36 и 6

На исходе ночи автобус 36-го маршрута начинает свой путь из мрачного спального микрорайона для малоимущих. Предрассветное движение природы ещё только угадывается. Угадывается также и то, что день будет сонным и жарким, бомжи будут томиться на скамейках, воняя засохшим гноем и мочою, а счастливцы-работяги - гнить в камерах пыток, называемых по-английски оскорбительным словом "cubicle"; щеглы, дрозды и прочие мелкие твари будут копошиться в гниющем мусоре, выброшенном из пиццерии прямо на мостовую, и лениво чирикать, фальшивя на ноте F#; в Центральном парке будет звучать отвратительный yuppie-lounge, продаваться дрянное пиво в пластиковых стаканчиках, которое всё равно никто не покупает, так как его нельзя пить на улице; на дорожках для катания на роликовых коньках будет лежать лошадиное говно; и пожилая лесбиянка, развалившаяся на травке в тени Ulmus americana, прочитает 3 станицы романа Jamie Flanigan, прогнусит в телефон "Hoy esta muy caliente" и отправится в свой пентхаус на 68-й стрит, купив по дороге пиццу с артишоками и extra-large газпаччо-енчилада.

Но до всего вышеперечисленного надо ещё дожить. А сейчас жизнь только зарождается, на улицах гетто горят редкие фонари, в неподвижном воздухе висит тяжёлая, влажная прохлада. Автобус открывает двери, первые пассажиры сомнамбулически вползают в салон автобуса и с кряканием приземляют свои туши на сиденья.

Последним, испуганно озираясь, заходит смуглый клерк лет сорока с прилизанными волосами, в неумело выглаженной белой рубашке и плохо сшитых брюках, висящих спереди, как курдюк. Желая спрятаться от хмурых взглядов пассажиров, он пытается переместиться в хвостовую часть транспортного средства, но получается это у него, мягко говоря, неудачно. Не пройдя и метра, он цепляется штаниной за конец трубы, торчащей из сумки слесаря, сидящего на переднем сиденьи. Штанина с треском рвётся. Клерк дёргает головой вниз, идентифицируя источник неожиданного казуса, затем осторожно смотрит влево и, напоровшись на агрессивно-вызывающий кирпич лица владельца трубы, суетливо возобновляет прерванный путь, согнувшись чуть не вдвое под тяжестью злорадного, любопытно-равнодушного давления человеческих стен.

Автобус тяжело трогается с места и, подпрыгивая на ухабах, направляется к первой остановке. Здесь он принимает в себя ещё троих великомучеников и, глубоко вздохнув, делает левый поворот.

Толстая негритянка, вошедшая первой, останавливается в проходе и начинает долго и раздражённо пересчитывать медяки, в то время, как двое других пассажиров, не имея ни малейшего шанса пройти в салон, вынуждены ждать окончания процедуры. Закончив счёт, негритянка деловито засовывает кошелёк в облупленный саквояж, утрированно медленно, по-гусиному переваливаясь, разворачивается и наконец с трудом втискивает свои чресла в тесное ложе переднего сиденья. Взгляд её выражает отвращение, смешанное с космическим величием. Неудивительно, ведь у неё есть работа, чем в условиях кризиса мало кто может похвастаться. Долгие десять лет шла она к этому великолепию, а сколько ей пришлось испытать - это тема для отдельного романа. Вечно раздражённая, натянутая, как струна, она постоянно скандалила, закатывала истерики и часто специально искала (и находила) возможность создать конфликтную ситуацию, в которой можно было сорвать злость на попавшемся под горячую руку булочнике, социальном работнике или даже на простом прохожем. В магазинах её знали и боялись, в аптеках, завидев в дверях знакомый силуэт, продавщицы нажимали невидимую кнопку под прилавком, подавая сигнал менеджеру: проблемный клиент...

Но теперь она ничем не хуже других, теперь наконец она может обрести покой. Работает она уборщицей в "Макдональдсе". А что тут такого? Сейчас кризис, на каждое рабочее место - сотни желающих. Она видела сколько резюме лежало в мусорной корзине управляющего, когда проходила интервью. Помогла ей лишь принадлежность к негроидной расе да ещё то, что управляющему под конец рабочего дня надоело издеваться над соискателями должности. Четыре часа - такое время, когда уже хочется гамбургера, куриного супу с вермишелью и вечернего бейсболу по телевизору. Надо радоваться, что хоть такая работа есть.

Дальше - прямое и широкое шоссе, совершенно пустынное в этот ранний час. Тут можно было бы неплохо разогнаться, но водитель всё ещё наполовину в объятиях сна, а может быть он просто желает подольше помучать пассажиров, мстя им за тяжёлый вчерашний день, - во всяком случае, автобус едет медленно. Справа проплывает дом престарелых, но все его обитатели спят, им не надо никуда ехать, да и не пустят их няньки, даже если надо. Многие уже проснулись - сон стариков чуток и хрупок - и, плавая в сладком тумане старческой деменции, ожидают первой утренней клизмы.

А тем временем сквозь мутное стекло автобуса начинают прорисовываться контуры станции метро. Человек пять встают: им предстоит провести ещё полтора-два часа в поезде, чтобы успеть к месту работы, а потом целый день клевать носом в унылом депрессивном кубрике зачуханного офиса. Вторник - самый тяжёлый день на неделе. Автобус делает вторую остановку и выплёвывает приговорённых в недра грязного, сырого метро.

Клерк с порванной штаниной всю дорогу не мог отойти от шока и, похоже, только сейчас, выйдя на улицу, осознал серьёзность своей ситуации. Наскоро осмотрев и ощупав болтающийся лоскут, он судорожно выпрямляется и, спотыкаясь, трусит к станции метро. Сейчас не время заниматься штаниной, надо сначала сесть в поезд и там уже не спеша обследовать повреждённый предмет гардероба и заодно решить, как избежать увольнения, ведь он не такой уж и ценный работник, если разобраться, а с дресс-кодом у него в фирме строго. К тому же, кризис в самом разгаре, грядут массовые сокращения... Над ним и так уже сгущались тучи, а теперь, когда он предстанет перед боссом в таком виде... О ужас! Мысли о кризисе и ужасе производят шум в голове клерка, который сливается с шумом от недосыпания и даёт в результате кратковременный приступ дурноты. Клерка ведёт в сторону и, стремясь сохранить равновесие, он неуклюже перебирает ногами и наступает на обрывок штанины. Короткий треск - и клок ткани полностью отделяется от брюк. Клерк немного переводит дыхание и затравленно устремляется к турникету, но через несколько шагов что-то в нём щёлкает и заставляет вернуться назад и подобрать грязную тряпочку с пола.

Уже в вагоне железной колымаги, громыхающей по старым, раздолбанным рельсам, клерка посещает первая логичная мысль за сегодняшний день. А имеет ли вообще смысл ехать в таком виде на работу? Но ведь он уже едет. Вернуться назад? Так, спокойно, спокойно... Какие есть варианты? Клерк достаёт из кармана кусок штанины. Нет, вариантов нет никаких. Разве что купить новые штаны. Но где? Ни один магазин не работает так рано. Вернуться домой и переодеться? Исключено. Опоздание равносильно увольнению. Вот если бы он вернулся сразу после инцидента с трубой... Нет, даже тогда он бы пропустил свой поезд и опоздал. Увольнение неминуемо - это ясно. Новая мысль вводит клерка в оцепенение. В таком состоянии мы его и оставим.

Третья остановка - океанариум. Здесь из автобуса суетливо вываливается щуплый мужичонка в коричневом свитере. Он работает чистильщиком аквариумов для акул. Каждое утро ему необходимо появляться на рабочем месте задолго до открытия заведения и целый день заниматься чисткой. Переодевшись в прорезиненный балахон, он карабкается на лестницу-стремянку, берёт длинный шест со скребком на конце и елозит им по внутренним стенкам аквариума, удаляя серо-зелёный налёт из грязи, жира и микроорганизмов, скопившийся на стекле за предыдущий день. К открытию океанариума аквариумы должны быть идеально чистыми.

Такая работа может поначалу казаться романтичной, и при наличии соответствующего склада ума кое-кто, возможно, почувствует себя эдаким маленьким Туром Хейердальчиком или даже Жаком-Ивом Кусто или ещё чорт знает кем. Но так бывает только в первые два дня, уже на третий накатывает мощная и беспросветная депрессия. Наш незадачливый Амундсен-Скотт - не исключение, в его голове давно и прочно поселились и слились воедино два страха: страх опоздать на работу и быть уволенным и страх очередного долгого рабочего дня, наполненного борьбой со сном и тяжёлым, изматывающим физическим трудом. Оставим его самостоятельно разбираться со своими фобиями и поедем дальше.

Постояв на светофоре, автобус делает левый поворот, проезжает мимо пустого, тёмного парка и въезжает в спальный район для среднего класса. Здесь перед домами растут пальмы, а в подъездах спят в своих креслах золотопуговичные консьержи, члены профсоюза. Пусть спят, не будем их тревожить.

Правый поворот, и сразу за углом - четвёртая остановка. Несколько толстых тёток средних лет залезают в автобус, чтобы отправиться в офисы по продаже недвижимости, где они работают мелкими менеджерами и бухгалтерами. Их амбиций хватит на сотню нефтяных магнатов и тысячу наркобаронов, однако, в силу несправедливости мира сего, они вынуждены пользоваться общественным транспортом в то время, как их начальники, тупые и совершенно безграмотные создания, и вообще, полные ничтожества, бесстыже ездят на мерседесах, и это, конечно же, вопиющее безобразие, вызывающее благородный гнев и жажду возмездия, удовлетворить которую могут только премиальные и комиссионные выплаты, неделя отпуска в "Кастильских" горах, а также сплетни, которыми тётки незамедлительно начинают обмениваться, как только зады их обретают опору. Пока пассажиры медитативно внимают рассказу об иммиграционных махинациях и прочих русских делах, автобус с надрывно-пердящим звуком выруливает на Океаническую улицу.

Пятая остановка - больница. Здесь автобус подбирает единственного пассажира, немолодую индуску-лаборантку в голубой мешковатой униформе. Её смена начинается в восемь, но она героически пришла на работу в четыре, чтобы взять у дежурного накладную и поехать на склад за шприцами. С помощью этого хитрого манёвра она надеется сберечь время и нервы, ведь в такой ранний час на складе не должно быть очередей и людской суеты.

Бедная, наивная лаборантка! В рабочем коллективе у неё нет друзей, и поэтому никто ей не сказал (и никогда не скажет), что на складе недавно поменялся график работы, и теперь там с четырёх утра начинается обслуживание благотворительных организаций и хосписов, а всем остальным надо стоять у заднего входа и ждать. Через пару часов счетовод закончит отпускать товар, не спеша позавтракает, почитает утреннюю газету и только потом соизволит наконец обратить свой взор на ходоков от частных организаций, из которых к тому времени уже сформируется солидная толпа, храпящая от одышки, капающая жиром и почему-то считающая, что индуски здесь не стояло.

Сколько унижения, страха, безысходности предстоит сегодня испытать нашим персонажам... Сколько чудовищной, животной, термоядерной ненависти, спрятанной в тайниках разрушенной души, ждёт своего часа... Но это сейчас неактуально. "Выжить! Выжить любой ценой!!!" - визжит, вопит, скрежещет каждая клеточка изнурённого организма. Вот оно, торжество демократии и свободного рынка!

Лишь один пассажир утреннего автобуса не копит ненависти и не думает о выживании. Молодой паренёк, совсем ещё мальчик, тихо притаился в углу, не обращая внимания на перипетии борьбы человечества с самим собой. Он незаметен и, можно сказать, почти невидим, но даже если кому-то всё же придёт в голову присмотреться к нему, взгляду будет решительно не за что зацепиться. Абсолютная отрешённость и непричастность к окружающему миру, деловое и, в то же время, беззаботное спокойствие, правильные и ничем не примечательные черты лица, волосы уложены в аккуратное каре, в руках книжка. Работает он утренним ди-джеем на местной радиостанции. Каждое утро, ни свет ни заря, он открывает радиостанцию, нажимает нужные кнопки на пульте и компьютере и пускает в эфир знакомые всем утренние передачи, без которых невозможно себе представить жизнь мегаполиса. Привычные и родные голоса дикторов, весёлые заставки и задорные утренние песни дадут людям силы и настроят на позитивный лад. Они поднимут настроение, заставят на время забыть о кризисе, ужасе и увольнениях, подарят суррогат надежды на лучшее и иллюзию благополучия. А как ещё можно помочь этим безымянным миллионам уборщиков, клерков, парикмахеров, грузчиков, мойщиков машин и прочих инвалидов капитализма? Никто ещё не изобрёл более эффективного способа, чем радио.

Его остановка - шестая по счёту. Автобус 36-го маршрута замедляет ход. Сейчас откроются двери, и спаситель человечества выйдет на улицу, перейдёт через дорогу и зашагает по спящей улице под куполом фиолетового неба, чтобы избавить легионы нормальных людей от необходимости шевелить извилинами, освободить сознание от реалий жестокой действительности, наполнить головы легкоусвояемым концентратом готовых к употреблению мыслей и идей, дать возможность быть нормальными. И не позволить мегатоннам лютой ненависти выйти на свободу.

Вот ди-джей поворачивает ключ в замке, открывает дверь и входит в здание радиостанции. Теперь всё будет в норме.