Полуторогодичной давности крик

Шестая кошачья жизнь моя тогда заканчивалась, первая человеческая не началась еще. Вылущила из застенчивости мальчика, напоила до беспамятства горечью, да и свернулась котеночком – не заподозришь. Играла с тобой, жизнью не ушибленным, в тягучие твои славные игры. Пошлости слов молча пропускала. Прятала себя настоящую, серый ветряной гранит бархатом покрывала. Красивая – говорил. Видел бы в зеркале меня хоть раз, морду оскаленную, бежал бы, радуясь, что убежать еще можно. Объясняла же, по буквам раскладывала – и про ночь и про сны жгучие и про дыхание безжалостной, уводящей. Не хотел слышать, чушь говорил – сердце вдрызг плавилось. Каждый день – как последний смотрела, до того самого дня не верила. Смеялся навзрыд, а что ты, что ты, я всех смешу, единственное, что точно знаю. А потом – сказке конец. В седьмую жизнь ушла, счастливую по счету, беспробудную по факту. Пару новых фокусов вынесла из нее, да и закольцевала, да и оставила. А тебе звонила. Как же не разглядел ты буковку одну, алфавита, на котором не читают давно и не пишут? Всего одну – и не влезал бы, остался бы эпизодом. Да что уж теперь, нас разделяет больше чем время и пространство. И грех уже не мой. Желаю тебе спокойствия.