Чем отличается плато от долины?

Я не знаю, что такое любовь. Что носят в своих сердцах те, кто смотрит в небо свободным взглядом, чистым взглядом? Я не знаю, как это... любить. Но хочу знать. Вы… Вы не поверите мне, если я скажу, что любовь – это… Тишина.

Мне рассказывал мой близкий друг, участник войны на Кавказе:
"Мы шли. Четыре солдата по огромной долине, под ослепительно синим небом, тащили оружие и радиотехнику. Нас еще не бросали в атаку, мы не шли напролом, навстречу бешеным псам войны - мы всего лишь шагали по цветущей долине одним прекрасным весенним утром. И еще ничего не знали, когда вдруг внезапно раздался взрыв. Все, что ни есть, оборвалось. Меня отбросило в сторону, я инстинктивно прижал руки к лицу, какое-то время просто лежал, потом стал чувствовать, как затылок погружается во что-то мокрое… Кровь. Лопнули барабанные перепонки, я ничего больше не слышал, но сам был жив, смотрел в синее небо, видел, как солнце уходит на запад. Медленно. Но не для тех, кто узнал безвременье. А оно приходит вместе с… любовью.
Да, так. Я, наверное, умирал. И вот почему-то пришла она. Раз за разом, воспоминание за воспоминанием, под усиливающимся ветром, сгибающим стебли разнотравья над моим телом. Я узнал ее. Еще когда мы шли по этой нескончаемой, величественной долине, как волки, шли, нагруженные техникой, в своих защитных комбинезонах, я посмотрел налево и увидел своего товарища. Дан: он смотрел вперед взглядом голубых глаз. Я знал о чем он думает, на что он идет. Куда он идет. Однажды ночью, в казарме, я увидел его пишущим строки под тусклой свечой. Это были стихи о звездах, розах, благородстве, сражениях в глазах ночи, лазоревом небе, рассветах и закатах ...
Сейчас он молчал, мой друг, молчал до самого заката, когда я понял без обиняков, без обычного вранья самому себе, что и я до утра не доживу. Умру, как все они, те трое, что любили и были любимы, а теперь лежали здесь никому не нужные, кроме меня. А я отличался от них лишь возможностью смотреть в это безумно красивое небо. И счастьем … любить.
Хотя, кто знает, может и мертвые способны видеть все и любоваться всем, пока их не закроют землей и не оставят наедине со своими воспоминаниями. А мое тело не нуждалось в земле. Оно нуждалось в далеких небесах, в полете в безвременье. Как год назад скакал на лошади со своей любимой по чистому полю, навстречу ветру, пропадая взглядом в развевающихся золотых волосах и звездах, выступивших на востоке неба. О, резкая боль в ноге, ужасная боль. Вечернее небо вдруг расплылось - на глазах выступили слезы. А потом все утихло. Я закрыл глаза или просто погрузился в ту темноту, из которой нет возврата. И то, что я увидел…
Мы снова были вместе, все четверо. Мы скакали на лошадях по долине, осеянной красивыми цветами. Мы летели так легко, что копыта лошадей словно не опускались ниже соцветий, волна ветра проходила по травам, цветам и уходила в серую, величественную даль. Пока не пришел вечер и не появились звезды, и мы не направились туда, где край долины соединялся с вечерним небом. 
И уже шли вскачь. Но так удивительно быстро, что там, на краю Земли, наши лошади почему-то не направились плавно вниз, по ее окружности, а полетели дальше, вперед, к звездам. А те светили все ярче и ярче , и...

Я проснулся от ослепительного света бронетранспортеров, но слышать их приближение не мог. Наши тела были высвечены мощнейшими прожекторами. Меня положили в БТР. В госпитале без особых раздумий мне отрезали ногу. Трое товарищей, как я и думал, были мертвы.
Я поклялся вернуться в ту долину когда-нибудь в жизни. Но сначала мне нужно было выполнить еще одно дело.
Стихи, что писал мой товарищ, я должен был доставить адресату. Девушке, которой они предназначались. Два месяца госпиталя, четыре дня в поезде - и я у квартиры той, которая была принцессой из ушедших в ночь далеких строк. Написаны они были по-английски:
I never knew love could be a silence in the heart,
A moment when the time is still,
And all I've been looking for is right here in my arms,
Just waiting for the chance to begin;

I never knew love could be the sunlight in your eyes,
On a day that you may not have seen,
And all I've been searching for, well words could never say,
When a touch is more than anything;

Maybe you will never know how much I love you,
But of this, be sure;
Here is your paradise, here is your book of life,
Where you and I will be forevermore...

Она училась вместе с ним в университете. Он ушел с третьего курса, а она защитила диплом и теперь работала начальником отдела в банке. И еще многое я узнал, сидя с ней на кухне. Конверт со стихами взяла, но в ее глазах я не встретил идущее напролом через твою же волю сдержать слезы горе - то, что я видел в глазах родителей моих погибших товарищей.
Некоторое время она сочувственно смотрела на мою инвалидность, а потом поняла, что я знаю о счастье гораздо больше, чем кто бы то ни был из ее счастливых и обеспеченных друзей.
Я сказал, что поклялся вернуться в ту долину. На этих словах словно дернулись свечи, которые она поставила на кухонный стол. Она предложила поехать вместе.

Взять отпуск на две недели и провести все эти сутки в поезде не составило ей большого труда. Ибо она и правда была той, которая свободна. Она была свободна и красива.
В приграничном поселке мы взяли лошадей и рано утром одного из действительно великих дней вышли в долину. Мы скакали быстро и еще быстрее, не чувствуя ног- я не чувствовал одной ноги. Когда я начал рассказывать ей историю о том дне в долине и о любви, которую я испытал, глядя в небесные прстранства, она посмотрела на меня как-то странно. Я привык к тому, что люди смотрят на меня не так, как на всех остальных, но в этом взгляде было нечто другое.
Мы скакали дальше и я видел, как ее прекрасные светлые волосы развеваются на ветру. Она узнала, как я умирал и как радовался всему, что вижу, и, кажется, поверила. А ведь могла все это списать на некое волшебство, может, на свойства моей одинокой души. Так или иначе, мы скакали, пока звезды не вышли отдельными светящимися точками на фиолетовом небе.
Она спросила, где заканчивается эта долина? Я показал место, и мы направились туда. Я не знал, что там дальше. Я не знал, чем заканчивается эта долина. По тому, как все обильно усеяно тюльпанами и насколько велики вокруг горы, невозможно было догадаться ...

Она спрыгнула с лошади, позвала меня, взяла за руку. Мы попытались бежать вместе, я упал со своим солдатским протезом через несколько шагов, а она побежала дальше, туда, к краю…
И исчезла. Я не услышал крика, не услышал ничего. Полз, как червяк, к точке, где скрылась она. И, заглянув туда, далеко внизу увидел ущелье с бурлящей рекой. На ее берегу лежала она, раскинув руки под выходящими звездами. Я мог бы поклясться, что она улыбалась».