли
         ему  никакого блага сделать.   Услуги, никакой.
         В такой он конурке жил.
         Не сделали домик, какой-нибудь хороший.
С: -   Мама?   Ничего ему ненужно делать, как есть, так и
         есть.   Чтоб никто не знал.
М: -   Может быть так.
С: -   Вот.   Вот так.
М: -   И он ничего бедный, ничего не видел хорошего.
       Он плакал.   Говорит: - За что  я, дочка,так мучался.

                397

       Я  в проходной всю жизнь проспал.
         Ведь проходная тут.
С: -   А но…
М: -   Да ещё и квартирантов пускал.   Лезут.   Нахально.
С: -   И ещё и квартирантов пускал?
М: -   Но!?   - Трифон Павлович?   Нам жить негде.
         - Ну ладно, идите.
         - И  вот так он и жил.   Я  приехала – ой, боже мой?
         Мать, эта?   Наталья Петровна, тоже была, с ним
         жила.   А Наталья Петровна, тоже, какого-то рода и
         звания была.   Они поженились потом.
         Ещё раз, и он…
С: -   А, она, тоже княжеского роду?
М: -   Княгиня, какая-та.
С: -   Княгиня – да?
М: -   Да!   И вот это – их клопы заедали – боже мой.
         Я  приехала в гости – мы с отцом.
         С Гурьяном приехали.   Я  весь отпуск
         положила – всех клопов, тарантулов всех, по выжила.
         Дуня пришла, да и говорит: - Я  баню истопила,
         дочка – пойдём.   Ты после этой дряни, помойся.
         Да у меня идите, поживите.   Хоть маленько
         отдохните.   Пусть они тут.   Отдыхают.
         - А Крёстна – Устинья, дак за каким чёртом приехала.
         Жила бы – квартира была хорошая.   Всё.
         Вот соблазнил  брат – Гурьян – её.   Эту самую,
         Крёстну.   И всю жизнь спала она на печке,
         на этой.   Клопов кормила.
С: -   А.
М: -   А печка-та коротенькая, маленькая – всё согнувши.
         Ой, так…   Но и вот.   Я  Дуню, всё время поминаю.
         Господи, какая она хорошая!   Всё она…   и вас…
         и вымоет – другой раз:   – Ух, цыганёнок – иди-ка
         помою тебя.   - На тебя.
С: -   Мама?   А дедушка рассказывал, как его стреляли?
         Или как тогда было?

                398

М: -   Ой, его обстреливали кругом.
С: -   Вот.   Ну, значит, ну вот она в него дважды
         выстрелила.
М: -   Кто?
С: -   Эта женщина – там говорят.
М: -   Да!   И вот…
С: -   А может ни женщина – просто свалили на женщину,
         что, мол, она стреляла.
М: -   А сам-та Ульянов – он же видимо, вот в то время,
         наверное…   До этого, значит его
         стрельнули – Ульянова.
         А потом  - Иванов Николай – он же походил сильно.
         На Ульянова – этот Ленин.
С: -   На Ульянова он походил.   Дак он вместо Ульянова
         был – да?
М: -   Но!
С: -   Вот.   А Ульянов же драпанул вместе с Николашкой.
         В десятом году.  В 1910 году.
         После их ареста - Республиканцами.
М: -   С Николашкой они уехали!   С отцом моим.
С: -   А этому приказали, чтобы был Лениным.
         Иванову Николаю.
М: -   Ну он, ещё не уехавши, был, ещё ведь до этого
         приказали.
С: -   Ну, как же, не уехал – они уехали ещё в семнадцатом
         году, Мама, или…
М: -   В семнадцатом?   Но там…
С: -   А, что ж ты говоришь, что…
М: -   Я  их провожала, в десятом году!
С: -   Это ты провожала их же и после семнадцатого года.
         Ульянова.
М: -   Но!   Это уже после этого.
С: -   Ну конечно, в него стреляли-та в двадцать втором
         году.   Это в Сидорова стреляли.
         Это в третьего Ленина – четвёртого
         по счёту – его насмерть.   Это сколько лет прошло?

                399

         Семь лет?   А, пять лет.
М: -   А потом-та вот деда Лёвы-та брат пришёл.   На деда
         Лёву походил – такой же, как дед Лёва – брат его.
С: -   А дед Лёва, тоже же Петров?
М: -   Петров!
С: -   Дак.   А это же, этого, значит – сыновья, наверное,
         его – деда Лёвы?
М: -   Видимо так.
С: -   Или брата вот того – сыновья.
М: -   А, кто его знает.   Я  бы маленько, побольше, была.
         Переходной период был.   Что  я – понятия,
         ни какого не имела.
С: -   Ну ясно.
М: -   Я  плохо себя, ещё, чувствовала.
С: -   Ну дак вот…   Он, наверное, на этих, на заводах,
         на пороховых, и был его брат – Трифона Павловича.
         Наверно его брат был.
М: -   Кто брат?
С: -   Это – деда Лёвы.
М: -   Да!   Он, каким-та главным был.
С: -   Ну дак конечно, на пороховых он был там хозяином
         же.
М: -   И вот, какой-та пришёл, в деревне Кривандино.
         В прихожей стоит и говорит:
         - Как мне доченька найти?
         - Спрашивает у меня.
         - Это, дяденьку Лёву?
- У нас нету дяденьки Лёвы.   Есть Деда Лёва.
         А дяди у нас нет.
         - А, какой он?
         - Да такой – ну деда Лёва.   Он давно у нас живёт.
         - Давно?
         - И подался.   Я  ему не рассказала, как следует.
         И ушёл.   А он в окошко увидал – идите сюда,
         говорит деда Лёва.
С: -   На него - на пришедшего?

                400

М: -   Но!   - Ты кого ищешь?   - Да  я  ж тебя ищу.
С: -   Они знают друг друга – да?
М: -   Но!   Они уже знают.   - А что она тебе сказала?
         - Да есть у нас деда Лёва, а дяди Лёвы нету.
С: -   А дяди нет.
М: -   А дяди нет.   И вот он, всё время приходил ко мне.
         Я  уж тогда знала – это в Деревне Кривандино.
С: -   Мама?   А вот дедушка, как он говорил – Трифон-та
         Павлович?
М: -   Но чё.
С: -   Как, Герасим -та?   Он рассказывал – как его
         стреляли   в Петрограде?   Как?   После собрания
         на заводе?   После, как он выступил и пошёл – да?
М: -   Да!   После выступления – он же грамотный
         был – грамотный - сильно.
         Но и этого самого – своего сына Семёна.
         Сына учил – грамотный Семён тоже был.
         А этот – дурак, говорит, у меня Гурьян,
         и не стал учиться.
С: -   Он его на попа послал учиться – Гурьяна?
М: -   Но!   На попа!   А он за бабам бегал – стал ударять.
         Гурьян-та?
С: -   А, ха, ха, Гурьян Трифонович-та?
М: -   Но и…
С: -   И вот, смотри – и вот, значит, когда пошли к машине,
         что ли?   Его стрелять-та начали, или как он?
М: -   Нет.   Я, говорит, вышел…   – он  курил хорошо,
         сильно курил.   Говорит: - Я  закурил, пошёл – одели
         мне плащ.   И  я  пошёл.   Вижу, что там, какие-то
         стоят.   Я  в другую сторону – они и тут опять кругом.
         Я, только стал, так – разговариваю.   Они, значит,
         с другой стороны подошли и шлёпнули
         меня – пристрелили меня.
С: -   И никакая там женщина не стреляла,
         а стреляли другие.
М: -   Нет, женщина!

                401 

С: -   Женщина стреляла?
М: -   Женщина!   Была нанята, и она бедная пребедная,
         а ей денег много надо.   И за эти деньги продалась.
         Вот.
С: -   Но, как он – что у него телохранителей не было?
М: -   Были!   Все были.
С: -   Стояли только, и всё прохлопали – да?
М: -   Да!   И всё, прохлопали.
С: -   И поэтому, его потом спрятали подальше в Сибирь
М: -   Его спрятали!
С: -   А вот, мама?   А Трифон говорил, что Сталин
         принимал участие, в смысле,
         отправить Трифона в Сибирь.
М: -   Нет, Сталин хороший был!
С: -   Нет, я  говорю – в Сибирь отправить его – Трифона.
М: -   А.
С: -   Спрятал его, чтобы, не убили Трифона.
М: -   А, его будет сопровождать Сталинская
         дивизия – дивизион Сталинский провожал.
         - Меня – со всем этим порохом и…
С: -   Как порохом?
М: -   Ну, с пороховым всем этим, говорит, я  ехал.
         И  я  был уже раненый.
С: -   А.   Ну просто, с вооружением он ехал.
         С солдатами  его отправили.
М: -   Да!
С: -   Туда, в Сибирь.
М: -   А тут уж он был раненый.
С: -   Его тогда ранили в Петрограде и увезли его, туда
         подальше на Волгу к бакенщику.
М: -   Да!
С: -   Значит…
М: -   Я, говорит, всёравно ходил.   Мне вытащить пули,
         не все вытащили.   Раны мне маленько залечили,
         а пули-та там остались.   Они без моего ведома,
         они не могли операцию делать, говорит.

                402
                403

         И при Дуне и при Грише – сидели
         мы в пасху и он рассказывал – Трифон – вот.
         Всю ночь рассказывал - на пасху.
С: -   Мама?   Но ты тут, сразу два события, и с пароходом,
         как вот.   Значит, его сюда сначала в Нижней
         Новгород увезли.   Наверное, к своим.
М: -   Нет!   Его увезли сразу там, где этого пороховые эти
         спрятаны, а там бакенщик жил.   А бакенщик сильно
         хорошо.   Они три пули вытащили у Трифона.
С: -   А, дак в него много, много раз стреляли – да?
М: -   А у него пять, наверное, их было пуль.
         Если не больше.   А две вот они глубоко.
         Они не могли достать.
         Тут надо большого врача - хорошего.
С: -   Дак, а чего они, как?   С Москвы туда увезли его.
         Зачем?
М: -   Как же он в Москве?
С: -   Ну, как же мама?   Его стреляли-та где?
         В Ленинграде.
М: -   Ну в Москве, наверное, там.
С: -   В Ленинграде же стреляли его?
М: -   Я  не знаю, я, не знаю  я.
С: -   В Ленинграде же стреляли-та его – Трифона.
М: -   В Ленинграде!   Но, значит, они по северной дороге
         ехали – плыли.
С: -   Зачем плыли?   Как они могут плыть,
         если на железной дороге.
М: -   Или на железной дороге.
С: -   Но!   А, до Новгорода – пароходом везли
         из Петрограда.
М: -   Но, а потом…   И тут ещё, надо было – дочь было
         устроить, что с ней было плохо, что-то.
         Она, заболевши, была сильно.
С: -   А, какая дочь?
М: -   А?
С: -   Устинья, что ли?

                404

М: -   Или Устинья.   Нет не Устинья, а эта, как её,
        сестру-та её звать?   Анисию – сильно больна была.
         Обстреляна, тоже была вся.
         Но вот он её любил сильно.
С: -   Дак он вместе был там?
М: -  Где?
С: -   Но, в Ленинграде.
М: -   Он приехал туда – его нужно привести к этим же
         вагонам.
С: -   А в Нижний Новгород.
М: -   А?
С: -   Приехал-та в Нижний Новгород, что ли?
М: -   Да!   Ему нужно было опять же ехать и сопровождать
         баржи.   Но он себя стал лучше чувствовать – стал
         помаленьку ходить и.   Он, и другой раз вот – сильно
         болел, а всёравно – бродит – ходит.
         У него такая привычка была.
С: -   Нет, вот ты не правильно, что-то говоришь.   Тут его
         стреляли, а тут он поехал, куда-то.   И ещё там, эти
         баржи там.   Значит, он привезён был
         туда – в Нижний Новгород.   А потом уж он в Нижнем
         Новгороде – баржи-та с боеприпасами украл.
М: -   Но!   Там лечили его!
С: -   Да.   И баржи он там увёз.   Буксиром.
М: -   И больше не могли.
С: -   И вот он у бакенщика жил – да?
М: -   Да!
С: -   Вот.   А потом вот – баржи-та он украл.
М: -   Он эти баржи-та…
С: -   Вот.
М: -   Украл и…   При нём там двое ещё было – тоже
         Герасимом звали – Савка Герасимов.
С: -   А, Савелий Герасимов.
М: -   Да!   Савка Герасимов.
С: -   А этот Герасим…
М: -   И этот Герасим!

                405

С: -   Ха, ха, ха, ха.
М: -   Но и они, вот это – их трое.   Ещё там потом, какой-та
         Полевиков был – кто он такой был – ни знаю даже, ни
         знаю – Андрей, какой-та был.
С: -   И вот они, это, выкрали – да?
М: -   Потом ещё один – Папанин присоединился – такой
         хороший парень был, говорит.   И вот они, они это
         всё сделали.   Их четверо было.   Но и, он этот
         Татарин – он мог всем этим пароходом
         управлять – всё.
         То, что он – Трифон Павлович не мог – он умел и всё,
         а болел – плох был.
С: -   Ну да!   Он только показывал – да?
         Рассказывал – что  делать надо.   Как управлять.
М: -   Но!   Вот так.   И вот они, значит, уплыли, а потом,
         значит, около этого…
С: -   Где-та они в затон спрятались сначала все?
М: -   А вот затон, затон был!   Этот самый, такой
         навис – кусты, и они под эти кусты подъехали.
         А там глубина – невозможная, и они все туда
         приехали и спрятались.   Эти.   Много ведь там их,
         туда далеко всё шли.
С: -   Много барж.
М: -   А там бакенщик жил.
         - И вот  я  там спрятался!   И мы – пять дней там
         были, и мне ещё один кусок достала – бакенщица.
С: -   Кого?
М: -   У него здесь.
С: -   А, ещё одну пулю – да?
М: -   Где-то вот это место вот тут кололо ещё.
        - Ну-ка дай-ка, это – Трифон Павлович.   Я  посмотрю.
         - А, Герасим Петрович – давайте  я  тебя посмотрю.
С: -   Но тут уже он под своей фамилией ходил – да?
М: -   Но!   А он тогда – она стукнула: – А, вот она.
         Я  сейчас вот заберу – кричи – сильно,
         сильно кричи – тебе легче будет.

                406

         - И она вытащила пулю.
         - И она, какая-то не поймёшь, говорит Трифон,
         всякими гранатами.   Я, говорит, не видал таких пуль.
         Это не русская, какая-то пуля.
С: -   Это специальная – зараза.
М: -   Но!
С: -   Вот.
М: -   И вот она сразу мне, говорит, макнула что-то.
          - Наверное, такое же лекарство, как моё.
С: -   Ну, наверное, да! – да?
М: -   Обмазала и говорит: - Ну, теперь усни и завтра будет
         легче.  Вот эти две пули у тебя – около сердца
         одна – не доходит до сердца.
         И возле печени две пули.   И одна у шеи.
С: -   А, эту – возле сердца, которая – вытаскивали её?
         Кто вытаскивал эту пулю?
М: -   А потом вытаскивали ему уже в Краснотуранске.   Я!
С: -   А.   В Краснотуранске-та.
М: -   Да!
С: -   А.
М: -   Но, приезжал кто-то из Красноярска.   Какой-та врач.
С: -   А эти две – на шее одна, и две на печени – не
         трогали – да?
М: -   Да!   И вот приехал, вот этот из Красноярска.
         Я, как раз – мне бы надо на работу.
         Я  пошла – а у нас, Смирнов был такой.
         Товарищ Смирнов?   У меня свёкор сегодня на
         операции.   Я  не могу сегодня работать.   У меня
         такое настроение, что может и покойник быть и всё.
         - Ладно, Грошева, идите, идите к отцу.
         Я  понимаю, я  очень уважаю вашего дедушку,
         он много горя видел, как и вы видели.   - А  я, говорю:
         - Вы, почему меня знаете?
         - Знаю доченька, всё  я  знаю.    Знаю  я – идите.
         - А тут один стоит и говорит: - Что это она за особа?
         Её с работы освободили, а  я  просился – меня не

                407 

         освободили.   - А, Смирнов говорит: - А у тебя никого
         нет.   Ты один.   Вот когда ты будешь слушать меня,
         как следует.   И тебя освободим от работы.
- И вот  я – пошли мы с Крёстной, и сидели до тех
пор, пока ему ни сделали операцию.
С: -   Это вот у сердца – да?   Пуля, которая была.
М: -   И ты там был и Тамара – сидели мы – играли.
         Потом врач пришла, и бренчат эти пульки.
С: -   Дак не одну пульку, что ли?
М: -   Две!   И вот одна, как пулька – как пулька!
         А эта – другая, как каракатица, какая-то, как это?
         Это, говорит - ядовитая пуля!
         Но, говорит - сделали мы всё.
С: -   Дак у сердца – две пули было?
М: -   Нет!   Одна пулька была у сердца.
         Это около печени – две пули было.
С: -   Дак около печени это ж, или они в раз делали – три
         пули достали – вытащили тогда, что ли?
М: -   Нет!   Две!
С: -   А ты говоришь – вот сюда – вот тут ещё одну пулю
         взяли.   Эти, которые, двое приезжали-та?   Врачи.
М: -   Нет, три тогда, и около сердца.
С: -   И около сердца – да?
М: -   Да!   И вот он – Трифон – другой раз, моется
         в бани – вымоется и ни чего, а другой раз, дак…
         Я  уж, другой раз, говорю: - Пойду  я  папу встречать.
         А то опять ползком – смотрю – он ползёт.
         Папа, что с тобой?
         - Дочка?   Тут!   - Она же давит – пуля.
С: -   А, что там?
М: -   Разогреет, попарится.
С: -   А, это ещё до операции – да?
М: -   Да!   До операции!   А потом ему сделали
         операцию – Трифону.   Он пришёл с больницы.
         Аж подпрыгивает: - Но Гришка – сосед.
         Теперь мы с тобой будем гулять и пить.

                408

С: -   Ха, ха.
М: -   Ха, ха.   Но и Гриша говорит: - Хоть бы ты жил.
         Какое тебе ещё гуляние.   Хоть бы ты жил.
         Ты знаешь - Трифон Павлович?   Я  без вас не могу,
         будет жить.   - И вот мы – когда  я  приехала – уже его
         не было - Трифона.   И Крёстна, это?   Там же жила,
         у них - у Цыпковых.   А Гриша, говорит: - Анна?
         Как мне не хватает Трифона Павловича.
С: -   Мама?   А он, Григорий, наверно знал, что он, это?
         Ленин-та был – Трифон.
М: -   Тихонько, конечно!   Гриша – вояка был – он же всю
          жизнь воевал, и жена.   Она и детей не нажила.
          Застудила себя, да…   Её насиловали и пытали,
          да всё, а он всёравно взял её в жёны.
          Они вместе воевали – Колчака гоняли.
С: -   Мама?   А это?   Дедушка, он говорил – Трифон
         Павлович-та, что его, это?   Его братом заменили
         Иваном – да?
М: -   Да!
С: -   Потом.   А он.   Его умертвили, что ли?
М: -   Не знаю, кто его знает.   Он ничего никогда не
         говорил.   Убили его и всё.
С: -   А может, отравили просто?
М: -   Я  ему говорила, Трифону, Он всё, как-то скрыто
         делал.   Он никогда правду не говорил.   Папа?
         Почему ты так боишься?   Я  же вашинского роду-та.
         Ну, что ты таишь?
         Потом уж он мне рассказывать стал.
С: -   Но, в общем, он сказал, что его,
         братом заменили его – да?
М: -   Он - как Крёстна – Устинья, дома, он никогда при ней
         не говорил.   Она ляскает языком везде.
         А я ему: - Я-та ведь ни кому не говорю.
         А ты спроси у меня, сколько  я  пережила.
         Я  тоже могу тебе рассказать.   Потом  я  раз, тоже,
         рассказала ему о своей жизни.   Дак он стал меня

                409

         понимать, и всё-таки стал мне рассказывать.
         А то, ни как не рассказывал.
С: -   А вот он, мама, он рассказывал, что, где Ульянова
         арестовывали, то его потом в тюрьму заключали
         вместо Ульянова – да?
М: -   Да!
С: -   Вместо его же он сидел?
М: -   Да!
С: -   Это он рассказывал – да?
М: -   Рассказывал!   - Я  и в тюрьме везде, говорит, был.
         - А эта, говорит, от меня, эта самая жена?
         Ой, как же её звать-та?   Забыла  я.
С: -   Чью жену?
М: -   Да, ведь жена-та его – дедушкина-та?
         Трифон Павловича - Наталья!
                410
 
         Сказ,матушки императрицы России,Анастасии Николаевны
                Романовой.

         Беседа матушки императрицы России, Анастасии
        Николаевны Романовой со своим сыном Владимером.
                М: - Мать.   С: - Сын.

                Картина.

М: -   Мы пошли черники набрать.
 С: -   Ягоду брать ходила – да?
М: -   Да!   Много змей встретилось.   Я  их всех на дороге
         поставила – змей.  Людям та надо идти, а они стоят.
         Я  их всех пропустила – девчат, и сама за ними
         пошла.   А они меня спрашивают.
         Они Крушиновские были люди и с Подсосны.
         И спрашивают: - Доченька?   Какая?   Кто это тебя так
         научил?   Что ты, ими командуешь.   - Идите с богом,
         идите!   Я  их проводила.   А дяди  Вани, продавца,
         у которого  я  всегда брала конфеты…
С: -   Савельева-то?
М: -   Но!   Фамилия  я  забыла уже.
С: -   Ну, Савельев!
М: -   А?
С: -   Ну что ты, Савельев же это.
М: -   Савельевы, да!   Вот эта девушка, она что-то
         была ни нормальная как-то.
С: -   Кто?
М: -   Эта вот Савельева – внучка его.
С: -   Нет, но, а дочка?
М: -   Не!   Дочки не было.   Дочка училась, где-то
         в Новгороде.
С: -   Но, это, которая, это?  Потом-та – поехала – Рита-та?
М: -   А?
С: -   А, нет – Ольга - да?
М: -   Не!   Не!   Это её Верой звали.

                411

С: -   А ещё Ольга же…
М: -   А Ольга…  Та уехала в Ленинград учиться на кого-то.
С: -   А.
М: -   Вот она песельница.   Может, в артистах была.
С: -   А, ни Ольга, а Зоя!
М: -   Зоя!   Да!
С: -   Это она вместо Ольги, которая, была?
М: -   Да!   Ну и вот, это, они значит…
С: -   Ты приходишь – да?
М: -   Пошли…   Мы зашли в Подсосну – ну, прямо.
         Через Крушиново – прямо в Подсосну.   Там ближе
         идти.   А, тогда мне – через поле, и домой.   И вот,
         я  ещё, к дяде Феде…  Это?   К дяде Ване зашла – он
         мне конфет наложил – карманы полные – всяких,
         всяких, всяких.   Конфеты – душистые, хорошие.
         Ну и…
С: -   Это, Савельев – да?
М: -   Но!   Савельев – дядя Ваня!
С: -   И ты пошла домой?
М: -   И  я  домой пошла.   И меня встретил один молодой
         человек.   И говорит: - Ложись!   - А  я, как… вот так,
         плюнула в ладошки, и его легла.   И он и зубы
         оскалил.   И говорю: - Ну, теперь ты ложись.   Эх ты,
         говорю, противная ты доходяга.   Взяла, вот, камень.
         Но, не больше вот этого.   И на грудь ему поставила.
С: -   И ушла – да?
М: -   И ушла!   Пусть.   А камень такой тяжёлый, что
         Я  еле-еле, и вроде его переложила.   Мне кажется,
         что он маленький, а он большой.   А дядя-та
         Ваня – за мной шёл.
С: -   Снял, с него – да?   Камень.
М: -   Я, говорит, едва его, выворотил – до того же он
          тяжёлый.   Как ты его подняла?
          - А мне-та он показался, что он маленький.
С: -   А.   А он, что, и встать не мог – да?
М: -   А он не мог, с под камня-то, вылезти.

                412

С: -   А.
М: -   Но, говорит, хорошо ты с ним сделала.
         - Я  домой пришла – в избу, зайти нельзя.
         Полна изба змей.   Игнаха там натворил.
         Я  пошла к дяде Феде.
         Больше мне некуда идти.   Дяди Феди дома нет.
         А они все у этого – у зятя собрались.   Я  прихожу,
         встала, как ни хуже, как попало – за скобку взялась.
         - Что с тобой?   - Уж они поняли, что-то не ладно.
         Там меня хотели убить или изнасиловать, или, не
         знаю что.   Домой пришла – полная изба змей.
         Сюда пришла – вас дома нет.   Куда мне деваться?
С: -   А их не было дома – да?
М: -   Они…   именинник, этот зять был.
С: -   А.
М: -   Ни чё они мне утром ни сказали.    А  я  за ягодой то
         упорола – девчонки пришли, попросили меня, что б
         ягоды набрать.   Эта ещё пришла – Федора.
         Ивана Богданова, эта?   Но, брата Фёдора – жена.
         Пришли: - Пойдём доченька. Ты же знаешь места:
          – пойдём!   Что б, где нет змей.   - Но, я  и повела их
         Мы столько ягоды набрали.   Я  им полную корзинку
         ягод поставила - Фёдору.   А себе – мне нельзя.
         Там же змеи – у меня дома.
         Они её всю загадят - ягоду.
С: -   Но и пошли туда – там выловили?
М: -   И вот  я  пришла к ним.   Давай иди, иди скорей.
         Но и девчонки эти, уже большенькие были.
         Они эти ягоды помыли.   - Ой, какие сладкие.
         Где это вы так?   Мы ходили,   а нам всё какие-то
         прозелень.   - Но, они наелись – она молока
         налила – мать, тут поели и…
С: -   А вы пошли змей ловить?
М: -   А?   Нет!   Они пошли в окошко смотреть.
         Но там – кипит.   Но, а дядя Федя пошёл.
         Богданову позвонил.   Тот позвонил змеелову.

                413

         И этого – Кирюхинца, забрали, вот.
         Я  его Кирюхинцем звала всё.   Но и забрали.
С: -   Игнашку-та?
М: -   Игнашку!   И посадили в это, как его?   в Подсосне.
         Сельсовет, там така комнатка была.  И посадили его.
         - Но, я  всёравно на ней отыграюсь, возьмусь за неё.
         - Как будто  я  виновата.   А бабы-то его и по матушке
         и по батюшке – всяко ругали.
         - Да убить тебя следует, надо тебя убить.
         Зачем ты это делаешь?  Девчонку мучаешь.
         Она одна живёт.   Ни отца, ни матери у ней нету.
         Дрянь ты негодная.   - Ну и…
С: -   А, значит, уже, Дмитрий уже умерший был – да?
М: -   Да!   Я, уже, одна жила.   И мать- мачеха замуж
         вышла.   Татьяна.
С: -   Ну вот, вот тут-та, змей-та и выловили – да?
М: -   Да!   Приехали змееловы.   Всё, ну до каждой
         строчечки.   И хотели моего этого, Жучку-ту, утащить.
         Нет!   Этого вы не троньте.   Это мой помощник.
         Он меня выручает.   Этот мой!
         - Но, это хорошо, что вы с ним, его берёте.
         - И, он, значит, его положил, и…
         - Это его кровать?   - Да!   Вот положите его сюда.
         Это мой друг!   Он никогда никуда без меня не идёт.
         Пойду в лес, и он со мной.   А сегодня он
         проштрафился.   В лес со мной не пошёл.   Видит,
         что много девушек, ребят и тёток.
С: -   Но, да!
М: -   Он не пошёл.   Он, видимо, понимал, чтота.
С: -   Но, конечно!   А чего ш…
М: -   Но и вот.   А, когда, я  одна иду – я  им рассказала
         про ужа.   Говорю: - Он, сзади идёт всёравно.
         Вот, как-то, кругом обойдёт, а всёравно, придёт.
         Один раз нашла гриб, такой большой, красивый,
         белый, но…   солить его можно.
         Ни этот – не груздь, а, ну такой, как вроде бы груздя.

                414

         Ну, берёзовый груздь!   Он хорошо солится.
         А он завился там – змей, под этой – под ножкой-та.
         И его не видать – одна шляпка и шляпка.
         Прямо так вот.   Ну, около самой этой – туго,
         что не видать его собаку.
С: -   А он так обвился – да?
М: -   Да!   Он там обвился и отдыхает – спит.   Теперь
         значит…   А  я  бы, как взяла бы его рвать или
         резать – гриб.   Он бы мне, шлёпнул – змей.
         И вот и тут и всё бы.
         Но, а этот сразу же его.
С: -   Жучка?   Да?!
М: -   Жучка!   Откуда он взялся?   И не дал мне…
          Руку-та мою убрал, я  убрала.   И сам его взял и
          держит, в этой?   В морде.   Но, я  пошла и эту
          самую, такая палка.   Палки у нас такие были.
          Как их называют?
С: -   Лозинку-та?
М: -   А?
С: -   Лозинку.
М: -   Лозинку-то эту.   Но она бьёт.
С: -   Но, прутик.
М: -   Прутик такой.   Забыла  я, и как его уж и называть.
         Но, я, как хвастнула ей – она уже и всё – сделалась.
         А, ольха, ольха – ольховое дерево!   Лозинку такую.
         А она не ломается, ни это, ни чё – хоть сколько бей,
         а она всё такая…
С: -   Мама?   А дак вот ты это?   Когда змей выловили
         дома.   Ты пришла отдыхать и спать завалилась,
         дома – да?   А тут, потом, Ольга-та и приезжает – да?
         Тётка твоя.
М: -   Вот, я  пошла к дяде Ване.   Это?   Домой, правда,
         пошла.   А дядя Ваня пришёл и говорит: - Пойдём,
         может быть, ещё кто-нибудь выползет отсюда.
         Подожди дочка, не ложись.   Спать пойдём к нам.
          Ну, они мне…   пришли тут.   Мы ещё чаю попили,

                415

          поели.   Ещё что-то.   И спать легли.
С: -   А, у Савельевых?
М: -   Нет, у этих, у дяди Вани, у Журавлёвых!
С: -   А, у Журавлёва.
М: -   Ну и, и она приехала – Ольга Александровна.
С: -   Она, вот, с этим  вот писателем приехала – да?
М: -   Да!   Приехали они!
С: -   Это вот сам Крылов он – да?
М: -   Наверное, Крылов.   Я  его вот, как-то раз видела.
         И думаю, где же я  его видела?   Александром звать.
С: -   Ну дак это…   но и вот он приехал – с бородкой?
М: -   Да!   Клинышком у него бородка была.
         Ведь такая же была?   Да?
С: -   Ну, наверное!   Мама?   Но самое главное – ты сама
         рассказывай, чё ты?
М: -   Вот, он, так её подбрел – так красиво – усики
         небольшие.   И, и бородка клинышком.
С: -   И рисовал – да?
М: -   И рисовал!
С: -   А Ольга, тоже там ходила - рисовала - домик там,
         какой-та?
М: -   Где?
С: -   Но, она, тоже, что-то рисовала.   Они же вместе.
М: -   Они вместе рисовали.
С: -   Но, она, тоже училась у него?
М: -   Но да!   Ну, они меня, на вышке меня рисовали.
С: -   А, на вышке они рисовали?
М: -   На вышке!
С: -   Дак, а, чё, там стол стоял, что ли?
М: -   Стол!   У дяди Вани это было!
С: -   А это не у вас?
М: -   Нет!
С: -   А, дак это на вышке у дяди Вани?
М: -   У дяди Вани!   Это у нас было в старом доме так
         сделано.   Но, когда дом убрали – этой,
         тёти Ульяны.   Чтобы перестроить.   Ей жить негде

                416 

         было.   У ней развалился дом совсем – чуть не
         придавило их.   Старый дом-то уже был.   Но и он
         ей построил.   Вместе с двумя Фёдорам – ну, наша
         деревня вся строила – мужики.
С: -   А кто построил?
М: -   А?
С: -   Кто, говоришь, им построил – ей.
М: -   Но, отец, ещё живой был!
С: -   Дмитрий-та?
М: -   Ну!
С: -   А, дак ещё Дмитрий Александрович жив был что ли?
М: -   Ещё живой был!   Строил-та.
С: -   А, когда строил?
М: -   А потом уже умер – Дмитрий.   А этого же-та не было.
         Дак, перенесли всё к дяди Феди – всё это,
         Смотреть-то.   Васьки не было,
         Степана не было – сыновей Дмитрия.
         Яшка, тоже уехал, на завод <Белый бычок>.
С: -   Кого смотреть?
М: -   А?
С: -   Кого смотреть?   Перенесли.
М: -   Ну, они же, он тоже был, как этот – отец.   Художник.
С -    Художник?   Дмитрий.
М: -   Художник был Фёдор-то.
С: -   А, картины перенесли – да?
М: -   Нет!   Перенесли все – иконы они делали.
С: -   А.
М: -   Дядя Федя, этот самый, ой забываю фамилию-та.
С: -   Но, в общем, они рисовали там картины – иконы?
М: -   Да!   Этот?   Фамилия забыла.
С: -   Какого?   Фёдора твоего?
М: -   Но!
С: -   Защитника.   Вот, дак вот, а потом значит они там
         с тебя рисовали иконы – да?
М: -   Но вот они меня туда затащили – пригласили, и там
         меня рисовали – с меня.

                417

С: -   И этот – и Крылов тоже там рисовал?
М: -   Все, все.
С: -   Нет, дак вот он…
М: -   Там ещё, какой-та приезжий был – он молодой
         человек.
С: -   А.   А Крылов рисовал вот эту картину
         с тебя - у стола - да?   Ты сидишь у стола?
М: -   Да!
С: -   И так он тебя и нарисовал?
М: -   Нарисовал!
С: -   А Ольга смотрела её?   Эту картину?
М: -   Конечно!   Ведь она прекрасно всё видела!
С: -   Она тоже рисовала?
М: -   Рисовала!
С: -   Но, она тебя тоже сама рисовала?
         Или только он рисовал?
М: -   Он!   Он только!   Он никому ни давал рисовать.
         Что, говорит, портить будете мою картину.
С: -   Ну да!
М: -   Вот.
С: -   И поэтому, эту картину, вот эта…
М: -   Это дядя Журавлёв, всё меня спасал.
С: -   Мама?   Это Фёдор Журавлёв-то?
М: -   Но!
С: -   А значит, а как, он, тебя уговаривал, что б
         нарисовать-та?
М: -   Но, он показал – вот такие вот можно.   - Ну, говорю,
         давайте.   Только быстро – я  уже спать, говорю,
         хочу.   Я  сегодня плохо спала, и пойду к дяде Феде
         сегодня, ночевать пойду.   У меня много змей было.
         А когда  я  много змей вижу, то  я – меня в сон
         клонит.   Я  не могу.   Давайте быстрей.
С: -   Ну потом он, набросок сделал, потом ещё ты
         приходила наверное?
М: -   Но, а потом ещё раз пришёл и уехал.   Попрощался.
         И дяди Феди сказал: - Вот, если она была бы

                418

         постарше.   Я - бы, её с собой увёз.   И ни кому её бы,
         ни показал.   И увёз бы, говорит, и не дал бы
         ни кому владеть.
С: -   А ты ж, говоришь, мама?   Ты ж, говоришь, что,
         он приезжал, и сказал, что  я - бы, если она была
         постарше.   Я - бы сам женился!   А Дмитрий сказал:
         - Я  тебе женюсь, я  тебя тут же прибью.
М: -   Но!
С: -   Значит, он ещё, Дмитрий-та, был жив.
М: -   Нет!   Тогда уж не было его.   Это второй раз,
         приезжал он.
С: -   А, это ещё раньше, до этого, он приезжал?
М: -   Да!
С: -   А.
М: -   Это раньше он приезжал!   Крылов Александр.
         - Я, говорит, тебя так женю, что ты и не встанешь
         больше никогда.
С: -   А, из берданки – да?
М: -   Но!   - Женилка ещё не выросла, говорит.
         Иди отсюда.
         - И он его с квартиры выгнал.
С -   А, таки слова – да?
М: -   И он больше ни ездил.   Это  я  уж поправилась и всё.
         Я  уже стала жать, косить, всё делать.   Он потом
         приехал.   А, уже отца-та не было.   И мать замуж
         даже вышла.   И  я  одна уже жила.
С: -   А, и он приехал.   С Ольгой Александровной.   Да?
М: -   Да!   Но, а в квартиру-та ни попасть.   Там же змеи.
         Взглянули – ой, ой, ой, как она живёт-та, столько
         Змей-та там?   - В окошко-то ведь видно, а там кишит.
         Сколько  я  тогда стряпни настряпала, как нарошно.
         А они по все…   и по хлебу там.   Свалили, эти
         самые, салфетки мои, столешники – всё, и лазят там.
         Ну, как?

                419