Глава 27. Солдатские матери

Темнело по зимнему рано. Снежный ветер косо хлестал в лица. Машин почти не было. Омоновцы сидели тесным кружком, трепались, и терпеливо ждали оставшееся до закрытия время. Всласть наговорившись ротный поднялся, пора было уходить в уютную и теплую землянку. – Гляньте, мужики, автобусы.. – Машин было несколько. На передней мотался транспарант из простыней и огромными буквами выведено – «Солдаты! Не стреляйте в своих матерей!» Вот те на.. Странная колонна шла медленно и не доезжая до поста остановилась. – Бабы! Глянь сколько их.. Ох, ё моё.. – милиционеры столпились около ограждения и в замешательстве перебрасывались словами.  Толпа женщин возмущенно галдя валила в сторону контроля.  … – сколько можно останавливать... кругом посты... сидят тут, окопались.... – Раздался разбойничий свист. Трофимов поднял голову. Солдаты вылезли из окопов и стоя во весь рост приветливо махали руками. Солдаты не собирались стрелять в матерей и как могли, выражались по этому поводу. – Иди, говори с ними! – Старший лейтенант Ахматов пихал прикомандированного к отряду СОБРовца, крепкого майора. Майора звали Ваней. Иван всячески задавался подчеркивая что он тут самый особый, а значит, ему все должны подчиняться. Омоновцы помалкивали не желая связываться, молчал и Трофимов щадя его самолюбие. Но  как-то раз, не выдержав нахальных поползновений, ротный объяснил Ивану всю горькую правду, тем более что сам Сапожников на каждом совещании долдонил что омоновцы подчиняются ему, как организатору и руководителю обороны, и требовал обращаться с ними как с прикомандированными солдатами. Иван рассвирепел,  пошел  объясняться к  комбату. О чем там они разговаривали, никто не знал, но Ваня вылетел злой и красный. С тех пор меж ними пробежала черная кошка, начались подначки и мелкие пакости, до которых СОБРовец Иван был большой выдумщик. В каких войсках он дослужился до майора, Ваня не распространялся, но от этого человека за версту несло убийцей и насильником. Впрочем, он и не скрывал что ему нравится лить кровь. Это был настоящий, сто процентный мясник. Но он был «свой», и омоновцы только морщились когда Иван разговаривал с чеченцами на дороге.  – Ахматов, ты же старший на дороге?
– Вань, а кто кричал что ты здесь самый главный? Вот и давай, разруливай. – Женщины подошли вплотную, сначала робко, а потом все смелее и смелей окружали  милиционеров. Крики оглушали. – Не Ахматов, я с бабами разговаривать не умею..
– Смотрите какие сытые да здоровые!?  ..  а там воевать некому! .. отожрали морды.. мальчишки воюют..  – Лица женщин разгорались праведным гневом. – А кто говорить с ними будет, я что ли? – Ахматов растерянно озирался. Готовясь пройти сквозь разъяренную толпу Трофимов прижал автомат к груди.  – Пожалуй, я пойду.. 
– Ты куда это собрался, а? –  Омоновец и собровец одновременно взглянули на капитана. – Слушай, а может ты с ними поговоришь? – Капитан сильнее вцепился в оружие – Я что, контуженный с ними лаяться? – Ваня прихватил ротного за рукав – Вообще-то, твой комбат говорил что ты здесь самый главный..
– Он пошутил.
– Какие шутки, мне он тоже самое говорил.. – подхватил Ахматов и дружески пихнул в плече – Давай, поговори с ними.. если что, мы тебя поддержим! – Ротный колебался не долго. – Два литра, мужики. 
.. – они даже разговаривать с нами не хотят! Освобождайте дорогу! .. – Стихия разбушевалась и грозилась вот-вот выплеснуться и снести все.
– Два литра,  да ты что?
– Ну, как знаете.
– Литр.
– Полтора. Товарищи, на данный момент торг не уместен.
– Годиться. Иди толкуй с ними. – Две дружеские руки подпихнули в спину и ротный попал в ад. – Ти-ше! Бабоньки, ти-ше! – Несколько рук вцепились в бушлат, кто-то кричал в лицо, сбоку, сзади.. в ушах звенело. Трофимов не вырывался зная как возбуждает сопротивление, а закрыв глаза орал во всю глотку – Тише товарищи, тише! Кто у вас старший? Давайте по одному станем говорить, а то совсем ничего не понятно!
.. – что вы нас на каждом посту останавливаете, мы уже несколько дней едем, никак в Грозный попасть не можем! За мальчиками нашими, сколько можно им воевать, и за кого?  ..  – Удалось взобраться на бетонный блок, и поднявшись над толпой Трофимов продолжал надсаживаться призывая к порядку. Центр внимания. Он был в центре, и выплескивая злые эмоции  солдатские матери постепенно успокаивались. .. –… у вас нет никакого пропуска, наступает вечер, куда вы едете, не известно!! Возвращайтесь назад, утром все решим! – орал капитан стараясь определить вожаков. Заводилы были рядом. Ингушка и русская. Моложавая баба и покрытая морщинами, очкастая старуха с тяжелым взглядом ведьмы. Эти две держали руку на пульсе и накручивали страсти как ослабевшую пружину. – Что вы на него смотрите!?  Это же офицер! – вопила ингушка. – Это очередная отговорка, не слушайте его!! – орала старуха тыкая в него кривым от подагры пальцем. Капитан взмок и старался не слышать что вопят  эти две  ведьмы. От тяжести эмоций шатало, горело лицо, уши. – Черт бы вас всех побрал! Что вы будоражите людей!? Вам сказано, вечер! – Трофимов обернулся кругом тыкая пальцем. – Вечер! Сними очки если совсем ослепла! А ты чего орешь?! Да, я офицер, а вон мои солдаты! – Сквозь притихающую толпу протолкался Ахматов. – Из Моздока передали, ни под каким видом не пропускать. – Трофимов уже раскаивался что поддался порыву. Сколько нервов потратил..  Гвалт стихал. – Понимаете, по ночам никто не ездит, опасно! Сначала стреляют а потом разбираются! Бандитам все равно кого убивать! Вас расстреляют, а на нас свалят! Как вы тогда поможете своим сыновьям!? – Ротный уже не орал а успокоительно хрипел в жадно слушавшую толпу матерей.
– А может правда, завтра поедем? Он прав.. – часть матерей склонялась в его поддержку. – Он нас обманывает! – взвизгнула русская старуха.
– Заткнись! Тебя наверное чеченцы подослали! – заорал капитан и провокаторша замолчала. – Сейчас ночь наступает, где вы ночью в городе устроитесь? Ну? Давайте завтра с утра? Вас никто задерживать не будет!
– Это правда, что утром нас пропустят? – спросили из толпы и Трофимов мученически сложил руки на груди – Гадом буду..  – Утро вечера мудренее, и после такого сабантуя солдатских матерей пропустят обязательно. Так что Трофимов не лукавил, и не обманывал доверившихся ему женщин. – Пропустят, пропустят обязательно! – В толпе наступил разброд и перелом. Сумерки сгущались. Женщины потянулись назад, к автобусам.  – Товарищ командир.. – сквозь толпу протолкался мужчина в армейской «песчанке» – Понимаете какое дело, нам нужно провести съемку и не могли бы вы..
– Разрешить?  – подсказал капитан оробевшему телевизионщику.
– Да-да!
– Вы знаете, я конечно не против.. – мямлил капитан лихорадочно придумывая юридическую или бюрократическую отговорку, дабы отфутболить просителей по всем правилам российской волокиты. – А разрешение у вас, есть?
– Конечно! – мужчина не спеша расстегнул бушлат и вытащил громадный лист испещренный пометками «не возр..» и различными печатями среди которой наверняка можно было найти и дудаевскую. Противник попался стоящий. Трофимов с тоской поглядел на  испещренную бумагу. Ни черта не понятно.. Окинув лист пристальным взглядом ротный важно кивнул возвращая документ. – Ну так как?  – Телевизионщик лукаво улыбался понимая что покрыл самый козырь. – Вы с Российского телевидения? – обреченно переспросил Трофимов не зная что придумать еще.  – Да, с Российского. Программа «Вести». Ну, мы снимаем?
– Я конечно не против, но.. вот придет командир части, я за ним уже послал.. понимаете, да? – Кивнув, телевизионщик посмотрел на часы – Скоро стемнеет, так что желательно побыстрее. А вон там, не он стоит?
– Где? – Ротный и сам увидел стоявшего в отдалении Папика и  поблескивающего стеклами очков, полкового комиссара. Старший командный состав войскового резерва не очень-то спешил к месту происшествия  и терпеливо переминался на дороге дожидаясь когда их заметят. Заметив что их заметили, Колокольчиков помахал рукой. – Минутку.. – Трофимов зарысил к командиру. – Что там? – Перейдя на шаг запыхавшийся ротный кинул опасливый взгляд назад. – Вроде наутро удалось женщин уговорить, но там еще телевизионщики..
– Чтоо, какие телевизионщики? – командир задумался. Чистое лицо. Выбрит до синевы. Белизна подшитого подворотничка и землистая кожа с черными кругами под глазами. Разговаривая с командиром ротный старался незаметно дышать в сторону. Мера предосторожности. Еще, Трофимов старался застегнуть верхнюю пуговицу бушлата что бы скрыть предательски голубевшее теплое дезабелье. Злополучная пуговица оторвалась и ротный придерживал расходящийся ворот делая вид что ужасно чешется горло. За  внешний вид, Папик карал немилосердно. Это было конечно правильно, но.. – Программа "Вести" документы я проверял, в порядке – тараторил Трофимов отвлекая внимания от оторванной пуговицы. Командир думал. Вскинул мутные глаза. – Ты, вот что.. – Трофимов радостно шевельнул ноздрями. С таким перегаром, Папику и нечего было думать уличить его в пьянке. Что-то бормотал полковой замполит. Трофимов пригляделся, комиссар едва держался на ногах и был попросту остекленевший. Понятно.. – Что вы сказали товарищ полковник? – Держа замполита за руку, Папик беспардонно улепетывал бросив подчиненного на произвол судьбы. Вот, так всегда.. Козырнув вслед уходящим командирам Трофимов вернулся к поджидавшей шайке телерепортеров. – Ну? Ну что?
– Снимайте.. – обреченно отмахнулся капитан надеясь что в быстро надвигающейся темноте телевизионщики не развернуться.  Но у них, оказывается, все уже было готово. Вспыхнули лампы подсветки, оператор вскинул массивную камеру ловя ракус. Знакомый по теленовостям худощавый ведущий пробовал микрофон бегая профессиональным взглядом по лицам. – Интервью дать не хотите?  – Мысль была неплоха. Трофимов огорченно пощупал отлетевшую пуговицу и торчавшее из распаха голубое белье. С небритой рожей, да еще в таком виде? Что он предлагает, опозориться? – Как нибудь в другой раз. 
– А они? – Телеведущий кивнул на сгрудившихся за укрытием омоновцев. – Парни, кто интервью хочет дать?  – Из-за блоков раздался смех – Не желательно. Мало ли что..
– Жаль. Готов? – Камера засветилась рубиновым огоньком. – Вот очередной блок-пост перегородил дорогу солдатским матерям... – тележурналист стоял перед телекамерой с микрофоном и бегло тараторил привычный текст про горести и тревоги. Оператор вел объективом по контролю, окопам опорного пункта, снимал стоящих наверху в рост солдат. Прошелся по разбитым, сожженным остовам техники. Ротный занервничал. Пусть снимает дорогу, разбитые машины, поля. Зачем показывать окопы и вкопанную технику? Не так давно, точно такой же ретивый чеченский оператор снимал позиции боевиков, так полковой разведчик не мог нарадоваться на подобное.. Оставалось лишь уточнить данные и нанести на карту расположение противника.  – Оператор, не снимай позиции.
– Хорошо. Оператор вел съемку. – Ты чего, глухой? Сейчас камеру расколочу! – Ротный угрожающе вскинул оружие и лишь после лязга затвора оператор отвел объектив. Бить камеру никто не собирался, но остановить иначе наглых телевизионщиков, не удавалось. Репортаж закончился. Телевизионщики быстро собирали аппаратуру. Оставшиеся женщины тянулись к автобусам. – Я сразу поняла, что ты из наших.
– Из наших? – Трофимов вскинул брови и усмехнулся как будто что-то понял. Две неугомонные родительницы остановились рядом и как-то чересчур внимательно, глядели.  – У каждого своя работа.. – неопределенно протянул капитан и непроизвольно оглянулся. Та, что помоложе,  оживилась – А ты думаешь нам легко? Они ведь как овцы, норовят разбрестись, попробуй  всех проконтролируй! С ума сойдешь..  – Трофимов начинал смутно понимать, с кем ему пришлось схлестнуться. Любой поток надо возглавить, а движение – оседлать. Только тогда действие человеческой стихии можно направить в нужную сторону и .. – У вас сыновей там правда нет? – Ошалевший от произошедшего капитан лопухнулся и две «родительницы» разом насторожились.  – А ты..
– Пойдем! – дернула за руку вторая, морщинистым лицом и холодными глазами похожая на генерала Власова, и полоснув холодными линзами очков утащила растерявшуюся подругу прочь.  Трофимов присвистнул глядя в след, сбив шапочку на затылок – Вот это нифига себе, нарвался..
Стемнело. Ветер усилился, полетели снежные хлопья выдувая остатки хмеля и возбуждения. Матери погрузились, автобусы не спеша разворачивались обратно.  Контроль закрывался.
Утром коротенькая колонна прошла через контроль на скорости. В возглавлявшей движение «Ниве», прямо, как истукан, сидела «мамаша» похожая на Власова.