Белая часовня княгини Меншиковой часть 2 2

А на  Коломенском все была по-старому. Впрочем, нет, новшество было: ывписала Наталья маркеров немецких. В Коломенсом они и гостевали в отдельных хоромах. Чудные! Одежа машкерадная диковинная, яркая, как петушиные перья. Посвоему  балаболят, рожами изукрашенными суетяться - срам один. Но любопытно. А без всего - скучные какие-то.
  А в остальном - тишь  да гладь, а вобщем - тоска.  Москва  затихала, когда государь покидал ее, белокаменную; приходила в  себя, отдыхала перед очередным наездом. Затихала, замирала, как измученный зверь беспокойно отсыпается в берлоге, вздрагивая и поскуливая тревожно.
   За последнее время два раза наезжал. Но за недосугом на Коломенское не заглядывал. Трепетала, Даша, трепетала, да все впустую. Не свиделась она с Алексашенькой своим, с Александром Даниловичем, не довелось. Зато…
- Дарья! Дарья! Да-а-а -р - и-и-я-а-а-а! Ну, где ты там?
   Варвара запыхалась, бежавши. Тропина сугробе  узенькая, бежать тяжело, заторопилась вострушка, увязала, падала. Ругнется, подымется  и снова бежать.
- Даша!
   Но в сарае со стеклами, что оборудован был у Натальи Алексеевны, чтобы заморские диковинки выращивать и зимой (теплица), Варвара  Дарьи не нашла.
- Где же ты?- удивленно.
   Раздышалась, повернула обратно ко дворцу.
- Вот дура я дурная! Черт дернул гоняться за этой малахольной, - проворчала. - Сама бы у царевны цидулку энту  и забирала… Сраму-тотерпеть.
Ой,и взглянула на Варвару царевна-милостивца Наталья Алексеевна, передавая из царственных ручек письмецо сие. Варвару в жар так и кинуло. Но перетерпела, превозмогла, поклонилась низко.
- Благодарствуем, царевна-матушка.
   Писал он им, девицам Арсеньевым, обеим, на Коломенское, как обещал. Варька, пожалась еще, сказала:
- Передам сестрице привет сей.
   А как передать-то, когда сестры нигде не видать? Ох, уж горе горькое!
- Варварушка, - позвал вдруг Дашин голос.
   Варвара обернулась, уставила на сестрицу сердитые глаза:
- Куда ты подевалась? Искать тебя замаялась. Дела мне мало!
- Царевич Алексей Петрович изволили щенков на псране глядеть.
- Ты при чем?
- Так уж, случилось мне при сем быть.
- Случилось, - передразнила Варвара. - Тут еще кое-что случилось.
- О, Господи!
- Да не трепыхайся ты. Вот, держи.
   Варвара протянула Дарье цедулку.
- Что это?
- Писание некое, тебе предназначенное. Наташа, тебя не нашедши, меня глазищами своими испепеляла. Ну, держи уж, - всучила грамотку.
   Даша взяла листочек бумаги, зажала в пальцах.
- Не мни, не мни! - потянулась Варвара отобрать письмецо обратно.
   Даша быстро спрятали грамотку под шубу.
- Что ж ты? Читать не станешь?
Даша молча покачала головой.
- Малахольная! -  только и махнула на нее Варварушка ручкой.
    Уже вечером, при свете свечки у себя в светелке читала Даша и перечитывала коротенькое послание, ка будто от множественного прочтения слов в нем станет больше. «Дарья Михайловна и Варвара Михайловна, на лета многа». И подпись другой рукой. «Александр Меншиков». И эта другая рука - его.
- Ну и что? - с напускным безразличием спрасила Варвара, щурась на свечку. - Выполнил все, как и обещался, безвестно не оставил, вздохнула.
- Не оставил… - как эхо.
- А писать-то ему недосуг. Слышно, много дележу ноне государь поручает. Порадование какое тебе… нам, что вообще отозвался. Мотается из предела в предел. Человек-то он ноне значительный. Занятой.
- Занятой…
- И то в резон возьми, много ли чужим ушам дьяческим доверить можно, а? Поди, не многое высказать может. Человек оносторожный, опасливый.
- Опасливый…
- И опасный, - под нос  себе  букнула Варвара.
  И вдруг:
- Дура ты, Дарья!  Из-заа кого ревешь-то?!
   У Даши, и верно, глаза слезами дрожали.
- Откудова взялся сей? В Семеновсаком отцову избенку-то снести велел. Анятка сказывала. Будто теперь никто и не вспомнит. Вспомнит, милок! Эвон, вся Москва сказками полниться, как ьосоногий сопливый мальчишка по задворкам с лотком шнырял.
- Клевещут, не было этого, - тихо.
-  Было-не было, у Анны с Марьей спроси, как оно было, ежели любопытно. А еще у царевны свет - Натальюшки полюбознатствуй, как одежу царскую чинил да на подстилке, что псу кладут, спал. Спроси! Ох, уж она тебе ответит… Дочь боярина Михайла Афонасьева  Арсеньева!.. Да он… Да он - тьфу и растереть супротив нас… тебя.
   Даша всхлипнула, слезы пролились из глаз, щеки заблестели пробежавшими по ним дорожками. Варвара поджала тонкие губы, отвернулась: «Сама ведь подстрекала!» - подумалось.
- Не кричи, Варенька. Ты кого больше-то уговариваешь: меня или себя?

                4.