Свекровь

Свадьбу назначили через три месяца. Но даже притом, что времени у молодых оказалось, вроде бы, предостаточно: и на подготовку, и на то, чтоб поднакопить денег - все-таки уже сейчас было понятно, что их возможности здорово ограничены. Елена мечтала о самой пышной свадьбе на свете, но с таким же пылом она могла мечтать о звезде с небес или кусочке солнца – желание ее оставалось неосуществимым. В конце концов, она же не олигарха брала в мужья. Женя недурно зарабатывал, но по сравнению с доходами крупного бизнесмена его денежные возможности были, как горсть песка по сравнению с пустыней. Тут не то, что о са;мой роскошной, но даже просто о роскошной свадьбе мечтать было нечего. Где уж там вереница карет, самый дорогой лимузин, множество Мерседесов, увитых лентами и разукрашенных шариками, где уж там парусник с алыми шелковыми полотнищами парусов, целый дворец в качестве пиршественного зала и опочивальня древнего (с наисовременной начинкой – для комфорта) замка для первой брачной ночи. Уже и на простой ресторан трудно было выгадать.
А она мечтала о белой пене шелковых кружев на пышной юбке платья, о разукрашенных белыми розами залах, о небольших фуршетных столах и танцах, об известных или хотя бы сладкоголосых артистах и, конечно, о профессиональных танцорах, способных устроить настоящее, яркое, романтичное шоу. Все это уже настолько ясно стояло у нее перед глазами, что отказываться от мечты было все равно, что кусочек сердца выдернуть и выбросить.
Немыслимо…
–   Так ведь невозможно! – едва ли не плача, сказала Елена, но Женя, целуя ее, только смеялся. – Так невозможно, пойми!
–   Снимем небольшой зальчик, – сказал он. – Да разве это так важно – торжество?
–   Но мне-то хочется настоящее торжество! – вспыхнула она. – Это один раз в жизни бывает, как ты не понимаешь?
Он смотрел на нее и сиял; казалось, жених вообще не слышит, что именно говорит ему невеста.  Ее капризы казались ему донельзя милыми, а надутые губки – просто очаровательными. Вряд ли он даже воспринимал всерьез ее претензии; как это бывает обычно, ему казалось, что она не может не смотреть на ситуацию так же, как и он: есть в распоряжении определенная сумма, и хотеть чего-то, лежащего за пределами этой суммы, совершенно бессмысленно. Очарованный, он наслаждался всем в своей избраннице, и потому не мог и не хотел задумываться о подтексте этого иррационального возмущения.
Елена, как большинство женщин, была весьма практична. Представление, что невозможное – невозможно, коренилось в ее сознании, пожалуй, даже глубже, чем в его. Подобно большинству своих сосестер она требовала от мужчины чего-то на первый взгляд недостижимого лишь потому, что сама видела какие-то пути достижения желаемого. И мучительно хотела, чтоб об этой возможности мужчина догадался сам.
Мнение девушки по поводу вполне реальной возможности раздобыть деньги на свадьбу было однозначным – ведь у ее жениха имелись родственники. Правда, младший брат, бабушки, и двоюродные-троюродные родственники в расчет не шли. А вот мать, будущая свекровь Елены, по ее мнению, вполне могла уделить им если и не на самую великолепную свадьбу, какую только можно вообразить, то на вполне приличную.
А может, даже и весьма приличную.
В какой-то момент Евгений вдруг осознал, что невеста не заигрывает с ним и не шутит. На его лице застыла ласковая улыбка, потом, будто вода из одного сосуда в другой, перелилась в напряженное недоумение. Он внимательно взглянул в расстроенные глаза невесты, и в какой-то момент, совсем ненадолго, они стали похожи, будто близнецы, потому что смотрели друг на друга совершенно одинаково. Правда, это почему-то не породило в них ощущение сродства – они были как две противостоящих друг другу силы, пытающихся осознать, надо ли им мериться силами, или и так сойдет, и оттого выжидающие.
Молодой человек почувствовал себя странно – прежде он никогда не задумывался, что будущая жена, горячо любимая и самая лучшая на свете, может оказаться не единой с ним в своих мыслях и желаниях.
Он неуверенно улыбнулся ей и также неуверенно предложил, пытаясь понять, это ли она имела в виду:
–   Возьмем кредит в банке?
–   Господи, да какой еще кредит, – вздохнула она, отмахиваясь. – Начинать семью с долгов? Это не по мне.
Не понимал. Это очевидно, Женя не понимал, и Лена терялась, как еще ему намекнуть. Почему-то сказать прямо она не могла себя заставить. Что-то мешало.
Девушка отвернулась и от души вздохнула. Мечта медленно, но верно подергивалась дымкой и растворялась в небытии, а осознавать это было чертовски неприятно.

–   Она мне не очень-то нравится, если говорить откровенно, – проговорила Анна.
–   Ну, мама! – протянул Евгений.
Сын и мать сидели в ее гостиной, убранной дорого и со вкусом. Она поставила на низенький журнальный столик початую бутылку мартини, мелко нарезанные фрукты, маленькие пирожные и апельсиновый сок. В высокие бокалы бросила несколько кубиков льда, сунула по соломинке, но напиток смешала только для себя – оба привыкли, что каждый сам ухаживает за собой.
Женщина, мать взрослого сына, выглядела очень молодо. Ей было немного за сорок, но, статная и подтянутая, она вполне потянула бы на тридцатипятилетнюю. Разумеется, здесь сыграли большую роль серьезные усилия, уйма затраченного времени и денег, но важен был лишь результат. Анну в юности нельзя было назвать красавицей, но французы, говоря, что если к тридцати женщина не стала красивой, она просто дура, абсолютно правы. Странно было, глядя на эту привлекательную и яркую женщину, понимать, что она уже без пяти минут свекровь.
Да Анна и сама это осознавала с трудом. Как любая мать, в рослом девятнадцатилетнем парне она видела в первую очередь сына, и лишь потом – почти уже сложившегося мужчину. Даже несмотря на то, что, окончив школу, он поселился отдельно, учился и работал (мать купила ему однокомнатную квартиру и изредка подкидывала понемногу на текущий ремонт – этим исчерпывалась ее помощь), ей приходилось делать над собой усилие, чтоб видеть в нем человека самостоятельного.
–   Ну, что делать, если действительно не нравится, – повторила она, смешивая себе еще немного коктейля – нужно было привести в порядок рассыпавшиеся, как груда жухлых листьев, мысли.
–   Ну, мам, я ж не предлагаю тебе с ней жить.
–   Уже хорошо, – сдержанно улыбнулась женщина. – Ешь пирожные, ты же их любишь.
Женя взял с блюда кремовый рожок и с аппетитом разгрыз. Возражения матери он воспринимал совершенно спокойно. Конечно, мама пока не любит Лену, потому что, как любая мать взрослого сына, она боится, что перестанет чувствовать его любовь. Вытянув ноги, он покровительственно смотрел на женщину, давшую ему жизнь и вырастившую, уверенный – потом, когда она увидит, что он ценит ее по-прежнему, перестанет дурить и смягчится. Да и как она может не полюбить Леночку, такое солнышко?
–   И вот еще, – продолжила Анна. – Не понимаю, зачем вам жениться? Чай, не советские времена – живите так, без росписи! Рановато тебе жениться, так мне кажется.
–   Мне через месяц будет двадцать. А свадьба только через три месяца.
–   Ха! Велика ли разница?
–   Мам, отец был лишь на год старше, когда женился на тебе.
Лицо Анны стало строгим, как всякий раз, когда при ней упоминали покойного мужа. Брак их для своего времени был очень несовременным – у обоих он получился первым и единственным. Они поженились совсем молодыми, вырастили двоих детей и мечтали умереть в один день, но судьба распорядилась иначе. У ее мужа оказалось слабое сердце – случился приступ, когда он был за рулем, и Анна осталась одна… Если, разумеется, не считать двоих сыновей, которые к тому времени, правда, подросли и отдалились от матери.
А теперь вот старший задумал жениться.
–   Да, ты прав, – проговорила она, покачивая бокалом. – Мне не следовало так говорить. И я, честно говоря, буду только счастлива, если окажусь неправа.
–   В чем?
–   В том, что тебе слишком рано жениться, а Елена тебе не подходит. Конечно, если вы проживете долгую жизнь, нарожаете и вырастите детей, я поневоле признаю свою неправоту, – вдруг заулыбалась она. – Нет-нет, я шучу, конечно. Не собираюсь вмешиваться в вашу жизнь. Ты уже взрослый молодой человек, имеешь полное право набивать себе шишки на свой вкус и по своему усмотрению.
–   Мама, ну не надо так. Я люблю Лену.
–   Верю, что любишь, иначе вряд ли решил бы хомутаться… Так, говоришь, когда свадьба? приглашаешь?
–   Конечно.
–   И, пожалуй, я даже сделаю вам подарок. Хочешь машину?
Евгений слегка поморщился, лицо у него на миг напряглось, даже осунулось – было видно, что ему надо было чуток напрячься, чтоб сказать то, что он хотел сказать.
–   Мам, лучше оплати нам празднование в ресторане. Лучше всего в каком-нибудь из дворцов, конечно. Или на «Флагмане».
Анна слегка приподняла бровь, но выражать свое удивление как-то иначе, поколебавшись, не стала.
–   Дело, конечно, твое, Женя, но не лучше ли получить в подарок что-то более… материальное, что ли. На машине кататься можно. Несколько лет.
–   А застолье останется памятью на всю жизнь.
–   Как хочешь, – ответила женщина. – Твое дело.

Анна с полным правом могла считаться весьма успешной женщиной. Когда-то, больше десяти лет назад, ее хобби удивительным образом преобразилось, наполнилось новым смыслом и переросло в прибыльное, перспективное дело. Она никогда не представляла, что ее страсть шить необычные, своеобразные, романтические и пышные наряды сможет пробить ей путь в необозримые сферы серьезного бизнеса. Уже несколько лет она владела большой мастерской, где редко шились обычные костюмы и простенькие платья, но зато частенько поступали заказы от продюсеров знаменитых шоу, с телевидения, с Ленфильма, от некоторых популярных звезд второго порядка. А буквально накануне пришел небольшой заказ и из Мосфильма, заказ хоть и пробный, но чрезвычайно выгодный и многообещающий.
Она успокаивала себя, что просто из-за занятости (ведь сейчас такой напряженный, важный для нее момент) не способна проникнуться этим новым ощущением перехода из состояния в состояние. Действительно, она была просто мать, но вот-вот станет свекровью, однако мысль эта чаще приходили ей в голову перед сном, когда уже смыкались глаза, и думать не хотелось – или в промежутках между двумя важными разговорами, когда предаваться самопознанию было некогда. И, в конце концов, она просто перестала ломать голову над проблемой, которая проблемой не была.
Ведь почти все рано или поздно женятся.
К тому же, у Анны слишком много своих дел. Почти каждый заказ она принимала сама, обязательно работала над эскизами, следила за раскроем, нередко сама составляла выкройки и часто просиживала вечерами за отделкой нарядов. У нее было много помощниц, искусных швей и вышивальщиц, но последнее слово, конечно же, оставалось за нею. Этот труд доставлял ей несказанное наслаждение, но от того, конечно, не становился легче. Впрочем, только благодаря ему Анна сравнительно легко сумела пережить смерть мужа и не махнула на себя рукой. Ей приходилось действовать, приходилось следить за собой, а потом женщина привыкла и успокоилась.
На подписание договора она приехала за час до назначенного времени, потому что хотела пообщаться с человеком в свободной обстановке и обсудить кое-какие сопутствующие вопросы. Ее мастерской предстояло шить костюмы для заказчика, его супруги, их детей и еще пары родственников, достойный того, чтоб показать его на венецианском карнавале. Богатый бизнесмен, исполняя давнюю мечту жены и дочери, собирался сделать весьма дорогой и роскошный заказ на пошив платьев в старинном стиле – то, что называлось строгой реконструкцией. Но имелась одна большая проблема – старинные одеяния было не так просто носить. Многие из них непривычный человек, а особенно женщина, на себе не протаскала бы даже часа.
Именно этот вопрос Анна надеялась обсудить с женой заказчика, чтоб, достигнув какой-то договоренности, заблаговременно внести в договор все изменения. Поскольку наряды семнадцатого-восемнадцатого века представляли собой сложнейшие конструкции – это не блузочка какая-нибудь – то следовало приложить максимум усилий, чтоб избежать возможных претензий в дальнейшем.
Встретиться здесь с Сергеем, давним знакомцем, который в последнее время частенько обеспечивал ее работой и являлся не последним человеком на Ленфильме, она никак не ожидала.
–   Аннушка! – воскликнул он, увидев ее в коридоре и поспешив к ней навстречу. – Что ты здесь делаешь?
–   Как – что? – удивилась она. – Я шью не только на твою труппу.
–   Ах, да, – улыбнулся он. – Я слышал, местный Хозяин собрался с российской делегацией в Венецию. Понимаю. Уверен, ты в грязь лицом не ударишь.
–   Уж конечно, – суховато ответила женщина – она не любила, когда кто-то из клиентов пытался держаться так, будто имел на нее и ее работу какие-то эксклюзивные права, либо совал нос в дела других ее клиентов.
–   Пойдем, поговорим. Виталий Германович пока занят, освободится не раньше, чем через час.
–   Я, собственно, с его женой хотела побеседовать.
–   Она еще не приехала. Да ты не волнуйся. Пойдем в местное кафе, оттуда хорошо видно подъезд, а машина у супруги Виталия очень приметная – красная Мазда с аэрографией. Не спутаем. Кстати, я угощаю. И с меня коктейль.
Пару мгновений Анна колебалась. Потом сдалась – действительно, не мешало попить чайку перед работой.
–   С чего это вдруг коктейль? – полюбопытствовала она, поворачивая к двери кафе, которое, впрочем, было рассчитано на людей обеспеченных, поэтому больше соответствовало недурному ресторану.
–   Как же! Аллочка моя в твоем костюме как вчера замечательно выступила! Выглядела она просто блистательно.
–   Все прошло хорошо? Я и забыла совсем, что она завтра дебютирует, – рассеянно сказала женщина, усаживаясь в уютное кресло. – Значит, смотрелось неплохо?
–   Ты, как всегда, блистательна, – он поймал ее ладонь, поцеловал кончики пальцев. – И как всегда скромна.
–   Осторожнее, а то я решу, что ты за мной ухаживаешь, – улыбнулась Анна и кивнула официанту.
–   Не будь я женат, обязательно за тобой бы поухаживал. Как у тебя дела?
–   Неплохо.
–   Я слышал, будто у тебя сын женится.
–   Как быстро расползаются слухи… Только не говори мне, что тебе это интересно.
–   Мне интересно все, что с тобой связано. К тому же, как я понимаю, по случаю свадьбы тебе бы не помешала лишняя денежка. Есть тут одно дело, может, заинтересует тебя…
Женщина слегка поморщилась.
–   Откровенно говоря, не собираюсь особо раскошеливаться на Женькину свадьбу. Но от интересных заказов не отбиваюсь. Что за дело?
–   Да есть тут одна новоиспеченная звездулька… С богатым спонсором. Он не поскупится на костюмы, тем более для клипа. Собственно, от тебя требуется сшить костюм… как бы это выразиться… порочного ангела.
–   Мне нужно взглянуть на девицу.
–   Значит, заинтересовало? Я дам ей твой телефончик. Учти, что спонсор вряд ли поскупится. Так что можно особо не стесняться.
–   По профсоюзному тарифу, – улыбаясь, кинула она в ответ их общую шутку.
–   Ну, и я, само собой, на очереди. В сентябре открываю новое шоу – «Морская королева». Помнишь, я с тобой говорил? Нужны костюмы, которые одинаково прекрасно будут выглядеть и на суше, и в воде.
–   После воды? – в глазах Анны появилась профессиональная отрешенность.
–   Ну, подобного волшебства я от тебя не жду. Хотя бы до.
–   Где они будут плавать?
–   В огромном бассейне типа аквариума. Танцевать под водой. Будет эффектно.
–   И ты думаешь убедить всех этих своих звездушек учиться подводному плаванию?
Сергей высокомерно усмехнулся.
–   Да они в чем угодно готовы плавать, лишь бы засветиться по телику. Что с них возьмешь – дуры. Всерьез считают это дорогой к славе. Так ты возьмешься?
–   Надо подумать и побеседовать… Ну что ты спрашиваешь? Конечно, возьмусь. Когда я не бралась за трудную работу?
–   Никогда, – отозвался он, весьма довольный результатом беседы. – Кстати, тебе, кажется, пора.
С улицы к закрытому подъезду выруливала красная Мазда с аэрографическим изображением – звезды и зигзаг кометы с роскошным хвостом. Анна засобиралась, торопливо допила чай и выбежала из кафе, оставив на столике крупную купюру.
Времени у нее, как всегда, было в обрез.

Свадьба получилась, конечно, не такой блистательной, как хотелось, но ближе к началу торжества уставшая от всех приготовлений Елена даже втайне порадовалась, что протокол подсократился, и обязанностей, понятное дело, будет поменьше. Не так много гостей, не так много блеска и шума – но зато на душе как-то поспокойнее, и можно не следить за каждым своим словом и шагом.
Платье пошили в ателье. Конечно, в глубине души девушка надеялась, что будущая свекровь предложит ей воспользоваться услугами ее мастерской (и, разумеется, бесплатно, потому что откуда у нее такие деньги?) – что может быть естественнее? Однако Анна не предложила, и, втайне злясь, Лена не решилась поговорить на эту тему с Евгением. Но неприятный осадок остался. Наверное, она вряд ли понимала, что всерьез ожидала от матери будущего мужа если и не любви, то, по крайней мере, приязни и готовности принять в свою семью.
Однако этого не произошло. На единственной встрече с его мамой перед свадьбой Анна смотрела на будущую невестку отстраненно и довольно холодно, хотя о вежливости не забывала ни на миг. Встреча матери с готовящимся к свадьбе сыном и его избранницей начинала напоминать деловые переговоры, и это неприятно поразило Елену. Девушка привыкла к тому, что ее все любят, ею восхищаются, она ожидала хотя бы притворного, но интереса к своей особе. Но не подобного равнодушия. Уже через пару минут общения она твердо решила, что свекровь ей не нравится, и что каши с ней не сваришь.
Еще Лену удивило то, что будущая родственница не задала ей ни единого вопроса о ее работе, образовании, семье. Казалось, Анну нисколько не интересует, что из себя представляет ее без-пяти-минут-невестка. Женщина вообще почти не задавала вопросов, разве только по плану праздника. Потом сообщила, что сняла для молодоженов залы во дворце Белосельских-Белозерских, куда еду доставят из ресторана, ну, и официанты будут тоже ресторанные.
–   Сам понимаешь, – сказала она сыну. – Мне придется использовать этот случай и для кое-каких переговоров по делу…
–   Мама!
–   Я постараюсь проделать все это максимально незаметно, – поспешила заверить женщина. – Просто на свадьбе будет некоторое количество моих гостей. Обещаю, они будут вести себя очень тихо. И неброско.
«Меня даже и не подумала спросить», – злилась Елена, хотя на самом деле была совсем не против, чтоб на ее торжестве появился кто-нибудь из заказчиков свекрови. Вдруг это будет какой-нибудь известный продюсер, режиссер, бизнесмен, просто знаменитый человек. Это же так увлекательно!
Так что об интересных гостях свекрови она помнила с самого утра сего знаменательного дня, с самого первого момента, как, вскочив с постели, подбежала к развешанному на кресле и двух стульях платью и вуали, чтоб убедиться, что с ними все в порядке.
–   Да что могло случиться? – изумился полусонный Женя. – Мы ж в квартире одни. Чай, не коммуналка.
Прическу Лене делала вызванная на дом парикмахерша, букет привезли за полчаса до назначенного времени, свежий и ароматный, из цветов, похоже, срезанных спозаранку, лимузин подали к подъезду точно в назначенный час. И все было просто великолепно ровно до того момента, как, вступив в толпу гостей, ждавших у дверей Дворца Бракосочетаний на Английской набережной, Лена не увидела свою свекровь – и не поняла, что уж та-то выбрала для праздника платье, сшитое в ее мастерской.
Оно выглядело просто великолепно. Представляя собой поразительную гармонию строгости и пышности (как только умудрились достигнуть этого эффекта сочетания несочетаемого – Бог знает!), оно делало из женщины, балансирующей на грани молодости и старости, женщину блистательную. Ни в одном излишестве нельзя было упрекнуть Анну: мягкий, матовый тон ткани (сдержанный оттенок серого), строгая прическа, легкий, совсем легкий макияж, ни одного действительно яркого аксессуара – однако платье невесты рядом с этим произведением портновского искусства моментально выцвело, показалось дешевкой.
Лена вспомнила, что фотографу заказан полный комплект свадебных фотографий, то есть молодожены рядом с родителями на них тоже будут. Она представила себе, как будет смотреться рядом со свекровью, и почувствовала, как внутри закипает раздражение. Зачем ей нужно выглядеть на свадьбе красивее, изящнее, изысканнее невесты? Ведь это даже неприлично… «Она просто ревнует, – вдруг сообразила Лена, и на сердце немного полегчало. – Ведь теперь ее сын больше любит меня. И потом – ведь я моложе и, конечно же, все равно красивее»…
Поэтому, когда входила в залу под руку со своим без пяти минут мужем, и воображала, какой негодующий взгляд на ней останавливает Анна, злорадный восторг зажигал приятно-алым ее щеки, а глаза заставлял сиять потаенным светом, который многие приняли за сияние любви.

Анна держалась рядом с младшим сыном, Валерием, и поэтому он при ней как-то неосознанно и поневоле стал играть покровительственную, немного снисходительную роль покойного отца. Он, правда, унаследовал от него разве что приличный рост и худощавость, а тонкими чертами лица, изящными руками и ногами, да и повадками больше пошел в мать. Ему было всего шестнадцать лет, и на свадьбе брата его очень заинтересовали хорошенькие подружки невесты. Хотя он этого, конечно, не показывал и держался притворно-равнодушно.
Женщина смотрела на церемонию со сложной смесью чувств. Ей вспомнилась собственная свадьба, ведь церемония с тех пор практически не изменилась, вспомнились гости и фуршетный зал, а больше, пожалуй, и ничего. Вспомнилось, как она нервничала в тот день, как устала к ночи – только и смогла, что рухнуть бревном в постель и уснуть, проигнорировав робкое мужнее: «А может все-таки»? Улыбнулась, а потом из вежливости посмотрела на мать и отца невесты – все-таки, если не общаться, то хотя бы познакомиться придется.
Мать Елены напоминала круглый мягкий шар с пронзительным, будто бы сканирующим взглядом быстрых глаз. Дама давно уже успела оценить платье сватьи, ее прическу, костюмы ее сыновей, число гостей и их наряды, а теперь притворно-ласково улыбалась Анне, хотя на ее лице отражалась не столько приязнь, сколько напряженная выжидательность. Своего мужа от будущей свекрови своей дочери она оттирала с настойчивостью, достойной лучшего применения.
Отец невесты, казалось, меньше всех на этой свадьбе интересовался происходящим. Полный, крепкий, сутулый, он примостился на сиденье как-то криво, на краешек, и скучно поджал губы. Мужчина сидел как на иголках – то ли спешил куда-то, то ли просто изнемогал в неудобном для него кресле – и совсем не смотрел на окрестных дам. Только время от времени и украдкой – на часы.
«Да, вряд ли мы с ними найдем общий язык», – подумала Анна, отворачиваясь и глядя на старшего сына. На Елену она старалась не смотреть – ей не нравилось платье. Может, оно было сшито и не так уж плохо, но в женщине взыграла ревность мастера, к тому же, к свадебному платью, как и к вечернему, она привыкла предъявлять повышенные требования. «Лучше бы, тогда уж, ко мне обратились, – с раздражением подумала она. – Я б сшила чего-нибудь более пристойное. На этой худышке, кстати, неплохо смотрелось бы платье в стиле девятнадцатого века, с турнюром».
Мысленно прикинула, как и что сделала бы, если б пришлось, и немного повеселела. Все-таки, кроме приятного застолья ее ждал сегодня первый этап важных переговоров, в результате которых она получит очень обширный, очень дорогой – и очень интересный – заказ.
Может быть, поэтому, когда пришел черед поздравлять молодоженов, она от души поцеловала Лену и, чмокнув в щеку, потрепала сына по плечу.
–   Ну, что! – весело сказала она. – Ты у меня мужественный парень, оказывается. Есть в тебе смелость действовать как положено…
–   А ты что, до конца не верила, что я женюсь? – рассмеялся Женя, не замечая негодования во взгляде теперь уже супруги.
–   Да верила, конечно. Это я так, для красного словца. Очень ты на отца похож…
И отступила, с любопытством разглядывая гостей, подходивших поздравить пару и сделать свой подарок. Ее интересовали гости со стороны невесты, разумеется: по ее окружению Анна надеялась сделать вывод о ней самой. Как бы там ни было, но это жена ее сына, и с ней, пусть какое-то время, придется «стукаться локтями».
Окружение показалось ей разношерстным. Оно явно состояло не из тех людей, с которыми женщина привыкла или захотела бы общаться, доведись ей выбирать. «Девица не нашего круга, – возникло в ее голове, но тут же последовал отрезвляющий толчок. – Ты ведешь себя как типичная свекровь. Это до крайности глупо. И бесполезно». Анна решила обязательно держать себя в руках и даже на съемке у лестницы, когда настало время делать «семейную» фотографию с молодоженами и их родителями, попыталась отступить на задний план. Но фотографу не понравилась композиция (ничего удивительного, ведь со стороны невесты родителей было двое, и они занимали намного больше места, чем матушка жениха), и он вытащил ее чуть вперед.
Все три женщины довольно принужденно улыбались в объектив. Невестка злилась на свекровь, свекровь стеснялась невестки, а мать последней раздумывала, с чего это матушка зятя так важничает.
Впрочем, и на фуршете, и на прогулке после Дворца Бракосочетаний, но перед трапезой во дворце Белосельских-Белозерских все прошло вполне мирно, без неудобных фраз и взглядов, и даже весело.

Дворец к приезду молодых успели убрать лучше некуда. Это место давно отошло от затхлых совковых времен, преобразилось, вбило немалые деньги в ремонт и стало довольно престижной, очень дорогой «площадью» для проведения всевозможных мероприятий. Даже шторы больше не казались пыльными. В самом большом зале, где теперь были расставлены столы, удобные стулья, кресла для молодых и небольшой помост для оркестра, флористы потрудились на совесть. И уже неважно, какие из этих цветов и этих зеленых гирлянд были настоящими, а какие – искусственными. Все в целом выглядело просто потрясающе.
У Елены дрогнуло сердце. Представляя себе вожделенное дорогое торжество, она, как оказалось, совершенно его себе не представляла. Вот оно было, перед ней. Убранство, интерьер, персонал – все казалось воплощенным примером истинного шика. Девушка даже испытала вспышку нежности к новоиспеченной свекрови – все-таки было видно, что та не поскупилась. Официанты встретили гостей у самой двери, молодоженов осыпали рисом, пшеном и – очень аккуратно целясь – мелкими деньгами, а потом предложили всем по бокалу игристого вина. Вино оказалось явно не газированным «советским шампанским». Правда, опознать его Лена не смогла, потому что прежде ей не случалось пробовать столь дорогие напитки.
Фуршетный зал был уже оформлен и открыт, столы ломились от блюд с закусками, на которые охотно накинулись проголодавшиеся на прогулке гости и юные супруги. Правда, предложенное больше раздразнило аппетит, чем притушило его. Никто не слушал приглашенного ведущего (исполняющего роль тамады и заодно управляющего целой толпой официантов), но тот не слишком огорчался – все было впереди.
Как только тамаде мигнул работник ресторана, намекая, что горячее готово и доставлено, перед гостями распахнулись двери большой залы, и оркестр заиграл что-то романтическое, неспешное, вальсовое. Официанты с белоснежными манишками и полотенцами, перекинутыми через левую руку, понесли на столы охлажденное вино и подносы с тарелками. Зала наполнилась упоительными запахами мясных и рыбных блюд.
Анна, сидя рядом со свидетелем сына – его старым, еще школьным, другом – рассеянно жевала ломтик колбасы и мысленно благодарила судьбу, что сидит довольно далеко от своей сватьи. Короткой «беседы» (если так можно было назвать длинный рваный монолог, где молчавшая сторона лишь изредка криво улыбалась и для порядка кивала головой) с ней Анне вполне хватило. Сперва та, довольно глупо хитря, пыталась выведать, каков у новой родственницы доход, потом – сколько она потратила на торжество и какие подарки намерена сделать. Потом – долгое рассуждение на тему того, как мило выглядит ее дочь в этом подвенечном платье, сшитом из самого лучшего шелка, и во сколько это платье встало их семье.
«О, Господи»! – мысленно проговорила женщина, закатывая глаза. Но потом подумала – может, этой женщине просто не придумать, о чем заговорить с совершенно незнакомой женщиной. А заговорить надо, потому что вроде как положено познакомиться. Положено даже еще раньше, но уж на свадьбе – крайний срок. Анна дала себе обещание быть с матерью снохи возможно более любезной, но этот момент хотелось максимально отодвинуть, и поэтому она радовалась своему одиночеству и лакомилась колбасой.
Люди, с которыми ей предстояло обсуждать договор, должны были приехать к танцам – банкет сам по себе их мало интересовал – так что у нее оставалось еще немного времени, чтоб привести мысли в порядок и спланировать разговор. Правда, беседа должна была внешне выглядеть легким неформальным трепом (просто друг знакомит ее с одним своим приятелем, который в числе прочего интересуется сценическими костюмами), но между людьми бизнеса не бывало простого трепа. Все разговоры – поединок в том или ином виде, откровенный или завуалированный.
Она потому и надела сегодня свое самое любимое платье – одну из лучших работ своей мастерской, сшитых именно на нее. Заказчик должен был оценить то, во что она одета, и решить для себя, достаточен ли уровень мастерства ее швей, хороша ли она как дизайнер.
Постепенно с тарелок исчезло самое вкусное, и немного отдохнувший оркестр заиграл снова, предлагая молодоженам, а потом и гостям потанцевать. Елена призывно заулыбалась Евгению, тот оставил в покое креветок в остром кисло-сладком соусе и подал ей руку. Сдернув мешающую фату, девушка радостно устремилась в центр зала.
Анна любовно следила за тем, как легко вальсирует Женя, и вспоминала, что его отец совсем не умел танцевать. Хотя был вполне подвижен и ловок. Просто не любил это дело. «Он так уверенно ведет ее, – подумала женщина. – Не странно, что Леночка потеряла голову». Наклонившись к ней, Валерий предложил тоже пойти потанцевать, но она отказалась. Сын вежлив и внимателен, но какой ему интерес танцевать с матерью? Партнершу среди молоденьких подружек невестки он всегда найдет.
Танцевали и остальные, сперва вальс, потом что-то быстрое и современное, потом снова вальс и снова что-то быстрое. В промежутках подходили к столам, где стараниями официантов не переводились закуски и напитки, опрокидывали рюмку-другую, и постепенно в глазах появился блеск, а языки развязались, и беседа даже между людьми малознакомыми стала непринужденной. Такова уж была особенность хорошего алкоголя (по настоянию Анны на стол не поставили ничего крепче коньяка, да и того – с гулькин нос), он не бил в голову столь зубодробительно, как примитивная водка.
Ее переговоры с режиссером довольно модного и известного московского театра прошли на удивление легко. Он понравился ей – умный, развитой человек с хорошим вкусом, она очаровала его, так что можно было всерьез рассчитывать на отличный контракт и немного расслабиться. На Анну тоже подействовал алкоголь, и даже обязанность время от времени обмениваться какими-то бестолковыми фразами со сватьей теперь уже не досаждала. На ее щеках зажегся юный румянец, и она стала похожа на себя саму, только совсем юную, лет эдак двадцать с хвостиком назад, в день собственной свадьбы, намного более скромной, чем эта.
–   Мам, ты споешь? – громко спросил ее Евгений, подходя, и большинство гостей, услышавших это, вежливо примолкли. Анне стало неловко, что на нее смотрят с таким любопытством.
–   Женя…
–   Спой, мам! Ну, пожалуйста!
–   Жень, тут есть профессиональные певцы. Я-то тебе зачем? – робко отбивалась она.
Но в действительности отбиваться было сложно. Уж она-то не хуже сына усвоила семейную традицию, по которой любое серьезное событие в жизни семьи она отмечала своим пением. Так всегда было при ее муже, и теперь, когда его не стало, сыновья строго следили за соблюдением правила. Для них это была дань памяти об отце.
–   Мам, спой что-нибудь из Блэкморз Найт! – Евгений обожал их песни, причем на его взгляд в исполнении его матери они ничего не теряли. – Ты ведь не против, дорогая? – Елена рассеянно качнула головой, и молодой человек решительно сделал знак музыкантам.
–   Что спеть-то? – вспыхнула Анна. Но музыка уже зазвучала (оркестрик предупредили, и они навскидку выбрали из данного им списка подходящую песню), это был «Ghost of a Rose», и Женя уже вел мать к микрофону, но она отказалась от него и запела так.
У нее был сильный, при этом мягкий, очень красивый, неплохо поставленный голос. Когда-то, втайне, как большинство юных романтичных девушек, она мечтала о сценической карьере, брала уроки вокального пения, но, познакомившись с богемной жизнью поближе, убедилась, что это не для нее. Здесь нужен был особенный темперамент. Однако голос никуда не делся. Преподавательница прочила своей ученице блестящее будущее, поэтому старалась над ней от души.
Когда чистый голос Анны охватил пространство залы, пробившись даже сквозь музыку и подчинив ее своей воле, Елена замерла в изумлении и восхищении. Подобных талантов от свекрови она не ожидала, но, обладая врожденной тягой ко всему прекрасному, не могла не оценить то, что слышала. Закончив одну песню, женщина, ответив согласием на просьбу сына, запела вторую, «Ocean Gypsy», лирическую и очень напевную, которую она буквально ваяла своим голосом, выпевая сложные на непосвященный взгляд переливы.
А Елена, дотоле пребывавшая в сладостном ошеломлении, слушавшая с удовольствием, вдруг перевела взгляд на супруга. И увидела, какими глазами он смотрит на мать.
В душу ей будто острый коготь запустили. Он улыбался ей той улыбкой, которую она так любила и привыкла считать только своей. Впервые за все время их знакомства она узнала, что такое ревность. Но самым обидным ей показалось то, что он посмел смотреть такими глазами и так улыбаться какой-то женщине, пусть даже и матери, на их свадьбе.
И даже недоброжелательный шепоток собственной мамы (которую она и сама считала глуповатым и недобрым человеком): «Что она о себе воображает, заводская швея? Ишь, суперзвезду какую корчит!» показался естественным.

–   Ты больше внимания уделял своей маме, чем мне! – возмущенно заявила Елена Жене на следующий день.
Молодой супруг здорово удивился.
–   С чего это ты взяла?
–   Ты постоянно танцевал с ней, и вообще… Больше с ней общался, чем со мной.
–   Но это же неправда, Ленчик!
–   Ну, может, и не совсем так. Может, и не больше. Но столько же! А это все-таки была моя свадьба!
–   Что плохого в том, что я с матерью пообщался? – хмуро и сердито спросил он, недоумевая, какая муха укусила жену.
–   Но это же была наша с тобой свадьба! А не твоя с ней!
–   Что за чушь ты несешь?
Оба смотрели друг на друга недоуменно и обиженно. Евгений не мог понять, что случилось. Почему его вину видят в том, что он танцевал с матерью, с женщиной, к которой он по определению не мог иметь никакого «плотоядного» интереса, чем с молоденькими и хорошенькими подружками Лены, которые, крепко выпив на свадьбе, принялись строить глазки всем окрестным существам сильного пола. В первую очередь это, конечно, касалось будущего делового партнера Анны, в котором сопливки мигом пронюхали режиссера. Но когда тот уехал, интересны стали и остальные мужики.
И Елена едва ли понимала, почему для супруга не очевидно, что именно она должна быть у него теперь на первом месте, и если в жизни сие не столь важно, то уж на торжестве, посвященном им двоим (а значит, ей в первую очередь), подчеркивать ее особую значимость для себя просто необходимо. Но это были вещи, которые благовоспитанная скромная женщина никогда не произносит вслух, а ждет, когда мужчина догадается сам. Поэтому объяснить свои претензии прямым текстом девушка не смогла.
А к вечеру оба сделали вид, что ничего такого, собственно, не было. Он – потому что все еще пребывал в непонимании, а явление, которое казалось ему чересчур загадочным, он педантично старался выпустить из сознания и прогнать навсегда. Она – потому как догадалась, что перегнула палку, и в его интересе, а может, просто вежливом внимании к матери, чтоб та не слишком ревновала, нет ничего опасного для их семейной жизни, и следовало, пожалуй, вообще на эту тему не заговаривать. Пусть его. Пусть не думает, что она – эгоистичная дрянь. Она его любит и сохранит семью.
И, решив так, Лена с глубоким чувством выполненного долга отправилась готовить супругу ужин.
Жизнь потекла своим чередом. Девушка напряженно ждала очередного хода свекрови, однако к ее облегчению та не являлась к ним домой, не учила сноху готовить, не совала нос в кастрюли, не рылась в белье на полках – словом, в их жизни ровно никак не отсвечивала. Казалось, у Жени и вовсе нет матери. То есть, конечно, она была – молодой человек периодически созванивался с нею, ездил к ней домой или на работу, но не чаще раза в месяц, иногда по ее просьбе помогал ей в мастерской или салоне и привозил небольшую сумму типа пяти тысяч – вроде как за работу. Но в жизни Лены Анна практически не существовала.
И уже через пару месяцев семейной жизни девушка стала чувствовать себя не особенно комфортно.
Она привыкла совершенно к другому. Ее семья шумно и настойчиво знакомилась с женой ее старшего брата, да так, что та едва не сбежала от любвеобильной семьи мужа (и от самого мужа заодно), но осталась ради малышей-близнецов. Елена приготовилась давать отпор чему-то подобному, однако сопротивляться оказалось нечему, и задуманный сценарий боевых действий начинал тяготить. Собственно, он оказался совершенно не нужен.
У этого положения имелась и другая не слишком приятная сторона. Молодая жена вдруг обнаружила, что мужу надо готовить еду по крайней мере дважды в день. Прежде ей никогда не приходилось стоять у плиты так часто, если она трудилась над обедом, то ужин готовила ее мать или же невестка, или еще кто-нибудь из многочисленных родственниц, частенько появляющихся в гостях. Анне же, казалось, было совершенно безразлично, чем питается ее сын, хорошо ли сноха жарит мясо, и есть ли у них суп на обед. Это злило Лену. Конечно, вздумай свекровь хозяйничать на ее (как ей теперь казалось) кухне, она выразила бы свое недовольство, однако восприняла бы подобное поползновение, как нечто естественное. И, если бы, вернувшись с учебы в институте, обнаружила, что ужин уже готов и ждет, заявила бы Жене, мол, тебе нужно сказать своей матери, чтоб она предупреждала, и без нас к нам домой не ходила – но все равно приняла бы случившееся с удовольствием. Ведь тогда ей самой не пришлось бы горбатиться.
Готовить еду каждый день, не рассчитывая на чью-либо помощь, оказалось тяжело. Прежде она не признавала полуфабрикаты. Но легко воротить нос от пельменей, если знаешь – кто-нибудь обязательно навертит котлеты за тебя, и запеканка будет ждать в духовке твоего возвращения домой. Питаться полуфабрикатами ей не нравилось, такая необходимость раздражала.
С горячего одобрения Жени Лена затеяла небольшой праздничек в честь месяца их совместной жизни. В своих мечтах она уже видела ломящийся от яств стол, составила список блюд, которыми рассчитывала угостить и удивить сверстников.
Однако для приготовления всего этого требовались дополнительные руки. Рассчитывая на свекровь, девушка намекнула Евгению, чтоб тот пригласил ее. Помимо всего втайне она рассчитывала продемонстрировать матери любимого человека, какая она домовитая хозяйка, и тем заставить себя полюбить.
Однако Анна через сына ответила, что заглянет буквально на пятнадцать минут – поздравить молодых и выпить бокал шампанского. В этой ситуации на ее помощь вряд ли стоило рассчитывать.
–   Но ведь ты ее сын! – возмутилась девушка. – Это и ее праздник!
–   Она очень занятой человек, – Евгений лишь пожал плечами.
«Она просто плохая мать», – подумала раздраженная Лена.

–   Извини, я тебя на свой день рождения не позову, – сказала Анна. – Не сердишься? Приглашать тебя отдельно – как-то неправильно. А супруга твоя мне на деловом по существу ужине не слишком-то нужна…
–   Мама!..
–   Но я же говорила тебе. Она мне не нравится.
–   Но вежливость-то какая-то должна быть, да?
–   Поэтому я не зову тебя одного.
–   Знаешь, мам, – недовольно заявил Женя. – Все-таки если любишь меня, люби и мою жену.
–   Великолепная логика. Давай я сейчас замуж выйду и предложу тебе от всего сердца любить моего нового мужа вместо отца.
Он поморщился.
–   Вот к чему идет дело… Я так и думал.
–   Как ты думал?
–   Что у тебя что-то там наклевывается. Думаешь, я не замечаю, как этот продюсер на тебя поглядывает?
Несколько мгновений Анна смотрела на сына удивленно. Потом залилась смехом.
–   Ну ты даешь! Ты про Сергея? Он женат.
–   Подумаешь! Долго ли развестись?
–   Долго. Особенно если, как он, быть связанным с женой деловыми узами. К тому же, он все-таки не твой отец, и не надо на меня так смотреть. Он – просто друг и деловой партнер.
–   Знаем мы таких деловых партнеров, – пробормотал Евгений, успокаиваясь.
Эта ревность взрослого сына к ее кругу общения почему-то очень умилила женщину. Она с улыбкой посмотрела на него и вспомнила, как однажды, еще будучи мальчишкой, он избил сверстника, намекнувшего, что его мать может изменять его отцу, а потом пришел, насупленный, и осторожно поинтересовался – она точно соблюдает супружескую верность? И не думает ли глянуть на сторону?
Анна была из числа однолюбов. Тогда, когда был жив муж, у нее никогда не возникало желание обзавестись еще и любовником. Теперь, когда его не стало, потребность в романтике и сексе, казалось, совершенно оставила ее. Она с отдачей работала, с наслаждением наряжалась и увлеченно флиртовала на вечеринках и коктейлях – но этим, да еще бизнесом, ограничивались ее контакты с представителями противоположного пола.
К тому же, у нее ведь были сыновья.
–   Знаешь, я думаю, если вам захочется, то на концертную программу вы можете приехать, – смягчившись, сказала она. – Это будет уже после девяти вечера. Все деловые разговоры к этому времени закончатся.
–   И самая важная часть гостей разъедется, да?
–   Сынок, я же не сказала, что стесняюсь твой жены перед своими партнерами. Она, слава Богу, умеет пользоваться ножом и вилкой, и глупа ровно настолько, насколько это прилично любой женщине.
–   Мать, я тебя прошу так о моей жене не отзываться, – построжел Женя.
–   Ну, прости. Я же не хотела ее обидеть. Ни тебя, ни ее я не стесняюсь. Но если ты все-таки член моей семьи, то она…
–   Она тоже!
–   Пока не для меня. Смирись с этим… И не надо говорить о том, что, любя тебя, я должна любить и Леночку. Насильно мил не будешь. Насильно не полюбишь…
Евгений смотрел на мать хмуро. Он не думал о том, что единственная его мечта – примирить двух самых любимых своих женщин, не размышлял, как трудно успокоить двух представительниц прекрасного пола, вступивших в конфронтацию. Не рассуждал он и о том, что, может быть, поскандалив и потешив свой характер, они помирятся сами. Ему просто было неприятно и нехорошо.
–   Да, я хотел тебя попросить, – неуверенно начал он.
–   О чем?
–   Да-а…
–   Деньги?
Женя неопределенно кивнул.
Ему было неловко. Странное дело, но прежде, не испытывавший проблем с деньгами при своей довольно приличной зарплате (тем более приличной в ситуации, когда ему приходилось совмещать учебу и работу), он считал, что вполне самостоятелен. Однако стоило только жениться… Как оказалось, жене необходима была уйма всяких вещей – от одежды до письменных принадлежностей. К тому же, ей нужно было давать деньги на карманные расходы…
Нет, на жизнь им, конечно, хватало. Но вот на что-то большее…
И молодого человека унижала не необходимость брать деньги у матери – их отношения оставались такими, что о неуважении с ее стороны и речи не было – а собственная несостоятельность.
–   На ремонт, мам… Сантехника в таком состоянии, что… К тому же неплохо было бы в ванной положить новую плитку.
–   Нет проблем, – тут же согласилась Анна. – Пожалуй, и балкон следовал бы застеклить по новой. Знаешь, такие балконы со стеклопакетами? Отличная тепло- и шумоизоляция. Единственное условие – я сама подпишу договор о ремонте (ты ж не сам будешь всем этим заниматься, наймешь бригаду, правильно?) и все платежные документы.
–   Зачем это? – удивился Женя.
–   А затем, чтоб потом, если все-таки у вас дойдет дело до развода, твоя супруга не взялась доказывать, что на общие семейные средства в квартире был произведен дорогостоящий ремонт, и пусть, мол, ей отрежут кусок квартиры…
–   Мама!
–   Я мама. И что?
–   Мы не собираемся разводиться!
–   На земле всякое случается. Тебя же никто не вынуждает сейчас делить с ней тряпки! За тебя обо всем позабочусь я, на меня и свали, если что… Ну послушай, если вы действительно никогда не разведетесь, то никакого значения не будет иметь то, кто подписал счета! А если все-таки дойдет до нехорошего, ты сам будешь решать, что отдать жене, а что оставить себе.
Евгений покачал головой и слегка улыбнулся примирительной, просто очаровательной улыбкой.
–   Мам…
–   Что? – устало переспросила она.
–   Тебе так не идет ревность…
–   Думай, как хочешь, – отмахнулась женщина.

Время потихоньку шло, осень перелилась в зиму, а зима – в весну. Лена поневоле научилась готовить какие-то странного вида блюда – нечто среднее между супом и вторым, которое можно было потреблять и на обед, и на ужин – сытные, хоть и не слишком разнообразные. Евгений ничего не говорил ей о недостатках домашнего питания, потому что всегда мог полакомиться разносолами в ресторанчике возле работы, да и к маме на обед заглядывал не реже, чем раз в неделю. Та охотно кормила его, а если в это время дома отсутствовала, то ее обязанности выполняла домработница.
Поглощая отменный борщ с чесночком и наварной мозговой косточкой, Женя иногда раздумывал, почему же это мать, человек намного более занятой, чем жена, всегда находит время готовить такие супы (уж их-то Анна всегда стряпала сама, предоставляя домработнице корпеть над жареным мясом и салатами), но вывода в пользу матери не делал. Все-таки супруга – девушка юная, и мужчина тешил себя надеждой, что она еще всему научится.
В квартире его не так часто встречал уют, к которому он привык, но здесь объяснение плавало на поверхности – у мамы хватает средств на помощницу по хозяйству – и Евгений убеждал себя быть терпеливым. И оставался таковым, даже когда Елена устроила ему скандал с привлечением своей матери в связи с тем, что он истратил изрядную долю зарплаты на кое-какие детали к компьютеру. Скандал поразил его до глубины души, и именно потому, что на него нападали две женщины, от близости друг друга совершенно переставшие понимать какие-либо логические выводы.
Правда, Лена потом извинилась и пообещала, что в их семейных спорах ее мама больше не примет участия. Если б она этого не сделала, молодому человеку трудно было бы остаться терпеливым, но, решив, что совместной жизни учатся оба, он с радостью простил и перестал об этом думать.
Единственное, что глодало его – денег, которых раньше было достаточно, теперь продолжало не хватать. И даже тогда, когда, помогая в мамином салоне или в маминой мастерской что-то таскать, что-то переставлять, следить за светом юпитеров на фотосъемках, и получая за это несоразмерно работе большие деньги, он испытывал колкое недовольство собой. Хотя Анна ни разу не намекнула ему, что поддерживает деньгами сына, а не платит за труд работнику.
–   Ты совсем с лица спал, – сказала она ему как-то со всем спокойствием. – Что-то не так?
Евгения и прежде поражало то, как легко и без нажима мать умеет задать вопрос о состоянии души так, что ей хочется рассказать все и сразу. И от этого всегда становится легче.
–   Тяжело мне, – признался он.
Чтоб скрыть невольное удовольствие во взгляде, женщина торопливо отвернулась – буквально на пару мгновений. Она была женщина умная, более того, мудрая, и теперь с безошибочностью провидца поняла – от нее сейчас зависит все в будущем общении со старшим сыном. Если сейчас она скажет ему «я же тебя предупреждала» или что-нибудь подобное, между ними ляжет овраг. Потом этот овраг может разверзнуться бездной, но начинается все с малого. Поэтому за каждое свое слово и даже каждый вздох надо отвечать чем-то не меньшим, чем сама голова.
–   Конечно, трудно! Что же ты хотел, Жень, – рассудительно заметила она. – Ведь со свадьбой ты начал совершенно новую жизнь. На тебя легли обязанности, которых ты прежде не знал. Шутка ли!.. Раньше-то ты был просто мальчишка безбашенный, ну а теперь-то – отец семейства. Конечно, тяжело. Держись.
–   Денег все время не хватает, – пожаловался Евгений, глядя на мать доверчиво, как мальчишка, и вместе с тем чувствуя облегчение, что с ним говорят на равных.
–   Само собой. Это нормально. Потом вы волей-неволей приучитесь планировать свой бюджет. Содержать женщину в своем доме всегда трудно.
–   Думал, что летом удастся махнуть в Турцию – нет, не выходит. Еще надо кредит за телевизор платить…
–   За телевизор? – удивилась Анна. – Ты что – купил второй телевизор?
–   Лена попросила панель. Да и удобней с нею…
–   Рановато ты решил связаться с кредитами, – женщина неодобрительно качнула головой. – Сначала надо было привыкнуть жить вдвоем, осмотреться, решить точно, сколько денег вы безболезненно можете отдавать банку…
–   Мама!..
–   …Вы еще так молоды.
–   Мам, ну взял я уже этот кредит. Что теперь-то говорить?
–   Тоже верно… Понимаешь, если б у меня был бы контакт с твоей женой, я могла бы попробовать обсудить с ней разные способы экономить деньги. Но тебе, мужчине, мне сказать нечего. Вы, мужчины, как-то по-другому это для себя рассчитываете, – она не без одобрения оглядела его хмурое, суровое лицо. – Уверена, что ты разберешься. Ты справишься. Твой отец смог – и ты сможешь.
–   …Твоя мать могла бы и помочь тебе, – заявила Лена, когда, подсчитав отложенное, они убедились, что денег у них хватит разве что на туристический поход с банками тушенки в рюкзаке, но никак не на четырехзвездочный отель в Турции. – К примеру, взять к себе на работу.
Евгений неподдельно удивился.
–   Зачем? Я ничего не смыслю в кройке и шитье.
–   Можно подумать, у нее только швеи работают, – фыркнула Елена. – Ведь у нее же собственная фирма считается, верно? Значит, есть и бухгалтеры, и менеджеры, потом, наверняка есть фотограф…
–   Я не фотограф. И не бухгалтер. Не понимаю, где в мастерской или салоне мамы может найти себе работу студент Архитектурно-Строительного института.
–   Пока учишься, ты мог бы помощником у нее работать, к примеру.
–   Я в ее бизнесе ничего не понимаю. Толку от меня будет немного.
–   Но ты бы учился! И потом – ты же сын! Ты же должен иметь представление о ее деле! Кому она собирается его оставлять? Только младшему? Разве это честно?
Не сразу Женя понял, что речь идет о будущем завещании его цветущей матери.
– Ты знаешь, – ошеломленный, только и нашелся что сказать он. – Мы с ней пока так далеко не заглядываем…

Анне пришлось ехать в Париж.
Она отнюдь не испытывала восторга по этому поводу. На мировой подиум моды женщина никогда не рвалась, потому что работала в узкоспециализированной области, легендарная столица Франции ее не привлекала даже с туристической точки зрения, так что для нее эта поездка становилась лишь обременительной командировкой. Но ехать было нужно. Заказчик, настаивавший на ее присутствии там, желал устроить помимо демонстрации коллекций российских модельеров средней руки еще и показ необычных костюмов, пошитых ее мастерской. У него был какой-то собственный взгляд на планируемое шоу.
И она, конечно, не отказалась, потому что была высокого мнения о собственной работе и понимала – хоть пару-тройку заказчиков из Франции и других стран после такого показа можно будет ждать. Выйти на мировой рынок не только престижно – это залог будущего успеха и будущих, весьма денежных, заказов. Поэтому против путешествия протестовало ее ненавидящее самолеты тело и равнодушная нелюбовь к далеким странам – больше всех Франций на свете Анна любила среднюю полосу России и Карельские скалы с низкорослыми елочками.
Помочь укладывать костюмы она пригласила сына. Это было нелегкое дело, потому что каждое одеяние необходимо было аккуратно упаковать с кальку (чтоб не повредилась отделка и вышивка) и уложить в коробку вместе с аксессуарами и прилагающимся бельем. У Евгения и Валерия, ее сыновей, был богатый опыт ухода за материнскими платьями – она частенько привлекала их к этой работе, когда помощниц еще катастрофически не хватало.
Таская коробки, Женя с любопытством посматривал на мать. Та деловито распоряжалась, успевая параллельно о чем-то говорить по телефону через каждые несколько минут, подсчитывать сумму, необходимую в поездке во Францию, и калькулировать командировочные двум помощницам – швее и вышивальщице – которых брала с собой. В момент короткого перерыва шлепнувшись на диван рядом с сыном, она глубоко вздохнула:
–   Что-то разучилась я отдыхать, – и улыбнулась ему. – Закончил? Молодец. Даже не знаю, как я управлюсь там. Придется уйму всего успеть, и за каких-то пять дней. Показ длится три дня, то есть будет один день на подготовку и один день все свернуть-упаковать. Ну, положим, свернуть-упаковать – дня достаточно. А вот на подготовку… Мне же еще моделей искать. Сам понимаешь.
–   А раньше нельзя приехать?
–   Мне заказчик оплачивает в гостинице пять суток. Гостиница дорогая, к тому же, там все забито. Можешь себе представить – такое мероприятие. Уверена, я даже в дешевеньких мотелях ничего не найду.
–   Мам, а может, возьмешь нас с собой? – робко спросил он.
–   Кого – нас? – нахмурилась Анна.
–   Ну… Нас. Меня и Елену. Мы бы помогли.
–   Это Елена-то?.. Чем?
–   Ты думаешь, она хуже меня справится с упаковкой платьев? – улыбнулся Женя.
«Ты хочешь устроить ей поездку в Париж за мой счет»? – подумала Анна недоброжелательно. А в голове тем временем зароились цифры. Расчеты шли полным ходом. Она подумывала о том, чтоб взять с собой еще одного человека, понимая, что их троих будет недостаточно, да к тому же придется все время бегать, решать организационные вопросы… Заказчик оплатил ей три больших номера, но ничто не мешает ей поселить своих девочек вместе, а оставшийся номер отдать сыну с женой.
–   Полагаю, уж она-то точно поедет в Париж развлекаться, – сухо заметила Анна. – Какая от нее работа? Пьянки будут да гулянки…
–   Какие пьянки?! – расхохотался Евгений. – Она на втором месяце. Токсикоза нет, так что ничто не помешает ей помогать с платьями. Ну, сходим посмотреть Елисейские поля, Монмартр, что там еще есть в Париже – и все.
–   Елена беременна? – Анна подняла бровь. – А почему ты мне об этом раньше не сказал?
–   А мне надо было сразу докладываться?
–   Прости, – женщина зримо смягчилась. – Просто я удивилась. Это все довольно неожиданно. Но ты уверен, что ей не повредит перелет? Все-таки женщины в интересном положении довольно… хм… уязвимы.
–   Мам!.. Она здорова, и ничего с ней не будет.
–   Кстати – она умеет ходить на метровых шпильках?
Женя слегка растерялся от неожиданности.
–   Э-э… Вроде, да…
–   Ладно, возьму. Ужин в «Максиме» гарантирую, подходящее платье тоже. Одно условие – ты сам купишь и полностью оформишь на нее полагающуюся страховку. Это стоит довольно дорого, но на пять дней плюс перелет ты вполне сможешь позволить себе подобную заботу о жене. Я в случае чего тратиться на клинику не стану.
Тем же вечером Евгений, успевший пробежаться по офисам страховых компаний и убедившийся, что на такой короткий срок страховку он действительно может приобрести из накопленных денег, рассказал обо всем супруге.
В реакции он не ошибся. Глаза у той полыхнули мечтательным огоньком, и выражение ее лица стало таким духовным, что иначе как «ангелом» польщенный муж не смог ее назвать. Он держал ее, ошеломленную навалившимся счастьем, на своих коленях, и гладил по колену. А она млела, представляя себе столицу высокой моды, и ужин в самом роскошном ресторане Парижа, и возможность посмотреть на звезд, и полузвезд, и почти-звезд модельного бизнеса – и во второй раз в своей жизни готова была просто влюбиться в свекровь.
–   Она ведь позволит мне посмотреть показы, а? Ну, хоть из-за кулис! – молила она мужа.
–   Что я в этом понимаю? – яростно и весело отбивался тот. – Позвони ей сама и узнай.
Образ подиума оказался столь заманчив, что сноха не утерпела и тут же позвонила свекрови. Та в ответ на вопрос о показах немного помолчала и осведомилась, умеет ли невестка ходить на высоких шпильках? А на очень высоких? А ходить модельным шагом никогда не пробовала? У Елены помутилось в голове от счастья, и она заверила, что все умеет и все сможет.
–   Мне нужна беременная непрофессионалка для показа одного моего платья, – деловым тоном пояснила Анна. – Жаль, что ты пока еще не на пятом месяце хотя бы, но живот можно и подложить. Платье – Ренессанс, более или менее удобное для современных беременных… Впрочем, ты все увидишь. Надо будет пройтись непосредственно на самом показе и потом, на приватной демонстрации. У тебя хватит… э-э…
–   Чего? – выдохнула, едва не теряя сознания, счастливая сноха.
–   Хватит наглости не бояться фотокамер и не робеть от соседства с профессиональными моделями?
–   Да! – решительно ответила Лена, готовая во имя осуществления своей детской мечты на все – даже задавить русской наглость целый Париж.

Анна боялась, что со снохой в Париже навозится – однако ошиблась. Та была молчалива, восторженна и на изумление послушна. У девушки было всего две попытки пройтись по подиуму до показа, и внизу обязательно шел Евгений, готовый ловить супругу, если та оступится. Все остальное время Лена безропотно помогала распаковывать коробки и ящики, гладила бесконечные оборки, а на предложение пойти отдохнуть лишь отмахивалась, мол, не устала.
В предвиденье показа ей не хотелось даже Елисейских полей и Лувра.
Пожалуй, в тот миг, когда она сделала по подиуму первый шаг, и вокруг защелками фотоаппараты, ослепляя ее сверхновыми звездами вспышек, ей показалось, будто в жизни уже нечего желать. Анна держала ее за левую руку, помогая и направляя, Женя тоже был где-то здесь, в одеянии с налетом средневековья, но напрочь лишенном смешных черт исторических костюмов. Но о нем Лена ненадолго забыла. Ей казалось, что она буквально выплывает из потоков света, прометающего подиум, и идет уж никак не хуже, чем все эти профессиональные модели до нее, и платье на ней… Просто потрясающее!
На самом деле она семенила неловко, и каждый шаг обличал в ней совершенно чуждого модельному бизнесу человека, к тому же зажатого и растерянного. Даже Анна, уже привычная, выглядела в этот момент лучше снохи. Однако женщина знала, что делает, и знала, зачем ей это нужно. Этот вопрос она, ко всему прочему, еще и старательно профильтровала с заказчиком, а тот – с французскими коллегами, заинтересованными результатом показа. Те пришли в восторг от предложения российской мастерицы показаться перед французским обществом со всей своей семьей – это было модно. Русская швея, представленная на показе, как солидная мать семейства и будущая заботливая бабушка, должна была заинтересовать собой не менее солидных заказчиков. Особенно благожелательно должны были воспринять беременную невестку, да еще в якобы «историческом» платье.
На самом же деле исторического в этом платье были лишь внешние приметы Ренессанса. Оно чем-то походило на одеяния со средневековых миниатюр, но сшито было из легчайшего шелка, застегивалось на молнию, и рукава, хоть внешне и неотличимые от сложных конструкций того времени, были удобны и легки. Шлейф Анна сделала совсем коротким, и все продумала, чтоб Елена случайно не наступила на него, когда пойдет назад.
Но девушка всего этого, само собой, не знала. Ей казалось, что все, происходящее вокруг нее – сказка, подобной которой не может быть ничего. Ей кружила голову роскошь окружающего ее мира, свет и восхищение парижан, слишком галантных, чтоб показаться ей просто вежливыми, великолепные и явно очень дорогие туалеты окружающих дам. И собственное строгое платье, выделенное свекровью из каких-то своих запасов, казалось необычайно элегантным, даже на фоне дорого и со вкусом одетых женщин в самом известном ресторане Парижа (ужин в котором тоже оплачивал заказчик, поскольку это был не просто ужин, а завуалированные деловые переговоры с французской стороной).
А по возвращении домой все пошло так же, как и раньше. Разве что немножко сердечнее. Не в силах сдерживаться, Елена пару раз приезжала в мастерскую свекрови посмотреть на платья, которые там шились и расшивались, с охотой помогала разворачивать тюки тканей и продергивать шнуровку. Анна тоже сочла своим долгом заглянуть в гости, и в свободный день повезла сноху делать УЗИ в медико-генетический Центр, пояснив, что она уверена – все прекрасно, но на всякий пожарный случай недурно бы и посмотреться на хорошем оборудовании, у хороших специалистов.
Лена не возражала, коль скоро все равно это УЗИ придется делать. Она спокойно восприняла и то, что свекровь пожелала присутствовать при исследовании. «Проверяет, – подумала она в чем-то иронично, а в чем-то – снисходительно. – Да пусть проверяет. Жалко, что ли»? На огромном экране современного УЗИ-аппарата шевелящийся малыш казался уже вполне оформившимся и готовым для выхода в мир.
Елене казалось, что в ее новой семье все налаживается – вот и матушка супруга становится такой же, как все свекрови, привычной – то есть нормальной.
«Ей просто нужно дать время», – решила девушка и повезла Анне на работу половинку испеченного ею пирога, первого из вполне съедобных. Правда, оказалось, что та уехала из мастерской буквально полчаса назад, и должна была приехать только к вечеру, но Лену это не обескуражило. Она оставила пирог швеям, немного поболтала с ними и велела передать привет хозяйке. В конце концов, какая разница, что привезти в подарок – главное внимание.
–   Может, вам еще будет нужна непрофессиональная модель? – спросила она свекровь по телефону восторженно и с надеждой.
Анна сделала длинную паузу.
–   Если мне понадобится помощь, я обращусь к тебе, – ответила она и прибавила осторожно. – Ты не привози пироги, хорошо? Я ведь не голодаю. А тебе тяжело…
Девушка обиделась. «Тебе тяжело» показалось ей всего лишь неловкой попыткой затушевать резкость. Она ушла в ванную и поплакала вдоволь, но к возвращению мужа с работы уже успокоила себя соображением, что свекровь просто глупая, и обидеть ее не хотела, поэтому Евгений не услышал от нее претензий в адрес своей матери.
Говоря откровенно, Лена просто еще находилась под влиянием «парижской эйфории». Даже нежелание Анны принимать ее в свое сердце не могла по-настоящему испортить настроения.

–   Мам, мне хотелось с тобой поговорить.
–   Для того, полагаю, ты и приехал. Слушаю.
–   Нам с ребенком будет тесно в однокомнатной квартире.
–   Тонкое замечание, – не без иронии ответила Анна. – И что же из этого следует?
Он покраснел, как подросток, которого уличили во лжи, но упрямо продолжил.
–   Нам нужно продать однокомнатную квартиру и купить двухкомнатную. С доплатой.
–   Блестяще! Я согласна, что, наверное, надо. Тебе решать, ты – отец семейства. Рада, что твои финансовые дела выправились настолько, что у тебя появились деньги на доплату.
Он снова покраснел, на этот раз от обиды и негодования. Ему хотелось упрекнуть мать за ее тон, если бы он еще не настолько отошел от жизни в прежней своей семье, с отцом, матерью и братом,  чтоб не понимать – на такой тон ее провоцирует то, что он еще не сказал, но что она уже поняла сама.
–   Ты прекрасно знаешь, что таких денег у меня нет.
Анна изобразила удивление.
–   Что же ты тогда планируешь?
–   Я рассчитывал, ты мне поможешь.
–   Я? С какой стати?
–   Если по-честному… У меня в твоем доме есть доля. Не так ли? – Евгений упрямо сдвинул брови. В этот момент он стал так похож на отца, что резкие слова застыли у женщины на губах. Она одернула сама себя и решила быть помягче. – Если бы ты выкупила ее у меня, на доплату вполне хватило бы.
–   Да, у тебя в доме есть доля, – задумчиво ответила Анна, подавляя все те слова и фразы, что сейчас клокотали у нее внутри. Не было смысла в том, чтоб примитивно вывалить все, что хочется, прямо на голову сыну. Он ничего не поймет. Нужно постепенно подводить его к тому, чтоб если не принять, то хотя бы ознакомиться с позицией матери. – Это единственное имущество, которое отец не упомянул в завещании, написанном на меня. По моему настоянию. Что ж, подсчитаем. Дом этот мы построили с мужем вдвоем. Соответственно, вычитаем супружескую половину. Далее – у отца три наследника. Следовательно, твоя доля – одна шестая. Поскольку в доме как раз шесть комнат, могу выделить тебе это наследство в натуре.
–   Я предпочел бы деньгами.
–   Я понимаю, что ты бы предпочел. Но мне не хочется.
–   Мать! – взбесился он. – Ведь ты же все равно меня туда не пустишь жить!
–   Почему не пущу? Добро пожаловать. Живи сколько хочешь. Мне только жена твоя здесь ни к чему. Совершенно…
–   И как, интересно, ты себе представляешь? Я, что, буду жить здесь один, а Лена – у меня в однокомнатной?
–   Мне совершенно незачем что-то там представлять, – хладнокровно ответила женщина. – Это ты себе что-то там представил, когда с женой решал заводить ребенка. Скажи честно – на тему дома тебя твоя жена настропалила со мной поговорить?
–   Нет, – сердито ответил он.
–   Да ведь неправда. Она.
–   Я сам, – зло ответил Евгений – и невольно покраснел. Правда, совсем слегка. Почти незаметно.
–   Ладно. Упорствуй. Но и я поупорствую.
–   Мам, ну ты считаешь, что это честно? Ты одна с братом в таком большом доме, а мы будем втроем, с маленьким ребенком, в однокомнатной?
–   Сначала ты говоришь о правах, теперь давишь на чувства… Ты бы определился сперва с тем, на что и как давить. Ты ведь не думаешь, что я с Виталием перееду в твою однокомнатную, чтоб вы с женой с комфортом устроились здесь, в доме? И дальше бесконтрольно размножались…
–   Ты хочешь меня оскорбить?
–   Ни в коем разе. Просто намекаю, что ребенок – это было твое и ее решение. Надо было все обдумать заранее. Слава Богу, у нас сейчас в аптеках сколько угодно противозачаточных.
–   А я думал, ты хочешь, чтоб у тебя появились внуки… – расстроено и рассерженно проговорил молодой человек. У него было большое желание хлопнуть дверью и не общаться с матерью больше никогда, но, кратко поразмыслив, понял, что ссориться с ней не будет. Во-первых, только она и может ему помочь, если что, а во-вторых, она все-таки мать…
–   Хочу. Если бы появление отпрыска было для тебя так обременительно, я бы даже с удовольствием взяла внука на воспитание. Но тогда и оформила бы, как своего ребенка. Вот такая вот я вредная. А уж содержать твою жену и обеспечивать ее комфортным жильем я что-то не собираюсь.
–   А мне показалось, у тебя с ней все наладилось…
–   Тебе показалось, – кратко ответила Анна. – Хочу тебе заметить, что у очень многих людей и однокомнатных-то квартир нет, и ничего, живут. А от внука я всяко не собираюсь отказываться. Только, полагаю, ему еще долго будет глубоко до лампочки, в однокомнатной вы живете, или в двухкомнатной.
–   Но ведь у тебя есть возможности!..
–   Ага, есть. Я бы и дом сейчас могла купить, – не удержалась, похвасталась женщина. – Но не стану… Да-да, разумеется, если ты подашь в суд на выдел твоей доли в доме, а потом попытаешься ее продать, я по праву преимущественной покупки, конечно, куплю эту долю. По рыночной цене. Но уж постараюсь сохранить все документы, касающиеся продажи и в дальнейшем покупки тобой двухкомнатной квартиры.
–   Боже мой, и это все ради того, чтоб насолить Ленке!..
–   Не льсти своей жене. Я к ней ненависти не испытываю. И действовала бы так же, будь на ее месте какая-нибудь другая Катя или Наташа. Запомни – ты мужчина, твоя семья – это твоя семья, и меня сюда приплетать нечего. Я могу при желании сделать тебе подарок, но никаких обязанностей по содержанию больше в отношении тебя не имею.
Евгений сощурился – его снова кольнул ее тон. Да и слова, разумеется, тоже.
–   А если ты действительно окажешься за бортом моей семьи? Что тогда?
–   У тебя две семьи, – сухо ответила женщина. – Та, в которой ты вырос, и та, которую теперь растишь. Не надо пытаться их объединять. А равно и не надо пытаться меня шантажировать своими намеками. Твоему отцу это бы очень не понравилось.
Услышав об отце, Женя почувствовал, что краснеет.

До дня родов молодой человек так ничего и не решил со своей долей в доме матери. Он нашел время заглянуть в адвокатскую контору на консультацию. И там ему разъяснили, что на долю он, конечно, имеет право, но если его родительница ударится в амбиции и докажет, что уже после смерти мужа сделала в доме дорогостоящий ремонт (а она сделала), то доля может быть уменьшена. И продать ее кому-то, кроме самой матери, будет невозможно. Ну кому нужна одна десятая роскошного, но маленького особнячка? А значит, цена будет невелика. Слишком невелика.
Конечно, сколько бы ни была – на доплату может хватить. Но стоит ли ради этой мелочи портить отношения с матерью – пришло в голову Жене. Никогда еще, кроме как сейчас, он не чувствовал зыбкость своего благосостояния, и только на мать он мог рассчитывать в случае серьезных затруднений. Кто еще подкинет ему денег, если вдруг случится что-то действительно серьезное? Родичи жены? Ха-ха! Евгений представил себе лицо своей тещи в тот момент, когда он будет просить у нее денег, и ему стало очень не по себе.
Поэтому он ненавязчиво намекнул жене, что покамест однокомнатная квартира – самое то, что надо.
–   Малыш маленький, ему пока много места не нужно. А тебе меньше прибираться.
–   Да мне-то все равно, я больше о тебе думала, – ответила молодая супруга, слегка досадуя – она уже намечтала себе большую квартиру и отдельную уютную детскую. – Каково тебе, бедняге, будет спать в одной комнате с орущим ночью ребенком?
Приблизительно за месяц до родов грузчики привезли щедрый подарок от матери Евгения – коляску, кроватку, пеленальный столик, манеж и детское креслице. Все в бледно-сиреневых тонах, приятное для глаза, но нешуточно задевшее Лену своим изяществом.
–   Спрашивается – почему нельзя было деньгами дать? – вздохнула она, рассматривая кроватку. – Может, мне цвет не нравится…
–   Дареному коню, знаешь ли…
–   Да мы что с тобой, не смогли бы кроватку купить мелкому? Но уж сами бы выбрали такую, чтоб обоим нравилась. Разве нет?
–   Смогли бы, пожалуй, – отмахнулся Женя, лишь бы как закончить спор (он пребывал в абсолютной уверенности, что ребенку пофигу, в какой кровати лежать, а они, родители, могут и потерпеть).
И позвонил матери.
–   Откуда такой скороспелый подарок? Ленке в роддом же только через четыре недели. Или это просто так?
–   Нет, это на рождение первенца, – жестко ответила Анна. – Я тебе еще потом денег переведу, но немного. Через неделю я улетаю в Квебек, и, скорее всего, надолго. Оттуда поедем в Тасманию, где будут съемки. Не знаю, чего им приспичило снимать именно в Тасмании. Ну ладно, не по теме. Я буду очень занята, поэтому о рождении ребенка мне эсэмэску отправь, ладно? И не обижайся, если не отвечу. Кстати – ты точно не сможешь слетать со мной в Австралию, на показ?
–   Мать, ты что – с ума сошла? – заорал Женя. – Как я жену на сносях одну оставлю?!
–   Не пыхти, я просто спросила. Если бы не ее положение, я и ее бы взяла. Сам понимаешь, на показе очень хорошо бы смотрелась большая семья модельера, то бишь меня. Понимаешь, сейчас во всем мире меняются общие ценности, и семья становится…
–   Мать, ты ж ее не любишь. А демонстрировать любовь готова? Почему ж у тебя все ради бизнеса?
–   Если мне это выгодно, а ей приятно, то что в этом плохого? – возразила женщина. – Ладно, рожать ее в Квебек действительно не повезешь.
–   А если я куплю страховку? – предложил Евгений, лихорадочно соображая, где лучше клиники и акушерки – в России или в Австралии, и понравится ли Лене такой вариант.
–   Какая страховка? Страховщики не идиоты, теперь-то обдерут тебя как липку. Да и врач, если он не дурак, не отпустит твою жену в Австралию. К тому же, толку от нее на показе будет немного, на шпильках она теперь не походит.
–   А о том, что это может быть опасно для нее и ребенка, ты не подумала?
–   Не говори глупостей, подумала. К тому же, это вовсе и не мое дело. Об их безопасности должен думать ты. Ты же глава семьи… Как бы там ни было, я уезжаю, и вряд ли смогу поздравить тебя с рождением первенца вовремя. Уж не обессудь – дела.
–   Кстати, как костюмы для шоу? Подошли? – полюбопытствовал Евгений.
–   Вполне. Скоро сможешь наблюдать это… Эту… «Морскую королеву».
–   Да-да, слышал. В народе шоу уже называют не иначе, как «Звезды в аквариуме».
–   Правильно называют. Ну что ж… До встречи.
–   Родной, кто там? – пробормотала Елена. Она отдыхала, и потому голос у нее был сонный и очень уютный. – Твоя мама?
–   Да, я с ней говорил.
–   Мм… Она поможет нам с деньгами на роддом? Или ты сможешь собрать? Ты ведь знаешь, я очень боюсь…
Будущий отец помялся и неопределенно ответил:
–   Деньги будут, родная. Не волнуйся.

Ребенок родился ночью, когда в коридор родильного отделения заглядывала огромная белая луна. Она раздражала Лену, отходившую от долгих родов, до невозможности. Молодая женщина злилась на весь мир: на мужа, что он не рядом, на мать, что она уже который раз шлет ей эсэмэски с одним и тем же вопросом – «ну как там у тебя?» – и, конечно, на свекровь, за то, что эсэмэски не шлет. Потом ее накрыла сонливость, смутные мысли о ребенке, потом тягостный сон… И еще трое суток она воспринимала окружающую жизнь как в тумане. Ей что-то кололи, приносили малыша, и она даже гуляла по коридорам – и в туалет, и просто так, поддерживаемая мужем – но сознание все равно было затуманено, периодически усиливающаяся боль, бессонница и нечеловеческая усталость вымывали из нее все доступные человеку чувства, кроме одного только раздражения, перетекающего в злобу.
Потом это ушло, растаяло вместе с туманной марой, и молодая женщина с глубинным удивлением осознала, что она больше не одна. Что у нее есть ребенок.
На выписке малыша из роддома встречали только ее родственники – и муж. Ни деверя, ни свекрови среди встречающих она не увидела. Но никаких вопросов не задала. Евгений все объяснил ей сам.
–   У мамы съемки в Тасмании, а брат не может приехать из Англии – у него стажировка. Но они оба прислали поздравления.
–   Покажешь? – спросила она. Но, поскольку муж ничего ей не показал, решила – он просто выгораживает родственников – и пожалела супруга. Неприятно ему, должно быть, врать и притворяться.
Если бы ее мать не приезжала к ней каждый день, не помогала с младенцем, Елена и не представляла, как бы она справилась и с ребенком, и с уборкой, и с готовкой. После родов ее одолевала слабость, постоянно тянуло прилечь, вздремнуть. Но от усталости сон приходил далеко не сразу. И вот в тот самый момент, когда молодой женщине только-только удавалось расслабиться, завести глаза, и сладкая истома овладевала телом, из кроватки звучал сперва негромкий, но с каждой минутой все более требовательный вопль, вначале напоминающий скрип, а ближе к апофеозу – сирену. Он постоянного крика, который казался Лене несмолкающим, хотя в действительности младенец плакал едва ли больше, чем другие, она приходила в состояние безнадежной апатии.
Дело здесь было в самой обычной усталости и нервном состоянии, свойственном очень многим свежеродившим женщинам.
Мама, конечно, напропалую критиковала их с мужем образ жизни, но зато на ее руках малыш успокаивался буквально через пару мгновений, и охотно катался по квартире из комнаты в кухню. Мама точно знала, что нужно делать с младенцами, если у них болит животик, если высыпает потничка, если обметает белым десенки и маленькое нёбо. Конечно, она считала нужным все делать по-своему, но измученная Лена была даже рада, что за нее кто-то все решает.
А вот Евгений рад не был.
–   Честно говоря, твоей матери здесь становится слишком много, – проговорил он с едва сдерживаемой яростью, когда за тещей наконец-то закрылась входная дверь – а случилось это уже в двенадцатом часу. – Хорошо было бы, если б она приходила хотя бы через день.
–   Ну, здравствуйте! – вспыхнула расстроенная Елена. – Что случилось?
–   Да ты заметила ли, что она вышвырнула мои компьютерные книги?
–   Ты их сложил стопкой в коридоре. Она, наверное, подумала, что на выброс.
–   Но мне их просто больше некуда положить! Я посмотрел у помойки, но их уже кто-то забрал. Естественно, они хоть и потрепанные, но дорогие! Мне теперь придется все заново покупать. А куда делась моя шелковая рубашка? А мой синий галстук?
–   Он все равно тебе не идет…
–   Что значит – не идет? – вспылил мужчина. – Он мне нравится. И я больше не намерен терпеть, чтобы мне, как молокососу, давали советы по любому поводу.
–   Моя мать, между прочим, опытная женщина и много что умеет…
–   Да? Бачки в туалете она тоже виртуозно чинит? Стояла надо мной весь вечер и советы давала. Причем все ее советы – это просто бред сивой кобылы. А когда я сказал ей, что сам справлюсь, заявила, что мне вообще следует больше зарабатывать, чтоб иметь возможность вызывать мастера, а жене нанимать домработницу. Да какое ее дело?
–   Тут она не права, но ты мог бы потерпеть немного.
–   И мне не нравится, как она обращается с моим сыном. Сюсюкает постоянно, трясет…
–   Что ты понимаешь в детях? – взбесилась Елена. – Что ты можешь понимать в малышах? Ты и то, что мне нужна помощь, понять не способен! Являешься вечером поздно… Конечно, с друзьями небось приятней сидеть, пиво пить, чем слушать вопли младенца!..
–   С какими друзьями? Какое пиво?! – заорал Евгений. – Я на работе горбатился, чтоб у нас деньги были! Прихожу домой, хочу отдохнуть, а тут возлюбленная теща со своими сериалами! А мне в шесть утра вставать! Когда я должен спать? Как я буду отдыхать, если она постоянно тут толчется? И указания мне дает, как мне лечь да что и в каком порядке есть. Моя мать в нашу жизнь даже и не думает лезть до такой степени!
–   Если бы ты действительно хотел спать, тебе бы никто не помешал. И вообще, ты думаешь, что только ты один работаешь? У меня, между прочим, рабочий день без перерыва на сон! Круглосуточный рабочий день! Я устала, я плохо себя чувствую! И, между прочим, именно моя мама, а не твоя, мне с ребенком помогает. Моя мама – действительно ему бабушка! А твою даже не интересует, как он! Ни разу не позвонила, не написала!
–   Из Тасмании?
–   И что, что из Тасмании? Думаешь, там телефонной станции нет? Все там есть. Желания только нет. Ей же на внука плевать, а меня она вообще ненавидит! Ты мне ее в пример приводишь? Я на нее должна равняться? Моя мать меня, по крайней мере, любит! Ей интересно, что со мной и как я себя чувствую. А твоя тебя, видимо, нет. Равно как и твоего сына. Ей просто пофигу! Плевать на все!
Они еще долго ругались, не обращая внимания на протестующие крики проснувшегося ребенка. Были перечислены все поступки обеих сватий, проступки и ошибки обоих супругов, и суммы трат, и суммы заработков Евгения, и даже телефонные звонки Валерия брату с просьбой помочь при сборах. В результате он, хлопнув дверью, ушел ночевать к другу, а она, рыдая, бросилась на постель.

Супруги помирились очень быстро, да и могло ли быть иначе? Из Тасмании наконец вернулась довольная Анна с удивительными подарками и, судя по ее довольному лицу, весомой суммой. Но если подарки были сразу розданы, то сумма осталась самой таинственной составляющей ее успеха. Разве что внуку были сделаны действительно роскошные подарки, и на его имя открыт счет. Правда, состояние его ни Лена, ни Женя проверить не могли, поскольку он был доступен только Анне, чтоб класть на него деньги, и маленькому Николаю, но только по достижении им совершеннолетия.
–   Думаю, к его восемнадцати годам там накопится достаточно, чтоб он мог купить себе квартиру, – удовлетворенно заявила женщина и, чмокнув сына в щеку, ушла.
–   Квартира к восемнадцатилетию – это, конечно, замечательно, – согласилась раздраженная Елена. Она вряд ли отдавала себе отчет, что здесь виновато ее послеродовое болезненное состояние, но любой шаг свекрови воспринимался очень остро, и она оправдывала себя тем, что если так бесится, значит, тому есть причины. – Но до восемнадцати ребенка надо дорастить. Можно подумать, твоя мать нам деньги не доверяет.
Евгений вспомнил свои беседы с матерью и смущенно отвернулся. В его глазах молодая женщина прочла признание – да, свекровь не доверяет невестке и сыну деньги – и взъярилась. Не оттого, что не даются суммы, а оттого, что их считают такими бестолковыми и нечестными людьми, которые способны детские деньги растратить на собственные удовольствия.
Правда, взъярилась молча. Если свекровь не уважает и ни в грош не ставит, бессмысленно вываливать это супруга.
А вот отношения мужа с тещей все больше беспокоили Елену. Даже она со своим страстным желанием получить хоть небольшую передышку и так постепенно прийти в себя, со своим странным состоянием полусна в конце концов почувствовала, что градус напряженности переваливает за предельно допустимый. Квартиру Жени Еленина мама уже воспринимала, будто свою вотчину, и принялась распоряжаться там с редкостным пылом. Мягкая просьба дочери не трогать вещи супруга была воспринята, как личное оскорбление. На дочь был вывернут целый ушат поучений  и резкостей, и отполировано все многозначительной фразой:
–   Его светская мамаша сына к порядку приучить не могла. Куда уж ей, конечно. Так кому-то надо же! Или, по-твоему, ребенок должен жить в такой же сраче, в каком живет его папаша?
–   Если еще раз твоя мать позволит себе подобное высказывание в адрес моей матери, – дрожа от ярости, заявил Евгений, как только за тещей закрылась дверь, – я тут же вышвырну ее из дома.
–   Женя, но…
–   Хватит с меня! В мой адрес она может говорить все, что угодно, но своей матери я не разрешу касаться!
–   У каждого человека может быть свое мнение, – молодая женщина попыталась сыграть в миротворца, потому что испугалась не на шутку. Она отлично понимала, что заткнуть рот своей матери не сможет, и помешать мужу исполнить свою угрозу – тоже.
Но результат получился плачевный.
–   Это ты называешь мнением? – заорал Евгений.
И случился еще один громкий скандал. Правда, спустя три часа они помирились тут же, на ковре возле детской кроватки, но, даже пылко занимаясь с мужем любовью, Елена чувствовала, что он все еще напряжен.
Однако примирение не помогло. Теща продолжала раздражать зятя, ругань на эту тему ждала Лену почти каждый вечер. А в те дни, когда мама не приходила, молодая женщина, ошеломленная усталостью, зачастую сама затевала скандал, и даже не столько потому, что муж что-то делал не так – потому, что материнство оказалось совершенно иным, чем думала молодая женщина. Она, конечно, понимала, что придется много работать, и терпеть детские выходки, и недосыпать – и была готова к этому.
Но к собственной слабости, раздражительности, чувству безнадежности готова не была. А уж к ощущению того, что отныне себе ты не принадлежишь, а, по сути, являешься собственностью вот этого маленького комочка плоти с пронзительным голосом и своей, пусть и маленькой пока, волей, доводило до безумия ее свободолюбие. Свободным в их семье – как казалось Елене – оставался только Евгений, и от этой мысли молодой женщине становилось не по себе. Она как-то невольно завидовала собственному мужу, и поделать с этим не могла ничего.
И поэтому, когда он в очередной раз заметил, что хотел бы видеть тещу пореже, тем более, что вслед за его компьютерными книгами и галстуком отправилось многое другое, очень нужное ему, но никак не теще, и потому варварски ею выброшенное, да и сюсюканий не стало меньше, молодая женщина взорвалась.
Она наговорила мужу всякого, прошлась и по его привычкам, и по заработками, и по тому, что помощи от него не дождешься, даже погулять с ребенком не может, все она, и что вечно корчит недовольную мину, стоит малышу заплакать. Хотя в действительности претензия была только одна – это он мог отправиться, куда ему вздумается, общаться с друзьями, бесконтрольно заглядывать в магазины и бары, имел законное право спать по ночам, в конце концов. А она была заключена, как в клетке, в четырех стенах, и на улицу выходила только с коляской, и то не каждый день.
–   Ты упрекаешь мою маму, во всем упрекаешь мою маму! Но она-то мне помогает! – вклинила Лена между прочим.
–   Моя мать как-то справлялась сама! – не выдержал Евгений.
–   Рассказывай мне сказки. При таких-то деньгах!
–   Тогда у нее еще не было денег. Она отлично справлялась с двумя детьми, заметь!
–   Что-то сейчас пыла не заметно!
–   Коля не ее сын!
–   Но он ее внук! Она его даже ни разу на руки не взяла!
И, хотя Елене, в общем-то, было все равно, брала ли свекровь ребенка на руки, в пылу скандала она как-то удивительно легко поверила, что это-то и есть самое главное, и утвердилась в своей претензии. Хотя, на самом-то деле, в ее недовольстве были виноваты только усталость и тяжелое, болезненное привыкание к новому положению матери.
Только это – и ничто иное.

Теперь, когда с ребенком в четырех стенах (не считая прогулок с редкими скромными «визитами» в магазин) Лене приходилось проводить двадцать четыре часа в сутки, компьютер стал для нее отдушиной, окном в Большой Мир. Она тратила на него все свое свободное время, и порой даже ребенка кормила перед экраном – читая, печатая ответы оппонентам указательным пальцем свободной руки, перелистывая фотографии. Таким же образом попала она и на форум, где новоиспеченные невестки обсуждали свекровей.
Странно было бы не написать чего-нибудь самой. Составляя текст сообщения, она не стремилась быть строго объективной. Собственно говоря, ей хотелось только одного – чтоб ее пожалели. Поэтому кое-какие факты молодая женщина преувеличила, едва ли отдавая себе отчет в том, что пишет неправду. Но вряд ли Лену это волновало. В конце концов, ни ее никто из форумчан не знал лично, ни ее свекровь. Так какая разница?
Сообщение получилось таким проникновенным, что ей стало искренне жаль себя. Свекровь, разумеется «не любит» ее, «не интересуется» их совместной жизнью и «постоянно капает мужу на мозги», что он скоро разведется с женой. Свекровь, конечно, заставляет сына помогать у себя в фирме, а платит копейки. И даже внук ее совершенно не интересует – не встречала его из роддома, не поздравляла с рождением, и вообще никогда им не занимается. Даже не навещает.
Отправив текст, девушка стала терпеливо ждать ответов.
Правда, большая их часть вызвала у нее недоумение. «Почему вы считаете, что свекровь должна возиться с внуком?», «Да вы радуйтесь, что она не лезет в вашу жизнь!» и даже что-то вроде «Вам корона не жмет? Откуда уверенность, что она все делает назло вам»? Были, конечно, и сочувственные ответы, были и безразличные, были даже и такие, которые злили ее, потому что начинались с фразы «А вот у меня…» и дальше длинно и нудно, а самое главное – вообще без знаков препинания. Или транслитом.
Но сочувствия хотелось уж слишком сильно. И Лена кинулась в схватку.
«Я понимаю, конечно, что мой ребенок – это мое дело. Но она же всячески демонстрирует, что у нее большая дружная семья, и какая она хорошая бабушка. Если она бабушка, то ДОЛЖНА же она хоть что-то делать для внука!»
«Это верно, – ответила неведомая девушка по имени lazzzy. – Но, по большому счету, свой долг она выполнила, когда вырастила своего сына. Ну, не берет она внука, так она ж, как я поняла, работает».
«Она, между прочим, не в офисе корпит с утра до ночи. У нее свободный график. Могла бы иногда и помочь».
«Не, не помогает – что ж проще? Проще всего не считать ее бабушкой вовсе».
Елена стиснула зубы.
«Но от этого она бабушкой быть не перестанет. И прав ее никто не лишит. И обязанностей, кстати, тоже. Так что раз она бабушка, значит, должна…»
«Интересно, когда это я успела тебе задолжать, милочка»? – всплыло новое окошко.
Молодой женщине стало жарко. Она торопливо вышла из Интернета и выключила компьютер.

–   Я могу понять то, что твоя жена не любит меня, – сдержанно сказала Анна. – Но распространять обо мне по Интернету сведения, и сведения ложные – все-таки слишком.
–   Откуда ты взяла подобную чушь?
–   Чушь? Я лгала тебе когда-нибудь?
–   Нет.
–   А зачем, по-твоему, мне нужно лгать о твоей жене?
Евгений посмотрел в глаза матери очень твердо.
–   Чтоб способствовать разводу.
Женщина усмехнулась.
–   Ты считаешь меня умной женщиной?
–   Да, мама, конечно.
–   Ну, тогда ответь – зачем мне стремиться при помощи лжи разорвать ваш брак, если, допустим, я уверена, и сам рано или поздно распадется? А если, по моему мнению, он не распадется, так к чему пустые усилия, которые приведут лишь к моей ссоре с тобой? До Елены мне нет дела, но до тебя – есть. Ты – мой сын, я люблю тебя и не желаю рвать с тобой отношения. Ради чего? Ради того, чтоб избавиться от твоей жены? Глупости! Я же с ней почти не общаюсь, она мне мешать не может.
–   Ну, к примеру, чтоб меня от нее избавить, – криво усмехнулся Женя.
–   Еще одна глупость. Ты сам назвал меня женщиной умной. Нельзя насильно заставить быть счастливым. Будь счастлив на свой лад, сын мой. А я – на свой. И как-нибудь без лжи, гуляющей по Интернету… К тому же, зачем мне лгать там, где правду можно легко установить. Хочешь почитать? – и Анна включила монитор компьютера, который у нее в доме работал круглые сутки. – Вот, пожалуйста.
Евгений нагнулся, внимательно вчитываясь в строчки. Он держался совершенно спокойно, но кончики его ушей налились алым, потом цвет пополз к щекам.
–   Мам, но она не написала о тебе ничего ужасного.
–   Может, скажешь, что здесь все соответствует действительности?
–   Ну, до определенной степени… Мам, здесь нет никаких… как это говорят… ну, официальным языком… сведений, порочащих честь и достоинство.
–   А ты думаешь, мне приятно читать о себе все это?
–   Неприятно. Мам, я же не говорю, что она права, – Евгений был красен от смущения. – Я с ней поговорю.
–   И что ты ей скажешь? – Анна не удержалась от насмешливого взгляда, который оказался для Жени горше любо ругани. – Дорогая, не делай так больше?
–   Ну, к примеру, – пробормотал он, мечтая провалиться сквозь землю.
–   Дело-то не в том, что она написала. Правда ведь? Дело-то в том, как я могу к этому относиться. И к ней, кстати, тоже.
–   Ты и раньше ее не очень-то любила.
–   Согласна. Но была готова вынужденно принимать, как твою жену. Теперь же… Прости. Все меняется. Я предупреждаю, что не хочу видеть ее в своем доме. Да, разумеется, близкие и дальние имеют право меня не любить и высказывать мне претензии разной степени обоснованности. Но я не переношу, когда что-то подобное обо мне говорят за глаза. И для такого человека двери моего дома закрыты… Ну, разумеется, если это не мои сыновья, – смягчилась женщина. – Моим сыновьям позволено многое из того, что не позволено никому.
–   За что я тебя уважаю, мама, – пробормотал, пламенея, молодой человек, – так это за присущую тебе последовательность.

Скандал, разгоревшийся в доме Евгения, был грандиозен. Мужчина, переживший мучительное унижение в доме матери, разошелся вовсю. Он орал, сам не слыша, что, и если сперва перепуганная Лена что-то растерянно лепетала и просила прощение, то усилия ее прошли незамеченными. К тому моменту, когда Женя уже был способен хоть как-то воспринимать ее оправдания и объяснения, Елена озверела совершенно, и принялась орать сама. И не так уж важно было, что именно они орали хором. Потому что ни один, ни другой оппонента не слушал, и торопился выплеснуть вовсе не доводы, а эмоции.
Евгения больше всего уязвило то, что жена поступила некрасиво, и за нее пришлось извиняться. А Лену донимало то, что свекровь вообще влезла туда, где по определению отдыхают от свекровей.
Потом масла в огонь подлила теща, явившаяся как всегда не вовремя и набросившаяся на зятя просто потому, что ей-то он был никто, а дочь – это дочь. Проходясь по низким заработкам Жени, она била наверняка – только олигархи зарабатывают действительно достаточно, и им нельзя под каким-нибудь соусом предъявить подобную претензию. И, кроме того упомянув, что он не помогает молодой матери, теща уверенно принялась выставлять зятю претензию за претензией. Просто наобум.
–   Черт побери! – взревел Евгений, глядя на жену с яростью. – Я свою мать, между прочим, в наши ссоры не вмешиваю!
–   Не вмешиваешь? – возмутилась она. – А что ты сейчас делаешь?
–   А ты не понимаешь?
–   Вот насчет своей маменьки вообще бы молчал! – фыркнула теща. – Ее тут вообще ни разу не видано было, хороша мамаша, тоже… Гулять она только хороша, вот что. А насчет ее работы я вообще скажу, что известно, как женщины большие деньги зарабатывают, каким местом…
–   Во-он! – завопил Женя, распахивая входную дверь. – Немедленно!
Лицо у молодого человека налилось кровью, глаза полыхали ненавистью, и мать Елены, хотя за свою долгую жизнь поднаторела в скандалах и могла бы дать отпор любому мужику, даже шибко пьяному, не на шутку испугалась. Из квартиры она выскочила, будто комок глины из кулака, в виде отпора осыпав торопливой бранью и зятя, и его мать, вращающуюся в шоу-бизнесе, а поэтому в глазах тещи недалеко отстоящей от дам облегченного поведения.
–   Не смей замахиваться на мою маму! – закричала Лена. Накинулась на мужа с кулаками, двинула его несколько раз в живот – и разрыдалась.
В комнате ревел ребенок. Молодая женщина безуспешно пыталась успокоить его, но, сама на взводе, распаляла малыша только сильнее и сильнее. Потом, накричавшись, он все-таки уснул, но молодые супруги еще разок успели поссориться, теперь уже по поводу того, кто из них худший родитель, и кому кричащего ребенка не следует доверять.
Потом они снова мирились шумно и со вкусом, сперва на кровати, потом на паласе. Молодая женщина успокоилась, даже почти забыла о той неудобной ситуации, в которой оказалась лишь оттого, что не подумала – свекровь ведь тоже частенько бывает в Интернете. И запросто способна набрести на сообщение, мягко говоря, слегка не соответствующее действительности. Ей было просто хорошо с мужем, а рядом в кроватке, обессиленный, посапывал ребенок.
Отдышавшись, Евгений прошептал супруге:
–   Ну, ты больше не пиши такого о маме, ладно?
Ее сердце екнуло – Лене показалось, что он очень мягко, очень ласково, очень любовно сказал о матери. Слишком уж ласково. Так нельзя было сказать о человеке, с которым просто не хочешь портить отношения, от которого просто что-то нужно, к которому просто был привязан с детства и связан родственными узами (она как-то не думала, что муж, по идее, вполне может любить свою родительницу так же глубоко, как она – свою).
И молодая женщина второй раз в жизни испытала испепеляющий приступ ревности.
Но это не сразу. Сперва она, с облегчением решив, что конфликт исчерпан, поспешно дала обещание, что больше никогда и ни за что. Евгений еще пару мгновении колебался, не потребовать ли, чтоб жена попросила у его мамы прощения. Но он устал от скандала, а мир, достигнутый наконец-то и нелегкой ценой, казался ему поистине бесценным и хрупким, будто тонкий хрусталь. А поэтому решил больше эту тему не поднимать, тем более, что у него вызывало большие сомнения, воспримет ли мама эти извинения, даже если они будут принесены.
Ну, а то, что жена не пожелает просить прощения, молодой человек понимал на уровне инстинкта.
Правда, вопрос этот он все-таки поднял парой дней спустя, но лишь в ответ на предположение Лены, что ему следует извиниться перед ее матерью. С момента, как зять выгнал тещу из квартиры, та носа к дочери не казала, а по телефону, отойдя от испуга, наговорила ей столько гадостей по поводу и не совсем, что Елене стало страшно. Но Женя считал, что он прав, и извиняться отказался наотрез. В устах тещи зятево «Вон! Немедленно!» выросло до такого изобретательного мата, какого молодой человек и представить себе не мог. А извиняться за то, чего он не говорил, Евгения не могло заставить ничто на свете. Даже любовь к жене.
И тогда, чтоб самым простым способом отмахаться от претензий, он напомнил супруге о ее словах в адрес своей матери, и предложил баш на баш. Молодой человек был уверен, что жена не согласится.
Она действительно не согласилась.

Теперь, когда мать к Елене даже на пару минут не заглядывала – она обиделась на то, что дочь не сумела заставить своего супруга перед нею извиниться за придуманную нецензурщину – той стало совсем тяжело справляться с ребенком. Разумеется, ни ужина, ни обеда в срок не получалось, а уж прогулки по магазинам происходили в лучшем случае через раз. Евгений приходил с работы уставший, с сумками продуктов, но до поры до времени не затевал выяснения отношений, хотя совершенно искренне не понимал, почему это сидящая дома женщина не способна днем прикупить в супермаркете хлеба и сметаны.
–   Интересно, ты как себе это представляешь? – взъярилась Лена, когда он все-таки набрался смелости задать ей этот вопрос, пусть и довольно мягко. – С коляской, да еще и с кучей пакетов? Я что тебе – ломовая лошадь?
–   Если и лошадь, то скаковая, – пробормотал Женя. – Но согласись, что хлеб и банка сметаны весят не так и много.
–   Но неудобно же!
–   А это другой вопрос. Но согласись, что нечестно меня обязывать после работы еще по магазинам ходить.
–   А я, по-твоему, не работаю?
–   По-моему, ты дома сидишь с ребенком.
–   А это что, не работа? Это, между прочим, двадцатичетырехчасовая работа!
–   Да ладно. По ночам ты спишь, между прочим!
–   Я по ночам ребенка кормлю.
–   Ага. Безостановочно. И вообще никогда не спишь, – съязвил Евгений, в своей раздражении уже не склонный быть тактичным и вежливым.
–   Ты знаешь куда можешь свой юмор засунуть?!
–   Да ладно. Матери многих поколений до нас как-то справлялись со своими детьми…
–    У них матери были! И бабушки! И все помогали! А благодаря тебе я без помощи моей мамы осталась.
–   Такое хамло, как твоя маман, пусть к моему ребенку и не приближается…
–   Не смей так о моей маме! – взвизгнула молодая женщина. – Не смей! Я о твоей тоже много что могу сказать!
–   Лучше не начинай, – угрожающе заметил Евгений.
–   Тебе можно – мне нельзя?!.. И вообще! Если б ты был нормальным мужиком, ты бы хоть няню мне в помощь нанял. Раз мою маму, которая, между прочим, бесплатно работала, прогнал.
–   Твоя мама зато мне мозги имела. И не желаю я своего ребенка няне отдавать. К тому же, это дорого – где-то тысяча рублей в день.
–   Жмот! Тебе деньги важнее, чем я?! Тем более, что на пару часов в день можно было бы приглашать. Хоть пару раз в неделю.
–   Интересно!.. Две тысячи в неделю, восемь в месяц. Это почему я должен отказываться от обеда и ужина ради твоей прихоти?
–   Прихоти?! А тебе почему не жена нужна, а кухарка-нянька?
–   По-твоему, кто должен ребенком заниматься? Няни? Тогда почему ж ты его завела тогда, когда знала, что у меня на нянек денег не будет?
–   Я завела, да? А ты просто рядом стоял…
Они перебрасывались упреками до изнеможения. Это уже входило у них в привычку. Казалось, больше нет иного доступного развлечения, чем ссориться и мириться. Да и то сказать – в кино не пойдешь, в ресторан тоже. В лучшем случае – заказать пиццу домой, но не каждый раз: дороговато, и очень уж сложно подобрать такую начинку, чтоб ее без оговорок могла есть кормящая мать. А ссоры – это бесплатно и всегда пожалуйста.
–   Мне, честно говоря, и домой-то идти не хочется, – не выдержал и признался Женя матери, к которой заглянул поужинать.
Анна только что подписала контракт, поэтому в виде разнообразия рано вернулась домой. Время от времени она подбегала к компьютеру – добавить к какой-нибудь из моделей платьев еще один яркий штришок – а остальное время корпела в кухне над паэллой. Правда, это лишь по названию была испанская паэлла, а на деле получилось специфическое рыбно-мясное и по духу очень русское блюдо. Именно к моменту наведения завершающих штрихов Евгений и явился в гости, по случаю чего был посажен за стол перед тарелкой, полной еды.
Он с наслаждением умял все, что ему было предложено, и попросил добавки.
–   Как хорошо, что я сделала строго по рецепту, то есть много сразу, – радовалась Анна. – Молодец, что пришел. А то я уж думала Филлиповых звать, а их шесть человек, для них это и не порция. Пришлось бы еще в магазин гнать Иришу, или самой бежать.
–   Я сам съем, – пробормотал молодой человек с набитым ртом. – Нафиг соседей.
Он уже устал от однообразных макарон с сосисками или готовыми котлетами, которые появлялись на их столе чаще всего. Но, наворачивая так, что за щеками хрустело, матери об этом говорить не собирался.
Она, правда, и сама все поняла.
–   Вы что – ругаетесь с Леной? – уточнила она.
–   Бывает, – уклончиво и неохотно ответил он. Жаловаться очень не хотелось.
–   Это бывает, – легко согласилась женщина. – К тому же, жена твоя недавно после родов. Только привыкает. Еще очень часто у родивших бывает послеродовый психоз…
–   Это что еще за зверь?
–   Ну, состояние такое. Да ты не пугайся. Просто какое-то время надо будет потерпеть. А какой у меня был послеродовый психоз с тобой! У-у! Мы с твоим папой тогда чуть не развелись. С подачи его мамы.
–   Да? – заинтересовался молодой человек. – Но ведь не развелись же! А почему?
–   Дурной ты, – улыбнулась женщина. – Да потому что любили друг друга, понял?

Ему казалось, он все понял. Вот только, несмотря на любовь, семейная жизнь Евгения все никак не налаживалась. Скандалы происходили чаще, и теперь, возвращаясь домой с работы, молодой человек мог быть уверен, что в половине случаев его встретят недовольным выражением лица, резким требованием, претензией. Он пытался зарабатывать больше, в результате брал больше заказов, и, как следствие, меньше спал и почти совсем не отдыхал. Но замученная непривычными материнскими обязанностями Елена вряд ли замечала, насколько обессилен работой, учебой и семейной жизнью ее супруг.
Кризис наступил в период сессии, потому что от работы Евгения никто не освобождал, а учиться приходилось во много раз больше и старательнее. И он начал срываться, а если сдерживался, то его реакции на претензии супруги превращались в тонкую и изысканную шпагу иронии. Самое же главное – ирония нередко была подпитана озлоблением.
–   Ну и иди к своей маме! – завопила Елена как-то раз, когда в ответ на вопрос: «Почему так поздно пришел, где ты был?» последовал ответ: «Зашел к матери поужинать».
–   Могу и пойти, – неприязненно ответил молодой человек. – Вот мне непонятно, почему нельзя нормальные ужины готовить?
–   Чем тебе этот ненормальный?!
–   Да я от сосисок скоро сам в полиэтилен полезу.
Изнемогшая от скандалов Елена ушла в комнату, хлопнув дверью, и оттуда донеслись рыдания. Мужчина с недоумением посмотрел ей вслед, а потом закусил губу.
Идти успокаивать жену не хотелось настолько, что перед глазами поплыли зеленые круги. Больше всего на свете ему хотелось сейчас завалиться на диван и, может быть, даже заснуть. Но это невозможно в одной квартире с плачущей женщиной. Женщину надо утешать, мириться с ней, иначе и быть не может…
Молодой человек вздохнул и покосился на дверь. Был выход – действительно уйти у матери, сбежать от неминуемого скандала. Долг призывал Женю все-таки помириться с супругой и уладить конфликт, но в глубине сознания билась мысль, что никаких сил уже нет, и нельзя же каждый день, и надо же это как-то прекратить… Вспомнив позапрошлый вечер и ссору, затянувшуюся аж до двух часов ночи, Евгений трусливо передернул плечами, накинул куртку и выскочил из квартиры.
В комнате Елена притихла, прислушиваясь. Потом, не веря сама себе, выглянула в коридор. И окаменела от горя.
Ей казалось, что мир рушится. Тоска стиснула горло. Трудно было поверить, что любимый мужчина действительно ушел, не пожелав помириться с ней. Еще оставалась надежда, что он сейчас вернется, принесет или продукты, или подарок… Что угодно.
Но он не пришел. По притихшему в предвкушении ночи городу Женя удивительно быстро добрался до дома матери. Открыв дверь, Анна посмотрела на него с тревогой, потом с недоумением – а потом и с недовольством. Но впустила в дом и оставила размышлять о собственной низости и проблемах семейной жизни в целом. Только и спросила, будто бы между делом:
–   Ты что, решил уйти от жены?
–   А разве тебя это не обрадует? – невольно огрызнулся он.
Женщина помолчала.
–   Ты все-таки не забывай, что у тебя есть ребенок.
И ушла, предупредив, что уйдет очень рано, и пусть он утром сам закрывает дом, предварительно убедившись, что дверь в зимний сад закрыта, а кофеварка выключена.
Заснуть Евгению удалось с трудом, а утром он собирался на работу, стараясь не думать о жене. Весь день он старался заставить себя работать, но думал только о жене – старался уверить себя, что не думает о ней, и все равно думал. И уже к концу рабочего дня с облегчением вынул мобильный телефон и позвонил ей.
–   Привет. Что-нибудь надо купить? – спросил он как ни в чем не бывало.
Елена рванулась к зазвонившему телефону, как умирающий от жажды припадает к ручейку, и за миг успела залиться жаром и оледенеть; она ждала этого звонка всю ночь и весь день, много плакала, часто брала аппарат в руки, но заставляла себя отложить его и не звонила сама. В ней говорила гордость – набедокуривший мужчина должен был приползти к ней первым и первым же попросить прощения. Чего такая выдержка стоила молодой женщине – только небо знало. В этот миг, услышав его спокойный голос, она страстно пожелала, чтоб все шло, как раньше, и не надо было ссориться и рядиться, кто больше виноват.
Но это было немыслимо.
–   И это все, что ты можешь мне сказать? – холодно осведомилась она.
–   Ну ладно, не начинай снова, – испугался Евгений, и поэтому повел себя так, будто виновата только жена, а он настолько великодушен, что готов простить ее.
От обиды у Лены потемнело перед глазами.
–   Ты можешь вообще не приходить. И ничего не покупать, – ответила она. – Убирайся к своей маме, встретимся в Загсе, напишем заявление о расторжении брака.
В нем что-то оборвалось. В ее душе – тоже. И они стояли, держа мобильные телефоны у уха, и ждали, когда же все образуется. Он ждал, чтоб она испугалась и позвала его обратно, прекратила свои истерики, и все пошло так же, как до рождения ребенка – легко и любовно. А она ждала, чтоб он испугался, кинулся к ней умолять не разводиться, приголубил и уверил, что больше никогда и ни в чем ее не обидит, и все стало бы так же, как до рождения ребенка – легко и любовно…

Анну, как всегда при поездках на телецентр, встретили внизу и сразу повели в костюмерную, где ее ждали платья, которые срочно требовалось подогнать по фигуре новой, более стройной участнице, чем та, для которой оно предназначалось.
Собственно-то с этой задачей могла справиться и одна ее швея. Но Анна все-таки приехала, поскольку надо было убедиться, что вышивка не пострадает, и общий внешний вид не станет хуже. Работа предстояла кропотливая, потому что другой человек на то и другой – совсем иной облик, особенности внешности, и аксессуары надо подбирать заново. А заказ был таков, что хотелось выполнить его наилучшим образом, показать все, на что способно ее воображение и мастерство. Да что там – превзойти себя.
Звездушку, которую счастливый случай внезапно толкнул в самую круговерть шоу, а потому счастливую и полную надежд, заставили надеть костюм и битый час вертеться перед довольно известным продюсером, бывшим здесь за главного, и Анной. Та то и дело что-то где-то подкалывала под пристальным взглядом своей лучшей швеи, что-то отмечала мелом – и снова заставляла вертеться.
–   Платье – визитная карточка шоу-леди, так что терпи, деточка… – усмехнувшись, кивал продюсер. – На самом деле, Анечка, я вполне доволен результатом. Может, так сойдет?
–   Ты не специалист, не забывай, – отрезала женщина. – Ты платишь мне за профессионализм – и я этот профессионализм намерена проявить. И не мешай…
–   Может, шампанского?
–   Шампанское пьют в честь заключения договора. Ты что, хочешь предложить мне еще какой-то контракт?
–   Черт, проговорился, – усмехнулся мужчина. – Собственно, я нисколько не сомневаюсь в успехе шоу. И у меня уже есть задумка на продолжение. Поедешь в длительную командировку на юга?
–   Поеду, я женщина свободная.
Звездулька наконец получила свободу и, окрыленная, ускакала по каким-то своим делам, швея получила последние указания, шесть часов времени и деньги за сверхурочную работу – сразу же, наличными – а продюсер повел Анну вниз, в ресторан. Там уже застилали белоснежной скатертью столик в алькове, ждали наготове два вышколенных официанта с полотенцами через локоть, метрдотель ставил в вазу пышные яркие астры, и уж на этом-то этапе хозяйка мастерской уверилась, что разговор будет серьезный.
Усевшись на свое место, мужчина с удовольствием посмотрел на цветы и сделал официантам знак.
–   Ты уж извини, я все заказал по своему вкусу, – пояснил он, когда перед Анной поставили коктейль.
–   Хозяин-барин, – она пожала плечами и попробовала напиток. Тот оказался вполне себе ничего. – Что случилось?
–   Хочешь сразу к делу? Не дожидаясь десерта?
–   Ты меня пугаешь, Филипп. Не тяни, а то я еще решу, что речь идет о предложении руки и сердца.
Продюсер залился смехом и расплескал соус из соусницы, которую перед ним только что поставили.
–   А Сергей мне тебя правильно охарактеризовал.
–   Как именно? – с неудовольствием осведомилась Анна. – Как полоумную дуру?
–   Ну что ты… Он отзывался о тебе со всей лестностью, как о единственной известной ему умной женщине… Нет, Анечка, я жениться не собираюсь, разве что по большой пьяни. У меня к тебе чисто деловое предложение.
–   Слава всем богам. Да избавят они меня от необходимости выходить замуж за человека с именем Филипп… Что за предложение?
–   А перебирайся-ка ты, Анечка, к нам в Москву. Там и простору больше, и заказчиков я тебе мигом найду, причем очень и очень известных. У меня даже офис для тебя на примете есть. И мастерская. Отличные площади, просторные, в престижном месте… Ну, в смысле, офис в престижном месте. А мастерская в дешевом. И довольно удобном.
–   Потрясающе… Чем я заслужила такое внимание к своей особе?
–   Ты мастер. А мастера нынче в цене. Я уже говорил, что шоу-леди делает платье. Именно этих шоу-леди я собираюсь делать, и на этом зашибать деньгу. Это мой бизнес. А ты нужна мне, как…
–   Типография для визитных карточек. Я поняла.
–   Ну да, чтоб всегда была под рукой. Едешь?
–   Вот еще, – фыркнула Анна. – Я там, в вашем столичном серпентарии, ничего не забыла. А клиентов мне и здесь хватает. В конце концов, я могу купить там квартиру, нанять швей и половину времени околачиваться на Мосфильме. Но жить в Москве постоянно… Увольте.
У Филиппа вытянулось лицо.
–   Жаль, – искренне сказал он. – Мне точно не удастся тебя уговорить?
–   Точно.
Анна произнесла это весьма решительно, но на лице продюсера появилось выражение, напомнившее об избитой истине – если женщина говорит «нет», она имеет в виду «может быть, но позже». Собеседница разгадала его умозаключение, однако настаивать на своем не стала, ибо была уверена – ей не поверят главным образом потому, что не хотят верить.
–   Ладно. Будем выкручиваться. Хотя почему «нет» – не понимаю. В Москве ты могла бы делать настоящие деньги.
–   Поверь, того, что у меня есть, мне хватает.
–   Брось! Человеку никогда не хватает того, что у него есть.
–   Зависит от человека.
Снова безмолвный поединок взглядов, и женщина снова поняла, что этот разговор бессмыслен, поскольку для ее собеседника сказанные ею слова – лишь набор слов.
–   Ладно, попробуем работать так. Но квартиру-то в Москве ты купишь? Могу посодействовать.
–   Не откажусь.
–   Мне надо, чтоб ты перебралась туда хотя бы временно, хоть на пару месяцев, сразу после шоу… И чего ты упрямишься? Сыновей, что ли, не хочешь оставлять без присмотра?
–   Да, в общем-то, нет. Большие уже, даже младший. Захочет отбиться от рук – мое присутствие уже не поможет, – улыбнулась Анна.
–   Да, кстати! – вспомнил продюсер. – Как у твоего старшего-то дела? Он вроде потомством обзавелся…
–   Верно, обзавелся. Сын у него.
–   Ну, и как дела, в целом?
–   Да никак. Разводятся они.
–   Что – серьезно? А почему?
–   А кто их разберет. Амбиции всё, оба от обиды раздуваются. Невестка, кажется, меня винит, хотя я в их семью вообще ни ногой… Ну, да это стандарт – винить во всем свекровь, – отмахнулась женщина.
–   Ну, надо же! – протянул Филипп, хотя его, собственно, семейные дела сына собеседницы никак не касались и даже не интересовали. – И что же он – жену с ребенком бросает?
–   Да я б не сказала, что бросает. Ну, как это бывает у молодых – разведутся, а там уж будут налаживать свои дальнейшие отношения. Говорила я, что рано им жениться. И ребенка-то было рано, ну, да он уже есть, его уже со счетов не сбросишь. Может, и смогут, когда оформят развод, перестать скандалить и выяснять, кто кому больше должен. Может, еще и поживут вместе. Но в любом случае уж лучше развестись теперь, когда еще не совсем в прах разругались, чем потом каждую чашку делить с воплями.
–   Тоже верно, – Филипп подвинул ей блюдо с «морским коктейлем» – креветками, мидиями, устрицами, раками и крабами в соусе. – Попробуй. Дивная вещь…