Глава 13. Антураж достоверности

Тем и силён, и страшен, в то же время подающий нам надежды Великий Аркан Трансформации. Он вовлекает человека в мир как бы случайных и мелких событий, которые, тем не менее, подают ему знаки: следи за камушками малыми, за ними возможен большой камнепад.
Василий Калугин, «Обзор Великих Арканов Таро»


1

На несколько суток я засел за работу, потеряв счёт времени. Ел и спал когда придётся, иногда засыпал прямо на полу, среди узоров из камней. Когда очередная «виньетка» закачалась на стене, неспешно убрал хаос на полу и устроил банный день. Бритый, в свежей рубашке, уселся за стол.
Застучало кольцо калитки. На улице у ворот стояла цыганка с сумкой. В кармане, как я понял, лежали карты. В другом, потайном, у пояса, хранился узкий, старательно отточенный нож. Интересно!
– Здравствуй, дорогой! Молодой, красивый, неженатый… – тараторила она, плавно вдвигаясь в калитку.
– Будь здорова, пхэнэ (сестра)! – ввернул я.
– Понимаешь по-нашему? Ты понимаешь по-нашему?
– Немного, пхэнэ. Погадать мне желаешь? А хочешь, я тебе сам погадаю? По руке, по Таро?..
Тёмно-карие глаза её округлились как виноградины. Глядела она не на меня, а будто на что-то за моим плечом.
– Прости, чаво (парень)! Не знала я!.. – путая цыганские и русские слова, забормотала она, побледнев. Я сделал шаг к ней. Она всхлипнула и бросилась бежать, выкрикивая:
– Ошиблась я! Ошиблась я, глупая!
Я огляделся. Мой пёстрый двор выглядел вполне мирно. Чего же она испугалась?
Пожав плечами, я вернулся за стол. И задумался. Что ни думай о гадательной халтуре, но странные цыганские «знания», наверное, имеют корни теряющегося в веках корни настоящего ведовства. Я много слышал о «цыганском гипнозе» – психологической атаке на неустойчивую психику «клиентов» и ещё о некоторых экзотических приёмах, позволявших ободрать обалделую жертву до любой степени. Бедную гадальщицу я вроде бы ничем не обижал и не пугал. Значит, она сумела разглядеть нечто – во мне? Или за мной? – что так её ошарашило. Жаль, поговорить не удалось…
Обед я заканчивал с трудом. Отчаянно захотелось спать.

… Спал я почему-то на полатях!
Да и вся изба опять была прежней, свиридовской. На столе неярко горела керосиновая лампа, которую хозяин называл «военный сувенир»: стекло у неё было сделано из литровой стеклянной банки без дна, над которой возвышалась жестяная труба.
У стола, перелистывая толстую книгу, примостился Прокофьич. Поднял голову, борода засеребрилась волнисто.
– Давненько не виделись!
– Давненько, Иван Прокофьич.
– Ну и как тут управляешься?
– Божьими молитвами.
– Не хитри. Константин. Мне-то врать нельзя, сам всё знаю. Не в свои дела встреваешь… Не возражай. Игнатий тебе выдал рацею, а я ещё добавлю, по-отцовски… На путь твой новый я тебя не тянул и не толкал. Пригласил, скажем, и ты пошёл. Неплохо пошёл, только нервно, ну это со временем пройдёт. «Чертежи» твои видел. В общем, грамотно, но когда камушки откатываются, не перекидывай, подумай: почему? В этом деле случайностей не бывает… А Рангусоев, всяких там жиганов да хунхузов – оставь кому-нибудь другому. Игнатий прав: Дело страдать не должно… Тоже мне, «перешёл великую реку»!* Маловато у нас сил пока, чтобы их на житейскую суету тратить, посерьёзнее дела есть… Армагеддона пока не предвидится, а вот нечисти всякой понемногу прибывает. Тут всякий воин на вес самородка!.. Что глядишь: книгу читаю? Так мы здесь тоже не спим, даром что «усопшими» прозываемся.

* Цитата из древнекитайской «Книги Перемен» («И-Цзин»).

– А много вас, Иван Прокофьич?
– Число ни о чём не говорит. Какие мы – это важнее. Есть и сильные, есть послабже. Да мы вроде как солдаты, пехтура. Главные силы повыше нас будут… И всем работы хватает… А цыганочка-то – не зря к тебе приходила.
– По наводке, что ли?
– Может, и по наводке. Был бы пожиже, сам всё отдал бы. Да, засветился ты перед ней…
– Это как?
– Даже «Синюшка» твоя разглядела, хоть и смутно, чутьём только! А ты и не догадываешься! Мы дело делаем, а дело делает нас! Вот твои «занятия» на тебе клеймо и оставили. Не всякому видно, а кому надо – тот сразу почует, что твоя цыганка. Поаккуратнее будь, парень, а не то обнаружишь себя как одетый в бане! Не льсти себе, до нимба не дорос! Может… когда-нибудь. А эта, как её, «аура» у тебя чёткая, да ещё «с рисунком». Вот тебя по ней и узнали. И ещё эти двое молодцов у тебя за плечами… Игнатий о том не рассказывал? Расскажет. А может, и сам догадаешься…
– Видел я, Иван Прокофьич, бабушку, которую вы Ане подарили.
– Ну и хорошо, что видел. Теперь сам маракуй… А Синюшку я на острове Итурупе нашёл, на берегу. Игнатий ей глазки приделал, ладно вышло. Талисман – не талисман, там видно будет, а памятка осталась. Может, и на удачу, только кому, мне… не ведомо. Аннушку не обидь…
– А что с Олегом, Иван, Прокофьич?
– Твоя-то какая забота?
– Больно на родителей не похож.
– Так это часто бывает. Детей-то рожают да выращивают родители, а душу даёт Бог. И не по нашему заказу. Вот и Олег ни в мать, ни в отца… Тёмный он, мутноватый, хоть и учёный. Его только пожалеть остаётся. Игнатий зря с ним воюет: их всё больше теперь на земле, «первопроходцев»… И ещё будут. До времени…
– И что же, эти, «первопроходцы» так и будут всю землю «Америкой» делать?
– Вон ты о чём! А я, милок, прогнозов не даю. Сами думайте. Сами шевелитесь.
– А вас это, вроде, не волнует?
– Волнует, не волнует… Устал я, Костя, уйду, пожалуй… А ты спи, спи, силы набирайся, она тебе ещё на многое пригодится. Будь здоров, Бог с тобой…


2

Бил в избу яркий солнечный луч из восточного окна. Фиалковым пламенем рдели аметисты на полочке. На столе стоял закопченный «военный сувенир», который я вынул из подвала, чтобы привести в божеский вид, как память о Свиридове, да забыл прибрать.
Я встал с постели, напился из ковшика. Лампу решил пока переставить на печной загнёток. Стекло было почти горячим.
«Антураж достоверности»! Эти штучки мы уже проходили. Сложить вместе все «реальные» деталюшки – и вполне объяснимая версия сама напросится, сметая оккультные спекуляции… Потом вычленить «странности» в цепочках естественных явлений невозможно, если только… не перевернуть всё с ног на голову.
Перстенёк-то с изумрудом цыганку и притянул! Не сам, конечно. Люди языками помогли. У того, кто до Щёголева его в руках держал, в шкатулке только дырка осталась, да памятка, что вещь дорогая была да сплыла. По неосторожности, естественно: шкатулка с брачком оказалась. Далее «разматывать цепочку» было лень, больно просто: Настя – подружки – «крутые» знакомые – барыги… Перстенёк мог до самого Владивостока проехаться. Если бы слегка не залежался…

В конторе лесного склада меня встретили как родного. С чего бы?.. Сам Фёдор Борисович Ваулин, заведующий, руку жал обрадованно:
– Ивин! Неужто опять поступать на работу пришёл?.. Я уж вспоминал тебя не раз! Как ты сторожил, щепки не пропадало. А с этими, нынешними охломонами, прямо беда! Это ж надо: тридцать кубов тёса проворонили! Знаю, какие они «чаи» на дебаркадере гоняли! Давай заявление!.. Ээ?.. Мы посторонним за здорово живёшь топливо не отпускаем. Только по квитанции!
– Фёдор Борисович! Я ж к вам как к отцу родному. К кому, как не к вам лично?
– Хороший ты парень, Ивин… Хм, как к отцу!..
(Я слегка нажал на «рычаги», одному мне известные).
– А что? – оживился Ваулин. – Работал ты хорошо, дощечки лишней не взял. Премий мы тебе не давали... Бери машину и на второй склад! Там березнячок добрый, как порох горит... Валя! Нарисуй отношение!.. Без всякой оплаты. Кубов?.. Да сколько поместится!.. На нужды конторы, ну, ты сама знаешь… Давай, Ивин, действуй!.. А место тебя у нас ждать будет! Надеюсь…
Я оставил его подобревшим, растроганным собственным великодушием. Авось, «отец родной» ещё кого-нибудь облагодетельствует, пока запал не прошёл…
Ребята на втором складе встретили меня (и без «рычагов») по-свойски.
– Что, Петрович, не заходишь?.. Диссертацию пишешь? Это насчёт дров картошки пожарить? Скоро профессором станешь…
Болтливой компанией мы подъехали к двору Щёголевых. Весело перетаскали чурки на задний дворик. Ребята помялись для порядка, получив от меня «на семечки» и живо отбыли (не в сторону затона). Анна Николаевна охала, радовалась («лиственница только дымить хороша…»), предложила зайти перекусить.
– Игнатий куда-то наладился. Динозавров смотреть, что ли. А что смотреть, одни осколки! Что-то опять откопали у Черёмуховки… Анечка, ну-ка, привечай гостя, а то больно стеснительный…

– Здравствуйте, Константин, – голос тихий, а меня будто пронзило током… – Что долго не заглядывали?
– Дела, Аня. Вот, дров привёз.
– Спасибо. А дела серьёзные?
– Да как сказать… Мелочи хозяйственные одолели.
– Нас тоже. Капусту солить собрались. Как папа говорит, «заготовка зимних кормов». Маринады всякие, соленья-варенья… Ужас! А вам кто готовит?
– Да никто. Обхожусь тем, что есть.
– А знаете что, мы вам сделаем. Пока вы хозяйством не обзаведётесь.
Она слегка покраснела.
– Боюсь, Аня, не скоро это будет.
– Сидеть взаперти будете, так вообще никогда не будет!
– Или сама придёт. Как в сказке, а?
Она недоверчиво обозрела моё улыбающееся лицо:
– Не пойму, вы вообще такой романтик или…
– Или дурак?
– Ну что вы! Или так шутите.
– Старый, Аня, я уже для романтики. Заскоруз слегка.
– Ой, что я!.. – она метнулась на кухню. Вернулись вдвоём с подносом еды и чайником.
– Заболтала она вас? – посмеялась Анна Николаевна. – Кушайте, пожалуйста, Костя. Небось, на сухомятке насиделись? Игнатий Харитонович уже ворчал. Сидит, говорит, анахорет на картошке… А сегодня сорвался за этими динозаврами. Да что-то долго. С утра уехал с Мишей. Ты его подождёшь?
– А как же. Пока дрова переколю…

Лучше бы я ушёл пораньше.
Щёголев вернулся туча-тучей. Мне совсем не обрадовался, сослался на усталость и даже не пригласил в свой «кабинет». Что-то назревало…
– Пойду я, Анна Николаевна. Игнатию Харитоновичу скажите, что торопился я. Он, наверное, сейчас отдыхает, не буду беспокоить.
– Завтра зайди обязательно.
Аня проводила меня до ворот.
– Приходите, Константин. Папа всё-таки по вас скучает, сам говорил. Мы все вам рады…
«Все» – это тоже приятно.


3

…Хорошо, когда отцы города заботятся о нашем просвещении!.. Купив в магазине хлеба, я остановился у витринки «Тихореченской правды».

«Стихия напоминает о себе». Гм…

«Серьёзная авария произошла вчера на Черемушинском угольном разрезе. Подпочвенные воды, которые, как полагают геологи, скопились после вскрышных работ, вызвали колоссальные сдвиги верхних пластов. Движение их было вовремя замечено, и очередная шахтёрская смена была быстро вывезена с места аварии на самосвалах. Однако вся тяжёлая техника и подвижной состав оказались под сдвигающейся массой пород. Почти километровый участок разреза стихия сровняла за полчаса. В результате подвижек почвы серьёзно пострадали близлежащие колхозные поля с неубранным урожаем овощей. В самом Черёмуховске подземных толчков и разрушений не обнаружено, хотя в полную непригодность пришла часть шоссейной дороги и линия электропередач на трассе Черёмуховск-Луговая…»

Плывуны в Черёмуховске? Это что-то новое. Хотя, почему бы и нет. Стоим-то на вечной мерзлоте… Это надо же! А ведь только позавчера Щёголев ездил туда на раскопки динозавров. Плакали раскопки, плакал Черёмуховский разрез. Видать, надолго… Хорошо людей успели вывезти. И город не пострадал. Зато дорога… Это там, где осколки костей собирали…
Надо бы, конечно, расспросить обо всём Щёголева...