Дорога в Никуда. Гл 5. Долгая ночь- 38

XXXVIII
2/II – 1968
ФЕРГАНА
В. Ф. Бондаревой

                Здравствуйте, Вера Филатовна!


Получил сразу два письма: от вас и от… моего папаши! Папаша несказанно удивлен, что бездомный его потомок обитает в Фергане, я не писал, что с некоторых пор флибустьерствую под парусами цирка-шапито. Знаете, что он учинил, родитель то есть? Женился. (В который раз – не знаю, да он и сам едва ли помнит). Супруга его на три года лишь старше меня, так что это семьсот восемьдесят девятое окончательное… Хм. Последнее предупреждение Китая окаянным империалистам Америки!

Ну, а ваши подозрения насчет прекрасной Нунчи-Нины как минимум – беспочвенны, как максимум – оскорбительны. Жизнь веду аскетическую, почти монашескую, вкушаю лишь кислую капусту с постным маслом, причем бдительно слежу, чтоб маслом тем не злоупотреблять. Так, ложка-полторы на килограмм капусты. И этому есть железное доказательство: я, наконец-то, изнасиловал себя и пережевал почтенную в своей древности резину: прочитал «Илиаду» и «Одиссею», изложенную на языке, отдаленно напоминающем русский, Гнедичем и, соответственно, Жуковским. Ведь если бы рубал бараньи шашлыки и трескал свинячьи бифштексы, неужели бы потянулся к сему промозглому чтиву? Перевод «Одиссеи» еще и слащавый, от ее «благородных» героев даже поташнивает.

Но отставим Гомера (или что там скрывается за этой этикеткой) и вернемся к писателю гораздо более гениальному – Далматову. Наконец-то удостоился вашего восторга! Эти две с половиной строчки перечитал раз двадцать пять. Даже если «Чайка» и подражание Андерсену, то что с того? Сказки Андерсена знаю наизусть, даже делал их стихотворные переложения. Вы не читали, так как все они обрели упокоение в печке. Из «Дюймовочки» помню четверостишие: 
                Утром зорька в окошко глядела,
                И Дюймовочка песни ей пела.
                Серебристый ее голосок
                Уносился на алый восток.

Еще из «Огнива» помню пару строф, да ну их. А сколько бумаги на «Русалочку» извел! «Русалочка», думаю, трагедия такого же масштаба, как «Король Лир», и с какой стати Андерсен подается как детский писатель – не очень понятно.

Ни Рихтера, ни Гилельса догонять и перегонять не собираюсь. Прошлое лето (Ермаковское) и нынешняя ферганская зимовка выдались «фортепианными»: никогда в жизни не имел доступа к инструменту, а тут вдруг – хоть круглые сутки! Ну и отвел душеньку. Захотелось выучить первую часть «Лунной» – выучил и даже хорошо выучил. Знаете, что сказал Якимович, когда послушал? «С точки зрения пианизма ты, конечно, ноль, а вот интерпретация… Равных ей я не слышал!» Хочется выучить третью часть – не выучу, времени не хватит. Да и пианино затащат на оркестровку, там сильно не раззанимаешься. Пусть кто-то корпит над получением диплома и намазывается патриотическим мылом для пролезания в партию. Пусть пять лет портит потом воздух в Институте Гнесиных или в Свердловской консе. Пусть потом натянет на рожу деревянную маску спеси и высокомерия и всю оставшуюся жизнь цену себе складывает – в гробу эту публику видал. И посвящаю ей стихотворение нашего любимого Маяковского:

                Кондомы бы делать
                из
                этих людей –
                Не было б в мире
                кондомов прочней!

Извините, Вера Филатовна, за грубость. Вы же, как понял, отреклись от воспитательных мероприятий.

Вы говорите: презрение к людям ни к чему хорошему не приведет. Вовсе не презираю людей. Презираю Васю Лыкова, Акакия Акакиевича и того, кто нацарапал учебник «Обществоведения». Они не люди, а человекообразные. Вова Штан и тот, когда трезвый, прилично играет на саксофоне, а та сволочь – что делает и что умеет? Да ничего.

Свобода, равенство, братство… Вера Филатовна, Вера Филатовна! Сослагательное наклонение вещь, конечно, сомнительная, но все же. Ответьте, положа руку на сердце: вот какая-то всемогущая сила предлагает вам на выбор отправить в небытие одного из двух человек. Первый – неведомый всем нам конструктор космических кораблей, другой – Вася Лыков. Если слово «равенство» не мыльный пузырь, то вам следует попросить Валерку обломить одну из двух спичек, а самой тянуть жребий, чтоб по справедливости было, у всех же одинаковые права – равенство! Вы будете тянуть спичку? Вот то-то.

Равенство – бред, а быдло должно знать свое место. Рабство порождается не из того, что находится некий выродок, порабощающий других, рабство порождается всеобщим стремлением всякой живой твари жить за счет других. Естественно, что это удается наиболее умным, талантливым и жестоким, которые заставляют стадо пахать на себя и разрешают стаду мычать о свободе, равенстве и братстве. Союзы же борьбы за освобождение рабочего класса создаются хитрыми, юркими, но нищими молодчиками единственно с целью самим выбиться в крупные акулы, что в 1917 году блестяще удалось кучке прощелыг и проходимцев.

Против этой кучки можно было бы и не копызиться (какая разница: Ленин – Троцкий – Деникин – Махно), но кучка изобрела «партийность»! Партийность в искусстве, партийность в науке. Даже с женой барахтаться следовало оглядываясь на догматы «Краткого курса». Партийность погубила великую державу, превратила ее в гуммозное чудище.

Нельзя жить в обществе и быть свободным от общества, но можно быть несвободным подчиняясь ему и можно быть несвободным вопреки. Как Веласкес: намалевал голую Венеру вопреки всесильной инквизиции и всесильная промолчала. А тирания партийности тем-то и омерзительна, что почти ничего не сделаешь вопреки, никуда от нее не спрячешься, никуда не убежишь. Герцен, небось, спокойно смылся в Англию и беспрепятственно лаял из Лондона на ненавистный царизм.

А уедь-ка, попробуй, Далматов, да и не в Париж, а на Огненную Землю или на южные берега Новой Зеландии! Я ловил бы там рыбу, собирал устриц, нищенствовал бы и не только гавкнуть – даже мяукнуть себе не позволил бы на единственно верное учение! Христа ради – отпустите! Так хочется посидеть, сколько влезет, на берегу моря и не бояться, что арестуют за тунеядство или сочинение романов, каковые занятия суть синонимы. Нет, если написал «Молодую гвардию» или «Кавалер Золотой Звезды» – ты великий труженик. Имеются в виду опусы в стиле писем: Далматов – Бондаревой.

Когда читал «Илиаду» и «Одиссею», то не только перетирал песок зубами, но и хохотал местами. Если уж на то пошло, великие эти творения создавались стихоплетами на жалованье (похлебка там, шашлык, погнутый бронзовый сосудик, пленница пятнадцатого-шестнадцатого сорта). Агамемнону завывал дифирамбы один, Ахиллу – другой и так далее. Впоследствии неведомый компилятор собрал бесчисленные песни, кое-как подравнял их и состыковал, из-за чего местами получился фарс: в одной песне прославляются подвиги Агамемнона, в другой того же Агамемнона только что не с навозом смешивают. Ясно, что старались два прихвостня – Агамемнона и Ахилла.

Состряпаны обе поэмы наверняка на незамысловатом, хорошем, современном (для того времени) греческом языке, а Гнедич с Жуковским почему-то решили, что «Илиаду» и «Одиссею» создали, по меньшей мере, полубоги и, едва удерживаясь, чтоб почтительно не обмочиться в штаны, наворотили словесного мусора: тяжеловесных оборотов, «юных крав», «дщиц», «свинопасов богоравных». Юная женщина, юная девушка, но «юная корова», а, тем более, «крава»!.. Вы меня извините. А «жил свинопас богоравный» вообще ни в какие ворота не лезет. Очевидно, в древние времена эпитет «богоравный» имел несколько иной смысл и окраску и надо было не полениться и отыскать подходящий синоним, а не лепить буквально. Не понимаю, как Жуковскому самому-то не резало слух совершенно гнусное словосочетание?

Обе поэмы – энциклопедия человеческого ничтожества и не герои в них живут, а первобытные люди. Красная нить и движущая сила – грабеж, грабеж и еще раз грабеж. Почему-то процветает красивая басня, что война разгорелась из-за Елены, а ведь Елена упоминается обязательно с довеском – сокровищами, которые троянцы уперли вместе с ней, или она сама втихаря обобрала законного супруга. Из-за бабы Менелай полез в драку на Париса, из-за бабы Агамемнон насыпался на Ахилла, из-за бабы тот плюнул на общее дело и ушел с поля боя!.. Ничего себе, герои.

Для древних времен – согласен, но какое вдохновение можно черпать сейчас, перечитывая бесконечные описания убийств? Да с какими смачными подробностями!


Гектор:

Слышишь?… мчатся… Пламя пышет боя!..

Час ударил!.. Сын, супруга, Троя!..

Бесконечна Гектора любовь!..


Это Шиллер и иже с ним Тютчев воспели древнего героя, воспели натужными, как во время хорошего запора, стихами, а кем, собственно, восхищены? Свирепым дикарем, дерущимся из-за красивой телки и торбы золота, да к тому же еще и чужими.

Все чаще задумываюсь над тем, почему испокон веков наиболее престижна карьера военного? Ведь профессия солдата, офицера – убийство! И почему прелестные, утонченные барышни млеют при виде блестящего мундира? Наверное, несмотря на духи, кружева и фортепиано в них продолжает подсознательно жить и здравствовать тысячелетняя пещерная самка, для которой высшим кумиром являлся владыка, умеющий лучше других добыть пропитание для нее и детенышей. А лучшими добытчиками были наиболее жестокие, сильные и кровожадные, офицеры, то бишь. Мундиров, правда, в те времена не было.

Удивительно, но покрыта туманом смерть Ахилла, хотя даже царапины иных «героев» описаны с нудной доскональностью. Весьма странно, что гибель величайшего древнего героя никак не освещена ни в «Илиаде», ни в «Одиссее», а сведения о ней почерпнуты из каких-то третьих источников. Возможно, его уходили свои же за то, что он, тайно слупивши с Приама немалую мзду за тело Гектора, присвоил ее и ни с кем не поделился. Иначе к чему столько таинственности с «командировкой» старого бабника (пол Тори – его дети, законные и не совсем) в стан ахейцев? Темное дело и с гибелью Агамемнона. Не тот был цуцененок, чтоб позволить себя прирезать хахалю жены, по этой части он сам был большой специалист. Скорее всего, возвратился домой с такими жалкими силами, что конкуренты без труда его свергли. А может, нашел свой конец еще раньше – на развалинах Трои.

Давайте логически рассудим. Троянцы по части драки и воровства ничуть не уступали доблестным аргивянам, могли они, в конце концов, допетрить, что дело пахнет керосином и больше за стенами Илиона им ловить нечего? И в один прекрасный день, вернее – в одну прекрасную ночь, ребята нарезали винта, прихватив жен, детей и золотишко. Ликующие ахейцы ворвались в город и, ничего, кроме битых черепков и старого драного тряпья, не обнаружив, пошли вразнос и посчитались с вождями, которые обещали им золотые горы. Не зря в «Одиссее» постоянные глухие намеки на бедствия, постигшие данаев после разрушения Трои, на ссоры и раздоры. Тень погибшего Аякса была настолько зла на вороватого Одиссея, что не захотела с ним даже разговаривать, когда тот явился к ней в гости в Аид. Хитромудрому царю Итаки, видимо, пришлось срочно рвать когти от рассвирепевших ландскнехтов и добираться на родину «автостопом», зарабатывая на пропитание россказнями о своих приключениях и пересказами слышанных от бродячих певцов басен. Намеки на странствующих пустобрехов в «Одиссее» весьма прозрачны.

Именно взятием Трои должна была бы закончиться «Илиада», но либо аэдам было запрещено петь на эту скользкую тему, либо данный материал представлялся им малоприбыльным, либо, что вероятнее всего, заангажированность существовала и в добиблейские времена и неведомый редактор, подбирая материал, бдительно следил, чтоб, упаси господи, не бросить тень на божественность царской власти.

Еще пара замечаний, пришедших на ум. (Я, кстати, наделал выписок чуть не в половину общей тетради. А, вообще-то, когда читаю книгу, она выстраивается в голове в виде четырехмерной конструкции, вроде стеклянного кукольного театра с крошечными живыми человечками. Знать, не долго осталось гулять на свободе – грядет желтый дом!..) Итак: десятилетняя осада Трои – бред. Технология власти – профессия, древнее самой древней профессии и даже выживший из ума царек не покинет вотчины на такой чудовищный срок. Слишком хорошо они знают, чем такие командировки заканчиваются. И подтверждение этому в самой «Илиаде»: с какой стати Приам выспрашивает у Елены имена осаждающих город военачальников?! Это на десятом-то году осады?! Ясно, что ахейцы нагрянули совсем недавно. Другое дело, что грызня между греками малоазийскими и пелопонесскими была не то, что десятилетней, а вообще перманентной. И воспетая в эпосе военная экспедиция в Троаду была наиболее фундаментальной, только и всего.

И о хитро… (пардон! чуть гадость не брякнул!) о хитроумном Одиссее. Он напоминает сразу двух героев: Синдбада-Морехода и барона Мюнхгаузена. Когда дядя вдохновенно врал о своих похождениях, вежливые хозяева поспешили заверить дорогого гостя:

                Царь Одиссей, мы, внимая тебе, не имеем обидной
                Мысли, чтоб был ты хвастливый обманщик, подобный
                Многим бродягам, которые землю обходят, повсюду
                Ложь рассевая в нелепых рассказах о виденном ими.

А его драка с женихами Пенелопы – преломление борьбы за возвращение потерянной за время авантюрной экспедиции власти с какими-то греческими вождями. Как говорил бессмертный Санчо Панса: «Пошел за шерстью, ан глядь – самого обстригли»! В последней песне «Одиссеи» ощутимо пованивает порохом гражданской войны. Одиссей явно учел печальный опыт соратника по ограблению берегов Малой Азии и долгое время слонялся вокруг Итаки, пока не сколотил тайную коалицию, чтоб вернуть власть.

И завершу свое смурнописание гениальным четверостишием Байрона, почтение которого перед «Илиадой» и «Одиссеей» не лишено было иронических ноток. Стихи эти помню чуть не с детства:

                «Порой, застыв пред урною своей,
                Скиталец потрясенный замечает,
                Что друг – отец детей его жены,
                И свой же Аргус рвет ему штаны!»



До свидания.


Ваш Одиссей, вечно блуждающий меж Сциллой, Харибдой и Пенелопами.