Глава 3. Фабрика и фабриканты

Я скажу: «Не надо рая,
Дайте родину мою».
С. Есенин.

  – Джефф! – испуганно вскричал Олег, в одно мгновение вскочив на ноги.
  Парень ничего не видел – вспышка была настолько яркая, что казалось, будто перед глазами стояла сплошная белая стена. Олег усиленно моргал, надеясь рассеять туман и различить хоть что-нибудь. Однако слёзы, застилавшие глаза, не желали убирать с сетчаток однотонную картинку, разнообразие в которую вносили лишь мельтешащие туда-сюда серо-фиолетовые мошки. Примерно через полминуты сквозь белую пелену выплыли очертания комнаты, окна, а вскоре парень увидел и Джеффа, замершего в одной позе и державшегося за вилку, воткнутую в розетку. Глаза Джея были расширены, волосы стали дыбом; взгляд, упирающийся в стену, был абсолютно пустым, как у трупа, наверное.
  – Джефф? – произнёс Олег, подойдя к другу.
  Тот очнулся – разжал руку, держащую вилку, уронив её на пол, перестал тупо смотреть в стену, повернулся к Олегу, показав искажённое то ли в страхе, то ли в гневе лицо, и еле слышно произнёс: «К.З.».
  – Чё? – недоумённо переспросил Олег, который и сам ещё толком не пришёл в себя.
  – Короткое замыкание, – ответил Джей, показав пальцем шнур, валявшийся позади него.
  Шнур, тянущийся от вилки, должен соединяться с патефоном. К сожалению, реальность допустила в этом представлении небольшую погрешность: шнур был разорван, и два оголённых проводка, очевидно, были соединены друг с другом. После короткого замыкания их концы разорвались, устроив домашний мини-фейерверк, и проводки вновь разъединились. Но Джея привело в ужас то, что его нога, упирающаяся в пол, находилась в паре сантиметров от этих проводков. Если бы парень случайно наступил на провод, то короткое замыкание по закону подлости перекинулось на него и Джея убило бы электрошоком.
  – Как такое могло произойти? – спросил Олег, выдернув вилку из розетки и отшвырнув
шнур подальше. – Разве ты не видел, что провод не соединён с патефоном?
  – Нет. Шнур разорвался, когда я его натянул, – по ходу дела, так было, – Джефф убито
смотрел на обрывок проводов, торчащий из патефона. – Но я же его совсем слегка натянул! Я вообще для патефона выбрал самый прочный шнур! Сколько раз мы таскали везде патефон, и со шнуром ничего не случилось! Не нравится мне всё это, что-то тут не ладно, чует и подсказывает мне сердце: не ладно!
  – Ладно тебе, Джефф, не парься, сейчас мы всё починим! – успокоил его Олег, хотя он и
сам задавал себе вопрос: как шнур мог разорваться? Он же в самом деле прочный был!
  Парни выбрали в кладовке новый шнур и минут за десять подсоединили его к патефону. Обрывки старого Джефф выкинул в мусорное ведро и наконец-то поставил музыку. Как будто бы ничего не случилось, если не обращать внимания на небольшое тёмное пятно на ковре, оставшееся после короткого замыкания, да и неприятные воспоминания – вспышка и хлопок , осевшие в памяти и слегка давящие ещё на барабанные перепонки.
  Далее в строгой очерёдности последовали следующие действия: поедание собственноручно разогретого Джеем лукового супа («Лыф, ме, ав вэа у э выком оппаэл, а?», – спросил сквозь луковый суп, перемешанный с хлебом, Джей, явно мучаясь от невозможности проглотить всё это); прослушивание лёгкого рок-н-ролла, по интерпретации схожего с попсой («Дойчен солдатен унт дер офицерен», – увлечённо напевал под песню Вэйл, приплясывая и покачиваясь в такт); усаживание за домашнее задание, состоящее из иррациональных уравнений по алгебре, орфографических тестов по английскому языку, параграфа про естественный отбор и, собственно, доклада. Именовался он не иначе, как «Коммунизм в СССР: от революции до тоталитаризма», однако на провокационность этого названия Олег, между прочим, не обратил внимания. Как и говорил Джефф, у него дома оказалась необходимая книжка про коммунистов, где в подробностях и красках рассказывалось о Великой российской революции 1917 года, а ещё более подробно описывались современные деяния коммунистов в СССР. Здесь содержался весь необходимый материал, так что даже думать не приходилось – списывай, и всё, потому друзья начали делать домашнее с истории. Олег, всё ещё погружённый в свои мысли, то и дело возвращающиеся к заговору мафиози и похищенному героину, делал доклад как-то невнимательно, невдумчиво, долгое время пялясь в одну точку и не желая переводить взгляд со слова на слово (до этого ролью точки, куда можно было воткнуть взгляд, были трещина на сером кафеле на кухне и слегка истёртая, покрытая блестящими опечатками пальцев ручка громкости на патефоне). Но когда Олег, кое-как сосредоточившись, начал читать о деятельности коммунистов в современном СССР, то тут уже позволил себе непроизвольно нахмуриться:
  – Что-то мне не нравится, что они тут про коммунизм пишут...
 
  …Демократический режим как единственный и исконный источник народовластия был, пожалуй, одним из главных завоеваний государств Западной Европы и США, где задолго до Первой Мировой войны потерпели крах авторитарные правительства и массовые беспорядки среди рабочих. К началу семидесятых годов выросшее благосостояние граждан и удовлетворённость их государством вышли на впечатляюще высокий уровень. Однако Советский Союз по-прежнему сопротивлялся верному политическому курсу, принятому во всех развитых странах мира. Возглавивший в 1964 году ЦК КПСС Леонид Ильич Брежнев выступил за консервацию политического режима, ставшее настоящим т. н. «золотым веком» для партийно-государственного руководства. Отменилось регулярное обновление кадров партийной номенклатуры, резко возросло число министерств и ведомств союзного уровня, был узаконен контроль над всеми сторонами жизни общества, что полностью закрепило руководящую и направляющую роль КПСС в государстве. Важнейшие решения принимались узким кругом лиц, которые и занимались управлением страной практически за спиной у генсека. Под лозунгом «борьбы за единство партии» глушилась любая точка зрения, не совпадающая с «генеральной линией», свёртывалась критика. Единоличная и всеобъемлющая власть коммунистической партии требовала господства своей идеологии в стране, а поэтому введение мер по изоляции страны от остального мира (т. н. «железный занавес») подействовало весьма успешно – в СССР в настоящее время нет ни официальной, ни подпольной оппозиции власти. Бывший президент США, Джон Кеннеди, в одном из заявлений журналистам сказал, что «тоталитарная власть удовлетворяет лишь интересы самой власти, нежели интересы народа, которые обязано удовлетворять». СССР называется государством «диктатуры пролетариата», в котором её рабочий класс живёт на крайне низком уровне по сравнению со средними европейскими показателями. Очевидно, что сосредоточение власти в руках узкого круга людей явилось типичным явлением стремления человека к эгоистичным корыстным целям. Коммунизм оказался фикцией, несмотря даже на то, что в 30-е руководящие слои заручились поддержкой привлечённого утопическими социалистическими лозунгами пролетариата, ввязанных в «великую стройку светлого будущего». Точки зрения многих европейских и американских политиков сходятся в одном: таковая политика антидемократична и безнравственна и заслуживает урегулирования со стороны других более развитых и более демократичных государств, ибо многими учёными-аналитиками было доказано, что только капиталистическое общество с его либеральными и гуманистическими устоями способно удовлетворить потребности людей, нежели порабощающий и уничтожающий личность коммунизм…

  – Выходит, коммунисты – это ублюдки, которые заманили народ на свою сторону, чтобы
править ими и целой страной? – мыслил вслух Джефф, проглядывая текст. – Получается,
это была просто жажда власти, а вовсе не желание улучшить свою страну? Они просто всех обманули, им насрать на народ, лишь бы они были у власти? Что ты скажешь, Олег?
  Олег несколько раз перечитал этот текст, едва ли слыша, что сказал Джефф. Но это был отнюдь не добрый интерес. Он не знал, кто написал эту книжку, но уже заранее знал, что при первой же встрече набил бы этому автору морду. За его ложь. Парень не знал, что кто-то может так отзываться о его родине, сравнивать её с Европой, судить так о Союзе.
  – Вот что я тебе скажу – враньё всё это, – гневно произнёс Олег, захлопнув книгу. – Что,
хочешь сказать, Америка лучше всех? Или какая-нибудь Англия? Или Франция? У них у
всех такие же проблемы, если не хуже, только об этом никто не говорит! Что с того, что в
СССР хреново с экономикой, что с того, что там люди не живут таким разгульным
образом жизни, как в США? Я был в СССР, я видел там людей, я разговаривал с ними. И я
могу сказать – в Америке большинство советским людям в подмётки не годится! В Советском Союзе у людей как-то души больше, они могут шире думать, не только о деньгах или о том, где бы потусить завтра или послезавтра. Конечно, если живётся хорошо, то и думать незачем – за тебя всё добрый дядя-президент решит! В Америке только в провинции, наверно, нормальные люди проживают, вот как в Стратфорде, например. Здесь уже народ к деревне ближе, ему не только о деньгах дело есть! Урод капиталистический! – И он в порыве гнева ударил по мягкой обложке кулаком.
  – Успокойся, Олег, я на советский народ вообще бочку не гнал, и ты на Америку тоже не
наезжай, – ответил Джефф, которому не очень понравилось мнение Олега об американцах. – Я прожил тут почти восемнадцать лет, и мне лично родина – это США. А твоя родина – СССР, и я уважаю эту страну, как и все другие страны. Чего вражду пилить?
  – Чем могут быть лучше американцы, ты мне объясни?! Они кто, короли, что ли?!
  – Разве, Олег, плохо американцы сделали, что изобретений столько сделали, что постарались ради того, чтобы жить хорошо? Они же работают для себя, для своей семьи, а это власти уже там устраивают свои капитализмы…
  – Может, и власти во всём виноваты, но почему же народ сам в Америке не врубится, что мир к одним долларам не сводится? Они же все с удовольствием смотрят эти идиотские шоу и фильмы по телику, зомбируя самих себя!
  – Это уже моральный вопрос, он к политике не имеет отношение, а я с тобой о коммунистах говорю, которые в твоей стране рулят. Ты мне скажи своё мнение о них.
  Олег задумался – ему не хотелось говорить плохо о Советском Союзе, но правда оставалась правдой: осторожные предупреждения «Смотри, как бы райком не узнал…», «С ним не общайся, он тебя диссидентом выдаст…», сетования вроде «Я ему и пирожки испекла, и цветов купила, а он мне в санаторий не разрешил…», «Куда же теперь деваться будем – девять человек на квартире!»… И всегда власть – она над народом, она всё это натворила, и бросила людей на произвол судьбы. А на Олега сверстники с родины вообще смотрели с неприязнью и презрением: «Вот, смотри, сынок этих…», «Катается по Америкам, весь из себя, блатной такой!». Для них для многих – посмотреть телевизор, послушать запрещённую в стране иностранную песню, купить на последние копейки модные штаны – целое событие. Американцам всё равно с этим было проще.
  – Да, у нас в Союзе житуха – далеко не сахар, – медленно промолвил Олег. – Только попробуй что-то против партии сказать – сразу какой-нибудь стукач донесёт и тебя повяжут. Живут все бедно, нет ничего такого, что у всех американцев есть, покупка – прямо праздник! И никаких тебе крутых тусовок – в клубах всё культурно, по телевизору всё культурно, одежда культурная! Я как посмотрю, что некоторые смирились, а многим вообще пофиг это, так мне хреново становится – я же знаю, что в Америке живут проще и веселее… В натуре, если это коммунистов вина – то они последние ублюдки, раз плюют на народ и заботятся о своей власти, а не о людях. Как же можно жить за труд угнетаемого народа?!
  – Ты мне говорил, у тебя батек работает в правительстве СССР. Тебя это не напрягает? – внезапно спросил Джей совсем другим голосом, внимательно глядя другу в глаза.
  Олег понимал, что Джефф проверяет у него честность, но скрывать правду не хотел.
  – Нет, не напрягает, – чётко и ясно ответил Олег, сказав чистую правду. – Я верил и верю своему отцу, потому что он – мой отец. И он никогда не станет унижать свой народ. Я уверен, что то, что он делает, наоборот, полезно для Союза.
  – Молодец, дружище! – Джефф похлопал друга по плечу. – Это хорошо, что ты умеешь верить в людей и не обращать внимания на всякую чушь вроде этой... – Джей небрежно махнул рукой в сторону книжки. – Потому и дружбаны мы с тобой, верно?
  Олег утвердительно кивнул, улыбнувшись до ушей и приобняв Джеффа за плечо.
  …Лишь после того, как было сделано остальное домашнее задание (как всегда, парни старались делать все уроки, но при этом особо не старались и не напрягались, иногда списывая ответы к заданиям у отличниц-однокашниц), то есть примерно через час Олег попрощался с Джеффом, договорившись с ним о предстоящем сегодня уничтожении героина, а потом отправился домой. Парень всё так же был погружён в себя, и, хотя раньше он думал только о похищенном наркотике, то теперь его мысли переключились на сравнение Америки и Советского Союза, так как доклад, в котором он написал только сухие факты о революции 1917 года и реформах в родной стране, а также книжка про коммунистов сильно задели сознание юноши. Итак, провинциальная американская улица – не самая ровная, сырая, грязная дорога, неухоженные газончики, влажные столбы с толстыми проводами, ряд серых домов с железными и деревянными заборами, покачивающие голыми ветвями деревья… Это всё же лучше по богатству и благосостоянию, чем русские улочки из глубинки – неасфальтированная, разбитая тропа, в которой после дождя образовывались огромные лужи, наспех поставленные, где-то косые столбы с проводами, дома, многие дореволюционные и сделанные чисто из древесного сруба, кони и телята, пасущиеся на лужайках возле дороги. Пускай коммунисты виноваты, и жить в Союзе не так хорошо. Так что же там хорошего может быть? Почему Олег так любит свою родину?
  Может, из-за того нежно-алого заката, что летом погружает деревья в эти тёплые, приятные розовые краски? Может, из-за вкусного запаха щей на кислой капусте, шороха листвы берёз и тополей у дома, ледяной воды в стареньком деревянном колодце? Может, из-за любви бабушки, что приготовит вечером пахнущую речкой постель, или из-за сверстников, мужиковатых, но отличных парней, гоняющих коров по утрам и вечерам?..
  – Олег, парни сказали, идём сегодня в семь вечера. На фабрику пройдём через ворота, потом сразу на второй этаж, где печи находятся. Я достану у себя деревяшек и газет, чтобы замаскировать всё под костёр, а Патрик добудет нам бензин, чтобы быстрее сгорело… Эй, Олег, ты чего?! Ты слышишь меня? – Майкл уже не на шутку встревожился.
  – Да, я всё понял, согласен. Встречаемся около Нопаловского магазина сегодня в семь вечера, – ответил Олег, и Майкл, кивнув, быстрой походкой пошёл куда-то, может, домой.
  Олег обнаружил, что он уже стоит около своего дома – двухэтажного, сложенного из белого кирпича, с хорошим железным забором и небольшим садом. Ладно построенный, крепкий домик, уютный – не родной… Он вставил ключ в замок, вопрошая в себя, почему это дверь не его настоящего родного дома, от которого он отлучён вот уже двенадцатый год. Почему он сейчас не там? Почему он должен жить в Америке, здесь?!


  Ну наконец-то заткнулся этот грёбанный препод по химии – теперь уже пустое просиживание за партами, чтение учебника и наблюдения за ходом химреакций можно было заменить на свободное, нешепотливое общение, размышления на отличные от учёбы темы и хождение от кабинета до рекреации со шкафчиками. Открывает грязную железную дверцу, укладывает учебник и тетрадку, достаёт пакет со спортивной формой. Обрадованные звонком одноклассники вели свои обычные на переменах беседы. Накрашенные кокетливые красотки с первого ряда обсуждают свои тусовки и не своих парней:
  – Девки, а может давайте к Джеймсу сегодня на днюху пойдём, а?
  – Да ну, Джес, у него делать нечего, у алкарика этого!
  – Да, он вообще дебил настоящий – домогается до нас, как озабоченный, блин!
  К девушкам подруливает парниша классом ниже – блатной-преблатной, да ещё: отличник, красавчик, спортсмен и неизменный призёр улиц в поединках с гопниками и лохами.
  – Приветик, крошки! Как вы смотрите на сегодняшнюю встречу на дискотеке в десять вечерка? – щипает одну из них за большую выпирающую задницу.
  – Хи-хи-хи-ха-ха! А я и не против, пошли, девки! – замлела та от счастья.
  Хлопок дверью шкафчика: слушать дальше этих дураков? Не сдалось! Олег пошёл прочь из рекреации с пакетом в руке, проходя мимо своих однорядников, сгрудившихся у противоположной стены и разговаривающих о чём-то своём:
  – Ты мне скинешь что ль на ленту попсу эту на уроке?
  – Он чё, в натуре навалял Артуру? Офиге-е-е-еть, вот это Артур лошара, офигеть просто! Слышь, и чё потом – за него кто-нибудь вступился?
  – Олег! Ты ещё не собирал народ на региональные соревнухи по баскету?
  – Нет, ещё не звонил никому, а что случилось? Мы, что, скоро поедем играть?
  – Э-ге-ге, сука, по угару вообще шоу было! Как он, блин, зажёг там: «А, собственно, кто это, на хрен, натворил?». Реально классная программа, смотреть теперь всегда буду!
  Соревнухи по баскетболу ещё нескоро – но надо найти физрука, потому что многие выпускники школ уехали в другие города, а среди них немало баскетболистов было, так что стоило сколотить из оставшихся учеников нормальную команду. Олег пошёл вместе с одноклассником вниз, в спортзал, проходя мимо идущих чуть ли не строем в коридоре хиппи, воняющих марихуаной, почти не перебитой ароматом жвачки. Рядом с ними идут мужеподобные в душе девушки, пробегают мелкие, но уже явно знающие технику поцелуев и героев секс-подвигов пацанчики из седьмого-восьмого класса, крича не только осознанные слова, но и кое-что нечленораздельное.
  – Ещё раз эта шлюха на меня что-нибудь вякнет, я ей все волосы вырву и задницу порву, на хрен! – а это уже гордо топающая рослая блондинка-феминистка из 11 класса.
  – Ой, да ладно тебе так! Скажи лучше Алексу, пускай он разберётся, он же не лох! – отговаривает от драки не очень красивая подруга со слабовольным лицом.
  – Да я сама с ней справлюсь! Будет знать, как мою косметику воровать!
  – Эй, Майкл, ваш новый концерт в школе ещё нескоро будет? – кричит один из хиппи.
  – Да нет, пока ещё не планировали. Правда, если хочешь, можешь купить у нас ленты с нашими песнями и сборниками, – ответил Майк, маня рукой к себе этого хиппи.
  – А что, это кррруто! Даёшь рок-н-ролл!!!
  Спускаются по лестнице, проходят мимо двери на второй этаж, откуда доносилось месиво девчоночьих и мальчишеских криков, бешеный топот и свист подошв о линолеум. Дверь отворяется, выходит Фред, держа за шкирки двоих маленьких сорванцов.
  – Эй, немалорослый, поделись со мной своими шкетами! – кричит с лестницы Фредов одноклассник – короткий курчавый парнишка с большими ступнями.
  – Я тебе щас, урод! – Фред отпустил пацанчиков и кинулся за смывшемся обидчиком, проскальзывая через толстый поток болтающих и идущих по ступенькам школьников.
  Итак, первый этаж. Теперь два раза налево и один направо – вот и спортзал.
  – Эй, Джим, у тебя домашка по биологии есть, а? Дай списать!
  – Чувак, ты задолбал уже, на фиг! Потом, когда я поднимусь на третий этаж! – недовольно ответил Олегов спутник своему – да и Олеговому тоже – однокласснику.
  Открывают скрипящую дверь каморки физрука – тот сидит на диване, читая в очках какую-то тетрадку. Зашли внутрь, а дверь так и трещит дальше, чёрт…
   – Мистер Бэрлинг, а что там насчёт соревнований? Кто поедет теперь, и когда едем? – спросил Олег, присаживаясь на диван рядом с учителем, оторвавшемся от тетрадки.
  – Ну что теперь?! Я откуда знаю?! Вы мне наберите народ сначала хотя бы, я не знаю – мы с двумя людьми что ли поедем на соревнования? – раздражённо ответил тренер.
  Дверь ещё громче трещит, да закройте её кто-нибудь, а!..
  – А что, разве вообще никто с вами не согласился ехать? – удивился Олег.
  – Сам с ними говори! Я чёрт знаю, как этих сачков можно уломать поехать с нами в Хартфорд! Приедем позориться на весь штат!
  Треск уже задолбал, да что это за такое?
  Блин, вставать уже пора?! Только-только уснул, крепко так спал – а тут этот будильник затарахтел! Олег высунул онемевшую (всё это время лежавшую под животом, обескровевшую) ладонь из-под одеяла и в кромешной темноте хлопнул ей по будильнику, стоящему рядом с кроватью. Треск растворился в тишине, но в ушах он продолжал неприятно гудеть, давя на перепонки и на раковину. Парень сонно вздохнул, сел на кровати, протёр глаза, встал и подошёл к незашторенному окну, за котором было видно чёрно-синее небо и тёмные контуры болтающихся под ветром деревьев. Будильник должен был прозвенеть в шесть вечера – у Олега ровно час на то, чтобы приготовиться ко встрече в 19:00 у магазина предпринимателя мистера Нопала, за которой последует уничтожение героина. Сон был настолько ярким, что парень до сих пор прокручивал его у себя в голове, хотя и не понимал, для чего это делает: обычные, сто раз им пережитые случаи из жизни. В них нет внезапно появившихся наркотиков и бандитов – такой случай выпал лишь сегодня… Чёрт, до чего же необычен он для этой бытовухи! Невыспавшийся, Олег вновь пробился нехорошими чувствами и ощущениями, но старался не обращать на них внимания, приготавливая героин и самого себя к выходу на улицу.


  Чёрный осенний вечер проглотил провинциальные кварталы Стратфорда, и в желудке у вечера было очень мрачно, сыро и грязно. Подавляющее большинство расположилось сейчас в домах, спрятав себя от дурной погоды, и совсем немногие решались сейчас отправиться куда-либо пешком или на автомобиле, рассекая по слякотной дороге. К числу этих немногих относились пятеро юношей из двадцать седьмой школы, чьё пребывание на улице в столь малопривлекательный вечер было обусловлено необычной причиной.
  Впереди всех шёл Олег, умудрившийся запихнуть свёрток с героином во внутренний карман куртки так, что даже проницательный глаз едва ли сказал бы, что парень что-то прячет под курткой. За ним шли Майк и Пат, которые несли пакеты с некоторыми приспособлениями, которые должны были помочь сжечь наркотики наиболее быстро, надёжно и бесследно. Замыкали процессию Джефф и Фред, внимательно осматривающие окрестности и старающиеся как можно меньше оглядываться по сторонам – ибо это, как верно заметил Майкл, привлечёт внимание людей. И хотя эти люди и торчали по домам… Но кое-кому точно так же необходимо было прогуливаться по улице…
  Путь от дома Олега до улицы Викл не превышал трёхсот метров, но даже эти триста метров казались нескончаемыми, когда парни опасались, что бандиты прячутся где-то поблизости и следят за ними. Вокруг раздавалось множество непонятных звуков – гул двигателей проезжающих где-то автомобилей, бульканье воды в лужах, свист сильного ветра, дувшего прямо в лицо, шаги, раздающиеся откуда-то издалека, шарканье подошв кроссовок парней о сырой асфальт. Эти звуки могли заглушить приближение крадущихся бандитов, но Олегу бы менее понравилась чистая тишина, мучающая своей неопределённостью. Парень непонятно от чего сейчас думал о том, что парни зря ввязались в это дело – ну что могут сделать невооружённые, ничего не ведающие о тайнах мафии, не обладающих никакими средствами и возможностями юноши против озлобленных бандитов, жаждущих вернуть героин, пусть даже и опасающихся госагентов. Мафия имеет такую власть, что они запросто выйдут на след парней и отнимут у них наркотики – юношеский максимализм и верность принципам тут не спасут. Дурное расположение духа забиралось всё глубже, Олегу казалось, что теперь он не сможет спать по ночам, ожидая вторжения бандитов, но окончательно эти чувства не могли завладеть им только благодаря уверенности друзей в том, что героин необходимо уничтожить, хотя кто знает, может, и они боятся, просто молчат об этом?
  Вскоре из-за поворота на улицу Викл показался тёмный силуэт автомобиля, что точно крадущийся в тьме хищник приближался к друзьям. Парни заметно замедлили свой ход. Олег сразу почувствовал неладное, глядя на гладкие красивые двери машины, блестевшие в свете фар, чей неяркий свет выхватывал из темноты неровный сырой асфальт, голые кусты и чёрные лужи в земле. Потихоньку авто сбавляло скорость.
  – Парни, если это они, если они остановятся, я буду говорить с ними, – прошептал
Джефф, наблюдая за автомобилем. – Они по-любому что-то сейчас сделают. Будьте начеку – может, они знают, что это мы похитили героин и попробуют отнять его.
  Слегка подскакивая на кочках, грязно-жёлтый свет постепенно приближался к друзьям, и вот автомобиль остановился рядом с парнями. Вся пятеро сразу прекратили ход и повернули головы к окну водительского сиденья, медленно опустившегося вниз. Наружу высунулась огромная голова в шляпе, надвинутой почти до самых глаз, которые, как и остальная часть лица, были скрыты в вечерней осенней темноте.
  – Здравствуйте, ребятишки! – грубо прохрипел незнакомец, и Олег сразу узнал этот голос, потому что слышал его сегодня. Мистер X, ему-то и предназначался героин.
  – Добрый вечер, сэр, – вежливо ответил Джефф, хотя Олег отлично знал, как внутри у его друга всё крепко напряглось – ведь именно Джефф должен был спасти парней от разоблачения, если мафиози пытался определить причастие друзей к похищению наркотика.
  – Не понимаю, что воспитанные ребята могут делать в столь поздний час на улице. Вы часом не на собрание хиппи торопитесь? – спросил бандит, пытаясь вглядеться в их лица.
  – Да, у нас полкласса – хиппи, но мы защите мира и любви предпочитаем посещать
спортзал, который бодрит тело и дух куда лучше, чем свобода самовыражения и
неподчинение общественным правилам, – сказал Джей, неотрывно гладя на мафиози.
  – Значит, спортсмены, так? И не курим вовсе?
  – Если бы курили, то в спортзал не ходили. С хреновыми лёгкими только штанги поднимать. – Джеффу удалось говорить настолько естественно, что Олег даже подумал, что его дружище произносит это от себя и не выдумывает ради бандитов.
  – Оригинальные вы ребята! Впрочем, на такой молодёжи Америка и держится! Так держать, паря! Повзрослеешь, задашь жару этим красным коммунистическим ублюдкам – всяким там СССР, Вьетнаму, Китаю и прочим. Давайте, парни! – Мистер X махнул друзьям на прощание здоровенной дланью, после чего его голова залезла обратно в салон, стекло поднялось и автомобиль, чей двигатель до этого работал тихо, резко взревел и мгновенно тронулся с места, после чего исчез за первым же поворотом на улицу Стьюдент.
  – Вот скотина, а! – яростно произнёс Олег, сжав кулаки. Внутри у него всё кипело от
сказанного только что оскорбления в адрес родины. – Как этот ублюдок смеет гнать на СССР! Ещё раз встречу эту суку, я ему всю морду разобью и не посмотрю, кто он там!
  – Олег, мы всё равно должны их поймать, так что они по-любому получат за свои дела,   – сказал Патрик, взяв Олега за плечо. – Они сволочи, они мерзавцы и их надо долбить без
капли страха! Так что мы сначала разузнаем, кто они, а потом...
  – …А потом я скажу батьку, чтобы он уговорил Брежнева подорвать их боеголовкой! – озлобленно ответил Джеффов кореш, напряжённо дыша, словно бык на родео.
  – Да, парни, я забыл вам сказать, что я кое-что узнал про этого Экзебельга, – произнёс
Фред, обведя друзей взглядом. – Нашёл его имя в газете.
  – Что узнал? Кто он такой? – мигом среагировал Майкл.
  – Экзебельг – один из меценатов какой-то лаборатории, изучающей сверхъестественные
явления и всякую другую аномальщину. Вроде изучают, как человек способен повлиять
на космос, как можно открыть какие-то порталы в иные измерения и всякая другая хрень
для идиотов и ботаников, – сообщил Фред. – Мне кажется, выйдем на Экзебельга, если
узнаем, что это за лаборатория. Согласны?
  – Я согласен. Думаю, это главная зацепка. Так или иначе, больше мы ничего про этих бандитов не знаем. Кто и знает, может мы действительно именно через эту лабораторию что-нибудь узнаем? Но это всё впереди. А сейчас надо сжечь этот яд наркотический. Так чего мы стоим? Двигаем к фабрике! – Джефф поманил рукой парней и быстро направился вперёд. Оставался один поворот налево и... вот и фабрика – старое тёмно-красное кирпичное здание. Оно было трёхэтажным и не очень большим, напоминая скорее барак для рабочих или странный музей пролетарской архитектуры. Олег молча взглянул на чёрные в темноте стены фабрики, на широкие окна, в которых отсутствовали стёкла, на четыре трубы, тянущиеся в небо, и его сердце наполнила странная тоска. Ему стало страшно идти в здание, где витал дух прошлого, дух покойников. Сколько поколений людей работало здесь, что они здесь делали? Что осталось от этих рабочих и от их трудов, которые когда-то имели здесь место и оставили, наверное, что-то о себе знать...


  – Я не знаю, как вы, но лично мне не понравилось, что бандюга решил, что мы вроде как неординарные, – прошептал Майкл, когда парни очень осторожно раскрывали ворота фабрики, уже полусгнившие и чудовищно скрипящие петлями. – Зря ты, Джефф, сказал, что мы спортсмены и не курим. Они стопудово решат, что мы похитили пакет с героином – мы ведь спортсмены и, если натолкнёмся на наркотики, то сразу же от них избавимся.
  – Вот и именно, что избавимся, – тихо ответил стоящий неподалёку Джефф, следящий за дорогой и шухером одновременно. – Любой другой человек из нашей школы захапал бы героин себе, чтобы догнаться или продать кому-нибудь. Считай, только мы пятеро из всей школы стали бы уничтожать героин. Скорее кто-нибудь другой бы наткнулся на этот пакет, чем мы. То, что мы перехватили наркотики – просто большое, очень большое совпадение. Мафиозники не станут нападать на нас, чтобы отнять пакет – это очень большой риск. Они должны были знать наверняка, у кого наркотики. Не забывайте, за ними следят государственные агенты, и они пока не могут действовать в открытую. Так что нападать на всех подряд они не будут, а скорее просто узнают, у кого пакет и похитят. А девяносто девять процентов вероятности, что наркотики никак не у нас. Так что расслабься, Майк.
  – Джефф, а вдруг он решил, что мы потому и прикинулись спортсменами, что героин у нас? – спросил Олег, с отвращением держась за проваливающиеся доски, напоминающие на ощупь грязь с копошащимися в ней червяками.
  – А вдруг это мы дураки, раз взялись за это дело, а?! – иронично ответил Джей. Патрик и Фред засмеялись, а у Олега словно исчез камень на сердце – хотя бы один человек ещё думает, что дело, в которое ввязались парни, не пропащее. Парень улыбнулся в темноте, и он перестал грузиться мыслями о том, что было на этой заброшенной фабрике и почему её закрыли. Он вспомнил, как они сами до одиннадцати лет частенько тут ошивались, лазали по грязным, загаженным и исписанным коридорам, прятались в растрескавшихся и разрушающихся комнатах, жгли костры из чурок, коптя стены и потолок, были гонимыми более старшими пацанами, устраивающими в здании свои притоны. Фабрика перестала быть в его глазах страшным местом, внутри которого прячется эхо прошлых грехов или роковая, бесовская сила, ждущая к себе новых «притонщиков» или малых пацанов…
  Ворота миллиметр за миллиметром раскрывались с тихим, неприятным скрипом. Нижние доски сильно задевали за сырую землю, мешая открывать ворота. Олег, разозлившись на то, что проём в фабрику никак не желал становиться достаточно широким для попадания внутрь, чересчур сильно надавил на влажные, гнилые доски, и петля, до сих пор спокойная и негромко скрипевшая, издала настолько громкий звук, что даже Джефф, следивший за окрестностями, от души вздрогнул и обернулся.
  Этот звук отдался эхом где-то очень далеко, и, несомненно, его услышали не только пятеро парней, но и прохожие и жильцы домов, расположившихся рядышком с фабрикой. Олег и Фред, открывавшие одну половину ворот, Майкл и Патрик, отворявшие другую, и Джефф замерли от испуга и неожиданности. Ну что ж такое?! Ещё и покой граждан потревожили! Всё, конец их скрытности. Вон уже вдали, в конце улицы появились какие-то неясные фигуры, спешащие к фабрике. Оставалось лишь одно проверенное средство.
  – Быстрее в фабрику! – произнёс Олег, рванул с места, подбежал к уже широкому проходу и скрылся в темноте заброшенного здания.
  Вскоре внутри фабрики были все пятеро. Патрик достал фонарик и включил его, освещая внутренности помещения. Яркий жёлтый круг выхватил из непроницаемой тьмы чёрный от грязи пол, усеянный кусками бетона, металла и кирпича. Пат водил фонариком туда-сюда, пытаясь найти одну из двух лестниц на второй этаж, где находилась печь. Поминутно в поле зрения появлялся пол, покрытый строительным мусором, высокие неровные серые стены, в некоторых местах разукрашенные похабными рисунками и нехорошими словами, толстые прямоугольные столбы, подпиравшие потолок со следами подтёков и растрескавшейся и обвалившейся штукатуркой. Наконец круг света, скользнув мимо яркой алой надписи на стене «1975 – БОЙСЯ!», остановился на железной, покрытой тёмно-рыжей ржавчиной лестнице, ведущей наверх. Друзья быстро подскочили к ней и начали подниматься наверх, осторожно ступая по шатающимся ненадёжным ступенькам.
  Шедший впереди Патрик осветил металлическую дверь с отстающими слоями ржавчины, в которую упиралась лестница, и через несколько секунд уже оказался перед проходом в коридор, а затем повернулся к друзьям, освещая им дорогу фонариком.
  Замыкавший шествие Джефф почему-то до сих пор стоял внизу, нисколько не поднявшись по лестнице. Олег, оглянувшись на друга, увидел в свете фонарика испуганное лицо Джея и отсутствующий взгляд, направленный куда-то во тьму.
  – Джефф, поднимайся! Нет времени сейчас бояться темноты! – позвал Олег.
  – Стойте! Её нельзя открывать!
  Сердце Олега брызнуло страхом, фонтаном доскочившим до горла и миндалин.
  – Что случилось, Джей? – спросил Фред, тоже оглянувшись на Джеффа.
  – Нет! Нельзя! Не открывайте!
  – Да что за херь ещё?! Идём быстрее, пока не засекли! – крикнул Патрик, выйдя из себя.
  – Вы не понимаете! Нельзя... тут... нельзя так!
  – Да скажи, наконец, что случилось? – спросил Майкл, стоявший ближе всего к Джеффу.
  Олегу стало страшно, причём на самом деле – он стиснул ладонью перила лестницы так, что заболели пальцы. Что за чертовщина на этой фабрике? Почему Джефф так испугался?
  Как раз в этот момент снаружи раздался раздающийся по окрестностям топот бегущих мужчин, громко переговаривающихся между собой:
  – Я точно слышал, что это где-то возле фабрики было. Видишь, они ворота открыли...
  – Да, наверно опять тут эти фабриканты лазают. Хотя, может, и кое-что похуже...
  Джефф ринулся с места и начал быстро подниматься по лестнице, подталкивая идущих впереди парней. Олег, в миг забыв дурные предчувствия, кинулся за ними. Патрик толкнул рукой дверь, и друзья вскоре вбежали в коридор, слыша, как сзади неизвестные люди, особо не секретничая, громко зашли в фабрику.
  Патрик одной секундой сумел обнаружить нужную дверь, где была печь, и парни, запомнив, куда светил фонарик, который Пат для безопасности выключил после нахождения двери, направились туда. Они подкрались к полуоткрытому проёму и вошли внутрь, оказавшись в просторной комнате с огромным чёрным силуэтом печи у стены и двумя разбитыми окнами, в которые частично лился свет от фонаря на соседней улице Стьюдент.
  Парни не говорили друг другу ни слова, но Олег всё понял и без лишних подсказок. Молча взяв у Патрика фонарик, Олег нашёл большую, грязную и закопчённую печь, быстро подошёл к ней, расстегнул куртку, извлёк газетный свёрток с героином, открыл печную дверцу и сунул наркотик в топку. Делая всё это, парень прислушивался к тому, что творилось внизу, где прибежавшие в фабрику незнакомцы могли в любой момент подняться на второй этаж и найти друзей с пакетом героина – целым или горевшим... Не придётся долго ждать, чтобы мафиози или госагенты потом узнали, у кого же всё-таки оказался наркотик. Мафиози тут же бы убили всех пятерых, от агентов тоже добра не жди…
  – Они, кажись, наверх успели подняться. Смотри, тут две лестницы в разные коридоры. Может, разделимся? – тихо, но отчётливо доносился голос снизу.
  Майкл достал из куртки кучу газет и несколько деревянных чурок и сунул всё это в печь.
  – С ума сошёл?! – гневно ответил незнакомцу его спутник. – А если тут какие-нибудь бандюги или кто почище? Я лично не хочу, чтобы нас перемочили по одиночке. Вдвоём побезопаснее. Вон видишь дверь приоткрытую? Они, скорее всего, прошли сюда. Идём?
  – Идём, – согласился незнакомец.
  «Накрыли», – мелькнула в голове у Олега страшная мысль. Он видел, как у Патрика, поливавшего бумажно-деревянную кучу в печи бензином из бутылки, только что извлечённой из куртки, отчаянно тряслись руки, пролив часть жидкости на пол.
  Шаги поднимающихся по лестнице людей раздавались уже у самой двери в коридор, когда один из тех мужиков крикнул: «Стой! Они в другом коридоре!».
  Топот, постепенно становящийся тише, в точности сообщал о том, что незнакомцы направились к другой лестнице, поднялись по ней и исчезли в другом коридоре. Едва заслышав крик мужика, Олег выхватил из кармана спичечный коробок, достал оттуда спичку и зажёг её, после чего кинул в печку. Ярко-оранжевое пламя не заставило себя долго ждать и спустя мгновение уже с жадностью пожирало бумагу, быстро разрастаясь в печи и с шипением борясь с влажностью стенок.
  Судя по звукам, в это время в противоположном коридоре происходило нечто необычайное и жаркое, как пламя в печи. Мужики, громко топая в коридоре, мощно (явно с ноги) распахнули какую-то дверь и заорали:
  – Всем ни с места!!!
  – Здравствуйте, о странники! Да пребудет с вами мир, согласие и любовь! Снимите с себя оковы зла и присоединитесь к нашей общине, – ответил мужикам мягкий и блаженный голос, еле различимый в тишине.
  Парни, не удержавшись, улыбнулись – они поняли, что примчавшиеся в фабрику незнакомцы только что наткнулись на тусовку хиппи. Возможно, если повезёт, хиппи задержат мужиков, и друзья смогут безопасно сжечь героин, пакет с которым уже начал покрываться пламенем, съевшим бумагу для разжигания аппетита и перешедшим к более вкусному блюду – самому наркотику. Поняв, что скоро и вполне реально может встать вопрос о конспирации, Майкл аккуратно закрыл старую, но всё ещё герметичную печную дверцу.
  Олег вновь испытал облегчение – значит, в этой фабрике были хиппи! Всего лишь хиппи, фабриканты! И больше никого! Парень всего лишь ощущал, что в здании кто-то есть, но просто не мог понять, кто это. Хиппи ничего опасного не сделают – так и будут торчать в своей комнате. А ещё, пожалуй, умело обкурят вторгшихся к ним гостей.
  – Чёрт бы их подрал! Эти идиотские фабриканты здесь уже давно сидят, а те ублюдки, которые сюда проникли, где-то поблизости! – Говорил один из незнакомцев, и, судя по голосу, он был крайне раздражён и очень хотел скорее поймать тех, кто заставил его притащиться сюда в столь нехорошую погоду.
  – А ну стойте, сквернословы! Вы оскорбляете наш слух своими низменными выражениями, недостойными человека! – воскликнул всё тот же хиппи, и его поддержало не менее десяти голосов его собратьев.
  – Да пшли вы отсюда, дураки! Отойдите от прохода! – рассержено закричал второй незнакомец, который сделал что-то, вызвавшее бурную недовольную реакцию со стороны защитников мира и согласия.
  – Ты ударил нашего брата, ах ты, фашист! – крикнул ещё кто-то из хиппи. – Давайте, ребята, задержим их здесь и спасём их мозги от вредного влияния американских корпораций-империалистов!
  Собратья поддержали его, и в тот же миг началось ожесточённое сражение между двумя мужиками, нередко выкрикивающими крепенькие матерные словечки, и фабрикантами, которые пытались остановить противников всеми способами, начиная от рукоприкладства и заканчивая гитароприкладством. Глухие звуки, доносящиеся из соседнего коридора, пестрили разнообразием и своей природой: это был и скрежет железяк о сырой кирпич; это были и гулкие удары, наносящиеся на стены каким-то очень твёрдым предметом – вроде бревна-тарана; это был и треск разбитой гитары, звон порванных струн и стоны тех, кого этими струнами пытались связать; это был и такой отборный мат, что можно было только диву даваться, как хиппи гармонично связаны с детородными органами, половыми актами и публичными женщинами. Словом, работы в той комнатке хватало на всех.
  Парни уже начали тихо смеяться, слушая, как одного мужика вдавили в пол или в стену и тот издавал странные рвотные звуки, и как другого били гитарой, а тот посылал противников если не в интимные места, но уж точно в не менее экзотические.
  – Чёрт, подольше бы они помутызгались, ещё немножко осталось! – шептал Фред, достав из кармана какую-то тряпку и, используя её в качестве прихватки, отворил дверцу печи.
  – Верное замечание! Но знаешь, фабрика сильно поменялась, пока мы здесь не появлялись года четыре, – задумчиво сказал Майкл, глядя на сгоравший в топке наркотик.
  – Ага! Тут таких надписей оставили – просто жесть! Мне кажется, тут не только хиппи и мелкие пацаны бывали, – отозвался Патрик, водя по стенам и полу лучом фонарика.
  Героин тем временем продолжал уничтожаться, с каждой секундой превращая в дым и пепел кучу денег. Огонь вовсю разгорелся, заполонив большое пространство в топке, слышался весёлый треск чурок, что тоже было не менее важно – теперь пламя в печке маскировалось под костёр, разведённый малолетками. Комнату наполнил сильный запах бензина, который однозначно прикроет запах горящего героина. Ещё немного, и от наркотика не останется и следа, и никто не будет знать о том, что он в печи вообще побывал.
  …Потасовка в противоположном коридоре фабрики явно заканчивалась в пользу хиппи, несмотря даже на то, что их гитара была сломана. Фабриканты ликующе кричали что-то, а незнакомцы в ответ им ожесточённо матерились, и в этой яростной нецензурщине слышалось бессилие. Неизвестно, чем бы это закончилось для мужиков, но тут один из них заорал, кое-как перекрыв вопли своих противников:
  – Эй, да выслушайте меня, придурки! Вы в этой фабрике не одни засели! Сюда кто-то ещё пришёл или пришли!
  Пат выключил фонарик, и печь вместе с прилегающей частью стены скрылась в темноте. Друзья замолкли, в тьме и тишине было отчётливо слышно, как потрескивали чурки в печи да как возмутились хиппи: «Но это наша фабрика! Как они посмели сюда залезть?!»
  – Какая хрен разница, ваша она или не ваша! Ей могут воспользоваться ещё всякие! Главное – найти их и поймать! Отпустите нас, и мы найдём их вместе! – ответил мужик.
  – Да, точно! Пошли, найдём их! Никто не смеет приходить сюда, кроме нашей общины! Идём! – кричали фабриканты хором, и вскоре издалека донёсся топот десятка с лишним пар ног. Олег глупо подумал: «Эх, как быстро помирились! Минуту назад ещё врагами злостными были! Что-то не то в этой фабрике, однозначно не то!».
  Парни не стали ждать, когда толпа из противоположного коридора накроет их. Все пятеро кинулись к двери, выскочили в коридор и побежали напрямую к его концу, где по памяти друзей, лазавших всё детство по этой фабрике, находился выход на улицу с пожарной лестницей. Добежав до приоткрытой двери, Фред пинком распахнул её и оказался на улице, точнее, на шатающейся железной лестничной площадке.
  Олег, бежавший последним, оглянулся на противоположный конец коридора, где из распахнутой двери лился свет от фонарика. Поняв, что теперь счёт пошёл на доли секунд, парень прибавил темпа и обогнал Джеффа и Патрика, выскочив на площадку, которая и под ним угрожающе зашаталась. Олег не удержал равновесие и грохнулся прямо на ржавые железные прутья, случайно толкнув Майкла. От удара Майк грохнулся вниз, задев спиной перила. Лестница зашаталась ещё больше, и в этот злосчастный момент Джефф и Пат, не видевшие, как лестница грозилась рассыпаться под предыдущими парнями, одновременно прыгнули на площадку.
  Это была последняя капля терпения у ржавого металла. Что-то громко треснуло; зловеще заскрипев, передний край площадки, где лежал Майкл, быстро поплыл вниз, и прежде параллельная земле площадка превратилась в горку, чей склон не замедлял становиться всё более крутым. Стоящие тут же упали на железные прутья и вместе с лежащими покатились к краю площадки, выбив перила. Олег, которого Джефф больно ударил ботинком в затылок, внезапно обнаружил, что в руках держит обломок перил, а ноги его уже не держатся на твёрдой поверхности. В следующее мгновение он уже вылетел с площадки на воздух вместе с другими парнями. Падение продолжалось секунду; затем Олег больно ударился о землю телом. Железная решётка с неприятным грохотом ударилась о кирпичную стену фабрики. Кто-то из друзей, судя по звукам, задел мусорные баки, которые упали на землю и с шорохом рассыпали пакеты с бытовыми отходами.
  Джеффу повезло чуть больше хотя бы потому, что он упал на своего лучшего друга. Почувствовав, как тот приземлился на его спину, Олег вскрикнул и сжал кулаки: спину пронзила сильная боль. Парень уткнулся в сырую землю и тихо ругнулся. Он был уверен, что теперь их точно накроют, ведь после падения парни вряд ли смогут быстро убежать.
  Где-то сверху раздались голоса мужиков и хиппи. Наверно, они выглянули в дверь, ведущую на рухнувшую лестничную площадку: речь их звучала достаточно громко и чётко.
  – А, да это всего лишь бомжи! Вон видите, прямо в мусорные баки спрятались – во как мы их напугали! – с насмешкой произнёс мужик, тихо посмеиваясь.
  – Да, действительно какие-то бомжики. Я видел, костёр за ними остался, в печи развели! Бензином ещё пахло – поди украли у кого-нибудь, – чуть позже ответил ему его товарищ.
  – Ладно, пошли отсюда. Так и знал, что ничего особого тут не будет. Зря только вылезли
на улицу, – с раздражением в голосе ответил первый мужик.
  Через полминуты Патрик тихо произнёс: «Всё в порядке, парни, они ушли». Джефф слез с Олеговой спины, медленно поднимались все остальные. После нескольких безуспешных попыток оторваться от земли Олег позвал друзей на помощь, и те, подхватив его под плечи, поставили его на ноги. Джефф виновато хлопнул Олега по плечу: «Ты извини, брат, что я на тебя упал. Не сумел тебя объехать, когда эта хрень провалилась».
  – Да ничего страшного, приятель. – Олег попробовал сделать шаг, но, чуть не потеряв равновесие, добавил: – Ты только помоги мне доковылять.
  Олегу не очень понравилось, как произошло уничтожение героина – чуть было не поймали какие-то мужики, странные предчувствия в голове, хорошенько грохнулись, в конце концов. Однако с души упал огромный камень – наркотик был сожжён, и в этом не было никаких сомнений. Несмотря на все дурные мысли парня, они слаженно сработали и смогли это сделать, и даже то, что эти мужики и хиппи обнаружили огонь в печке (поздно нашли – сгорел героин, не оставив после себя и дурманящего запаха на память), не могло испортить настроения. Олег оглядел тёмные силуэты своих друзей, трудно различимые в темноте, ухмыльнулся и сказал: «Вот так дело, чуваки! Круто мы этих козлов обломали, всё пучком, по маслицу прошло! С такими вот довольными рожами и в качалку пойдём!»
  – Зачем? – удивился Фред.
  – Толли, там наша одежда спортивная осталась с прошлого раза. Разве мы пойдём домой
в этих грязных штанах и куртках? Зайдём в качалку, отмоемся, сменим одежду и пойдём
домой чистые. А то ещё родители поднимут тревогу.
  – А с грязной-то что одеждой сделаем? – спросил Майкл.
  – Это по ходу разрешится. Ну всё, погнали!
  Олег, опираясь на Джеффа, Фред, Пат и Майк неторопливо направились к качалке, говоря языком литературным, спортзалу, находящемуся на соседней улице Стьюдент, где оранжевыми расплывчатыми пятнами горели вечерние фонари. Сырая дорога, заканчивающаяся зданием спортзала, в их свете стала похожа на ржавую печь, в которой закончил свою жизнь героин. Настроение у всех в связи с удачным сожжением наркотика было отличное, и никто не стал вспоминать о странном поведении Джеффа в фабрике, который почему-то очень испугался входить в коридор второго этажа.