Анастасия 13

М: -   Да ни что он не говорил.   Он говорит, что родня моя,
         Какая-то родня была.   Никогда не скажет чей,
         или как вот.
С: -   Ну как же мама?   Ты же сказала, что он с братом
         Сталина там учился.   А сестра в другой группе,
         тоже училась.
М: -   Но!
С: -   Ты, как-то забываешь, что ли.   Хе, хе, хе.
М: -   Но они учились.   Но она же – она не учёная была.
С: -   Она не учёная была?
М: -   Да!   Она к нему приезжала, к брату-та, к своему.
С: -   А это он с братом её, учился?
М: -   Да!   А она, что-то?   Есть привозила,
         что-нибудь съедобное.
С: -   А.   И познакомились – да?
М: -   И познакомились!
С: -   Но, а ты говорила, что она тоже - училась там.
М: -   Но, а потом и она стала учиться.   Но она всёравно
         не закончила учиться.   Тут дети.   Поженились они.
         Дети пошли, так она и не учёная осталась.
С: -   А, дети пошли?   Но значит, всёравно она училась.
М: -   Но!   Училась потом.
С: -   Вот.
М: -   А всё он говорил: - Тоже красивая была, очень
         красивая была Анисия.
С: -   Но всёравно, тоже красивая была – да?
М: -   Но!   - Грушка красивая, а эта ещё лучше была.
         Нашёл всё-таки, как Грушку.   Но дурная была.
         Ну, говорит, и дурная была.   Что ей не хватало?
         В то время – сто рублей дать - это вот так хватало.
         Она доченькам отдаст всё – они туда, сюда всё
         распротырят.  Трифон, говорит: - И не кормит ни кого,
         ни сего не кормили.   И сами ни ели, говорит, вот.
С: -   Дак, он Казанский закончил.
         Потом в Московский университет поехал.
М: -   А потом видно так.   Ни знаю.

                337 

С: -   А потом ещё в Киев ездил учиться.
М: -   Везде он учился, учился и дураком остался, говорит.
С: -   Хе, хе.   Это он – так говорил?
М: -   Но!   - Учился, учился дочка, а дураком умру.
         - Вот так учиться-та?
С: -   А он говорил, что: - Я  даже академик уже стал – да?
М: -   Да!   - Я  тогда давай, этого?   Своего сына
         учить – Семёна.   А этот дурак, дурак, дурак.
         Не стал учиться – на сына Гурьяна говорил.
С: -   А, Семён учился – да?
М: -   А Семён-та – он это?   Юрист.
С: -   А, тоже закончил юридический – да?
         Юрист был – да?
М: -   Юрист был юрист.   Вот.   Ещё больше юриста.
С: -   А этот?   Тимофей тоже не учился?
М: -   А, что толку – прибили его, да и всё.
С: -   А может, не прибили.   Мама?   Может он - другую
         фамилию взял?   Он же в Москве – здесь был.
         Мама?   А Тимофей-та, тоже не учился.
М: -   А тот и совсем знал мало.
С: -   Ну вот.   Ха, ха, ха.
М: -   Тот работал, работал всё – всех…  Он тоже, на такой
          же горке женивши.   Она же тоже не русская.
С: -   Он оттуда, наверное, тоже взял – сестру.
М: -   Конечно!
С: -   Мама?   Но, а вот он не рассказывал, как
         со Сталиным-та познакомился?   Через брата – да?
М: -   Дак он может быть - с ним и учился?
С: -   А и брат, и Сталин – там учились – да?
М: -   Но!
С: -   А.
М: -   Все там были и учились.   Я, говорит, пол-Кавказа,
          говорит, знал людей-та.
С: -   А.
М: -   Попы-та меня ругают: - Почему не ходишь в церковь?
         - А  я  взял да и сказал.   - А  это ни все – всех

                338

         на один аршин ни мерей.   - Говорит, не все,
         говорит, такие.
С: -   Вот по этому он так против церкви.
         Что много этих церквей, в которых они занимались
         против своего народа.
М: -   Молился он!   А молиться – молился, как, смешно.
         - Дайте, есть хочу.   - Вот так вот – быстро,
         быстро молился.
С: -   Ха, ха.
М: -   Честное слово!   Ни сколько не вру.   Вот в праздник
         говорю.   Папа, что ты так молишься?
         - Ай, да – бог увидит, как  я  молюсь.   Лишь бы тут
         было.   Я, дочка, читаю, молитву читаю.
         Вот это самое главное.
С: -   Мама?   А вот эта Груша-та у них, что?   Сослали
         потом семью за что-то?   За провинение – да?
М: -   Что-то там они взъелись, когда этого попа убили.
         Взъелись.   Там много ихней родствы было.
С: -   А.
М: -   И они их.
С: -   Прибрали – да?
М: -   Толи прибрали.   Которых, выслали.
С: -   Но это ещё при царе было – да?
М: -   Видимо?   Конечно!
С: -   Но, в то время ещё.
М: -   Так их в Сибирь на каторгу…
С: -   Сослали – да?
М: -   Услали!
С: -   Увезли в Сибирь.
М: -   И  я, говорит, не видал, когда, чего.
         И  я  в другом городе был.   Значит он в…
С: -   Но, в Казане, значит, учился Трифон?
М: -   В Казане, наверное, был.   Вот так вот.
         Но садись и ешь папа.   - Чем кормить-та будешь?
         Но спаси Христос.   - Начинает молиться.
С: -   А, всё время так тараторит – да?

                339

М: -   Но!   - Спаси Христос.
С: -   Мама?   А вот как его в Сорокино привезли?
         Он приехал, и дом купил, или что?   В Сорокино?
         Просто Трифон баню купил эту?
         Или ему просто дали?
М: -   Он приехал!   Была, какая-то, общая баня, это.
С: -   А.
М: -   Но, вот только, где чулан и избушка – где большая
         печь.   Только это купил.   А это вот, большой-та
         дурной – прихожую большую сделал.   И не доделал,
         как следует.   Камней эдаких - наклал туда.
         На потолок.   Это ужас там один.
С: -   Что бы теплей было.   Дымоход он сделал,
         что б теплей было.
М: -   Нет!   Что бы там не загорелось.
С: -   А, что бы там не загорелось.
М: -   Какой-та печник ему помогал.
С: -   А это?   Была баня – да?
М: -   А?
С: -   Это баня была?
М: -   Это баня была!   Вот они – эти тарантухи-та
         и завелись в этой бане.
С: -   А, и значит он, так и жил в этой бане.
М: -   Так и мучился – клопов кормил – трантухов
         прикармливал.   Ой, он ни чего не видел доброго.
С: -   А, но, а летом он плавал, на этом?
         На катере - «Костеоре».   Работал.
М: -   Но!   А зимой они уползут – тарантухи, куда-то.
         Ковырну, они это?
С: -   Лазят там.
М: -   Лазят!   Кругом.
С: -   И вот он, всё время, смотри?   Он до самой пенсии,
         так и жил – в бане?
М: -   Но!   Он работал на «Костеоре» и на пассажирском
         пароходе «Святой Николай», а потом на «Костеор»
         вернулся.   Потом на пенсию пошёл.

                340

         Как, «Костеор» идёт…   Он: - «Костеор», «Костеор».
         Скорей, скорей шапку, шапку, шапку, шапку дай!
С: -   Ха, ха, ха.   Шапку дай – да?   Ха, ха.
М: -   Шапку, шапку, шапку!
С: -   И бежит встречать?
М: -   И бежать.   И только, это…?
         А ему это всё стягивало – эта рана.
С: -   Мама?   А вот…
М: -   А ведь никто не знал, что он так ходил.
С: -   Ну конечно!   Мама?   А вот это?   Он ещё же…
М: -   Всё время вот у него полотенце такое большое,
         вот так завязывает…
С: -   Печёнку так завязывал – да?
М: -   А тут, чтобы - не трясло.
С: -   Мама?   А вот он ещё же билетёром работал – да?
         Там на пристани в Сорокино, билеты проверял
         у пассажиров.   Вот он пропускал на пароход
         по билетам.
М: -   Да везде он.   Но!
С: -   Когда уж ездить не мог уже капитаном на пароходе,
         из-за пуль в печени.
М: -   Ну да!  А тогда уже он встречал, провожал, вот и всё.
С: -   Уже на пристани был.
М: -   А ведь, как он наторел?   Он видит, что не свой.
         И говорит: - Ну, всё, сейчас люди будут вас
         пропускать, а  я  вас не пропущу.   - Он: - Какие-та
         чужие люди.   - Придут, откуда-то.   - Чужие люди.
         - Он знал всех своих в округе.
С: -   Да?
М: -   Дед: - Всё.   Всё.   Всё.   - Человек восемь задержал.
         А мы, как раз приехали в деревню Сорокино к нему
         в гости.   Пойдём, посмотрим, что он там делает?
         А он не пускает их там.   Снизу пароход шёл,
         в Сорокино остановка.   И он, значит, не пускает
         на берег.   А их там восемь человек.   Бандюги были.
          И их сразу же арестовали.   Из Краснотуранска

                341

         приехали, и всё.   Тут, Минусинские приехали.
         И куда-то их опять вниз увезли.   Значит они,
         с каким-нибудь опять «подарком».
С: -   Ну диверсантов же много засылают.   Этих.   Заразы.
М: -   Что бы, скот, где-нибудь уничтожить.   Вот.
С: -   Ну конечно он всех пропускает, он знает,
         кто ездит - куда уехал.   Куда опять приехал.
         А тут чужой…
М: -   Но!
С: -   Какой-та.
М: -   А тут чужой.
С: -   Он же приглядевшись – знает своих жителей.
М: -   И всё!   - Всё, всё, всё.   – Сразу дверь закрывает, и…
         - Нет, нет, нет, сейчас придёт, вот тут, начальник
         придёт, придёт начальник.   - Но и тут приходит,
         этот?   А он толстый – Сергеев там был.
         - Но, что, Трифон Павлович?   - Чужой попал!
         Чужой попал!   Чужой – не наш!   - Но и чужой.
         А там уже у них – специально, каюта ездит.
         Там уже их и окружили они уж…
         Сообщено уже там было.
С: -   А.
М: -   Но и долго Трифона держали на работе.
         Потом он сам сказал – нет.
         - Я, товарищ Сергеев?   Я  не могу, больше стоять.
С: -   Ну конечно!   У него такая болезнь.
М: -   Но!   - Отстрани меня.   Я  вон пойду к /Шерстоедке/,
         вот там отсижу ночь.   Сторожем!
         Больше  я  не могу уже.   Я  уже на пенсии,
         но только что ещё кусок хлеба.
         - А когда он в «Заготшерсть» та пошёл?  Ему сразу…
         А там ни что ему уже и не давали, ни какой, ни муки.
         А в «Заготшерсть» - пошёл.   Там Яшутин
        начальником был.   Трифон, девять килограммов
        муки каждый месяц получал.   А это ж большое дело.
         Хорошей муки.   А тут  я -та, привезла, по полтора

                342 

         пуда мы смололи, да  я  по-выменяла.
         Да на всякие тряпки.   Привезла четыре куля муки.
         Нам так хорошо было.   А тут стали давать, хоть уж.
         Но не такая, как эта, а с отрубями, но отруби немного
         отсеявшие.   И всёравно мука хорошая.   Но, стали,
         нет и хлеб спекём.
С: -   Мама?  А вот ты вот обмундирование отца привезла.
         А Трифон, обмундирование всё раздал – да?
М: -   Всё!   Вот дам, скажу: – Смотри, еже ли будешь
         отдавать, то  я, уеду от вас.
         - Нет, нет, нет, боже избавь, всё, всё, всё.
С: -   Оденешь его, а он?   Хе, Хе.
М: -   Приду, а он сидит в одних, этих?
С: -   Подштанниках – да?
М: -   Или опять эти кожаные штаны оденет.
         Кожаные сверху, а внутри шерсть.
         Ты что опять в кожаных сидишь?   Опять отдал?
         - Дак, а что?   Что?   Что?   Что?   Что сделаешь-та?
         Грешное-та тело прикрыть надо, прикрыть надо.
         - Ха, ха.   - Он пришёл, а он весит, дак что?
         Грешное-та тело надо закрыть.   Закрыть надо.
         - Ха, Ха.   Вот не ночью вспомянуть.
         Да господи боже мой.
С: -   А он там - на пристани, видит он, кто идёт, вообщё.
М: -   Они уже знают его, они на дом приходят – домой
         к нам.
С: -   А.
М: -   Дедушка?   Нет ли каких стареньких, вот.
         - Пойдёмте, пойдёмте, пойдёмте!   - Снимает.
         - Оденьте, оденьте.   Я  найду!   Я  себе найду.
         Найду!   Найду!   - Вот так он.
С: -   А сам потом вообще в шубе в одной и ходил – да?
М: -   Но!   Ходил в шубе!   Но нечего уже, уж  я  все…
         Это бы ему три пары, дак…
С: -   На долго бы хватило – да?
М: -   На долго бы хватило!   А потом уже, сшила

                343

         из кулей – Дуня сшила ему хороший костюм.   Это?
         Гимнастёрку хорошую и брюки сшила хорошие.
         Носил бы.   Нет - опять отдал.   Вот.   Ох, она его,
         и ругала.   - Господи?!   Ведь тебе же грех за это
         дело.   - Не, не, нет!   - Это?   - За это дело – грешное
         тело прикрыть – это не грех, не грех.
         А вот тому грех, кто жадничает.
С: -   Поэтому он и в кремле, так, когда был, этим?
         Лениным!   Дак ни что себе – ни хапал?
М: -   Нет!   Ни чего даже!   Ни какой!   Даже золотого
         хоть бы.   Ведь всё-таки они же…
С: -   Имели дело – доступы к золоту.
М: -   Какие-то часы, где-то, что-то.   У него никого, ничего
         не было.   Папа?   А почему же ты, работал?
         А у тебя часы же ведь должны быть?   
         Какие-нибудь – ручные или карманные?   Не надо?
         - Нет!   Я  по богу – я  знал.
С: -    По богу знал.
М: -   Но!   И всё.   Ой, ну  я  не знаю.   Вон Крёстна на нас:
          - Опять секреты, какие-то пошли?
С: -   Ха, ха.
М: -   Надо же так?
С: -   А вот – он знал?   Что, эти?   Евреи, объединяются
         и забирают власть – да?
М: -   Да!   - О, они дружный народ.   Собачий народ они.
         Они, как одна сучка хвостом вильнёт – все кобели
         за ней - так и они.   Они, говорит, дружные!
         Кто, что один скажет - всё!   Будет по ихнему.
С: -   И поэтому – Трифон – Сталину, записки-та писал.
М: -   Он всегда говорил: - Дочка?   Смотри там, потише.
         Потише.   Ни с кем не говори.
         - Я  ни с кем не говорю.   – Я  бабам, какую-нибудь
         сказку расскажу – когда отдыхаем.   Или песню спою.
         А что я буду говорить.   Я  много, говорю, кое-чего
         знаю.   Это ж много говорить нельзя.
С: -   Мама?   А  вот ты говорила, что Трифон тебе

                344   

         рассказывал, что он, записки давал Сталину.
         Чтобы Сталин объединял, там, вокруг себя - да?
         И чтобы брал власть - Сталин!
М: -   Но!   Трифон же, говорит: - Я  в свободное время
         напишу записку.   А уж, как увижу Сталина,
         так – когда здороваюсь.   Ему скажу: - Закрывай тут.
         А он тогда: - Ха, скорей, давай - закурим мол.
С: -   Дак…   Ха, ха, ха.   А дед-та курил?   Трифон.
М: -   Дак он курил, так вот – ежели уж…
С: -   А, если надо.
М: -   Если - приспичит.   А так - он не курил.
С: -   А вот, в деревне, не курил он?
М: -   Нет!
С: -   Нет?   Никогда?
М: -   Он не курил.   Ему  нельзя.   Ему, как тогда врачи
         заказали.   Он молодой-та - курил немножко.
С: -   А.   Мама?   А вот он, это?   Когда вот эти все
         заварухи - начались.   А Трифон, когда Сталину
         говорил, а тот смеялся над ним – да?   Что мол…
М: -   Кто?
С: -   Но, а, Сталину говорил, что ты давай к власти…
М: -   Но!
С: -   Это?   Бери в свои руки, а Сталин смеялся.
М: -   Но!   А Сталин смеялся!
         - Вы что?   Какой  я…?   - А Трифон ему: – Давай!
         Давай!   Давай!   Давай быстро!   Вот  я  тебе всё.
         Все тебе талмуды положил там.
        Там, смотри - в книжке твоей - всё приготовлено.
С: -   А, все люди – да?   Которые…
М: -   Да!   И всё.   И все люди, и всё, всё.
         – Давай, давай, давай, давай, давай.
С: -   Он же, его поставил председателем – Сталина.
М: -   Меня, говорит Трифон: - Скоро отзовут.
С: -   А, и отзовут?   В общем – да?
М: -   Угу!   И его сразу же, это?
         Трифона - Отозвали на пороховой завод.

                345

         Там, какая-та свита была?   Его поставить.   А…
С: -   А зачем – мама?   На пороховой завод?
М: -   Но!
С: -   Но зачем?   Его туда в Горький?   Его звали, что ли?
М: -   Но!
С: -   А кто там может быть?
М: -   Но, хотели, каких-то таких, чтобы…
С: -   Опять к царствованию – да?
М: -   Нет ни к царствованию.
С: -   А, что бы против.
М: -   Но – бандитизм.   Развелось много.
         Надо их там, на место поставить.
С: -   Дак, а его туда, Ленина, хотели направить?
         Он же хозяин завода.
М: -   Туда его направить!   А ты – Трифон сказал Сталину:
          - А ты давай бери власть в свои руки.
С: -   А тут его и стрельнули – да?   Деда – Трифона.
М: -   Он же стрельнутый был!
С: -   А, уже стрельнутый был?
М: -   Да!   Стрельнутый уже был – в него стреляли уже.
         - А  я  поеду к врачу хорошему – ещё поеду.
         – Это Трифон говорит.   - А ты тут давай, давай,
         давай, давай, давай, давай.   – Дочь говорит:
         - Что это ты всё – давай, давай, давай.
         Что это у вас за секрет такой?
С: -   Кто?
М: -   Трифон: - Дочка?   Да тебе, что, делать-та нечего?
         Ты иди, иди.   Ты работай, работай.
С: -   А.  Ха, ха.   Хе, хе, хе.  Это он на дочь
          свою - Устинью.
М: -   Это мы…
С: -   А это Лёлька-та?   Хе, хе, хе.   Устинья.
М: -   Но!   А он мне потом тихонько да всё рассказывает.
С: -   А, не…
М: -   Но  я, говорит, когда приехал, а тут начали на нас
         Нападать-та.   У нас дело-та всё и разошлось

                346

         И меня отстранили, нашу всю…
         Банду, которую мы …   Главные-та были люди?
         А Сталин остался там.   И вот и, с этим – другой
         Ленин остался, и…   - А ты давай, давай.
С: -   А, на Сталина, мол – ты давай – да?
М: -   А это, как времяшка будет!   Ленин номер три.
С: -   А.   Иванов Николай, Петров Николай, Сидоров Иван.
М: -   А его всёравно, говорит, прибьют.   - Он уже знал.
С: -   Но дак, это там же, где-то…
         В несколько месяцев – здесь было.
М: -   Но!
С: -   Когда его стреляли, и потом.
М: -   Два раза ведь и стреляли.   И в его, и в того Ленина.
С: -   Но!
М: -   Вот.
С: -   А вот сама Наталья-та, которая была вместо
         Крупской-та?  Она тоже раненая, тогда же была – да?
М: -   Так же была раненая!
С: -   А что же…
М: -   У ней, как-то со скользом.   Вот – бедро.
         Это вот место задето было.
С: -   В зад.   Ха, ха, ха.   Попали – да?
М: -   В зад!   Как она повернулась…
С: -   А.
М: -   Она полная была.
С: -   Дак значит…
М: -   Высокая.
С: -   С ядом видно пуля рикошетом прошла.
         Поэтому ей не задело ядом – да?
М: -   Не задело, да!   Ни что не задело.   Только мясо
         прошла.   Кость не задело, даже ничего.
С: -   А, проскочила?
М: -   Проскочила!   И там один военный, тому влетела она.
С: -   И тоже насмерть – да?
М: -   И, а тот слабенький был - он не мог вынести.
С: -   Мама?   Ну, с ядом, конечно.

                347

М: -   С ядом, но!   Она ещё не разложилась эта штука-та.
         И, а у военного?   Она уже в боевом виде была.
         А эту?   Она только прошмыгнула.
С: -   Ну да, мама, она просто проскочила, а там осталась.
         И там уже вся - весь яд вышел из пули.
М: -   Но, показывала мне мать-та, это…?
С: -   Шрам – да?
М: -   Шрам большой.  Ну, вот это место.  Как в ягодицу-та
         дала.   Главное в кость она не зашла.
         А если бы в кость…
С: -   А, это всё – там бы яд остался и всё.
М: -   И всё!   - Но и меня, врачи хорошие, говорит, сразу
         мне…   - И она потом долго болела…
         Они уехали вместе с Трифоном в деревню Сорокино.
С: -   А, дак и потом её сразу заменили – да?
М: -   И, её заменили.   Ну – пара – парой.
С: -   А.
М: -   Но, а потом…
С: -   Дак нет, она ещё, какое-то время здесь была, мама?
         Ни сразу её заменили.
М: -   Но дак она там, в другом месте-та жила.
         А здесь-та уже она не жила.
С: -   А здесь она не жила?
М: -   Тут опасно было.
С: -   А тут она уже не жила – да?
М: -   Да!   А там же очень опасно было.
         Там нельзя было оставаться.
С: -   Но ещё, как Крупская ездила-та.
М: -   Да!
С: -   Потом уж её подменили, когда она уже…
М: -   Но, а потом ей уже…
С: -   Постарела когда.
М: -   Одели ей шаль цыганскую – она так немножко
         смугленькая была.   Шаль.   По-цыгански нарядили.
         Там один и говорит: - Да она походит?
         - Да но?!   Это цыганка!   Что ты?   Пошли!

                348

         - И так, говорит, и пошли они.
С: -   И она, туда к деду – Трифону поехала.
М: -   Но она ещё была в этой?   В Казане, что ли?
         Или в Горьком ли?    Где-то она была?
         Где-то в деревне она жила, в какой-та?
С: -   А, у своих детей, наверное, была.
М: -   А?
С: -   У детей своих, наверное, жила?
М: -   Где?
С: -   Но, у детей своих.
М: -   А, но!   Вот они в деревне, где-та жили там с этой?
         Со свекровкой!   И…
С: -   А.
М: -   Но и…
С: -   А ты говоришь, что дети погибли, что ли – у неё?
М: -   А, уже потом – взрослые, когда были и оба погибли.
С: -   На войне, наверное – или как?
         А ты говоришь, что дети погибли, что ли у неё?
М: -   А, уж потом – взрослые были и оба погибли.
С: -   На войне, наверное – или как?
М: -   Я  не знаю.
С: -   А, но она говорит, что погибли – да?
М: -   Но!
С: -   А может - не погибли?
М: -   Нет!   Погибли!
С: -   Погибли – да?   Уже у них дети были или?
М: -   Два сына.
С: -   Два сына.
М: -   Красивые были парни, хорошие.
С: -   А.   Но они уже были взрослые.   И в солдатах были?
М: -   Да!   Уже были!   Ещё один-та был офицер – учился.
         А потом …   Она всё плакала по ём.
С: -   А фамилия, как у них было?
М: -   Да  я  и забыла, ещё мне сейчас…
С: -   Да.   Не, но всёравно.   Может быть, вспомнишь?
М: -   Где же вспомнишь?   Нет!

                349

         Она никогда не говорила про фамилию.
С: -   А, про фамилию не говорила.
         Но, только, что – Наталья – да?
М: -   А?
С: -   Она Наталья?   Настоящее у неё имя,
         или просто – вымышленное?
М: -   Нет!   Наталья она была!
С: -   Наталья она была – да?
М: -   Да!
С: -   А, отчество?
М: -   Кажется - Николаевна, что ли?
С: -   Наталья Николаевна.
М: -   Петровна!   Петровна!
С: -   А, Наталья Петровна – да?
М: -   Наталья Петровна!   Чуть не соврала.
         Наталья Петровна!
С: -   Дак она?   Ни Соколова или Иванова?
М: -   Да нет!
С: -   А нет – не знаешь?   Это  я  нарошно.   Хе, Хе, Хе.
М: -   Это уж – то, там – а это, здесь.
С: -   Не, но может и здесь – вымышленное имя - у неё?
М: -   А?
С: -   Может у ней паспорт другой – вымышленный.
М: -   У ней не один он был.
С: -   А?   Ну, значит…
М: -   У них по три паспорта было.
С: -   Ну дак вот – значит – у неё – может Наталией-та – и
         не звали в детстве?   Когда она с семьёй-та
         была – жила.
М: -   Вот она и с детства-та и Наталья – понимаешь ты
         или нет?
С: -   А?   В детстве – Наталья.
М: -   Ты, что - не русский что ли?
С: -   Ну, ну ясно.   Хе, хе.
М: -   И за него – за Трифона – вышла Наталья.   Но, а уже
         потом вот…   Раз уж муж пошёл…

                350

С: -   А, за кого Наталья вышла?   За деда Трифона?
М: -   Но!
С: -   Она потом за деда Трифона вышла – Наталья?
М: -   Конечно!
С: -   Вот.
М: -   Она же…   Как мать умерла – первая-та – жена-та
         Трифона?   Он с Натальей стал жить.   Она работала
         в кондитерском – стряпала она.
         Пекла всякие сдобы.   Она же мастер была.
С: -   А?   Поэтому он её так и приблизил к себе - да?
М: -   Но!
С: -   Потом уже…
М: -   Он давно её знал.   Но мать-та ведь год ещё болела,
         это?   Первая-та жена.   Потом умерла.
С: -   Это Анисия?
М: -   Да!   Устинья говорит: - Она пришла и сразу умерла.
         А Трифон говорит: - Что ты врёшь.
         Я  же год целый – около её, говорит.
         Ты, говорит, пить-та не давала ей никогда.
          - Некогда.   - Сама возьмёшь…
С: -   А?   Лёлька-та?
М: -   Но!   - Некогда мне.   Мне шить надо.   - А чего она,
         какую  жопу шила?   Вот Анисия-та?   Она портниха
         была!   А эта?   Соберётся, нафуфырится и подалась.
         Женихов много было.
С: -   А Лёльку-та как звали?   Я  уже забыл.
М: -   Устинья!
С: -   А, Устинья.   Ха, ха, ха.   Устинья.
М: -   А, ту?
С: -   Анисия – по матери.   Это первая дочь Трифона.
М: -   Анисия.   Но!   Да!   И вот так…   Я  в Сорокино…
С: -   Жила – да?
М: -   Но!   А приходит, эта?   Панка Тюрина и говорит:
          - Иди ка сюда.   - Что?   Что, там, ребятишки опять
          в воде?   - Да нет – вон они играют.   - А это?
          - С дедом плохо – иди скорей!   - Я  пришла.

                351

          Он: - Дочка?   Я  умираю, умираю.   Пуля забегала
          и, в больницу надо, в больницу!   - Я  тогда…
С: -   Это, которая у шеи была, или?
М: -   А, и на шее.   Всё раздурелось, тут вот.
С: -   А.
М: -   Уже видно организм не может её…
С: -   Ну да!   Слабый уже.
М: -   Слабый стал.   Я  тогда к Дуне.   Дуня пошла
         в Сельсовет.   От Сельсовета, позвонила
         на Краснотуранск и приехала скорая помощь.
         И увезли его.   И вот мы с Дуней ждём, думаем, но…
         И, это?   И вы здесь со мной все – все кучей.
         Неужели ты не помнишь?
С: -   Так вот смутно.   Ха, ха.   Смутно.
М: -   Но и сделали ему операцию.
С: -   Мама?   А ты же говорила, что татарка, какая-то,
         делала – пулю-та вытаскивала.
М: -   Это татарка до этого делала.
         Ты, что - неужели не понимаешь?
С: -   Но когда, до этого?   Здесь же в Сорокино, что ли?
М: -   Вот, когда он приехал?!
С: -   В Сорокино?
М: -   Но она одну пулю вырезала ему.
         - Больше  я, говорит, не могу.
С: -   А две, в Новгороде сняли – да?
М: -   Да!
С: -   И здесь уже осталось  -  две пули?
М: -   Две, да!   Одна здесь, другая там, где-то…
         Да и в печени.
С: -   И в печени.
М: -   Вот.   И самые, такие мощные остались.
         В кости застряли, и не туда и не сюда.
         Ходить-та он – не мог.   Но и потом приходит врач.
         - Но, будем смотреть, сейчас.  Я  сейчас осмотрю его.
         Приду и вам скажу.   - Хорошо!   - Кто вы будете?
         - Я  говорю: - Я  невестка его – сына жена.

                352

         - Хорошо!   Это дети ваши?
         - Да!   Но, я  говорю: - Пожалуйста, как можно.
         Может быть, что-нибудь сможете сделать?
         Как его не будет хватать.
         Как мы жить без него будем?   Ну и теперь,
         значит он, это?   Пришёл и говорит:
         - Всё сделаем, сейчас.   Можете посидеть.
         Часа два будет – не более, не меньше.
С: -   Операция – да?
М: -   Ну что, хоть три, будем сидеть.
          - Но, а там, еже ли - темненько будет.   Дак, скорая
          помощь вас увезёт домой.   Из Краснотуранска
          до Сорокино.   Я  сказал, что бы никуда скорая
          помощь не ездила - что бы вас увезти.
          - Ну, всё-таки, и Дуня была – авторитет имела.
         Партизанка, и она в сельсовете работала.  Но и вот…
         Мы, час, просидели - нет, ни чего нет.   Второй
         уже – ни чего нет.   Вот уже половина третьего.
         Смотрим - выходит.   И смотрим - его везут.   Везут.
         В палату повезли.   Но, говорю, Дуня…
С: -   Нормально – да?   Ха, ха.
М: -   Нормально!   Дед наш живой – раз в палату повезли.
         Он приходит и говорит: - Но вот и всё.   Вот сейчас
         посмотрим.   Пойдёмте, что у него было.   - Но и
         пошли.   Принесли пульки.   В его кабинет пошли.
         Девушка принесла пульки.   Ой, как он носил их?
С: -   Это две пули – да?
М: -   Две пули!   Вот в палец, такая длинная пуля, но она
         толстая.   Что, это?   Такая, как настоящая, это?
С: -   Дак с чего его?   С винтовки его стреляли, что ли?
М: -   Бог его знает – с чего стреляли.
С: -   Реворвер, наверное, крупный какой-та был?
М: -   Какой-та?   Крупный.   Вот тут-та – острая пуля.
         А сюда-та – толстое.   Вот так вот – шириной.
         Вот, как тебе сказать?
С: -   Но, видно, наверняка, хотели убить Трифона.

                353

         Поэтому…
М: -   Да!   Прямо вот такая вот, большая сильно пуля.
С: -   Да!   Как десятик – да?
М: -   Да!   Как десятик, ещё чуть, побольше.
         Как пятнадцать копеек.
С: -   А.
М: -   Вот такой.   Но и, и вот…
С: -   А?   Начинённая?   Они говорили?   Врач, говорил,
         что начинённые?   Нет?
М: -   Да!   Говорит, были начинённые!   Но, говорит,
         в одной ещё не вышел.   Видимо хотело,
         разъедало видно эти вот.
С: -   А, и не вышел.   А в одной вышел – да?
М: -   А в одной-та немножко ещё есть яд.
С: -   Немножко есть?
М: -   Вот, говорит, поэтому он часто болел.   Но и потом,
         это?   Сделали укол и всё.   Сказал, что через два
         дня придёте, не раньше.   Раньше не ходите.
         Сейчас не беспокойте.   Ему нужен покой сейчас.
         Я  сам буду всё время с ним.   - Но, а потом мы
         приходим, ему уже подушку положили – выше
         немножко.   И так лежал.   Забинтован весь.
         Но, ни чего – стал поправляться.   Он.   Он бы ещё
         и жил бы, эта вот…   Размазня, не кормила не поила
         его.   Ему ещё же надо было ещё…
         Как  я  этому батьке говорила.
С: -   Надо было взять его туда – в Черногорку?
М: -   Не поехал!
С: -   Не поехал – да?
М: -   Не хотел!
С: -   Боялся наверное?
М: -   Не поеду я туда, там…   Не, не, не, не, не поеду.
         - Он же привык, здесь, в Сорокино!   Приволье.
         А там – газ, в городе.
С: -   Ну да!   Там…   Да там конечно, какая ему там жизнь
         была бы?

                354

М: -   Вот.   С батькой мы всё время ругались.
         Долго батька твой не будет твой батька жить.
         Поедем ка обратно в Сорокино.
         Она его заморит - дочь.   И так и вышло.
         Вот, поедем вот.   К сестре.
         - Провались она, твоя сестра.   Не куда  я  к ней
         не поеду.   Она и нас, чем-нибудь накормит.
         - Ой, жалко мне его.   Так жалко, так, ни знаю.
С: -   Она, Анисия, у Трифона, дочь-та, так она отделилась
         и всё.   С концом – да?
М: -   Они…   Муж у неё хороший.   Они где-то уехали
         в такое место…?   Он же был военный.
С: -   А.
М: -   И так, где-то они жили.   И в Горьком жили они и…
         Потом они в деревню Арусланово уехали.  Там жили.
С: -   А, в Арусланово жили – да?
М: -   Да!
С: -   А.
М: -   Но и вот.   И Трифон захотел, тоже дом сделать
         в Арусланово.   И переехать хотел туда.
         А эти?   Поселёнцы, сделали ему дом.
С: -   А, этому?   Трифону Павловичу – да?
М: -   Да!   А потом сожгли.
С: -   А эти?   Всё-таки туда, в Арусланово уехали – да?
         Анисия.
М: -   Но, они там жили, и родители там их все жили.
С: -   Ну ясно.   Вот так он и ни куда из Сорокино
         и не уезжал.
М: -   Нет!   Не куда, говорит: - я  отсюда не уеду.
         Но, на самом-та деле, с деревни, куда-то в город
         ехать.   Да там же не деревня – там же пристань.
         Там такое место было – живое.
С: -   Весёлое – да?
М: -   Да ещё Манька, это?   Не довольные были.
         Это дочь брата Гурьяна.   Тимофея дочь.
         В такое место хорошее попали и, недовольные.

                355

         Это от Абакана, там совхоз Калинина-та был?
С: -   А!   И там Варвара муку получила – да?
М: -   Но они же получали, с этим?
         Обои там работали – он экспедитором там был, этот?
С: -   Муж-та – Варвары.
М: -   Как его?   Ой, забыла, супруг-та её?   Но супруг?
С: -   У Варвары?   Григорий.
М: -   А это?   А она там, этим?   В Сельхозотделе
         работала.   Но, как начальник.
С: -   А.
М: -   Ну и им всегда муку давали.
С: -   А ты у них, как?
М: -   А  я  жила у них.
С: -   Водилась – да?
М: -   Ну  я  это?   Хотела на хлебозавод идти.
         Их мать, говорит: - Ты мне помоги белить.
         - Но ладно, я  тут вот добелю.   Да и пойдём, я…
         - Но, а ты жить-та живи у нас.   Комната есть.
         Будете, это?   С мамой там спать, и сын Юрка будет
         с вами спать.  И квартиру ни где не ищи – живи у нас.
         Но и…   А эти – соседские бегают ребятишки.
         Но, надоели они мне.   А он большой парнишка-та.
         Ему нельзя ни как.   Как откроешь, а холодно же,
         в это?  Перед новым годом уже тут.   Как откроешь
         им, его же обхватывает, холод, ребёнка.
         Но он такой слабенький был.   Но и это?
С: -   Ты, тряпкой, его?
М: -   Эта, ещё ушла в магазин – мать-та её - за хлебом.
         А  я  одна.   И вот они бегают и бегают.
         - Мы к Юре идём.   - Идите, я  вот сейчас вам
         шваркну.   А они и подошли - Варвара с Гурьяном.
         Я  и шваркнула их.
С: -   А чем ты их?
М: -   Ну, кистью!
С: -   А.   С этой?   С известью?
М: -   Там это?   Оно уже давношное.

                356

          Я  обмакнула кисть в известь и…
          А, но всёравно – шарф замазала, шапку,
          и по голове и по лицу.
С: -   Хе, хе, хе.   А он мешок с мукой нёс.
М: -   Вот так и познакомилась я с Гурьяном.
         Со своим супругом.
С: -   Мама?   А вот это?   Трифон Павлович – он про свою
         жизнь рассказывал?   Как он в детстве жил?
М: -   В пастухах был.
С: -   В детстве?
М: -   Но!
С: -   А что, у него же богатый был отец-та?
М: -   Ну, что б…   Отец отдал, что б Трифон, это?
         Уму разуму набрал.
С: -   И нарошно в пастухи – да?
М: -   Но!   Нарошно!   Чтобы он знал, как, это?
         Нужно жить.   А потом он пошёл учиться, и
         университет.   Он университет отцу.
С: -   Университет закончил – да?
М: -   Закончил!   И вот сына Семёна выучил и…
          - А  этот, говорит, - лентяй.
С: -   Дак…
М: -   На этого?   Всё говорил – на сына Гурьяна.
С: -   Мама?   Значит, он это?   Трифон-та Павлович,
         университет даже закончил – да?
М: -   Да!   Он был богатый.   Трифон же этот?
         Пароход-та он весь знал.   В Сорокино приехал,
         пароход первый «Костеор».   Ещё, первый всегда
         приходит он.   И на…   Там на низу он остановился.
         На этой?   Не доезжая Красноярска-та – аж,
         под Унюком.   Остановился, уж, Унюк проехал.
С: -   Дак, Унюк-та, Красноярск-та где?   Дальше!
         И это ж, Унюк-та здесь же?!
М: -   Но здесь!
С: -   А ты говоришь: - Не доезжая Красноярска,
         под Унюком.

                357

М: -   Нет!   Надо Краснотуранск, а  я  Красноярск говорю.
         Но и вот.   Вызывают.   Этот самый?   Тут толстый
         такой был агент-та: - Пусть Грошев дедушка придёт.
         - Но  я  сказала: - Папа?   Там чё-та тебя Агень зовёт.
         - Сейчас, сейчас, сейчас.   - Пошёл наш дед.
         - А Ежлив  я  долго, не буду, дак…
         Я  слыхал – пароход там стал – «Костеор».
         Не может выехать.   Ты дочка, там мои железки,
         не знаешь, где положены?
         - А  я  говорю: - Там на полке  я  всё клала, и тебя
         предупреждала, что все твои тут вещи.
С: -   Ха, ха, ха.
М: -   Но и, он в сумку положил инструмент.
         Положил сумку на горбушку и подался.
         Он уже знал, что пароход не пойдёт без него.
С: -   А дак он же…   как на Енисей приехал.   Это?
         Его «Костеор» привезли.
         Он же на нём плавал же на Волге – да?
М: -   Нет!
С: -   Но, как же?   Он на «Костеоре» плавал.
М: -   Он ещё сначала на моторке.   «Костеор» не ходил.
         Пока грязнуха не вычистила на Енисее.
С: -   А вон как?
М: -   А видишь, как получилось?   Старый Енисей
         запрудился.   Пароходы не стали ходить.
         Только до этого?   До Краснотуранска.   Чуть,
         Красноярска не сказала.   Тут только.
         А сюда не стали проходить.
С: -   А вот почему…
М: -   И вот поэтому, эта вот грязнуха и чистила Енисей.
         А Трифон – на этой грязнухе.   На этой?   Работал!
         Отец-та Трифон и чистил.   Мы с Гурьяном и
         приехали в гости.   В деревню Сорокино,
         Краснотуранский район.

                358

         Сказ, Матушки Императрицы Анастасии Николаевны
         Романовой.
                Москва.
                АННА
М: -   А у матери спрашивает, первый ещё раз - Гурьян.
         - А, где отец?
         - Да с Грязнухой там всё воложится там с грязью.
         - А он это?   Вычистил, такую глубину сделал
         хорошую.   И пошли пароходы по Енисею.   А потом
         вот, от Минусинска – там перевал.   Да и тут перекат
         был.  Как страшно было – ужасно было.  Как страшно.
         И вот это?
С: -   А эти камни взорвали, наверное – да?
М: -   Мы на катере ехали – на маленьком.
         Дак и то, вот так вот, нас крутило.
С: -   Не, мама, а потом эти камни, наверное, взорвали
         они?   Валуны-та.
М: -   Ну, просто галька.   Вот такие камушки.
         Галька такая - толстая, э…
С: -   Крупная.
М: -   Крупная.   Ну и вот, и теперь, это вот во время, уже
         потом.   После войны.   Это место запрудило совсем.
         До Минусинска не ходил пароход - невозможно.
         Никак.   И с этого времени начал Енисей топить и
         топить - подмывать деревню Сорокино.
         Топить стало нас.
С: -   Мама?   Но и вот, он туда поехал и наладил – да?
         Грязнуху.
М: -   Но!   Но и он приехал: - Где?   Что?   Больное место
         где?   Где болит?   Где болит?   - Ха.   - Но вот!
         Качёк не качает!   Воду не откачивает!
         А, поршни, говорит, отказали у вас.
         - И сейчас же ему, этот самый, как его?
         Водолазный костюм одели, он наладил там всё
         под водой.   Он долго болел после этого.   Простыл.
С: -   Остыл – да?
М: -   Остыл!   Да!   Четыре бани у Дуни топили,

                359

         да парили его.
С: -   Да?   Этот?   Как его?   Но, Цыпков всё его там
         парил – да?   Сосед Григорий.
М: -   А  я, говорю: - Знаете что?   Я  вот этого моху
         надрала.   Вот с этим мохом давайте.
         Простынь у меня была, такая, ещё холщовая
         оставалась.   Я, говорю: - Вот в эту простынь
         завернём его и обкладём мохом.   А этой простынёю,
         сверху накрой.  Парь, парь, чтоб его - пока не вырвет.
         Парь!   Но и его вырвало.   Он совсем стал,
         согнувшись, вот так, ходить.   Он не мог уже…
С: -   А, эти пули-та уже вытащены были, мама?   Или нет?
М: -   Нет!
С: -   Нет ещё – да?
М: -   Нет ещё!   Но вот эти пули-та ему и не давали
         Баню-та делать.
С: -   А.
М: -   Они его беспокоили – пули-та ж вытащили в войну.
         Это мы пошли – он говорит: - Я, я  пойду с вами.
         - И Дуня пошла – это в войну.
         - Я  места знаю там хорошие и, грибы белые растут,
         и белые, эти?   Грузди растут.
         - Но, правда, мы много - мы на коне ездили туда.
         Не пешком шли-та.   Полный воз…   Оттуда уже
         пешком шли.   И это?   Он знал места.
         Ну и вот – пришёл домой и говорит: - Дочка, мне
         плохо, зови врачей – умираю  я.   Я  понатрудился
         сегодня и у меня пульки дают делов мне.
         - А там приехал – к нему приходил этот врач,
         и уговаривал его – пойдём, я  тебе их вытащу,
         и будешь жить.
       - Ему, ежели бы раньше, он бы сделал операцию – он
         бы здоров был.   Долго бы ещё жил.   А то потом его
         гнуть начало.   Это вот он так ходил – скорчившись.
         Он не мог больше разогнуться.
         Потому что у него – от этих пуль – много там,

                360

         уже отложились ткани – клочкам рвал.   И стянул ему
         бок-та.   Вот он так и поэтому и ходил.
С: -   Дак это?   И татарка ему там помогала.
         Или она сначала – вытащила пули-та.
М: -   Это татарка ему ещё, когда он приехал
         в Сорокино – татарка вытаскивала.   Но, там далеко
         в кишках и в печени – она не стала.   А то…   Тут она,
         в мясе вытаскивала.   Близко.   Вот.   А потом, вот он
         сделал.   Хороший парень сделал операцию.
С: -   Этот – который – два, приезжали – да?  Академик-та?
М: -   Ну  я  не знаю, кто они такие, академики или кто они.
С: -   Но, специально приезжали – да?
М: -   Нет, не специально.
         Он работал уже здесь - в Краснотуранске.
С: -   А.
М: -   Он профессор.   Но он от войны освобождённый,
         у него.
С: -   А, как?   По эвакуации сюда – да?
М: -   Да!   У него, значит, запрос был, что тут очень много
         этих?   Больных, самых - ветеранов этих.
         Ну, солдат - лежат в госпитале.   Большая…
         Там две больницы.
С: -   Ну, в общем, он запустил свои раны – Трифон
         Павлович.   Надо было раньше.
М: -   Да!   Надо было раньше делать операцию.
         Ему, был, этот-та академик-та.   Говорил: – давай  я
         тебе всё сделаю.   - Не, не, да  я  это-то, ничего,
         ничего, всё пройдёт.   - Вот.   А ничего, ничего, а чуть
         и совсем не сник.   Да вот он так и ходил с этой вот,
         палочкой.   Потому что там всё – стянуто всё ему.
С: -   Мама?   Вот ты, мы это, опять ты.   Как он сначала-та
         говорил?   Что в пастухи пошёл - пас коров – да?
М: -   Но!
С: -   Потом ещё где-нибудь, работал?
М: -   А потом он работал на железной дороге - подвозил
         чемоданы.   Учился и работал.

                361

С: -   А, в школе когда – да?
М: -   Видишь ли – отец же мало получал – семья,
         и кормиться надо, и…
С: -   Но, как же отец, получал мало?   У него заводы свои,
         Пороховые.   Как же мало получал?
М: -   Он, что-то вот…
С: -   Нарошно, видно, заставлял его работать.
М: -   Но, а дед был, такой жадный был у отца.
С: -   Отец-та – да?
М: -   Да!   Пётр-та, но а…
С: -   Он Пётр был – да?   У Трифона отец.
М: -   Он же уже отделённый был.
С: -   Но, как же отделённый, ещё маленький, отделённый.
         Я  тебя спрашиваю о Трифоне.
М: -   А, но, но, но.   Но вот он его наказывал, почему-та.
         Это ж, то, Пётр был, а это-та Трифон.
         Трифон-та был отделённый, как и Пётр – его отец.
С: -   Дак он, Трифон-та…
М: -   Это, Павел-та, Павел, тоесть…
С: -   А, это Пётр-та – заводской – заводы-та имел свои?
М: -   Павел Петрович был.
С: -   А, Павел заводы имел.   А, Пётр попом был.
         А, Трифон - сын попа.   Вот как.
М: -   Но!   Отделённый.   Но, а раз…
С: -   Отделился и живи – сам себе.   Мама?
         Но, какой же он Павел?   Когда он не Трифон был,
         а Николай Петрович.
М: -   Нет, но…
С: -   Но, первое-та имя?
М: -   Настоящее?
С: -   По настоящему-то он Николай Петрович.
М: -   Трифон!   А уж потом Николай, там ещё, пошёл там
          учиться – Герасимом был.
С: -   Но вот, он женился – Трифон – совсем другое ещё
         имя-та было.
М: -   Ну женился, он уж тут – шпионил уже, уж его на…

                362

С: -   А, шпионил уже?
М: -   Конечно!   Уж его тут, куда пошлют.
С: -   А, он уже закончил институт – университет-та?
М: -   Да!   А, так он был Трифон Павлович.   Павел – он
         любил его – что б учился, и…   Вот это…
С: -   А, Герасим?   Я, говорит, был Герасим.   А вообще-та
         сначала – был Николай он.
М: -   Не!   не!   Я  тебе говорю – у него четыре паспорта
         было.
С: -   А, четыре паспорта?
М: -   Но!   Он, так вот, он родной, вот это мой родной
         паспорт.   Вот, дочка, я!
С: -   А, Трифон Павлович – да?
М: -   Да!   - А потом мне  вот этот дали - Гераськой  я  был.
         Я  ездил – учился – и заменял.   И потом, говорит,
         вот – Ульянов – Ленин  я  был.
         Он уже женился – она за Гераську вышла уже.
С: -   А.
М: -   Вот.
С: -   Выходила замуж за Герасима – да?
М: -   Она его всё Гераськой звала: – Эй, Гераська?
         Иди ка сюда.   - Ха, ха, ха.   - Иду, иду, иду.
С: -   А потом он стал Николаем?
М: -   Я, один раз ему говорю: - Папа?   А что это она тебя
         так?  Прозвище, что ли какое?   Гераськой зовёт.
         - А, Гераська, я  Гераська!   Гераська!   Гераська!
         - Ха, ха.    Какой потешный был.
С: -   Дак это, значит, учился он в университете вместе
         с Ульяновым, наверное – да?
М: -   Видимо так, он и учился.
С: -   Но он рассказывал тебе?
М: -   Но!   Отлично!   Отлично!
С: -   С Ульяновым.
М: -   А?
С: -   С Ульяновым вместе – да?   Учился.
М: -   Но!   Ну, там много, говорит, училось.

                363

С: -   А вот Николай – царь-та, он тоже там учился
         в детстве?   В молодости.
М: -   Ну, кто его знает, может, и учился.
         Трифон никогда не говорил об этом.
С: -   А, никогда не говорил – да?
М: -   Никогда!   Только вот.   И ни про Ульянова,
         Ни про Ленина никогда ничего ни говорил.
         - Ну, с людям, с людям  я  учился.
         Ну что, чего про них говорить, что, что про них.
         - Видишь, такой он.
С: -   Но, самое главное - Трифон университет
         закончил – да?
М: -   Да!   Я  документ сама смотрела – отлично!
         Он, какую-та медаль получал.
С: -   А вот мой отец не забрал – да?
         Гурьян, документ-та его.
М: -   Дак, она же, Устинья, всё схарлила.
         Ты понимаешь или нет?
С: -   А.   Она спрятала – да?
М: -   Всё попрятала.   Гурьян приехал.
         Уже он – его уж закопали почти – Трифона.
         Уже начали спускать, хотели…
         Он не захватил – Гурьян-та.  Что-то долго простояли
         на этом, на перекате.   Не идёт вот этот…
С: -   Пароход?
М: -   Как его?
С: -   Катер?
М: -   Катер!   Закрутило его и всё, а потом кто-то на лодке,
         передал, что, подождите, сын приехал, а, пусть
         посмотрит отца своего.   Но, говорит, вытащили гроб
         и  я, говорит, не разрешил, что бы раскрывать гроб.
         - Нинадо.   Это грех, говорит, нельзя.
С: -   Ну да, раз забили, то уже всё.
М: -   Да!   Уже всё.   - Но и  я, говорит, постоял, поплакал.
         Уговорили меня, тут уже всё.   Что ж вы, говорит,
         не могли, видите, что катер стоит, идёт, и не можете,

                364