На пути к большому городу

                НАЧАЛО
Когда-то, очень давно, когда я был ребенком, одна женщина произнесла сокровенно: душа.
Я спросил что это? Она посмотрела страдальчески и сказала:
Это то, что у тебя внутри.
Я уже знал, что такое сердце, с левой или правой стороны? Забыл. Оно тяжелое.
И кровь. Я уже знал, что она не только в пальцах или разбитых коленях, но еще дальше: внутри. Я кашлял кровью. Но никогда не кашлял душой. И вообще, она ассоциировалась у меня с каплями теплой воды. А потом, когда эта женщина умерла, пришла новая ассоциация: теплые капли крови.
                ГИБЕЛЬ ПОМПЕИ
Эту картину я увидел на стене в квартире той женщины, которая рассказала мне о душе. Особенно внимательно я смотрел на мать с ребенком под страшным небом. Было понятно, что они скоро умрут. Мне было очень, очень жалко их. Свою мать я любил больше всего на свете. Отголоски этой любви по-прежнему в моем сердце. Да, помню, как взяв за руку свою маленькую сестру, я шел встречать ее ночью на проходную военного завода через лес. А еще помню как на мою мать напал человек с ножом и порезал ее... Она долго лежала в больнице. Внутри все время что-то болело: не живот, не грудь, не горло. Что-то такое, что еще дальше в теле и дальше, чем все мои представления о внутреннем мире человека.
Следующая картина: я стою над белым покрывалом, под ним лежит отец матери. Мой дед Иосиф. Рядом горят три свечи и женщины в черных платках стоят, опустив головы. Среди них мать. А еще мои двоюродные сестры(они ушли тоже скоро от страшной болезни). Нам сказали: дотроньтесь до ног, мы с сестрами коснулись черных туфель.

                НАЧАЛО ДВИЖЕНИЯ
Через год в этом ящике, обитом красной материей, лежал брат матери, мой дядя. Он умер от многочисленных ножевых ранений. Потом отец попал в тюрьму за драку. Все стало привычным: смерть и все это. Слишком привычным, чтобы быть просто детской фантазией. Потом бесконечные драки в школе, война с местным блатным миром. Вообще в природе началась безостановочная смерть мужского начала, может оттого, что уходили один за одним фронтовики, или это было связано с падением прежних идеалов.
                Мой дед Иосиф.
 " Слышишь, за окном свирк-свирк- это прилетели снегири. С далекого севера, где никогда не бывает лета, они прилетели в нашу зиму." Я бежал к окну, чтобы увидеть этих сильных, не боящихся мороза, птиц. Второй день из-за сорокаградусных морозов были отменены занятия в школе, а эти красногрудые птицы перелетали с ветки на ветку, как будто на дворе стояло лето. " Все чего боятся обычные люди, для тех кто пережил самое страшное- смешно." Тогда я не совсем понимал смысл этих слов. Это говорил он, Иосиф Келлер, капитан разведки, два раза бежавший из концлагеря, схваченный советским СМЕРШем и отправленный на 10лет зоны, в далекие сибирские шахты. Человек воли, сейчас бы я его так назвал. Высокий, худой и стройный, в своем полушинели-полупальто он представлял для меня саму строгость. Холодный, жесткий взгляд серых глаз, внутренняя самодисциплина, высокая культура и страх, который он внушал казалось всем. При нем я боялся сделать какую-нибудь ошибку в математике, географии- предметам, которым он меня обучал. Однажды он позволил себе выпить и начал рассказывать моему отцу о войне(чего Никогда не делал раньше). Отец мне сказал, что успел записать рассказ о пятой колонне, немецкой системе внутренней разведки, о лесах повешенных- где на каждом дереве висел в петле человек и секретной системе обучения, когда человек превращался в носителя языка за год, но при этом терял свою собственную личность- все, чему он сам был очевидец. Утром дед потребовал эти бумаги у отца и собственноручно сжег их. Однажды, когда мне было 8 лет, он сказал мне, глядя в небо: "посмотри на этих птиц, мы считаем их глупыми, но придет время и мы удивимся собственной ничтожности. Для каждого придет свое время, когда он осознает, кем он мог бы стать не идя на поводу своих собственных, животных инстинктов". Сам сказал, что должен умереть в 67 лет. Через несколько месяцев, накануне свего 67-летия, под Новый год, он одел свой лучший костюм и сказал, что едет к другу. Пропал. Спустя почти 4 месяца, в апреле, когда стал сходить снежный покров, некая женщина увидела в глухой тайге, 200 км от города, труп, прислоненный спиной к дереву, с выклеванными глазами и странной улыбкой. Это был он.
После того, как мы прислонились к его телу, гроб вынесли на улицу, поставили на борт грузовой машины, рядом села бабушка, мать с сестрой, мой отец. Повезли. Стоял конец апреля, но внезапно разыгралась настоящая буря, нас детей посадили в автобус. Из окна можно было видеть, как огромные черные птицы кружат над нами.

                ДВИЖЕНИЕ К БОЛЬШОМУ ГОРОДУ.
Мне 10 лет- я валяюсь в луже собственной крови и слышу над собой унизительные выкрики. Жалкий страх владеет мной- я боюсь встать. Чтобы не быть животным. Еще удар- в голове словно вспыхнули под огромным напряжением электропровода. Взрыв пламени и резко наступившая темнота. Тихо падает снег. Все началось с Забоя- это место на провалившихся шахтах, озеро с неизмеримой глубиной. Кругом лагеря, колючая проволока, как-будто весь мир заключается... да, заключен. Местный школьный авторитет по кличке Киргиз и часть братвы преподали мне внешкольный урок выживания под градом ударов. Я ничего не помню: что было потом? Мать так и не увидела майку в крови- да, это помню. Но если бы и увидела, ничего бы не сказала. Зачем? А отец еще из тюрьмы не вышел. И все стало одинаковым на моем пути: эти короткие северные дни и страх школы. Теперь наступило время черных ворон, Последний человек, который мог бы мне помочь справиться со своим страхом, наделить мое деревянное тело разумом, сам лежал в деревянном ящике в мерзлой земле. Эти огромные черные вороны летали над ним, когда он лежал в лесу. Они выклевали ему глаза. И теперь я сам ничего не видел кроме ненавистной школы, огромного серого дома и заснеженной дороги от дома к школе. Моя мать скоро догадалась, что со мной происходит, она рассказала мне о клубе китайских боевых искусств. Через какое-то время я впервые пришел в огромный зал с выстланными на полу черными матами. Я очень хорошо все помню: было 4 часа дня, свет в зале еще не был включен и в наступающих сумерках я увидел человека, в синем китайском халате, сидящего в позе лотоса среди полнейшей тишины. Это был мой первый тренер Владимир Кузнецов. Учитель.

                ПУТЬ
Через 2 года я садился на шпагат и мог с закрытыми глазами двигаться в Тай-цзи-цюань. С 13 лет школа бокса, уже в 14 выступления на чемпионате области, потом чемпионат Сибири и Дальнего востока и потом, потом, потом... Бои без правил: Томск, Тюмень, Красноярск, Новосибирск, Барнаул... Но эти города были такими же, как и мой родной город. Они не были Большими городами... Наконец, поступила заявка на бой из..., к которому я так долго шел. Бойцовский клуб "Арбат", Москва...
   
  Сижу в кресле. Москва февраль 2009-го. Давно начался день, серый, без проблесков. Одиноко свозящий навылет до самого моего 12-го этажа шум машин... и все-таки тихо падает снег... 
Завтра в театр. Роль? Писатель в "Визитных карточках" Бунина. Почему? Он решил выбрать именно меня.  Режиссер опирался скорее на внешние данные. До этого были: боец, могильщик, Медведь, Лаэрт... Ха-ха-ха! Ха-ха-ха-ха!... Прошу прощения...ха-ха-ха!  " Все чего боятся обычные люди, для тех кто пережил самое страшное- смешно."
Слезы медленно стекают по щекам, почему, почему, почему...? Почему все те кто был рядом когда-то, все те с кем был, страдал, на чьих руках истекал кровью, с кем странствовал, бродяжничал и делился последним, все те, что не боялись ни бога ни дьявола, столь непохожие на всех нас, столь далекие от всех смертей, бедностей! Все те кто кричал: Саша!, сам в крови, все те с кем переживал, мечтал, о том, что мы когда-нибудь тоже будем иметь дом, семью, будем ходить друг к другу в гости... Жизнь выбраковывала их одного за одним: один уже давно лежит в мерзлой земле, другой не вернулся из своего похода, и так не расставаясь с мечтою о неизведанных пространствах, третьему сломали руку в боях и теперь он никому не нужный "спортсмен"-инвалид. Ну почему я то жив?! Играю в театре. Ну почему у меня-то все хорошо?!   Ведь я всех вас помню ! И я, я должен страдать за вас, ну что же вы, такие хорошие, ну как же так с вами вышло! И вот я сижу на этом проклятом 12-ом этаже и буду сидеть пока надо мной не зажгутся звезды и думать, думать, думать за всех вас, вечных кочевников межзвездных пространств.
И я такой же одинокий, какими мы с вами всегда и были, мы, хорошо это или плохо, люди вне общества!
   
   
Тихо падает снег. Я и мой дед Иосиф, на которого я, ребенок, спрятанный в огромную черную шубу, смотрю снизу вверх, держит меня за руку, мы идем по длинной, пустой аллее, над которой уже возвышаются далекие звезды... 
  ...О. за брезентом палатки оглушающий свист ветра, я держу в руках палаточные дуги, чувствуя пальцами оседающий тент, в центре включенный баллон с примусом извергает прозрачное пламя. Час назад, когда я выглядывал из палатки, там уже все, что ни есть под выглянувшей из-за гор луной, было занесено снегом. Я с ужасом увидел погребенное под снегом огромное озеро, которое еще вечером было ослепительно голубым. Никаких чувств, ничего, одно тупое сознание необходимости держать крепче палаточные дуги, чтобы все это не снесло вниз, туда, куда опускаются под низким давлением высокогорья волны снега, к озеру Богуты...
...Он поднял меня вверх и сказал: ты будешь счастливым, обязательно будешь счастливым, у тебя как и у меня, ямочка на правой щеке. И это действительно так. Я жив. Мы шли дальше по темной заснеженной аллее до тех пор пока ночь не вошла в свои полные права.