Конфуз

КОНФУЗ

- Ну, скажи ты мне, Иваныч: почему мне так не везет? Вот ты чуть не каждый месяц тигра встречаешь. А я, десять лет уже прожил в районе, но все не удается на него посмотреть. Только следы.
    Вдруг, ни с того, ни с сего прервал вой двигателя директор лесхоза. Сидел же, дремал.
- Тебе что, Петрович, сон дурной приснился? Ну, не видел – и черт с ним. Хоть зверюга интересный и красивый, но я, как увижу тигра, будто душу кто перевернет. Неприятно. Вот и удэгейцы говорят, что встреча с амбой приносит несчастье.
     Заснеженная колея лесовозной дороги крутилась вокруг валежин и скал узкой долины горного ручья, сползала с обрывов и карабкалась на склоны. Лесовоз осторожно пробирался колеей, звеня максимальными оборотами на подъемах: нагрузили сегодня как никогда. Небось, кубов четырнадцать. Да. Никак не меньше.
  - Ну, Петрович: спал же всегда, когда со мной на лесосеки ездил. А тут, посреди пути – как кто толкнул: «Ну, скажи ты мне, Иваныч, почему тигра не встречу?» Оно, конечно, интересно хоть разок взглянуть на такого зверюгу. Но это как повезет.
- Отец вот мой всю жизнь лесником в заповеднике работает, но тигра так ни разу и не встретил. Много раз и рев его слышал и следом ходил. Но вот не видел – и все тут. Не судьба. А в позапрошлый год, помнишь?- из Москвы на день ко мне проездом родственница заезжала дальняя. Тайги никогда не видела! Так не успел автобус с перевала спуститься: нате вам – через дорогу тигрица с двумя годовалыми тигрятами переходит. Сама перешла, а тигрята автобус увидели, посреди дороги легли, как в засаде. Прижались, говорит, съежились и ни с места.
    Стоит автобус. Перед ним в пятнадцати метрах два тигренка, а неподалеку в кювете мамка их нервничает, хвостом по снегу бьет. Картина!
    Рыкнула тигрица два раза, тогда только тигрята, друг за друга прячась, в кювет попятились. К мамке прижались, а тигрица давай их лизать-целовать. Картина!
     Отошли потом от дороги метров за сто, да давай играться!
     Водитель двери открыл, пассажиры все из автобуса повыпрыгивали, стоят, руками машут, ахают, себе не верят. А тигрица-то прыг к автобусу: идет. Веришь – нет, Петрович, за секунду двадцать человек через дверь прощемилось! Во - рекорд!  Тако…
- Петрович, тигр!
    Вывернув из пихтовой рощи, лесовоз по пологому спуску полегоньку скатывался, тихо бормоча двигателем. Навстречу, по-хозяйски ступая, вышагивал крупный самец. Не меняя шага, свернул за молодые кедрушки.
    Петрович ожесточенно скребет замерзшее стекло, но ничего не увидел.
       Торможу напротив места, где свернул тигр. Опускаю боковое стекло и, поискав взглядом среди зарослей, вижу тигриный бок у валежины.
    - Петрович, вот он! Вот! Да вот же!
    Петрович старательно сверлит взглядом заросли, но ничего не замечает.
     Тигр шевельнулся и стал обходить лесовоз слева.
     Отчаянно крякнув, директор открыл дверцу, крадучись прошел вокруг кабины, выглянул через капот двигателя.
       Ничегошеньки не видит!
       Тычу в сторону тигриного бока, пальцами рисую в воздухе три кедрушки, за которыми притаился тигр.
       Не видит!
- Да вот же он!- шиплю, высунувшись в окно, и тыкаю рукой многократно в тигриный силуэт.
    Петрович, выглядывая, старательно таращится, ищет, ищет – не находит! Тигр не  двигается и Петрович не видит!
     Ну, Петрович! Смотрю на тигра, на его танцующий хвост. Нога нащупала пятак акселератора.
       Па-а-а-а-а! Ахнул эхом сигнал.
       Огромными крыльями взмахнули полы овчинного тулупа взлетевшего на капот директора. Громыхнула над головой жесть кабины.
       Бух! Хлопнулась дверца.
        Ш-ш-ш-ш-ш! Тугая струя воздуха от мелькавших у моего носа кулаков била в ноздри.
        Кулаки рвали воздух у моих глаз, подбородка. Потрескивали швы прищемленного дверцей тулупа. Тише, тише. Слабеют рывки.
        Уф! Пронесло! Газу!