Глава 31. Волчата

Яркое солнышко пригревало и располагало к размышлениям. Ротный сидел на бетонных блоках, лениво курил и приглядывался к прохожим. Движение по утру редкое и делать было нечего. Выбрасывая густую копоть подкатил новенький   грузовик. Перед «змейкой» МАЗ остановился и водитель, спрыгнув, торопливо совал собранные документы в руки сотрудника. Худощавый омоновец взял паспорта. – Машину, заглуши. Почему остальные не вышли? – Нервно оглянувшись, мужчина махнул рукой. Из  кабины вылезли две грузные пожилые чеченки. Встали рядом. Напряжение, Трофимов чувствовал их нетерпеливое напряжение. Что-то тут не так… Замотанный проверками омоновец казалось не обращал на это никакого внимания и деловито листал старые советские паспорта.  Капитан небрежно поправил лежащий  на коленях автомат, щелкнул предохранителем. Водитель поспешно сунул в карман проверенные документы и поспешно полез в кабину. Туда же, торопясь стали забираться женщины. Вздрогнув, самосвал завелся. – Куда гонишь! – ухватившийся за край кузова боец заматерился и спрыгнув с дернувшегося колеса сдернул автомат. Не так прост оказался омоновец.  – А чего там смотреть? – водитель высунулся из кабины  и нетерпеливо газовал. Еще несколько человек вскинув оружие подошли к машине – Ты что, плохо понял? Заглуши машину, слезь. – Хорошо видно как водитель лихорадочно соображал – пойти на таран, рвануть назад, или сдаться? Нехотя, чеченец заглушил грузовик и вылез из кабины. – То-то. – Худенький сотрудник забросил за спину оружие и залез на колесо. – Ого! – Проверяющий спрыгнул с колеса и отряхнул ладони – А что за черти там у тебя, в кузове?
– Чего? – водитель смотрел как попавший в капкан зверь, в надежде что охотник не заметит и пройдет мимо. Милиционеры подтянулись к машине ближе. – Ничего! Кого везёшь спрашиваю?
–  А-а! В кузове-то? Это вон – он нехотя кивнул на женщин, испуганно прижавших к груди руки – Попросили подвезти.
– Почему сразу не сказал,  зачем прячутся?
– Их же много. Подозревать их в чем ни будь будете?! – У водителя горячечно блестели глаза и чувствовалось что мужчина сдерживается с большим трудом. Вот-вот натворит глупостей. Женщины натурально заскулили – Это дети наши, в гостях были…  как война началась возвратится не успели, за ними ездили... – Омоновец постучал прикладом по загудевшему кузову – Вылазь, кому говорю! – В кузове не торопились выполнять команду, возились. Поднялись. Подростки? Один, два, три... десять, одиннадцать, вот так ничего себе, сколько детей.. Трофимов поднялся с камня и кивнул на обочину – Сюда. Строится в одну шеренгу. – Подростки встали на обочине. Темные, худые лица. Оборванная, в следах грязи  одежда. Взгляды темные, затаенные, исподлобья. – Паспорта?  – Ротный глядел замусоленные книжки и передавал сотруднику. Грозненской прописки не было ни у кого. Все из одного села,  Урус-Мартан. Что они делали в городе? Ясное дело, воевали.
– Показать правое плечо! – Так и есть, синяки от отдачи. Одежду можно не проверять. Хорошо видно как засалены отвисшие от тяжести боеприпасов карманы. Оружия не было, побросали как только поняли что хана. Один подросток баюкал перевязанную руку. Сломанное предплечье перемотано грязной тряпкой. – Воевали? – громко спросил капитан. Пятнадцатилетние пацаны угрюмо молчали. Зато взвыли матери. Женщины плюхнулись на колени и кинулись обнимать ноги. – Вы чего? Встаньте.. – Капитан опешил и отскочил засмеявшись над неожиданной реакцией.  Он не замышлял ничего недоброго! Подростки заворчали и мгновенно сбились в плотную кучу. Раненого втолкнули внутрь. – Что ты его просишь, встань с колен.. – внятно проворчал один. Два десятка темных, блестящих глаз уставилось на него. Несколько человек смело шагнули вперед. Ненависть отражалась в темных, расширенных зрачках. Если бы они могли, они бы его мгновенно убили без всяких расусоливаний и соплей, как убивали ошалевших от страха и неожиданности, плохо понимавших что они здесь делают, российских солдат. Дети? Разве это, дети? Это теперь волчата, нахлебавшиеся солдатской кровушки. Отношение к задержанным круто изменилось и не обращая внимания на бабий вой, ротный вскинул автомат – А ну назад, зверьё.. Натворили видать дел, раз матери так бояться.. – Подростки нехотя сдали назад. Ничего они не боялись. Затаились в надежде выкрутиться из капкана, зато уж потом, они дадут жару! Они теперь всю оставшуюся жизнь будут убивать. Сначала во имя чего-нибудь, а потом, просто так. Потому что привыкнут и больше ничего не захотят делать. Почему их не шлепнули в Грозном? И дети, родившиеся от них, будут или умственно неполноценные и врожденные убийцы. Научно доказанный факт, кстати. Матери опять взвыли, бросились загораживать телами сыновей. Матерей было жалко, пусть её дитё будет отпетым висельником, она все равно будут любить его. И ничего-то ей не докажешь. Любовь матери темна и слепа. Страшная любовь. Но чеченцы отдавали русским матерям пленных. Ротный скривился – Которые тут ваши? Забирайте. – Кинувшись в толпу, женщины припали к своим кровиночкам, потащили за собой. Прихватили со сломанной рукой. Сыновья воспротивились, гортанно крича оттолкнули женщин. Опять сбились в кучу с ненавистью глядя на русских. Твердые, почерневшие от грязи худые лица, сжатые кулаки. Воины, жестокие и беспощадные, не чета нашим добродушным дурачкам. Кого угодно прибьют. Походя, между прочим изнасилуют понравившуюся женщину, замучают пленного, у трупа отхватят голову или член.. не из-за денег. Нет. Их так воспитывали с детства. И пока задастые дуры в яслях и садиках  и телевизорах, показывая на игрушечное оружие твердят – бяка, чеченскому малышу под подушку ложат нож. Не все конечно, но как видно, хватает.. Эх, сюда бы сейчас хоть одного доморощенного либерала,  втолкнуть  к этим волкам и отвернуться – ищи падла консенсус, или общечеловеческие ценности им растолкуй! Трофимов молча, прищуренными глазами вглядывался в лица подростков – кончать бы их надо.. да как? Шум. Омоновцы несмотря на свой крутой и угрожающий вид ничего не понимали, и добродушно удивлялись глядя на оскаленные лица. – Чего это они? Ну зверьё, ну чистые волки! Ты чего хочешь с ними делать?
– Ничего – Трофимов сплюнул, отошел в сторону давая обзор пулеметчику. – Давай в камеру – кивнул дулом на спецмашину. Женщины выли и не отходили. – А ты чего встал? – Трофимов развернулся в сторону МАЗа. Водитель стоял на обочине и смотрел недобрым взглядом. – Я тоже никуда не уеду.
– Кто там у тебя, брат? Сват?
– Тебе какое дело?
 – Э, мужики, кто там поближе к нему? Дайте ему прикладом меж лопаток! – вмешался Борода. Негромко бормоча на чеченском ругательства водитель торопливо залез в кабину. Машина тронулась.


2

Поздний вечер опустился на землю. Завершая контрольный обход, ротный спрыгнул в неглубокий окоп бронемашины и хлопнул в скошенный борт – Эй, чумазые, живы? – Негромкий разговор внутри смолк, боковой люк гостеприимно отъехал вниз. – Заходите, товарищ капитан. – Вечно закопченный Тышкин выглянул в люк и отодвинулся освобождая проход. – Мы как раз чай пьем.
– Чай? Чай это хорошо! – одобрительно забормотал ротный счищая с ботинок липучую грязь забираясь в железное, пропахшее солярой нутро бронемашины. – Сами заваривали или с кухни?
– С кухни.
 – Ну правильно, не все коту масленица. – Трофимов засмеялся. Старшину разоблачили, и комбат с Матросовым схватились за головы. Широкову грозили страшными карами вплоть до трибунала, но сделать что-либо, кроме лишения жалования в размере месячного оклада, ничего не могли. Вернее могли, но в таком случае, в числе основных виноватых, окажутся лично они. Два сожранных грузовика висели на комбате и тыловике. А так как Сапожников подмахнул документы не глядя, то вся ответственность автоматически перевалилась на него.  Два грузовика! Это надо же, столько сожрать за месяц-полтора!?  Трофимов успокоил старшину, и Юрка повеселел. Теперь батальон сидел на голодном пайке экономя продукты, но пятой роты это по прежнему не касалось. Старшина по прежнему занимался своим черным делом, так как не смотря на недовольство и сердечные припадки, батальонные не хотели лишаться чернорабочего и мальчика для битья. Получив очередной нагоняй, старшина грустил ровно две минуты. И вечером, загрузив мешок и карманы банками, спешил в роту где в лицах  и жестах рассказывал про батальонных.
– МАЗ уехал? – Трофимов крутил рукояти наводки пулемета. Прицел шарил по пустой дороге, полям, холмам напротив, остановился на темном пятне стоявшей под косогором спецмашине. Рядом с фургоном что-то шевельнулось. – Храпов, там что шевелится? – Наводчик отставил кружку – Где?
– У спецмашины? – Трофимов навел прицел на фургон и застопорил пулеметы.
– Матери, остались там, не уехали. Их этот мужик звал, они остались.  Жалко, товарищ капитан.
– Хм, жалко.. Они сколько наших солдат убили, никого не жалели?
– Может, они не убивали?
– Ты их рожи, вблизи видел?
– Нет..
– Вот то-то и оно. Тебе когда шестнадцать было, небось тоже мечтал о приключениях, или на войну попасть?
– Было что-то такое..
– Во, их мечта осуществилась! Для подростка есть только два цвета – черное и белое. В этом возрасте смерти не бояться, самый отчаянный возраст. И зверство. До этого, сколько им головы морочили, что русские оккупировали их землю. Хотя, это не их земля.
– А чья? – Интерес солдат казался не поддельным. – Русская. Они до этого в горах обитали, это после депортации, когда они из Казахстана вернулись, они обратно в горы не полезли. Хрущ им эти земли подарил. Ладно ребята, что-то я с вами заговорился. Храпов, если по нашим окопам раздастся хоть один выстрел, машину с задержанными расстрелять. Их захотят освободить. Думается мне так.. 
– Есть. – Голос наводчика дрогнул.
– Эх, Храпов-Храпов. Ты думаешь мне это приятно говорить или делать? Вот не дай Бог, попал бы ты им в руки, они бы с тобой не церемонились. Эти сучата будут шлепать не только наших, чеченцев тоже. Среди них, тоже нормальные есть –  Наводчик ответить не успел, в броню забарабанили. Трофимов вылез наверх. – Венцель, тебе чего? – Сержант стоял в белым котелком. Запах распаренной гречки коснулся обоняния. – Куда это ты с кашей собрался? 
– Разрешите женщинам поесть отнести?
– Сержант, а ты не думал что их сыновья убивали таких как мы? Их же на зачистке, в Грозном взяли? Автобус перевернулся вот они и разбежались. Это преступники, сержант! – Венцель упрямо помолчал. – Ну и что? Я же не им несу а матерям.
– Один не ходи – нехотя буркнул Трофимов.

3

Командир отряда, подполковник чуть ниже среднего роста стоял около спецмашины и нервно курил. – Отпустить приказано – непонятно зачем пояснял окружавшей его свите и раздраженно морщился. Подростки, поддерживая друг друга затравленно озирались и спрыгивали вниз на землю с высокого «автозака».  «МАЗ» стоял рядом. Торжествующе поблескивая темными глазами, водитель с усмешкой поглядывал на капитана, омоновцев и подсадив последнего подростка в кузов презрительно сплюнул под ноги.  Трофимов сжал кулаки. Бандитский пособник оказался умнее чем казался, и вместо вооруженного налета обрывал телефоны названивал в Знаменскую, временную ставку официального чеченского правительства. Кой черт ему помогал, на какие пружины нажимал, неизвестно. Но из Знаменской нажали на штаб объединенной группировки в Моздоке, и ввиду несовершеннолетия задержанных, Моздок приказал отпустить детей.  Гуманность была проявлена. Несовершеннолетние убийцы получили полную свободу и амнистию. Сколько еще будет уничтожено нормальных людей, пока пуля кровника или российского солдата не оборвет их кровавый путь?  Матери тоже оглянулись, прежде чем сесть в кабину. Одна благодарно улыбнулась, лицо второй выражало неприязнь, неприязнь переходящую в ненависть. Почему, ведь её сын жив и скоро переступит порог родного крова? Оставалось только предполагать сколько она натерпелась страха, зная сколько навалял трупов её сыночек, прекрасно понимая, что снисхождения ему не будет.  Она теперь всю жизнь будет ждать возмездия, и заочно ненавидеть мстителей.  МАЗ тронулся. – Эх.. – Борода огорченно выругался – Отпустили волчат!
– А мы чего, нам приказали.. – оправдывался высокий, рыхловатый капитан с изжеванными капитанскими погонами. Подполковник закурил очередную сигарету и озабоченно глядя под ноги зашагал в свой штаб. Он уже забыл про случившееся и был озабочен навалившимися делами. – А ты кто? – Трофимов недоверчиво покосился на незнакомого капитана сличая описание с прыщеватым, с бегающими глазами  оригиналом. – Та я ж Харащенко, зампотылу отрада! А ты командыр здесь? 
– Вроде того – Капитан пожал мягкую липкую руку с трудом подавив позыв выдернуть ладонь и как можно тщательнее обтереть. – Ну так давай за знакомство.. – Гаращенко вытащил завернутый в газету шмат желтого как болезнь Боткина сала, бутылку из-за пазухи. Откуда-то выудил хлеб. Трофимов мялся не зная как отказаться. Пить с этим гавриком не хотелось. И дело было вовсе не в рассказах о том, что тыловик был редкостной мразью, ведь люди в конце-концов могут ошибаться, не рассмотреть положительных черточек.  Но сало оказалось каким-то склизким и жестким, чересчур сильно воняло чесноком. Хлеб тоже был слишком черствым, не лез в горло, а водка слишком противная. Полная неприязнь. Такого чувства Трофимов не ощущал даже к комбату, и опрокинув стопку наскоро сжевал кусочек, что бы лоснящийся от сала и самодовольства пройдоха в милицейских погонах, как можно быстрее отвалил. – Спасибо братан, больше не хочу! Сало у тебя просто отличное! Я ж с похмела, да еще скоро к комбату на доклад идти.. – Трофимов врал искренне, вдохновенно, сам веря в то что говорил. – Ну як хошь, ну як знаешь.. це ж настояще украинско сало.. – рыхлый тыловик нисколько не огорчился отказом и сноровисто собирал разложенную на бортике транспортера снедь исчезавшую в бездонных карманах. 
– Командир.. – Борода подошел с биноклем – Смотри что к нам едет? – по дороге мчались три транспортера. Солдаты сидели на броне подняв стволы в верх, и машины казались ежиками. – Может того..
– Наши это – Трофимов опустил бинокль и успокаивающее махнул завозившимся на пригорке зентичикам. – Свои, не стрелять! – Красная фигура пантеры красовалась на скулах и башнях машин, а русские рожи можно было различить даже под слоем грязи. Хрупкий полковник с классической бородой - а ля Николай II, в грязной «сфере» и обмундировании осторожно спустился вниз. – Начальник штаба полка.. смена.. – Московская дивизия, бывший знаменитый ОМСДОН в одночасье переименованный в ОДОН,  была основательно потрепанна в боях и засадах, и частично выводилась на отдых, в полевой лагерь оборудованный на открытой равнине. Северокавказский полк снимался и уходил на Грозный. Спокойное житьё заканчивалось.
– Может выпить, с дорожки? – Гаращенко как-то незаметно и быстро развалил своё добро на бетонном блоке. Полковник не стал отказываться, видно было как он замерз. – С прибытием! – Капитан стоял с бутылкой наготове и пока полковник подозрительно нюхая сало примеривался к закуске, бормотал – Вот это настоящий военный! Настоящие солдаты, сразу видно! Не то что эти чмыри.. – Гаращенко столкнулся взглядом с капитаном и угодливо улыбнувшись, как будто не он только что сейчас говорил гадости, кивнул приглашая выпить.