Нееман

                «Нееман, военачальник царя Сирийского,
                был великий человек у господина своего
                и уважаемый, потому что чрез него дал
                Господь победу Сириянам; и человек
                сей был отличный воин, но прокаженный»
                4 Царств 5:1


    Ночная густая мгла медленно окутала замирающий город Дамаск. Главные ворота, обитые железом, были со скрипом заперты, и сквозь теплый запах цветущих деревьев все реже доносились отдаленные и приглушенные крики людей и животных. Тысячи мерцающих звезд, от края до края усыпавших бездонное черное небо, собрались в замысловатые и чарующие узоры. Дамаск засыпал.
    В одном из его каменных домов в спальне с открытыми настежь большими окнами на богатой постели лежал человек. Вливавшийся через окна ночной воздух колыхал податливое пламя масляного светильника и полы занавеси из легкой ткани, прятавшей постель от любопытных глаз.
    На стене возле человека висела распятая леопардовая шкура, на которой тускло блестел круглый медный щит с вычеканенной окаймовкой и головой льва посередине. По обе стороны, пересекаясь вверху щита, крепились выщербленный местами железный меч и длинное копье с трехгранным наконечником. Это грозное в бою оружие принадлежало лежащему человеку, но оно уже давно не чувствовало силу его руки, стремительно направлявшей его в живую плоть врага. Давно свежая кровь не стекала по нему на землю и не засыхала на нем ржавыми пятнами.
    Его хозяин, главный Сирийский военачальник и второй после царя человек, великий Нееман, уже второй год был болен страшной болезнью.

                ***

    Отовсюду, издалека тянутся в Дамаск бесчисленные вереницы верблюдов, коней, ослов, волов, везущих на себе и в повозках огромное множество разнообразных товаров. Караванные тропы кровеносными жилами связывают между собой отдаленные города и села, целые народы и страны. На необъятную торговую площадь Дамаска, минуя главные ворота, по широкой прямой улице, мощенной камнем, вдоль которой сидят нищие, с раннего утра и до позднего вечера стекаются гости с ближних и дальних земель. Навстречу им движется нескончаемый поток уже покидающих город странников.
    Как только в небе замелькает заря, и первые петухи возвестят о новом дне, площадь начинает наполняться, как глиняный кувшин водой, человеческими голосами, криками животных, стуками, бряцаньем, звоном... Постепенно эти звуки сливаются в один сплошной гул, напоминающий пчелиный рой. Продавцы и покупатели, приехавшие с разных краев земли, перемежая родную речь с известными им иноземными словами, с помощью рук и выражения лиц пытаются объясниться друг с другом и, найдя, наконец, согласие, расстаются, довольные сделкой.
    Вот надменный Египтянин в белой одежде и с подведенными углем глазами вертит в руках зеркало, делая вид, что разглядывает в нем отражение своего лица, на самом деле завлекая девиц, которым тут же предложит купить узорчатые полотна, сверкающие украшения,  папирусы для письма и алебастровые вазочки со шкатулочками. Рядом с ним стоит его соплеменник, торгующий совершенно противоположным по назначению товаром: боевыми конями, железными колесницами и оружием.
    На видном месте разместили свои палатки гости из соседней Палестины.  Пахари и садоводы  распродают плоды, взращенные ими на своих щедрых землях: пшеницу и ячмень, виноград и оливы. Тут же можно купить оливковое масло, вино, бальзам, елей и дикий мед. По соседству рыжеволосый Израильтянин бойко ведет торговлю козами и овцами, а его худая жена шерстью и шерстяной одеждой. Далее ремесленники из Самарии продают глиняную и деревянную посуду, кожаные, железные и бронзовые изделия.
    У Финикийцев, приехавших из богатых приморских городов Тира и Сидона, можно приобрести стеклянные и золотые кубки, синие ткани для простых людей и дорогие пурпурные полотна, из которых шьют одежды знатным вельможам. С далекой неизведанной Европы на судах Финикийские купцы привезли слитки меди, железа, свинца, олова и куски янтаря всевозможных оттенков.
    В отдельном месте, ограждая себя от остальных, расположились высокомерные купцы с востока, - Месопотамии, Вавилона и Ниневии, - древнего мира, хранившим в себе все знания и достижения того времени. Они торгуют мягкими коврами с изображением людей и животных, мозаикой, переливающейся в солнечном свете, и искусно выделанными платьями из драгоценной ткани.
    Из Индии, о которой здесь ходят легенды, как об удивительной и прекрасной стране, на кораблях привезли красное и сандаловое дерево, обладающее целебными свойствами. В заморских сундуках манят к себе вспыхивающие разноцветными огоньками груды драгоценных камней.
    Хозяева города, Сирияне, доставили на площадь большие кувшины с вином, белую шерсть, молодых ослов и строевых коней.
    Но многолюднее всего бывает возле места, где от гор слоновой кости, золота и серебра захватывает дух, голову кружит запах благовоний, а в клетках пронзительно кричат обезьяны, раздаются страшные рыки львов и леопардов, привезенных из жаркой Эфиопии людьми с черной кожей.
    Среди толчащихся людей расхаживает бдительная стража, которая следит за порядком и отлавливает воров, шныряющих в толпе тут и там, и число которых год от года не уменьшается, несмотря на ожидающие их суровые наказания.
    С наступлением темноты площадь затихает. Продавцы прячут свои товары, народ расходится по домам, чтобы наутро снова начать искать, смотреть, завлекать, приобретать и сбывать. В общем, делать все, что связано с вечно живущим и необходимым мастерством торгового дела.
    Дамаск расцветал и находился в силе. Трудно было поверить, что когда-то Сирийская земля и ее население подвергались яростному и жестокому ограблению. Войска Египтян безжалостно сжигали посевы, грабили и разрушали села, уводили людей в рабство. Мужчин отдавали на тяжелые работы, а девушек продавали в гаремы. Египетские чиновники устанавливали свои законы, держали в страхе и притеснении местные арамейские племена, карая и подавляя любую попытку сопротивления.
    Но с севера пришла другая сила – Хетты выбили Египтян с Сирийской земли, установили свою власть и обложили арамейцев данью. Между Хеттским и Египетским царствами началась долгая и мучительная война. Наконец она закончилась перемирием, и Сирия была разделена на две части до тех пор, пока не случилось нашествие многочисленных, как саранча, Ассирийцев, свирепых людей с угольно-черными бородами, не знающих страха и поражения, которые явились с Востока, сокрушая всех на своем пути, захватили арамейскую землю и сделали ее окраиной огромного Вавилонского царства.
    Последними врагами Сириян стали Израильтяне, - народ, несметным числом пришедший из Египта, где находился в рабстве четыре сотни лет. Они захватили Палестину, безжалостно усмирив, прогнав или уничтожив живущие на ней племена. Через четыре века царь Давид, объединив под собой враждовавшие колена Израиля, железом и кровью покорил соседние страны, на Сирию возложил дань, а в Дамаске поставил охранные войска.
    Но после смерти Давида смелый Разон, бывший военачальник Сувского царя Адраазара, захватил Дамаск, изгнал оттуда Израильтян и установил свое правление. Собрав вокруг себя отряд верных людей, он подчинил остальные Сирийские царства, а разбойничьи шайки, грабившие караваны, выловил и истребил. Путь на торговую площадь Дамаска был открыт.
    Отныне арамейский народ сам распоряжался своею собственной судьбой. Ни Израильские цари, ни Ассирийские властители уже не могли поработить встававшую в полный рост благословенную Сирийскую землю.

                ***

    Дверь в спальню Неемана бесшумно отворилась. Под потоком сквозного воздуха задергался беспокойный огонек светильника, и полы занавеси плавно приподнялись. В спальню осторожно вошла жена Неемана. С ней была девочка-рабыня.
    - Мой господин, - произнесла жена. – Я принесла тебе хорошую новость.
    Она замолчала, ожидая ответа, потом продолжала:
    - Эту девочку, мою новую прислужницу, твои люди взяли в плен на Израильской земле. Она мне сегодня рассказала, что в Самарии живет человек, который может лечить людей. Как его имя? – обратилась она к девочке.
    - Елисей, - отвечала та тихим голосом. – В моем селении говорили, что он воскресил одной женщине ее сына. Пророк Илия, перед тем как вознестись в огненной колеснице на небо, передал ему Дух Всемогущего Бога. Если бы мой господин побывал у Елисея, то он точно исцелил бы его.
    Нееман безмолвствовал.
    Когда девочка ушла, жена приблизилась к постели и села в ногах мужа.
    - Зачем ты слушаешь бред детей, женщина? – спросил он, не открывая глаз.
    - А если, все, что она сказала, - правда?
    - Все эти сказки про всемогущего Израильского бога? Я уже не верю ни одному богу. Боги слабы, глупы и жестоки. Они не слышат людей или не хотят их слышать. Я не знаю, где они живут и что делают, и не хочу знать этого.
    Он замолчал, потом продолжил говорить так же медленно и устало:
    - Раньше я представлял себе, что во время битвы между народами их боги тоже сражаются, и в конце побеждают те, чьи боги оказываются сильнее. Но теперь я уверен, что это всего лишь глупое заблуждение. Победителем в бою становится тот, у кого тверже рука и холоднее разум. И боги тут ни при чем.
    Нееман тяжело задышал, и жена взяла его за руку, перевязанную белой тканью, чтоб успокоить его.
    - Наши боги и боги других народов не смогли нам помочь, - отвечала она. - Но ты ведь знаешь, что Израильский Бог другой. И тот человек, о котором говорила девочка, хоть он и Израильтянин, но, возможно, - наша последняя надежда.
    - Уходи. Я хочу спать, - Нееман выдернул руку и отвернулся.
    Жена, молча, погасила светильник и вышла, затворив за собой дверь.

                ***

    После Разона, объединившего и возглавившего Сирийские царства, сменилось несколько поколений. Дамаск сильно возвысился. За это время Израильское государство после смерти царя Соломона снова разделилось на Израиль и Иудею. Иудейский царь Аса пришел на поклон к Сирийскому царю Венададу, правнуку Разона, просить помощи в борьбе с Израилем. Венадад призвал со всей Сирии воинов, разгромил Израильского царя Амврия и захватил северные города и земли Израиля.
    Вскоре Венадад решился взять Самарию, город, построенный Амврием, но сын Амврия, Ахав, оказался способней отца. Он победил Венадада и прогнал его от стен Самарии. Через год Израильтяне снова нанесли поражение Сириянам. Венадада взяли в позорный плен, из которого его отпустили по милости Ахава.
    Венадад страшно разгневался. Он сменил всех своих военачальников, а Неемана сделал главным, поскольку тот отличился в бою, почти в целости сохранив принадлежащий ему отряд в десять тысяч воинов и убив при этом множество Израильтян.
    Три года между Сирией и Израилем не было войны. Потом Ахав и Иудейский царь Иосафат объединились и пошли на Венадада, чтобы отвоевать город Рамоф Галаадский. Но в этом сражении Венадад не проявил беспечности. Перед битвой он поставил Неемана во главе войска. Сирияне наголову разбили Израильтян. Самого же Ахава смертельно ранила стрела, пущенная метким Сирийским лучником.
    После той победы и убийства Ахава Нееман, сын бедного арамейского пастуха, прославился на всю Сирию. Простые воины полюбили его за честность и храбрость, за то, что вместе с ними он бился в первых рядах, придавая им мужества, и удача всюду сопровождала его – он никогда не был тяжело ранен. Они полностью вверяли ему свои короткие и отчаянные жизни.
    Царь наделил его богатством, подарил дом в Дамаске, рабов и слуг. Прекрасная жена родила ему двух дочерей и сына. У Неемана было все, что на его месте пожелал бы иметь любой человек.

                ***

    Нееман проснулся глубокой ночью от сильной боли. Лицо, руки и ноги горели, как в огне. Он встал, зажег светильник и, сняв халат, начал развязывать ткань, обмотанную вокруг рук и ног. Кое-где сочилась кровь, где-то она уже присохла, и Нееман, сжав зубы, отдирал ткань вместе с гниющей кожей. Промыв язвы в серебряном тазу, он нанес на тело целебную мазь, привезенную из Египта.
    Постепенно боль утихла. Нееман долго лежал  с открытыми глазами, потом медленно поднялся и подошел к раскрытому окну. Дом его находился на возвышении, и он мог видеть большую часть города, строения, освещенные луной, гору Касиюн, у подножия которой стоял Дамаск.
    На вершине горы белели стены храма, построенного для поклонения верховным Сирийским богам: Ваалу и Астарте.
    Каждый раз, когда луна на небе становилась круглой, как солнце, в храме совершались жертвоприношения в присутствии жителей Дамаска и Сирии. Вначале в храм по каменным ступеням, высеченным в горе, поднимались царь, его советники и военачальники. После них шли менее знатные управляющие, потом простые горожане и Сирияне. Каждый нес богам дары в умилостивление. Входя в храм, люди приближались к месту, где на высоком каменном основании возвышалось медное изваяние бога-громовержца Ваала в виде человека с головой быка и поднятыми кверху руками. Богиня плодородия Астарта, вырезанная из кедрового дерева, изображалась женщиной, держащей в одной руке ребенка, а в другой – гранатовое яблоко.
    Перед идолами стоял жертвенник, сложенный из камней. На него помещали связанное жертвенное животное. Верховный жрец, становясь лицом к богам, просил Ваала о хорошей погоде, избавлению от стихий, засушливых ветров и безжалостного палящего солнца. У Астарты просили обильного урожая, большой рождаемости детей и скота. После каждой просьбы народ кланялся идолам. Потом верховный жрец закалывал жертву. Кровь животного сливалась в нарочно поставленный сосуд. Остальные жрецы и жрицы, стоящие на ступенях по кругу храма, одетые в легкие белые одежды, окропляли себя этой кровью. Наконец под их торжественное пение, танцы и ликование всего народа жертва сжигалась.
    В храме прислуживали девушки, посвятившие себя поклонению Астарте. Их главной жертвою богине становилось самое драгоценное, что они имели, – девство. Они должны были отдать его незнакомому мужчине, лучше всего чужеземцу.
    Перед такими важными событиями, как война или помазание на царство, во время засухи, болезни или мора, приносилось большое число жертв, в течение которых жрецы устраивали пляски и крики, призывали богов и кололи себя до крови острыми ножами, впадая в полусознательное состояние.
    Во время ежемесячного поклонения Нееман стоял обычно возле царя и, поддерживая его правую руку, кланялся богам.

                ***

    Все было у Неемана. Но однажды, объезжая с отрядом границы Сирии,  остановились они на ночлег в доме, стоявшем одиноко в пустыне. Хозяин принял их с радостью, накормил их и приготовил постели. Нееман щедро заплатил ему. Но впоследствии выяснилось, что жена и дочь хозяина  были прокаженными. Через месяц обнаружил у себя Нееман зловещие темно-красные пятна на руках и ногах. Поначалу он не обращал на них внимания, но язвы стали углубляться, гноиться и покрываться белой противной коростой. Тело болело. Целебные травяные ванны не помогали. Когда руки, ноги и лицо сильнее покрылись струпьями, то Нееман понял, что это проказа, - ужасная болезнь, во время которой человек разлагался заживо. Такие люди уходили от мира и жили в отшельничестве. Они считались изгоями, проклятыми богами. Теперь Нееман стал одним из них. Долго не мог поверить Нееман, что удача отступила от него, что злая судьба уготовила ему смерть не на поле боя, а на домашней постели в полусгнившем и обезображенном состоянии. Не понимал он, за что боги прокляли его. Никогда он не предавал их и честно защищал родной народ с мечом в руке.
Он явился с этим вопросом к верховному жрецу.
    «Боги гневаются на тебя, - отвечал старец. - Но за что – никому неведомо. Это их воля. Противиться богам нельзя. Но можно их умилостивить, и тогда потребуется много жертв: один бык, два тельца и несколько ягнят».
    Нееман выполнил все в точности и отдал еще несколько тысяч сиклей золота и серебра на отделку святилища. Но напрасно он провел всю ночь в храме, кланяясь идолам, - бесстрастно они взирали перед собой, озаряемые огнем жертвенника, - и напрасно жрецы скакали, обмазанные кровью, по храму и оглашали его неистовыми криками.
Через неделю Нееман, покрытый еще большими язвами, опять предстал перед священником.
    «Где твои боги, жалкий старик?! Куда они смотрят? Я гнию все больше!» - он схватил в гневе седого жреца слабеющими, но еще крепкими руками за одежду, но тот спокойно отвечал: «Не серди богов еще сильнее. Никто из людей не знает их помыслов, однако вчера один из моих прорицателей услышал голос Ваала, сказавший ему: «если хочет Нееман исцелиться, пусть принесет мне в жертву трехлетнего мальчика, а сам омоется в его крови».
Нееман швырнул старика на каменный пол и вышел вон.
    После этого Нееман пригласил целителей из Вавилона. Когда они явились в Дамаск, одетые в остроконечные шапки и длинные балахоны, обшитые золотыми нитями, Нееман устроил им роскошный прием. После сытного угощения, возлежа и важно поглаживая седую бороду, один из гостей стал говорить:
    - Давным-давно в мире не существовало явного порядка. Чудовищная богиня Тиамту пожирала и уничтожала все новое, что появлялось вокруг. Но боги, рожденные в недрах Вселенной, замыслили погубить Тиамту, а потом создать порядок и установить законы, движущие миром. Тиамту, узнав об их намерениях, решила отомстить богам и уничтожить их. Тогда все боги, кроме одного – великого Мардука, убоялись ее гнева. Мардук же вызвался вступить с нею в бой, но в случае победы потребовал от других богов полного подчинения своему господству. Боги изъявили согласие, и Мардук убил Тиамту, а потом создал из ее тела небо со звездами, землю, населенную  животными и растениями, и моря, наполненные рыбой.
    Но был бог, который помогал Тиамту в битве с Мардуком. За предательство он был убит, а из его крови и подножной глины был создан Человек. Люди появились в самом конце мироздания. Но именно они стали вносить беспорядок в мир. Тогда боги стали наказывать их, насылая злых духов, приносящих болезни и смерть, землетрясения, засухи и наводнения. Чтобы загладить свою вину и умилостивить богов, человек обязан приносить богам жертвы и подчиняться тому, что они говорят через своих слуг – жрецов.
    Мардук поселился в величайшем городе мира – Вавилоне. Он передал своим жрецам постановления, как проводить обряды и как изгонять злых духов, приносящих болезни. Эти знания доступны только вавилонским священникам. Мы знаем, как вылечить тебя, Нееман, но перед этим ты должен признать, что Мардук – величайший среди богов, а Вавилон – царь всех городов под небом.
    - Я признаю это, когда исцелюсь, - ответил Нееман и, увидев недовольные лица гостей, добавил, - но чтобы Мардук не разгневался, я дам много золота, серебра и драгоценных камней на украшение его храма в Вавилоне.
    Старцы одобрительно закивали головами.
    Они стали лечить Неемана в определенные дни, следуя расположению звезд на небе, числу и месяцу. Сначала мудрецы пытались изгнать злых духов, давая больному горькие лекарства и отвратительные зелья. По их словам, то, что противно больному, должно было стать противным и засевшим в нем духам болезни. Потом лекари сделали из глины изображения этих злых духов. Они положили их рядом с постелью больного и несколько часов произносили тягучими голосами заклинания на незнакомом языке, и Нееман старательно повторял за ними. Забравшие в себя болезнь духи были разбиты и закопаны возле дома, а место захоронения было тщательно заделано, чтобы духи не смогли выбраться обратно. Неемана морили голодом и втирали в его тело неприятные мази. Под едкий дым кадильниц, бренчание гуслей и звон бубнов они вместе исполняли обрядовые танцы. Но все было бесполезно.
    Вскоре Вавилоняне засобирались домой и с ближайшим караваном отбыли к себе на родину. Нееман сполна с ними расплатился, как и обещал. На прощание жрецы сказали:
    - Исцеление придет не сразу. Через неделю ты поправишься, а через месяц проказа сойдет полностью. Когда это случится, ты должен поехать в Вавилон и принести жертву Владыке.
    Но Нееману не пришлось съездить в Вавилон. Великий Мардук не даровал ему здоровья. Нееману становилось все хуже.
    Тогда он обратился за помощью к врачевателям из Египта. Они привезли с собой древние папирусы с лечебными записями. Их способ исцеления состоял в непрерывном очищении тела Неемана от дурных веществ. Ему пускали кровь, давали питье, от которого Неемана бросало в жар и тошнило, промывали внутренности. Обессиленный Нееман, видя, что лучше ему не становится, чувствовал в себе возрастающую злобу на горе-лекарей. Наконец он отказался лечиться, заплатил и проводил гостей домой. Перед отъездом Египтяне продали ему дорогую мазь, привезенную из заморских восточных стран, которая хоть немного останавливала ход болезни и уменьшала боль.
    Силы и надежда оставили Неемана. Он не выходил из своей спальни, никого не принимал и все время лежал на постели. Ему было тридцать лет, а выглядел он, будто старик.

                ***

    Долго Нееман не мог уснуть. Мысль о возможном обращении за помощью к Израильтянам не давала ему покоя. Одно дело - просить величайшие города и страны мира. Другое дело принижаться перед маленьким презренным народом со своим ничтожным богом.
    Израильтяне верили в одного бога, который все создал и всем управляет. Он запрещал поклоняться другим богам, потому что другие боги являются людским вымыслом. Нееман не мог этого понять. У каждого народа есть свои боги, опекающие его. Каждый народ поклоняется своим богам и не отрицает существование богов других народов. Так почему же бог Израильтянина существует, а боги арамейца – выдумка?
    Нееман презирал стремление Израильтян выделиться из общего круга. Тем более, что сами они часто предавали своего бога и шли поклоняться чужим богам.
    Коварный народ, пришедший когда-то из Египта и захвативший землю, ему не принадлежащую, города, им не построенные, поля, им не возделанные…
    Единственного Израильтянина уважал Нееман - царя Давида, который был великим воином, честным перед людьми и своим богом. Его сын Соломон в конце жизни, несмотря на всю свою мудрость, стал поклоняться богам своих иноверных жен и наложниц, которых у него было до тысячи.
    Гордый, непостоянный и хитрый народ, осквернивший землю, на которой он поселился…
Но сейчас в той земле слабым огоньком мерцала последняя надежда.

                ***

    На следующее утро Нееман явился к Венададу с просьбой написать письмо Израильскому царю. В то время между Израилем и Сирией было установлено временное перемирие, и требовалось разрешение для проезда в Израиль.
    Получив вскоре положительный ответ из Израиля, Нееман снарядил свою боевую колесницу и отправился со слугой-оруженосцем в путь. Через день они въехали в пределы Самарии. Местные жители настороженно провожали взглядом колесницу Неемана, когда она проезжала мимо их селений. Нееман чувствовал себя раненым львом среди шакалов, и на всякий случай держал наготове под покрывалом железный нож.
    Наконец он достиг жилища Елисея. Навстречу ему вышел молодой слуга, и Нееман велел ему позвать господина. Слуга, вернувшись, сообщил, что Елисей сейчас занят, но велел передать, чтобы Нееман пошел к реке Иордан, снял с себя всю одежду и окунулся в ней семь раз, после чего и будет исцелен. Сказав это, слуга удалился. Нееман покраснел от гнева. Он думал, что Елисей сам выйдет и примет его, потом будет, как и другие, призывать своего бога, творить заклинания, давать лекарства, но вместо этого он не только не вышел, но зачем-то послал в эту мутную израильскую реку. Он приказал оруженосцу немедленно возвращаться домой, но проехав немного, Нееман успокоился. Они повернули снова и доехали до Иордана. Раздевшись, Нееман подошел к реке. Он посмотрел на свои язвы, которые еще больше углубились, посмотрел на реку и усмехнулся. «Ладно, - подумал он. – Пусть я буду выглядеть глупцом, но я сделаю так, как сказал мне этот Елисей. Терять мне уже нечего».
    Он с отвращением шагнул в грязный поток и дошел до середины реки, так что вода была ему по грудь. Течение влекло его за собой. Он окунулся один раз, второй, третий… После каждого ныряния он осматривал свои руки, но язвы не проходили. Он погрузился четвертый, пятый и шестой раз. Проказа оставалась на месте. Ему предстояло окунуться в последний раз, но вера уже почти покинула его сердце.
    «Зря я приехал сюда. Как ничтожный наивный глупец, сижу в этой воде», - сокрушался Нееман. Вместе с тем, он понимал, что этот последний раз окажется по-настоящему последним и принесет ему либо смерть, либо жизнь.
    Он погрузился в воду седьмой раз, и ему показалось, что он летит в бездну. На мгновение Нееман перестал владеть собой, и время для него как будто остановилось. Течение чуть не сбило его с ног, он пошатнулся и стал выныривать. И вдруг военачальник почувствовал, что его плоть стала наполняться силой, и теплая дрожь прошлась по всему его телу. «Свершилось», - пронеслось у него в голове, и безумная радость охватила его. Он вынырнул и постоял с закрытыми глазами, боясь открыть их, но уже зная твердо, что исцелился. Подняв веки, он посмотрел, сощурившись, на солнце. Спокойно, не спеша, вышел Нееман из воды и взглянул на свои руки, - они были чисты и свежи. Он ощупал лицо, ровное и теплое. Он посмотрел на свое тело без язв и ран. Он чувствовал себя как ребенок, родившийся заново.
    Он лег на каменистую землю и стал смотреть в безоблачное небо. Прямо над ним в вышине кружил орел.
    «Бог», - подумал Нееман.
    - Бог, - сказал он вслух.
    - Бог, - услышал он рядом, - излечил тебя.
    Нееман приподнялся и увидел Елисея, сидящего на камне. Елисей был не стар и плешив.
    - Бог Авраама, Исаака и Иакова, - продолжал он говорить неторопливо, - Создатель и Господин неба и земли, Сущий - имя Его. Ты познал силу Его и милость Его. Отныне же не поклоняйся другим богам и не воюй против народа Израиля.
    Елисей встал и пошел прочь.
    - Подожди, - крикнул ему вслед Нееман, - Сколько я должен тебе?
    Пророк не оглянулся и скоро скрылся за холмом.

                ***

    Нееман вернулся домой в великой радости. Не только у него, но и у всех его домашних началась новая жизнь. Через год у него родился второй сын. Больше он никогда не воевал с Израильтянами и чтил одного Бога Израиля. Каждый год на Пасху Нееман ездил в Иерусалим на поклонение.
    Но рухнул мир между Сирией и Израилем. Сирийский царь Азаил, пришедший после Венадада, в течение сорока лет держал в страхе Израиль и Иудею. Он захватил Израильские земли и города, лежащие восточней Иордана. Но Нееман не участвовал в этих походах.
    Когда Азаил умер и воцарился его сын Венадад, то Израильтяне пошли войной на Сириян и стали отбирать свои города обратно. Царь Сирии терпел одно поражение за другим. Сыновья Неемана были Сирийскими военачальниками. После очередного поражения Сирийского войска, Нееману сообщили о гибели первого сына. Скорбью покрылось лицо Неемана, когда услышал он страшную весть. Долго он тосковал, потом оправился и сказал: «Да будет так».
    У Сириян остался последний завоеванный ими Израильский город Афек. Венадад собрал все силы. И случилась возле Афека великая битва. По пятидесяти тысяч человек с каждой стороны сошлись в решающем сражении в долине среди гор. Весь день и всю ночь продолжалось смертельная схватка. Наутро стали Израильтяне одолевать противника.
    В это время Нееман сидел возле ворот Дамаска и ждал гонца с поля боя. Когда вестник примчался на взмыленной лошади, то рассказал, что сын Неемана с отрядом отрезан от остального войска. Он и его воины на вершине одного из холмов стойко отбиваются от окруживших их Израильтян. И дрогнуло сердце старого Неемана. Надел он доспехи, снял оружие со стены и приготовил боевую колесницу.
    Он явился сразу к растерянному Сирийскому царю и его советникам, с высоты холма наблюдающим за битвой. Вместе со своими старыми товарищами-военачальниками Нееман придумал, как одержать победу над противником. Он сам, верхом на пылком коне, повел верный ему отряд закаленных воинов. Они ударили в тыл Израильтянам и смешали внезапным натиском их ряды.  Остальные Сирияне вдохновились храбростью своих товарищей и ринулись теснить врага.
    Неистово сея вокруг боль, смерть и страх, Нееман все ближе подбирался к месту, где храбро сражался его сын. Вот уже он отчетливо видит Сирийский стяг, развевающийся на вершине холма. Вот замечает среди кучки героев своего любимого сына.
    Тут, видя поражение своего войска и неожиданное его отступление, царь Израиля, подняв руки и лицо к небу, взмолился в отчаянии Богу. И уже вынимал Израильский лучник стрелу с кованым жалом и натягивал свой тугой лук. И неслась стрела, ведомая ветром и Богом, через все поле боя.
    Вдруг Нееман услышал позади себя голос, назвавший его имя. Обернулся Нееман и не увидел никого, кроме сражающихся воинов и лежащих мертвых тел. И не было там зовущего его. И когда он обернулся, то на мгновенье обнажил свою шею, и смертоносная стрела пробила ее насквозь. Нееман захрипел и повалился назад. Изо рта вырвалась клокочущая кровь, и уже тускнеющим взором увидел он орла, парившего в небесной выси.
    - Бог, - была его последняя мысль. Конь рванулся, не чуя рук хозяина, и Нееман вывалился из седла.
    Битва закончилась победой Израильтян. Сын Неемана пробился из окружения и вместе с остатками войска спасся бегством. Слуга-оруженосец долго искал хозяина среди убитых и, найдя по украшенному шлему, отпрянул в ужасе: все лицо Неемана было белым и изуродованным от проказы, и шея его, и руки его были покрыты страшными язвами.
    Тело Неемана отвезли в Сирийскую землю и погребли там с великими почестями.