Сказка. ч. 8. гл. 20. раздел2. воспитательная рабо

РАЗДЕЛ 2.  ВОСПИТАТЕЛЬНАЯ РАБОТА

  Директор Президент Отеля, ябедничая на нас  президенту, явно слукавил. Буйствовали в гостиничных номерах лишь Хомяк со своим денщиком, а мы, в общем-то, были, скорее, потерпевшей стороной. Престарелый имам-папа поначалу капризничал, требовал себе на завтрак свежего пузанка, пулярку и каплуна, а затем и вовсе птичьего молока, а когда ему вежливо ответили, что в меню столовой Красного дома подобных продуктов не значится, он так рассвирепел, что ударил канделябром гостиничного служащего по лысине, а самого директора прилюдно оттаскал за пейсы. Побушевав с полчаса, старик свершил намаз, съел целую гору плова и завалился спать, помолившись уже по христианским канонам. А Дух, оставшись без присмотра, продолжил неправедное дело истребления продовольствия и крепких напитков в гостиничной столовой. Поскольку сытости, подлый, не знал, то он быстро привел хозяйство в упадок: дошло до того, что в холодильниках мыши вешаться начали. Тем не менее, негодяй настойчиво требовал продолжения банкета, а, получив отказ, перебил всю посуду, а затем и вовсе стал свои волчьи песни петь, отчего постояльцы отеля пришли в глубокое уныние. Мы же с Пришельцами, сообразив, что к чему, быстро спрятались под стол, и оттуда наблюдали за безобразными сценами.
  Вскоре Дух надоело издеваться над персоналам гостиницы, и он принялся разыскивать своих друзей. А нюх у демона куда острее волчьего, вот он нас и учуял. Вытащил из-под стола, и ну учить уму-разуму: мол, куда подевались, я, мол, с вами хотел на брудершафт выпить да “Аве-Марию” Шуберта спеть… и при этом все по нашим головам тем самым канделябром прогуливался, мерзавец.
  Все это продолжалось бесконечно долго, так долго, что все мы успели пожалеть о собственном бессмертии. Слава Богу, что все проходит: загремел гром, и страшная сила разметала нас в разные стороны, а затем собрала вместе уже на Сатурне перед самым входом в божью резиденцию. Дверь распахнулась, и неведомый вихрь втолкнул нас внутрь.
- Вытирайте ноги! -  Раздался голос Вурдалака. Глянули мы по сторонам – и обомлели: Бога-то на месте не было, а сидели в его кабинете злецы Самуил, прославившийся своей жестокостью, Вурдалак, Фагот и Малюта Скуратов-Бельский с закатанными по локоть рукавами и какими-то очень уж плотоядными ухмылками.
- И снимайте штаны, - ехидно добавил Самуил. – Сейчас мы проведем с вами короткую воспитательную работу. Господь нам поручил поучить кое-кого приличным манерам, так что уж не обессудьте!
- Протестую! – Взвизгнул Хомяк. – Откуда я знаю, врете вы или нет, ибо Господь нам ничего не говорил!
- А за подобные экстремистские выходки полагается еще по двадцать пять, - невозмутимо заметил Малюта,  - а кое-кому – так даже сотня!
  Однако Духа смутить или напугать было не так легко. Он презрительно взглянул на экзекуторов, подошел к ним, спихнул с кресла пророка Самуила, обшарил его карманы, и, ничего не найдя, отвесил старику здоровенную затрещину.
- Ни мандата, ни удостоверения, ни божьего приказа – ничего, - сообщил он, - даже табаку нет!
- Это произвол! – Закричал униженный  Самуил, отойдя, на всякий случай, к самой двери. – Ты за это ответишь, чертов Дух! Пред самим Господом ответишь, вот так!
- А это – не произвол? – спокойно возразил Азазелл. – Влезли в чужой дом, без документов… возможно даже, что с целью ограбления – и кого? Кого, я спрашиваю? – С пафосом вскричал он. – Да как вас всех еще громом не поразило, не понимаю? И они еще собираются учить кого-то хорошим манерам! Бука, Бяка, быстро обыщите их!
  Усмехающиеся Пришельцы повалили незадачливых “воспитателей” на пол лицами  вниз, и, осыпая их отборной бранью, стали производить обыск. Насмерть перепуганные отчаянной решимостью бывшего демона, грозы Вселенной, профосы лежали тихо и сопротивления не оказывали.
- Ага! – Злорадно вскричал Бука, что-то обнаружив в обширном кармане пиджака Вурдалака. – Божий табачок, так и запишем… пиши, Парамоша:
- При обыске обнаружен похищенный у Господа кисет с божественным табаком.
- И здесь кое-что имеется, - радостно  сообщил Бяка, извлекая из заднего кармана брюк Фагота портсигар, - это же именной подарок Бога Андрею Первозванному! Видите, подписан:
- Дорогому Андрюше в утешение вместо утраченного ордена. Бог.
- Времени, значит, зря не теряли, - потирал  лапы Азазелл, - и попались с поличным! Отпираться бесполезно. Жаль, что мы не можем быть судьями в данном случае… но слегка намять бока при задержании имеем полное право!
  И вихрем обрушился на злосчастных экзекуторов. Воспользовавшись тем, что о нем забыли, старый пророк Самуил выскользнул в дверь и пустился наутек, сразу же растворившись в бушевавшем на Сатурне  аммиачно-метановом буране. Никто и не подумал его преследовать, ибо мы были увлечены избиением “младенцев” Вурдалака, Фагота да  опричника Малюты. Хомяк, не принимая непосредственного участия в экзекуции, по-детски радовался, смеялся, хлопал в ладошки и кричал:
- Так их, Душок, лупи со всем усердием! Смотри только, не зашиби совсем, а то как бы от Бога  нам за них не влетело!
- Ничего им не сделается, они бессмертные! – весело отвечал Дух. – Поди, отлежатся еще, да нашей кровушки попьют!
Загремел гром, и в кабинете возник Бог.
- что сделано, то сделано, - произнес он, - а теперь поменяйтесь, пожалуйста, местами!
Пришлось подчиниться: Бог ведь все-таки! И началось!
- Будешь знать, как драться, прохвост, - шипел Вурдалак, старательно стегая Азазелла, а Малюта, поровший Хомяка, приговаривал:
- Не науськивай! Не науськивай, старый черт! Это тебе за все хорошее, фундаменталист проклятый!
Наконец, Бог взглянул на часы и скомандовал:
- А теперь все-все укладывайтесь в ряд!
  И как начал прохаживаться бичом божьим по нашим спинам и ягодицам! Свету мы невзвидели, так больно было. А Господь все время приговаривал с укоризной:
- Никому еще не позволял моих личных экзекуторов пороть! Но и обворовывать божью резиденцию никому не позволено! Так что всем сестрам – по серьгам! Получите и распишитесь, олухи царя небесного!
   И мы расписались в собственной глупости и прочих грехах. Один Бог знал, сколько их за нами числилось, а, поскольку он именно знал, то и воздавал, соответственно, в меру “заслуг” каждого. Думаю, что всем хватило, а иначе быть  просто не могло.
Затем нас приподняло да шлепнуло, пусто нам стало, типуны на языках повыскакивали, и много чего еще случилось. В меру заслуг.
Наконец, все, как будто бы, закончилось. В наступившей тишине мы слушали, как бушевала за дверью свирепая вьюга, как чиркнула спичка в деснице божьей, как Господь раскуривал трубку.
- Вы тут отдыхайте, а я пойду, Самуила покричу, - услышали мы глас Всевышнего. – Разыгралась в поле вьюга-пурга, как бы старик не застудился! Не Ялта, все-таки: Сатурн, понимаешь!
Мы лежали тихо, как мыши. Минут через пять дверь распахнулась, и, вместе с порывами ледяного гелиевого  ветра, в комнату вошел Создатель,  державший за шиворот окоченевшего  ветхозаветного пророка. Бог посадил старика в кресло у камина, влил в него добрый штоф нектара, и негромко произнес:
- все позади, старина, сейчас согреешься!
И повернулся к нам.
- Не надоело лежать? И, кстати, грешить? Так поднимайтесь, здесь вам не пляж! И штаны наденьте – срам-то какой! Рассаживайтесь, стульев хватит.
  Мы, конечно же, подчинились. Бог опять не удержался от шутки, ловко убрав стулья в момент нашей посадки в них.
- ничего, до свадьбы заживет, - улыбнулся он, наблюдая, как охающие профосы и наша компания поднимается с твердого (кажется, алмазного) пола. На столе возникла скатерть–самобранка номер два, мрачно взглянула на нас и глухо спросила:
- Что, схлопотали?
И стала заполняться всякими райскими яствами.
- Вы закусывайте, а я тем временем проведу с вами небольшую воспитательную работу, - произнес Бог, затягиваясь райской сигарой. Надеюсь, что что-нибудь, да удастся донести до вашего сознания… или, хотя бы, подсознания. Слушайте, дети мои!
   Мы навострили уши, не прерывая, впрочем, процесса дегустации продуктов столовой Парадиза. (Оторваться от этого занятия было невозможно. Вы когда-нибудь ели райских птиц в нектаре? Нет? Тогда что с вами разговаривать!).
Бог выдержал длительную паузу, а затем начал как бы издалека.
- Четыре миллиарда лет эволюции понадобилось мне для того, чтобы вывести на планете Земля Гомо Сапиенс. Вывел, ладно. И что же мы видим? Только то, что понадобится куда больший срок для приведения его в человеческий вид. Это я и о вас, в том числе, говорю! Дух, прекрати чавкать! Хомяк, когда же, наконец, подавишься своим пловом? А тебя, Фагот, от черной икры еще не тошнит? Я уже и не говорю о том, что надо меру знать. Вы бы хоть какие-то приличия соблюдали, прорвы ушастые!
Мы, не сговариваясь, синхронно поперхнулись, а Хомяк даже в обморок рухнул.
Помолчав, Бог добавил:
- нет, вы не думайте, мне не жалко продуктов! Самобранка еще хоть сто раз по столько доставит, и нисколько при этом не вспотеет, а мне эта роскошь ни к чему. Но  вы-то, вы-то сами должны отчетливо осознавать, что чревоугодие, сластолюбие и жадность ни в одной стране мира и ни в какие эпохи не причислялись к добродетелям. Постарайтесь сделать из этого хоть какие-нибудь полезные выводы. Вот смотрю на вас, и удивляюсь: неказистые все какие-то, плюнуть не на что, все на одно лицо… для меня, разумеется… а уровень потребления – как у крупных развитых стран! Вы что, в самом деле? Да разве так можно? Вы тут жрете, как диплодоки какие-нибудь, а в Африке, между прочим, собачки голодают, да-с! Вы хоть об этом подумали, вспомнили страждущих? Куда там! Вы, кажется, даже меня не слушаете… Дух, еще раз икнешь, получишь вот этой ложкою по лбу!
     Мы почтительно замерли, даже Азазелл перестал чавкать и икать. Очнувшийся Хомяк, трясясь от суеверного ужаса, медленно выползал из-под стола.
   Бог, мельком взглянув на перепуганного насмерть старика, продолжал читать нам нотации:
- как вы думаете, зачем я время от времени устраиваю разного рода революции и контрреволюции? Вероятно, считаете, что от нечего делать? Заблуждаетесь, молодые люди! Все  глубоко продумано и строго обосновано. Дело в том, что какими бы глубокими корнями не прорастало революционное сознание в массы, оно начинает чахнуть сразу же, как только намечается перерождение, или лучше сказать, вырождение вождей-победителей. Как только новые правители забывают, кому обязаны своим возвышением и для чего все, собственно говоря, затевалось, они тотчас же теряют поддержку масс, так сказать, социальную опору. С этим явлением можно какое-то время довольно успешно бороться, опираясь на карательную систему и подкармливая, подкупая или даже устраняя потенциальных лидеров сопротивления. Но ничто не вечно, и ненависть к правителям, накопленная в течение многих лет, обязательно выплеснется, в конце концов, на улицы и сметет всем опостылевший режим. То же самое относится и к контрреволюции, так что, если среди вас есть контрреволюционеры, попрошу на этот счет не заблуждаться. Не воображайте, что, уничтожая вождей народных масс и тех, кто идет за ними, вы совершаете  нечто вроде подвига. Куда там! В истории вы остаетесь с еще более неприглядными физиономиями, чем самые свирепые инквизиторы, сатрапы повстанцев. Не буду в тысячу первый раз напоминать азбучную истину о разлагающем воздействии власти на менталитет, скажу только, что чаша сия почти никого еще не миновала – в той или иной форме. Наблюдательный Тацит даже успел заметить, что из всех императоров лишь Веспасиан не стал хуже, чем он был до воцарения. Всего один-единственный случай! И, куда ни посмотри, в любую эпоху, в любой стране, вне зависимости от общественно-политического устройства и форм правления, статистика оставалась приблизительно такой же.
     Так что же, следует опустить руки, плюнуть на все и вступать в тоталитарные секты, а то и вовсе примыкать к  поддерживаемым реакционными режимами главным государственным конфессиям? Поступайте, как знаете, но я бы не советовал  вам делать ни того, ни другого. Себе дороже выйдет! Но, какой бы бесконечной и черной ни казалась вам ночь, а утро все-таки наступит. Не стоит отчаиваться, впадать в панику и закатывать истерики по поводу невыносимости вашего существования в условиях отвратительного строя, да еще при воре-правителе. Уверяю вас, что все это пройдет, а негодяев, рано или поздно, Бог накажет – то есть, я накажу. Не было еще случаев, чтобы виновный ускользнул от моего суда. Промахов не ведаю, пощады – тоже.
Мы зябко поежились – как мне показалось, Пришельцы – зябче всех.
- Что, замерзли? – улыбнулся Бог, - сейчас в камин дров подброшу. Буран все-таки на улице!
И продолжал:
- Разумеется, одного понимания, что такое хорошо и что такое – плохо, не достаточно для сдерживания нездоровых эмоций и воздержания от скверных поступков. Все-таки, в конечном счете, бытие определяет сознание. Здесь я согласен с классиками марксизма-ленинизма, да и не только здесь! Но ведь и бытие не образуется откуда-то само по себе; процентов на 90 его определяют сами  бытующие. А ими ведь кто-то управляет, а те, кто правит, еще и представляют чьи-то интересы. Вот как все сложно устроено, можно сказать – закручено! Так существует ли выход из этого лабиринта? Могу сказать лишь одно: да, существует. Можно ли его найти? Отвечаю утвердительно. Так ищите же, черт бы вас побрал, и, в конце концов, найдете. Дорогу осилит идущий, так что нечего вам здесь прохлаждаться. А дорогу показывать не стану – не назло, а для того, чтобы заставить вас развиваться и дальше. А то, как упретесь в эволюционный тупик! Что мне тогда с вами делать? Хочешь, не хочешь, а придется Пришельцев вызывать… все поняли?
- Все, все, Господи, - загалдели мы вразнобой, - и даже больше того!
- Интересно, а сколько это будет, и как же это выглядит, ваше пресловутое “больше, чем все”? – Пошутил Бог. – Зело удивительная штука, должно быть! Чудо, одним словом! Ладно, свободны! Дальнейшие указания будете получать по архангельской почте.
   И сразу же нас вынесло в космическую тьму. Успел я разглядеть молнией пронесшийся мимо меня Ганимед, увидел вспышку извергающегося серного вулкана на Ио, а что творилось на Марсе, так и не узнал, ибо очнулся в кабинете Джахангира. Рядом со мной в кресле томно развалился Шатун в экзотическом пончо и сомбреро. Замечательно смотрелись они на нем – прямо как на корове седло.
  Сидящий за своим рабочим столом Кощей оторопело уставился на незваных гостей. Так и не привык он к чудесам, даром, что верующий.