Зэт-киборги – ловушка для кораблей
Первый удар – самый неожиданный и сильный – пришелся по индикаторному кольцу над самыми дюзами. Там, в узлах между магистралями охлаждения и секторами стабилизации тяги, располагались ключевые агрегаты силовых установок и энергосектора. Серебристые ребра радиаторов, блестевшие обычно как идеально полированная сталь, в тот миг дрогнули, и система застонала, словно живое существо, получившее смертельный удар. Легкие, но уязвимые модули питания слаженно работали лишь при точных расчетах – любое нарушение баланса превращало стройный ансамбль в хаотичный шум, грозивший полным обесточиванием. Именно туда пришелся взрывной импульс, пробивший все слои защиты.
К нему оказались не готовы ни люди, ни бортовая автоматика: встроенные сенсоры проморгали всплеск на подлете еще за несколько световых минут и не дали команды на упреждающий маневр. В итоге космический грузовой корабль «Астра-26» (бортовой номер 35789-ФБС, порт приписки – планета Мимас) тряхнуло так, будто гигантская рука швырнула его в пустоту. Безмятежно сидевшие в креслах или стоявшие у приборов астронавты в одно мгновение потеряли равновесие: кто-то перелетел через пульт, кто-то впечатался в стену, другие, оторвавшись от пола, будто размазались по переборкам, оставив на них темные следы защитных прокладок.
Сами по себе тела людей остались в относительной безопасности: комбинезоны с демпфирующими вставками приняли на себя большую часть удара. Но полностью нейтрализовать инерцию они не могли – ссадины, болезненные ушибы и, как ни странно, массовый отказ желудков стали неизбежным результатом. Запах кислого ужаса разлетелся по каютам, а капли непереваренной пищи дрейфовали в воздухе, цепляясь за панели, экраны и волосы астронавтов.
Проклиная систему раннего оповещения, люди пытались собраться и вновь занять свои места. Со всех сторон неслось отчаянное ворчание, резкая ругань и злое шипение. Кто-то кричал в гарнитуру, требуя доклада от машин, кто-то гремел проклятиями в пустоту, а кто-то лишь сипло стонал, пытаясь собрать дыхание.
Пока корабль бешено вращался, автоматика в панике включала компенсаторы, пытаясь погасить самовращение. Но гравитационные агрегаты, лишенные достаточного питания, отключились. И вот уже астронавты, не успев как следует подняться, вновь повисли в невесомости. Вместе с ними в пространстве плавали липкие сгустки их собственных организмов. Отталкиваясь от стен, они сталкивались лбами, руками и коленями, ощущая тошнотворную смесь запахов и липких прикосновений. Честно говоря, ощущения эти были настолько далеки от романтики космоса, что многие зажмуривались и стискивали зубы, чтобы не поддаться новой волне рвоты.
Корабль продолжало трясти от внешних ударов. Ошарашенные люди вновь разлетелись по отсекам, зависая в самых нелепых позах: кто-то кувыркался, уперевшись головой в иллюминатор, кто-то заклинил ногу в поручень, кто-то застрял среди летающих контейнеров. Сирена выла так, что сердце сжималось в груди. Даже Азиз Махмудов – невысокий, жилистый, с резкими чертами лица навигатор, известный своей выдержкой и способностью держать эмоции при любых обстоятельствах – не выдержал и выдал в пространство пару отборных выражений. Его тёмные глаза метали искры, а руки, привычные к точным расчетам траекторий, сейчас бессильно сжимались в кулаки. Сирена, вместо того чтобы дисциплинировать, резала слух и выводила из равновесия. Лампочки мигали, пытаясь синхронизироваться с воем, и получался странный эффект светомузыки — будто кто-то пытался устроить дискотеку на тонущем корабле. Но танцевать в этой какофонии точно никто не собирался.
А за иллюминатором по-прежнему царила безмятежность. Космос сиял мириадами огней. Млечный Путь раскинулся широкой спиралью, светящейся полосой, будто кто-то разлил молочный огонь на черном холсте вечности. Каждая звезда вспыхивала своим собственным холодным цветом – голубым, белым, оранжевым – и все они вместе складывались в ослепительную реку света. Это великолепие будто насмехалось над маленьким кораблем, терзаемым ударами и криками, подчеркивая вечное безразличие Вселенной к страданиям тех, кто осмелился пересечь её просторы.
«Неужели геркуланы? Здесь, в этом секторе космоса?» — с тоской и какой-то безнадежностью подумал Нил Брайт, командир «Астры», полковник военно-космических сил Солнечной системы. Высокий, плечистый, с седеющими висками и жесткой линией губ, он производил впечатление человека, на чьих плечах держится не только корабль, но и вера экипажа в возвращение домой. Его серые глаза, обычно спокойные и внимательные, сейчас метали холодные отблески тревоги, но голос оставался твердым и властным. Шрам на скуле — память о старых операциях против пиратов в астероидных поясах — делал лицо еще более суровым.
Он личной шифрокартой вскрыл рубку управления и влетел в помещение, где в обычное время все работало в автоматическом режиме. Раз уж компьютер допустил такие удары, то, возможно, он уже не контролировал корабль или не имел полных данных для управления им. Не колеблясь, Брайт перевел систему под свою ответственность. Компьютер подчинился без возражений — запрограммированное доверие к командиру работало без сбоев, сопротивляться он мог лишь в случае, если человек был недееспособен: болен, лишен сознания или подвергся декомпрессии. До этого, к счастью, дело не дошло.
— Требую прояснения обстановки! — резко бросил он.
И в тот же миг удары прекратились. В рубке повисла тягучая тишина, нарушаемая лишь воем сирены и мерцающими хаотично лампочками. Чертыхнувшись, Брайт отключил сигнал тревоги: о том, что корабль атакован, все знали уже с первых секунд, а бесконечный вой только разрывал нервы и мешал сосредоточиться.
Компьютер послушно выдал текст на экран:
«Метеоритный удар — насчитано сорок три попадания в корабль в различных частях. Масса попавшего на борт — сто сорок пять килограмм... Скорость... Траектория движения... Качественный анализ попавшего на борт вещества невозможен... Вероятность столкновения в данном секторе космоса и при плотности вакуума — 0,00000006 процентов...»
Электроника выдавала шквал информации: цифры, формулы, бегущие символы, динамические графики и стереоизображения. На проекционных экранах перед глазами командира корабль представлялся в виде прозрачной модели: зеленые участки — целые, красные — поврежденные, желтые — нестабильные. По обшивке расползались огненные отметки попаданий, словно тело корабля горело внутренними искрами. Сопоставлять эту информацию, фильтровать нужное и складывать воедино — было не просто задачей, а настоящим испытанием для человеческого мозга.
Брайт прошипел что-то невнятное, но явно в адрес создателей системы, провел пальцами по клавиатуре, сбросил лишние данные и вбил новый запрос:
— Необходим анализ технического состояния «Астры» и всех имеющихся повреждений! Мне нужно знать, каков уровень живучести корабля! Способны ли мы дальше продолжать полет? А откуда взялись метеориты, мы разберемся позже...
Несколько секунд компьютер собирал показания датчиков из каждого отсека, модуля и агрегата, сопоставлял их и обобщал. Затем сухим текстом сообщил:
«Нанесены повреждения термоэкрану в шестом блоке, силовым установкам — в пятом блоке, научной аппаратуре в индикаторном кольце. Корпус подвергся деформации в местах метеоритных ударов, имеются пробоины, самая крупная — в диаметре трех метров. Угрозы жизни экипажа или техническому состоянию корабля эти повреждения не представляют. Для отмены дальнейшей экспедиции нет основания. Компьютер считает, что ремонтно-восстановительные работы возможны в течение всего полета. Уровень живучести — 97%».
— Та-а-к, — протянул командир, чувствуя, как напряжение понемногу отпускает. Самое главное — это были не геркуланы. Не они. А всего лишь метеоритная атака: неприятная, опасная, но несоизмеримая с теми ударами, которые человечество принимало на себя уже более пятидесяти лет в войне с разумным и безжалостным противником.
В этот момент люк рубки распахнулся, и внутрь буквально влетел Азиз. Он оказался ближе всех — как выяснилось, навигатор как раз совершал очередную «спортивную пробежку» по внутреннему кольцу корабля, искусственно увеличивая нагрузку на мышцы. На третьем круге его и застал первый удар. Остальные члены экипажа в это время находились каждый на своем посту: кто-то работал в оранжерее среди зеленых каскадов листьев и влажного воздуха, кто-то проверял узлы в механическом отделе, кто-то контролировал параметры в реакторном отсеке, следуя строгому расписанию вахт.
— Командир, это геркуланы? — первым делом выпалил Азиз.
Лицо его оставалось почти спокойным — только слегка подрагивали скулы. Он держал эмоции под контролем с той самой упрямой внутренней дисциплиной, за которую его и прозвали «непоколебимым».
Брайт хмыкнул. Этот вопрос он слышал слишком часто, и не только сегодня. Любой человек, столкнувшийся в космосе с необъяснимой угрозой, в первую очередь думал именно о них.
— Хочу обрадовать — нет, — ответил он. — Астероиды. Точнее… много астероидов.
— Ага… — Азиз провел ладонью по лбу, медленно выдыхая. — Но тоже радости мало.
Он уже склонился к дисплеям, напряженно вчитываясь в данные. Навигатор в нем брал верх над испугом: отклонение от курса, изменения векторных скоростей, возможный дрейф — все это было его личной ответственностью. Миллионы условий, сотни вероятностей, тонкая нить маршрута через галактическую карту — и теперь эта нить могла дрогнуть.
Люк снова зашипел, впуская в рубку остальных. Первым вошел, слегка прихрамывая, Сакё Комацу — электронщик и программист, японец, прошедший фронтовую разведку. Невысокий, худощавый, с вечно нахмуренными бровями и внимательным взглядом человека, привыкшего искать сбой там, где остальные видят порядок. Даже сейчас он машинально тер пальцами запястье — старая привычка после боевых вылетов.
Следом почти вбежала Анжелина Родригес — врач и биолог, энергичная, живая, с темными смеющимися глазами, в которых, несмотря на хаос, светился профессиональный азарт. Ее черные волосы выбились из крепления, а улыбка была слишком широкой для ситуации — так она справлялась со стрессом.
Затем появился Аркадий Казаков — бортмеханик и инженер по обслуживающим установкам, крепкий, коренастый беларус с мощными руками и спокойной, почти домашней манерой держаться. Он выглядел так, будто его выдернули из партии в шахматы в самый ответственный момент, и это было недалеко от истины: логика и расчет были его вторым языком.
Последним вошел Мустафа Абдулл — высокий, худой нигериец с задумчивым взглядом и мягкими движениями. Второй бортмеханик и физик-ядерщик, он всегда казался немного отстраненным, словно часть его сознания оставалась где-то далеко, под африканским небом. Иногда, в редкие часы отдыха, он доставал саксофон и играл тоскливые мелодии, наполняя корабль тихой грустью.
Команда была разной — по темпераменту, культуре, прошлому. Их объединяла не дружба и не случай, а цель. Только она и могла удержать этих людей вместе в холодной пустоте космоса.
— Это геркуланы? — спрашивал каждый, входя.
— Нет. Астероиды, — раз за разом отвечал Брайт.
Слова действовали успокаивающе. Люди выдыхали, позволяли себе чуть расслабиться.
И напрасно. Компьютер резко вспыхнул предупреждением: «ВНИМАНИЕ — ОЧЕРЕДНАЯ АТАКА!» В тот же миг корпус содрогнулся. Удары обрушились один за другим, тяжелые, гулкие, будто какой-то исполин размахивал молотом, стараясь расплющить «Астру». Корабль затрясло, но теперь экипаж был готов: все рванули к креслам, вжимаясь в спинки, щелкая замками фиксаторов.
Челюсти сами собой начали отбивать странный, нервный такт, совпадающий с вибрацией корпуса. Пришлось сжать зубы до боли, чтобы они не начали стучать.
Сирена ожила вновь — резкая, пронзительная, давящая на нервы, словно кто-то нарочно испытывал предел человеческой выдержки. Ее вой разливался по рубке, накладываясь на грохот ударов, мигание ламп и тяжелое дыхание людей.
Космос снова напоминал: он не прощает расслабленности.
— Внимание! Включить защитную систему! — приказал Брайт.
Обычно силовое поле было надежным щитом от астероидов: мелкие фрагменты, соприкасаясь с ним, вспыхивали и испарялись, не доходя до обшивки, а более массивные теряли скорость и уходили в сторону. Но все зависело от массы и кинетической энергии — уж слишком крупные, тонн на десять и больше, могли прошить поле, как иглу. К тому же поддержка такого экрана требовала колоссальных энергетических ресурсов, поэтому в штатном режиме его держали выключенным, активируя лишь при прямой угрозе.
На этот раз компьютер отреагировал сухо и безжалостно: «Силовая установка работает на 15% от мощности — обеспечить полную защиту не представляется возможным». Фактически это означало, что корабль прикрывает лишь легкий противометеоритный экран — тонкая, почти символическая защита, рассчитанная на редкие случайные обломки, а не на плотный поток. И дисплеи тут же начали сыпать сообщениями, будто насмехаясь над попыткой экипажа взять ситуацию под контроль:
«Разрушен отсек номер три…»
«Повреждены установки “Галакс”…»
«Астрономическая обсерватория вышла из строя…»
Каждая строка вспыхивала красным, сопровождалась коротким звуковым сигналом и исчезала, уступая место следующей. Читать это было мучительно. Люди морщились, отводили глаза, словно каждое сообщение било не по металлу корабля, а по нервам. Казалось, что «Астра» медленно теряет части собственного тела, и экипаж бессилен остановить этот процесс.
— Командир, что будем делать? — голос Анжелины дрогнул. Она побледнела, и прежняя энергия будто испарилась. — Не хватало нам погибнуть от астероидов…
Брайт не ответил сразу. Он тоже не желал такой гибели — бессмысленной, случайной, унизительной для корабля и людей, прошедших куда более страшные испытания. Он коротко кивнул компьютеру:
— Произвести расчет маневра. Выход из зоны астероидов. Максимально возможный.
Азиз уже работал. Как навигатор, он пытался определить размеры и конфигурацию опасной области, но данные упрямо не появлялись. Экран оставался пустым, словно окружающий космос внезапно ослеп. И причина была очевидна: астрономическая обсерватория, главный «глаз» корабля, перестала существовать, превратившись в груду искореженного металла.
— Черт… — прошептал Азиз. — Без обсерватории мы слепы.
— Радар? — бросил Брайт.
— Пробую.
Махмудов мгновенно перекинул на свой пульт данные с навигационных и тактических датчиков, пытаясь выжать максимум из того, что еще работало. Где-то в глубине корабля антенны поворачивались, излучатели посылали импульсы в пустоту, надеясь на отражение.
Тем временем компьютер все еще считал. Слишком долго.
В рубке повисло напряжение, густое, почти физически ощутимое. Обычно на такие расчеты уходили доли секунды, но сейчас время тянулось мучительно медленно. В ушах звенело, сердце билось неровно, а удары по корпусу не прекращались.
— В чем дело? — с недоумением спросил Аркадий, не отрывая взгляда от экранов.
Комацу уже лихорадочно работал за своей консолью. Его пальцы мелькали по клавиатуре, запуская вспомогательные алгоритмы, обходные модули, аварийные подпрограммы — все, что могло либо ускорить расчет, либо хотя бы объяснить задержку. Лицо японца стало еще более мрачным, чем обычно.
И тут компьютер наконец ответил.
Просто и страшно: «Задача невыполнима. Астероидный поток строго направлен на корабль. Маневр не даст необходимого результата».
— Чего-чего?.. — почти одновременно произнесли все.
Казаков побледнел, словно кровь отхлынула от лица. Анжелина вцепилась в подлокотники кресла и подалась вперед, вчитываясь в строки, будто надеялась, что они изменятся, если смотреть достаточно внимательно. Даже всегда сдержанный Мустафа щелкнул языком — редкий для него жест, выдавший искреннее недоумение.
Фраза «строго направлен» повисла в воздухе, как приговор. Слишком уж знакомые ассоциации она вызывала.
Однако ответ компьютера не вносил полной ясности, и потому командир потребовал аналогии. Иногда именно такие, на первый взгляд упрощенные методы позволяли схватить суть происходящего и осознать, в каких именно обстоятельствах они оказались. Компьютер отреагировал мгновенно, порывшись в своих бездонных архивах, измеряемых миллионами терабайт: «Аналогия — прицельный артиллерийский огонь. Объект, производящий обстрел “Астры”, постоянно корректирует полет корабля, вследствие чего снаряды достигают цели... Аналогия — взаимопритяжение, при котором две намагниченные части сближаются, несмотря на изменение положения в пространстве одной из них... Аналогия…»
— Хватит, — резко оборвал Брайт.
Продолжения не требовалось. Всем и так стало ясно, что именно подразумевал компьютер.
— Все-таки геркуланы… еть твою мать, — негромко крякнул Аркадий.
Он, как и любой другой на борту, до последнего тешил себя мыслью, что смертельной угрозы со стороны инопланетян здесь быть не может. Вероятность встречи с ними в этом секторе — в сотнях парсеков от Земли — считалась ничтожной, почти абстрактной. Но, как это нередко бывало в космосе, вероятность внезапно перестала быть числом и превратилась в реальность.
Как бы там ни было, решение требовалось немедленно. Нил Брайт не колебался. Он прошел слишком многое, чтобы сомневаться. За его плечами были десятки лет службы в истребительном взводе шестого полка на космическом ракетоносце «Огненная дуга». Он знал геркуланов не по учебным симуляциям и сухим отчетам, а по запаху горелого металла, по вспышкам плазмы, по боли от ожогов и шрамам, навсегда оставшимся на теле. Он знал, как они думают, как охотятся, как загоняют жертву. Остальные члены экипажа в основном работали на грузовых маршрутах внутри Солнечной системы и видели войну лишь на экранах хроник.
Поэтому, как командир, Брайт принял одно-единственное решение — дать бой. Его приказы вырывались резко и четко, словно выстрелы:
— Внимание экипажу! Боевая тревога! Всем занять свои места по расписанию! Привести в готовность бортовое оружие!
Астронавты отработанными, почти автоматическими движениями переключили пульты на боевые системы корабля. По кабелям побежали электрические импульсы, и сложные механизмы внутри корпуса пришли в движение. Барабаны зенитных ракет с глухим лязгом провернулись, подавая боеприпасы в направляющие. Из обшивки выдвинулись стволы, скрытые до этого за маскирующими панелями. По бортам и вдоль индикаторных колец развернулись дальнобойные гаубицы, способные обрушить на противника плотный артиллерийский огонь.
«Астра-26» не считалась боевым кораблем — по классификации это был транспортно-грузовой тягач. Но война изменила сами принципы существования в космосе. Люди вооружили все, что могло летать: транспортники, буксиры, научные суда, спасательные капсулы и даже спортивные яхты, скользящие по гелиоцентрическим орбитам на силе солнечного ветра. Не говоря уже о планетах, планетоидах и крупных астероидах — каждый объект стал узлом обороны, каждый — потенциальной крепостью.
Для дальнего боя предназначались ракеты и тяжелые орудия. Но на ближней дистанции вступало в дело другое оружие — пулеметы сверхвысокой скорострельности, выбрасывающие до сорока тысяч кумулятивных пуль в секунду. Этот смертоносный поток мог буквально изрешетить корпус любого корабля, осмелившегося приблизиться на расстояние досягаемости.
Со стороны зрелище было бы поразительным: за считаные мгновения веретенообразный корабль с кольцами по краям ощетинился оружием, словно дикобраз колючками. Конечно, вся эта начинка не добавляла «Астре» изящества и красоты. Но она превращала ее в грозный, готовый к бою корабль. А в условиях войны это было единственное, что имело значение.
— Барабаны заряжены ракетами! — доложил Азиз, не отрывая взгляда от тактического экрана. Его пальцы лежали на управляющих сенсорах спокойно и уверенно, будто он готовился не к бою, а к очередной корректировке маршрута.
— Снаряды в орудиях, готовы к выстрелу! — продолжил Комацу.
Голос его звучал ровно, без дрожи. Это был не первый бой в его жизни. Когда-то он служил на космолете «Крепость Фудзиямы» — тяжелом фронтовом бомбардировщике, входившем в состав ударных групп Солнечной системы. Там, в роли канонира, он часами сидел в узком бронированном отсеке, следя за углами наведения и тепловыми метками целей, и видел, как в беззвучных вспышках гибли вражеские корабли. Опыт той службы оставил в нем холодную собранность и привычку доверять цифрам больше, чем эмоциям.
— Пулеметы готовы! — сообщил Казаков.
Он быстро пробежался глазами по показателям боекомплекта. Три часа непрерывной стрельбы — внушительный ресурс, но Аркадий слишком хорошо знал, как быстро в бою эти часы могут превратиться в минуты. Его массивная фигура сейчас казалась неподвижной, но внутри уже работал инженерный расчет, прикидывающий износ стволов и распределение огня.
Мустафа в это время отвечал за наводку и поиск уязвимых мест противника. Инфракрасная аппаратура, подчиняясь его командам, сканировала пространство, анализируя тепловые контуры, перепады температур и плотность брони. Там, где тепло задерживалось дольше обычного, где излучение было неравномерным, могли скрываться слабые места. Лицо Мустафы оставалось сосредоточенным и почти отрешенным, будто он слушал внутреннюю мелодию, доступную только ему.
Родригес, напротив, следила не за врагом, а за людьми. Ее панели отображали пульс, давление, уровень адреналина и эмоциональные маркеры экипажа. Она уже приготовила медикаменты и инъекторы, прекрасно понимая, что в ближайшие минуты ее работа может понадобиться не меньше, чем оружие.
Командир же должен был связать все это воедино. Корректировка огня, выбор приоритетных целей, тактика боя — все ложилось на Нила Брайта. Его многолетний опыт был, пожалуй, самым ценным оружием на борту. Он знал геркуланов не по теории. Он знал их маневры, их манеру атаковать, их привычку загонять жертву, не оставляя путей отхода.
За несколько секунд перед его внутренним взором промелькнули десятки сражений: вспышки плазмы, рваные силуэты кораблей, крики в эфире, внезапно обрывающиеся на полуслове. Бои с геркуланами всегда были жестокими и беспощадными. Пленных не брали. Выживших не оставляли. Захваченные корабли не использовали — их уничтожали вместе с экипажем.
Особенно отчетливо всплыл в памяти последний бой — «Мясорубка у Нептуна». Тогда из всего взвода в живых остались только он и трое напарников, дотянувшие до базы на искореженных истребителях. Сам Брайт получил пять сквозных ранений. Его буквально собирали по частям: левое легкое и печень заменили искусственными органами. После этого медкомиссия без колебаний признала его негодным к строевой службе, тем более — к истребительному полку.
Перевод в грузовой флот для любого боевого офицера был сродни пощечине. Но Брайт принял его. Он понимал: в космосе больше не существовало «безопасных» маршрутов. Любой корабль мог оказаться на линии огня. Когда ему предложили возглавить «Астру», он не колебался ни секунды, осознавая ответственность за миссию и за людей.
И сейчас, готовясь к отражению атаки, он отбросил воспоминания и полностью сосредоточился на настоящем. Планирование ответного огня, подавление огневых позиций врага, попытка навязать собственные условия боя — все это требовало информации.
А информации не было. Компьютер по-прежнему молчал о местоположении противника. Ни координат, ни силуэтов, ни четких сигналов. И почему данные до сих пор не поступали, не мог понять никто в рубке. Это тревожило Брайта сильнее всего.
— Компьютер, где цель? Почему до сих пор нет вводных данных? — с нарастающим недоумением спросил Брайт, вглядываясь в пустые дисплеи.
Экраны, еще недавно залитые предупреждениями и вспышками тревожных индикаторов, теперь показывали лишь ровные сетки координат и сухие нули. Датчики, фиксировавшие окружающее пространство на сотни тысяч километров, упрямо выдавали одно и то же: «0». Ни отражений, ни тепловых следов, ни гравитационных аномалий. Будто корабль висел в абсолютно пустой, стерильной Вселенной.
Это было не просто странно — это было неправильно. Компьютерная система, управлявшая гигантским кораблем, контролировавшая каждое движение в отсеках, каждый скачок энергии, каждую пылинку в окрестном пространстве, вдруг оказалась слепой. Мысль о саботаже или диверсии мелькнула у Брайта сама собой. Подобное молчание электроники не могло не насторожить экипаж: если система не видит врага, но корабль при этом получает удары, значит, что-то выходит за пределы привычной логики.
«Или… неужели у геркулан новая тактика нападения?» — мелькнула у него тревожная мысль.
Похоже, она возникла не только у него. Члены экипажа переглядывались, пытаясь по выражению лиц уловить хоть какое-то объяснение происходящему. Но мимика не давала ответов — лишь отражала ту же растерянность и внутреннее напряжение.
Брайт уже поднял руку над пультом, собираясь перезагрузить программы и ввести новые команды вручную, как внезапно удары прекратились. Одновременно умолкла сирена, погасли аварийные огни, и боевые индикаторы перешли в пассивный режим. Все произошло так резко и синхронно, словно некто всесильный щелкнул невидимым тумблером, отключив саму угрозу.
Настала оглушительная тишина. Она давила сильнее любого грохота. Воздух в рубке будто стал плотнее, каждый звук дыхания резал слух, а собственное сердцебиение казалось слишком громким. Космос за иллюминаторами оставался прежним — холодным, равнодушным и немым.
Астронавты смотрели друг на друга с растущим непониманием. Напряжение не ушло — напротив, чувство опасности стало острее. Боевой настрой так и не вылился в конкретные действия, зависнув где-то внутри, тяжёлым комом под ребрами. Если бы не перечень повреждений корабля, все происходящее можно было бы принять за странные учения или сбой симуляции.
Первым не выдержал Казаков:
— Черт побери! Что же это было такое? Кто-нибудь мне может объяснить?
— Успокойся, — хмуро ответил Махмудов. — Мы должны разобраться вместе. Не ищи ответа у кого-то одного.
Сакё молча кивнул, соглашаясь с навигатором. Он прекрасно понимал: ни один из них сейчас не мог дать внятного объяснения тому, что произошло.
— Действительно, нужно разобраться, — четко произнес Брайт.
Он не снял режим «боевая атака», несмотря на внезапную тишину. Никто не мог гарантировать, что обстрел не возобновится в следующую секунду или что невидимый противник не появится с другой стороны корабля. Геркуланы были способны на многое — на хитрость, на ложные отступления, на удары из-за пределов привычного восприятия. Их беспощадности и изобретательности экипаж «Астры» уже успел коснуться слишком близко.
И потому тишина пугала сильнее, чем грохот.
— Итак, компьютер, почему прекратилась атака на «Астру»? — спросил командир, обращаясь к бортовой системе.
По экранам пополз ровный, лишенный интонаций текст: «Объект, произведший атаку, исчез. Локаторы слежения фиксировали лишь астероиды, но не источник. Поэтому установить противника не удалось. В связи с прекращением атаки считается нецелесообразным использовать резервы корабля для поддержания боевого состояния».
— Как исчез? Куда исчез? — Аркадий заерзал в кресле, словно его кто-то колол снизу шилом. Он нервно вертелся, то наклоняясь вперед, то откидываясь назад, сжимал и разжимал пальцы. На лбу выступила испарина, а дыхание стало резким и частым. — Что за ерунда? Что вообще происходит?!
— Успокойся, — вмешалась Родригес, стараясь говорить мягко, но в голосе все же прорезалась усталость. — Не спрашивай того, чего здесь никто не понимает и не знает. Мы в таком же недоумении, как и ты. Своими вопросами ты только нервируешь нас…
Анжелина не добавила — и не собиралась добавлять — что еще перед стартом была против включения Казакова в состав экспедиции. По психологическим тестам он плохо вписывался в замкнутый коллектив дальнего рейса: вспыльчивый, резкий, склонный к конфликтам, он создавал напряжение там, где его можно было избежать. Но руководство решило иначе. Аркадий считался одним из лучших инженеров по машинным системам, а в условиях войны и тяжелого поствоенного периода на характеры уже не смотрели — людей катастрофически не хватало. Не было времени подбирать замену, и потому его включили в экипаж.
Сейчас Анжелина ощутила досаду: надо было настоять.
Она не знала, какие мысли на этот счет были у остальных, но, пробежавшись взглядом по лицам коллег, не заметила ни презрения, ни явного раздражения. Скорее — ту же растерянность и напряжение. Вопросы Аркадия казались им естественными. Да, он нервничал, но обстановка к этому располагала.
— Я как раз и пытаюсь своими вопросами хоть немного разобраться в том, что произошло, — уже заметно спокойнее ответил Казаков. Он сам почувствовал, что перегнул палку, и инстинктивно сбавил тон.
Тем временем бортовые системы одна за другой проверяли сегменты «Астры», выводя на экраны результаты диагностики. «Рекомендуется направить ограниченные резервы для восстановления разрушенных частей корабля», — продолжал выдавать компьютер.
Но у командира было иное мнение.
— Рекомендация не принимается. Оставить оружие на боевых позициях. Пока не будет определена опасность и ее источник, корабль функционирует в боевом режиме.
«Будет исполнено, командир», — бесстрастно отозвалась система.
— Продолжить анализ происшедшего и представить варианты, — последовал новый приказ.
Часть вычислительных модулей тут же ушла на моделирование сценариев. И именно в этот момент заговорил Мустафа. Он редко проявлял инициативу. Обычно держался в стороне, слушал больше, чем говорил, и временами казался человеком не отсюда — словно смотрел на происходящее сквозь невидимую перегородку, с тихим равнодушием или задумчивым недоумением.
— Может, нам самим стоит пошевелить мозгами, — негромко произнес он, — пока железяка моделирует варианты и обсчитывает вероятности?
Все обернулись к нему. Даже Брайт крякнул — то ли одобрительно, то ли с сомнением. Голоса от второго бортмеханика никто не ожидал. И тут стало ясно: говорит не просто механик, а физик.
— Я предлагаю взглянуть на ситуацию не с военной точки зрения, — продолжил Мустафа, — а с природной.
— То есть? — не понял Махмудов.
— Поясни мысль, — попросил Аркадий и вздохнул с явным облегчением. Наконец-то кто-то предлагал не эмоции, а объяснение. Вообще-то с Мустафой он ладил плохо. Они часто спорили, иногда доходя до откровенных ссор, обсуждая обслуживание машин и агрегатов. Их разделяли разные инженерные школы и технологические подходы: Аркадий вырос на жестких, прямолинейных схемах, где главное — надежность и физическая сила конструкции; Мустафа же привык мыслить через баланс полей, температур и тонких взаимодействий. Точек соприкосновения у них было немного, а взаимопонимания — еще меньше.
Но сейчас даже это отошло на второй план. Все ждали, что скажет Мустафа.
Мустафа провел пальцем по переносице, словно собираясь с мыслями, и заговорил медленно, тщательно подбирая слова:
— По данным компьютера, объект, который либо шел параллельным курсом, либо находился в зоне пролета нашего корабля, сначала произвел атаку, а затем, так и не доведя ее до логического конца — ведь отпора с нашей стороны он не получил, — прекратил враждебные действия. При этом наши локаторы его не зафиксировали. А ведь разрешающая способность нашей системы весьма высока: мы способны определить нахождение мыши на поверхности планеты на расстоянии в сто сорок миллионов километров… Так как же мы могли «прозевать» геркуланский звездолет?
— Скорее всего, у неприятеля более мощная система маскировки, — сердито произнес Брайт. Подобное ему было знакомо. В его практике случались эпизоды, когда геркуланские корабли подходили вплотную, словно выныривали из самой пустоты. Земные экипажи не успевали даже поднять тревогу — не то что организовать защиту. Один миг, вспышка голубовато-желтого света, и от корабля оставалось лишь облако раскаленной пыли и обрывков обшивки.
— Действительно, у геркулан всегда были отличные противосканирующие средства, — поддержал его Комацу. Он тоже прошел войну, хотя и по другой линии. Японец чаще участвовал в разведывательных операциях, работал с электронными следами и перехватами, чем сталкивался с врагом лоб в лоб. — Какие-то энергетические сгустки, поглощающие отраженные сигналы. Мы не до конца понимаем принцип их работы.
— Но если это геркуланы, то почему они отказались от дальнейшей атаки? — не выдержал Аркадий. — Мы же были в уязвимом положении! Нас можно было добить без особого риска. Не думаю, что мы смогли бы оказать серьезное сопротивление!
— Верно, — кивнул Брайт, нервно скользя взглядом по пульту. Он все еще ждал нового удара. — Такая тактика совершенно не вяжется с геркуланами. Поверьте моему опыту: эти твари никогда не отказываются от внезапного нападения на земной корабль. Им безразлично, кто перед ними — боевой крейсер, гражданский транспорт или медицинский госпиталь. Для них все люди — враги. Они дерутся до последнего. Да, иногда они отступают, если сталкиваются с превосходящими силами, но упустить одиночную, практически беззащитную цель? Для них это непростительно.
— Да, такого шанса они не упустили бы, — тихо подтвердила Родригес. Она не была военным специалистом, но за годы службы в экспедициях успела усвоить логику боевых действий и поведение противника.
Мустафа, однако, не отступал:
— Мне кажется, вы переоцениваете ситуацию. Все может быть значительно проще. Нас не пытались уничтожить ни геркуланы, ни ксилоксы, ни какие-либо иные разумные существа, о которых мы пока даже не подозреваем.
— Хорошо, — медленно произнес Брайт. — Допустим, это не наши враги. Тогда кто?
Мустафа откинулся на спинку кресла, скрестил руки на груди.
— Для начала ответьте мне: какое оружие используют геркуланы?
Командир, не задумываясь, ответил:
— Стандартное — энергетические плети. Это не лазеры. Скорее голубовато-желтые искрящиеся хлысты, которыми они размахивают и буквально хлещут цель. Одного удара достаточно, чтобы рассечь корпус любого корабля. Плюс силовые поля, которые обездвиживают жертву, не дают маневрировать и уйти от удара. Эти системы работают одновременно и представляют для нас смертельную угрозу.
— Именно, — Мустафа поднял палец. — Ни ракет, ни пулеметов, ни артиллерийских снарядов. Ничего из того, чем пользуемся мы. Мои коллеги-физики считают, что и поле, и плеть основаны на галактии — редком энергетическом минерале. Кстати, на нем же работают и двигатели геркуланских кораблей. Как видите, мы отличаемся не только физически и психологически, но и технологически. Наши двигатели, системы и механизмы построены на совершенно иных принципах. Между нами нет ничего общего.
— Согласен! — внезапно выкрикнул Аркадий, решивший не к месту продемонстрировать свои ксенополитические взгляды. Это вызвало скрытую досаду у остальных — сейчас было не до подобных деклараций. — Именно поэтому мир между нами невозможен! Мы диаметрально противоположны. Пора положить конец космическому насилию над человеческой расой!..
Разговор продолжался в те самые минуты, когда корабль неуклонно шел вперед, словно настороженный зверь, ощупывая пространство вокруг себя лучами локаторов и радаров. Космос за иллюминаторами был холоден и величественен: черная бездна, прошитая тончайшими нитями звездного света, медленно проворачивалась, открывая новые глубины. Вдалеке тянулись рассеянные звездные скопления, похожие на россыпи измельченного алмаза, а между ними лежали темные провалы — области, где даже свет казался подавленным и уставшим. Иногда вспыхивали отраженные блики — это срабатывали сенсоры, прощупывая пустоту, где могли скрываться как безжизненные камни, так и разумный враг.
«Астра-26» не собиралась сдаваться никому: каждый сектор вокруг нее был под прицелом, каждое отклонение фиксировалось, и корабль шел дальше, напряженный, но готовый к бою.
— Пока у нас мирное затишье, — оборвал Казакова командир. — Война остановилась три года назад, хотя никто не считает, что она завершена. Я уверен, что крупномасштабные бои возобновятся, как только обе стороны накопят силы и ресурсы. И, смею утверждать, геркуланы начнут первыми… Но мы отвлеклись. Продолжай, Мустафа.
Нигериец кивнул и продолжил уже увереннее:
— Если геркуланы используют энергетическое оружие, то почему вдруг перешли на столь примитивное средство, как камни? Астероиды — это не их, как бы сказать… профиль.
— Хм, — удивленно протянул Брайт, — логично.
— Стрелять по нам астероидами — это все равно что из рогатки по танку!
Однако Казаков с этим не согласился:
— Вы уж загнули, Мустафа. Наш космолет — далеко не танк. Такие «подарки» космоса весьма чувствительны, сами видите. — Он указал на дисплей, где один за другим всплывали отчеты о повреждениях и сбоях. — Если это метеориты, то вред они нанесли немалый. Мне ли вам объяснять! Вы же сами будете чинить эти системы и должны понимать: астероиды — тоже неприятные сюрпризы, которыми Вселенная иногда швыряется без всякого предупреждения.
Мустафа усмехнулся, но без насмешки:
— Согласен. Метеориты, астероиды, кометы — явления опасные. Но все-таки это природные процессы. А я говорю именно о том, что нас атаковали не геркуланы. То есть… — он запнулся и тут же поправился, — наоборот: о том, что нас атаковали именно обычные астероиды. Посмотрите.
Он быстро пробежал пальцами по клавишам, вводя команды. Экран ожил. Перед экипажем развернулась сложная мозаика данных: трехмерные модели траекторий, переплетенные линии гравитационных векторов, таблицы масс и скоростей, диаграммы напряжений и магнитных полей. Графики пульсировали, меняя цвет от холодного синего до тревожного красного, показывая рост сил притяжения. Формулы, знакомые лишь специалистам, накладывались друг на друга, выстраиваясь в стройную логическую цепочку. В центре визуализации вращалась модель астероида, которая на глазах рассыпалась на десятки фрагментов, каждый из которых затем устремлялся к условной проекции «Астры».
— Итак, — продолжил Мустафа, — я настаиваю на том, что мы попали под астероидный поток. Но не совсем обычный. Скорее всего, это был металлический астероид с выраженными магнитными свойствами. Мы пролетали мимо, и наше гравитационное поле нарушило его устойчивость. Под воздействием сил тяготения он раскололся на множество фрагментов. А поскольку масса «Астры» в сотни раз превышает массу каждого из обломков, корабль просто притянул их к себе. Вот почему поток был направленным — обломки двигались вдоль гравитационных линий.
Локаторы же не могли зафиксировать сам астероид: он перестал существовать как цельное небесное тело. Компьютер искал корабль противника, а не рассыпающийся объект или отдельные метеориты.
В рубке повисла тишина.
— Если сомневаетесь, можете проверить расчеты, — спокойно завершил Абдулл. — Но сразу предупреждаю: это пока лишь гипотеза. Что было на самом деле, станет ясно после анализа всех данных, которые соберет компьютер.
Казаков склонился над своим пультом, будто навис над упрямым противником, и начал методично «терзать» компьютер, прогоняя версию Мустафы через десятки вариантов и допущений. Он менял параметры массы, корректировал магнитные коэффициенты, накладывал дополнительные гравитационные поля, проверял временные сдвиги и скорость распада объекта. Экран пульсировал слоями расчетов, модели накладывались одна на другую, а цифры стремительно сменяли друг друга, словно корабль проживал атаку заново, но уже в цифровом виде. Остальные молчали, лишь изредка переглядываясь: никто не хотел сбить бортмеханика с мысли. Наконец Аркадий выпрямился и тяжело выдохнул.
— Почти то же самое, — сказал он, не поднимая глаз. — Есть расхождения по магнитному моменту и по времени распада, но в целом картина сходится.
Это означало главное: электронные логисты и аналитические системы сходились во мнении, что «Астра» действительно попала под астероидную атаку, а не под удар разумного противника. Версия Мустафы выдержала проверку.
Трудно было передать, какой камень свалился с души экипажа. Люди переговаривались, кто-то даже позволил себе улыбнуться, кто-то хлопнул соседа по плечу. Поздравления звучали вполголоса, словно сами астронавты стеснялись своей радости: ведь радоваться, по большому счету, было нечему. Корабль получил серьезные повреждения, впереди ждали трудоемкие и рискованные ремонтные работы, а дальнейший полет оставался под вопросом. Но одно перевешивало все остальное — они не столкнулись с геркуланами.
На главном экране всплыл обновленный отчет: «Уровень живучести корабля — 94%». Цифра была ниже прежней, и она резала глаз, но все же означала, что «Астра-26» жива и способна продолжать путь.
— Уф… словно из-под пресса вылез, — выдохнул Брайт, проведя ладонью по вспотевшему лбу. В его голосе впервые за долгое время прозвучало настоящее облегчение. Напряжение, державшее его плечи каменной глыбой, немного отпустило, и командир позволил себе на мгновение расслабиться, хотя взгляд по-прежнему оставался собранным и настороженным.
Азиз молча кивнул. Он переживал не меньше остальных: мысль о встрече с теми, из-за кого и началась эта далекая экспедиция, не вызывала у него ни малейшего энтузиазма.
— Что бы там ни было, но это не инопланетяне, — с удовлетворением произнесла Анжелина. — И даже среди плохих новостей эта — самая хорошая.
Сакё Комацу, сидевший по другую сторону от нее, лишь развел руками. Он принял эти слова как само собой разумеющееся и не стал спорить: в глубине души он полностью разделял это мнение.
Однако командир не позволил всеобщему облегчению перерасти в беспечность. Поднявшись с кресла, он твердо сказал:
— Бдительность снимать нельзя. Пока мы не получим окончательных доказательств версии Мустафы, «Астра» остается в режиме боевой готовности. Астероиды причинили нам немало вреда, но это меньшее из зол. Откровенно говоря, у меня не было никакого желания встречаться в этой экспедиции ни с геркуланами, ни с ксилоксами. Вы знаете, что вероятность столкновения с ними в этом секторе невелика, но она есть. Поэтому оборонительные системы я переведу в автоматический режим — на случай внезапного появления противника. Я не собираюсь держать вас сутками у боевых пультов.
Кроме того, нас ждут ремонтные работы. Нужно устранить повреждения, нанесенные… метеоритами. — Он сделал короткую паузу и добавил: — Анжелина, возьми пару осколков астероидов и проверь их на наличие микроорганизмов.
Казаков не удержался:
— Зачем это? У нас ведь совсем другая цель, и она никак не связана с изучением микрофлоры первых попавшихся небесных камней.
Азиз был с ним внутренне согласен, но предпочел промолчать, наблюдая за реакцией командира и врача.
Ответила Родригес:
— Аркадий, а что вы знаете об испанском линкоре «Конкистадор»?
Бортмеханик растерянно посмотрел на нее и честно признался:
— Э-э… если откровенно, ничего…
— Так вот, я вам расскажу историю этого корабля, — спокойно, почти отстранённо начала Родригес, но именно эта сдержанность делала её слова особенно тяжёлыми. — Замечу сразу: именно после случая с этим линкором на флоте были приняты Правила санитарной безопасности, которые касаются абсолютно всех видов космического транспорта — от боевых крейсеров до грузовых тягачей вроде нашей «Астры».
Она сделала короткую паузу, словно проверяя, готовы ли слушатели.
— Десять лет назад экипаж «Конкистадора» обнаружил у Альфы Центавра странный кибернетический механизм в форме шара. Он выглядел безобидно: гладкая поверхность, симметрия, никаких признаков активности. Как позже выяснилось, это была биологическая мина, оставленная геркуланами. Они прекрасно знали о человеческой любознательности и специально рассчитали ловушку так, чтобы люди не смогли пройти мимо.
Анжелина медленно выдохнула и продолжила:
— Шар подняли на борт. Через несколько минут он раскололся. Оттуда выползли слизнеобразные существа. Их не останавливало ничего — ни броня, ни огонь, ни химические реагенты, ни вакуум. Они проникали в дыхательные пути, в поры кожи, в кровеносную систему. Зараженными стали все. Абсолютно все.
— Болезнь развивалась всего несколько часов… — голос врача стал тише. — Но, Аркадий, вам, как инженеру, не нужно объяснять, что такое полная перестройка биологической структуры. Мы видели это на записях внутреннего контроля. Вы знаете, во что превратились их тела?
— Во что?.. — тупо переспросил Казаков.
— В нечто нечеловеческое, — ответила Родригес. — Организмы с множеством рук и ног, тремя головами, переплетёнными нервными узлами, отростками и щупальцами. Ни одного узнаваемого признака человека. Когда спасатели прибыли на линкор, по коридорам бродили эти… существа. И при виде первых же астронавтов они набросились на них и разорвали на части.
— Ох… — вырвалось у Азиза.
Лицо Казакова вытянулось и побледнело, губы дрогнули. Даже те, кто считал себя закалённым войной, невольно представили тёмные коридоры линкора, искажённые тела, бесконечный визг тревоги и шаги чего-то чужого, уже не человеческого. Лишь Комацу остался внешне невозмутим, но его пальцы медленно сжались в кулак — он тоже всё понял.
— Я должна была войти на «Конкистадор» во второй партии, — продолжила Анжелина. — Но, к счастью, нас успели остановить. Санитарный корабль отшвартовался раньше, чем монстры добрались до нас. Было ясно, что экипаж спасти невозможно. Но если бы эта инфекция проникла на другие суда, достигла населённых планет… пандемию было бы не остановить. Человечество просто вымерло бы. Можно считать, что геркуланы достигли бы своей цели — очистили бы космос от нас.
— И что же вы сделали? — спросил Казаков уже совсем другим голосом.
— Мы… торпедировали линкор, — тихо сказала Родригес.
В рубке вновь повисла тяжёлая, звенящая тишина.
— Почему же мы ничего не слышали об этом? — наконец спросил Махмудов. — Ни в прессе, ни по каналам новостей…
— Потому что так решило командование, — ответил за врача Брайт. — О заражении нельзя было говорить. Сразу появились бы вопросы: почему не спасли людей, почему бросили экипаж. А у нас не было ни сил, ни средств бороться с этой болезнью. Поэтому историю засекретили. Официально объявили, что «Конкистадор» подорвался на атомной мине. Когда-нибудь правда станет известна. И это будет ещё одно доказательство коварства и жестокости инопланетян.
— Ужасно… — глухо произнёс Махмудов.
— Да… — кивнул Аркадий, всё ещё ошарашенный услышанным.
Брайт обвёл взглядом экипаж и подвёл итог:
— Именно поэтому мы обязаны проверить метеориты на бактериологическую опасность. Даже если это не оружие геркулан, в космосе могут существовать споры и формы жизни не менее опасные, чем разумные враги. Вирусы и бактерии способны выживать даже в вакууме. Не забывайте о цели нашей миссии — от неё зависит судьба человечества. Я не позволю, чтобы мой экипаж подцепил какую-нибудь заразу.
— Да, вы правы, командир, — почти хором ответили астронавты.
— Итак, приступаем к действиям… Я останусь дежурить в кабине, — начал Брайт, окидывая взглядом экипаж. — Анжелина, ступайте в отсек биологических и медицинских исследований. Аркадий доставит вам несколько образцов метеоритов, которые попали на борт. Их нужно тщательно изучить и в случае обнаружения чего-либо опасного сообщить мне по внутренней связи. Тем временем Мустафа настроит роботов для дезинфекции внутренних отсеков — на случай, если вы обнаружите источник биологической угрозы. Он же будет контролировать весь процесс.
— Есть! — хором отозвались три астронавта, покидая кабину управления. Они двигались слаженно, хотя каждый из них был погружен в собственные мысли: Анжелина, с аккуратно собранными волосами, не сводила взгляда с планшета, проверяя данные о состоянии корабля; Аркадий нес компактные контейнеры с метеоритными фрагментами, держа их так, чтобы не повредить обломки; Мустафа шел рядом, проверяя интерфейсы роботов и их сенсоры, словно предугадывая каждый шаг будущей дезинфекции. В рубке остались только Брайт, Азиз и Комацу, готовые к следующей фазе работы.
— Что касается вас… — командир повернулся к Азизу и Сакё, которые ожидали приказов. — Вам нужно просмотреть все данные по неполадкам и разрушениям на «Астре», определить фронт работ и приступить к устранению проблем. Начинайте с того, что критически важно для экспедиции: силовые установки важнее, чем астрономическая обсерватория, реактор — важнее отсеков отдыха. Когда Аркадий принесет метеориты, он присоединится к вам. Чуть позднее — Мустафа.
Азиз, выражая обеспокоенность, осторожно спросил:
— Командир, а груз? Это два миллиона тонн агрегатов, машин и приспособлений для колонизации. Нужно ли его проверять?
— Груз, безусловно, важен для колонизации, — ответил Брайт, — но если он поврежден, мы сами не сможем его починить. Там сотни наименований машин и устройств, ими займутся те, кто прибудет вслед за нами к Менатепу. Сейчас наша первостепенная задача — сохранить «Астру». Ясно? А теперь — ступайте. Я буду наблюдать за вами через уцелевшие видеокамеры.
— Есть, командир! — синхронно откликнулись астронавты и устремились в разные части корабля, беря с собой портативные устройства для мониторинга и связи с бортовым компьютером. Ремонт нужно было проводить скоординировано, соблюдая технологический порядок, чтобы не допустить новых сбоев.
Когда за последним закрылся люк, Брайт откинулся на спинку кресла, положил руку на лоб и задумчиво стал тереть его кончиками пальцев — привычный жест, сопровождающий концентрацию и обдумывание сложных вопросов. В голове роились мысли о повреждениях корабля, о рисках на пути, о предстоящей колонизации. «Астра-26» продолжала свой путь к созвездию Семь Алмазов, что находилось в пятидесяти световых годах от Земли, таща за собой вагоны с агрегатами, механизмами и устройствами для первичной колонизации планеты, пригодной для жизни. Казалось бы, цель проста: колонизация новой планеты. Но в сознании командира всплывали вопросы: зачем человечеству искать новые миры, когда Солнечная система полна неизведанных, но пригодных к жизни планет? Почему дальний и неизведанный космос манит людей сильнее, чем уже доступные, безопасные территории?
Мысли блуждали в пространстве, как корабль в бескрайнем вакууме, и чувство ответственности сжимало грудь — ведь каждый выбор мог повлиять на судьбу людей и экспедиции.
На то имелась веская причина.
Три года назад была остановлена война с геркуланами — существами, чьё место обитания так и не удалось установить, но которые проявили такую изощрённость, хитрость, коварство и жестокость, что даже люди, считавшиеся отбросами общества, — убийцы, маньяки, насильники (увы, такие существовали и в XXIII веке), — были потрясены. Многие из них добровольно мобилизовались в армию, словно желая искупить прошлое или хотя бы умереть, сражаясь против зла, превосходившего человеческое по масштабу.
Теперь, когда активные боевые действия затихли, специалисты всех возможных направлений — историки, социологи, политологи, психоаналитики, биологи, экономисты — пытались докопаться до первопричины конфликта. Но ни одна из версий не могла быть признана окончательной. Никто не знал точно, где и когда произошли первые столкновения и кто именно запустил детонатор войны. Цепочка событий накручивалась на колесо истории с нарастающей скоростью, каждую секунду усложняясь, разрастаясь и втягивая всё новые планеты в смертоносный водоворот противостояния с врагом из космических далей.
Неготовые к масштабным операциям земляне оказались на грани практического уничтожения. Силы были катастрофически неравны. Во-первых, человечество лишь начинало освоение Солнечной системы, и полноценного боевого флота попросту не существовало. Имелось всего несколько кораблей, оснащённых примитивным вооружением, предназначенным для борьбы с астероидами, угрожавшими транспортным маршрутам или планетам. Это оружие никак не могло сравниться с энергетическими системами геркулан, способными разрывать корабли и станции за считанные секунды. В экстренном порядке пришлось разрабатывать военные доктрины, проектировать боевые корабли, создавать флот стратегических сил буквально «на ходу», ценой колоссальных затрат и жертв.
Во-вторых, ресурсов — людских, материальных, технических — катастрофически не хватало, чтобы контролировать всю Солнечную систему. Геркуланы появлялись там, где их не ждали, выходили из пустоты в секторах, где не существовало ни наблюдательных постов, ни патрулей. В ответ была создана система раннего оповещения, опутавшая планеты, планетоиды и даже крупные астероиды сетью датчиков и ретрансляторов. Но и она оказалась несовершенной: слишком много оставалось «дыр», через которые просачивались вражеские корабли и диверсионные группы, нанося удары в самых уязвимых местах.
В-третьих, так и не удалось выработать чёткие принципы войны с геркуланами. Ни одного инопланетянина не удалось взять в плен, ни один их корабль не был захвачен целиком. Враг же, напротив, иногда захватывал людей, хотя делал это редко — словно знал о человечестве уже достаточно и не нуждался в дополнительной информации. Существовали подозрения, что пленных использовали для экспериментов или испытаний оружия, и история с «Конкистадором» была косвенным подтверждением этих мрачных догадок. Земные учёные оставались в неведении: принципы действия геркуланского оружия, его энергетическая природа и пределы возможностей так и не были поняты.
В-четвёртых, тактика боя с геркуланами показывала свою низкую эффективность. На один уничтоженный вражеский корабль приходилось не менее пяти погибших земных космолётов. Даже самые смелые и изощрённые тактические приёмы часто не давали нужного результата, а победы доставались слишком высокой ценой.
И, наконец, в-пятых, около семидесяти процентов всех оборонных ресурсов были сосредоточены вблизи Земли, Луны, Марса и Венеры. Остальные тридцать процентов приходились на прочие планеты и сектора Солнечной системы. Корабли, барражировавшие дальние рубежи, зачастую не могли сдержать натиск врага, и линия фронта неумолимо приближалась к Земле. Ситуацию усугубляло и то, что так и не удалось определить родину геркулан. Если бы это удалось, человечество могло бы перейти от изнуряющей обороны к наступлению — единственному реальному способу победить в войне. Но все разведывательные экспедиции, отправленные с этой целью, исчезали бесследно, словно растворялись в пустоте.
Именно поэтому человечество было вынуждено смотреть за пределы Солнечной системы. Не из любопытства и не из романтики. А из необходимости — найти новые миры, новые опорные точки и, возможно, последний шанс на выживание.
Пятидесятилетняя война была остановлена три года назад. Не будем подробно перечислять, каких усилий и сколько крови это стоило человечеству, — достаточно признать, что даже среди людей находились те, кто призывал сражаться до конца, до последнего человека и последнего вздоха. Но реальность была безжалостной: более пяти миллиардов землян погибли. Две трети из них — на спутниках Юпитера, Сатурна и Марса, превращённых в поля сражений и кладбища орбитальных станций, остальная часть — в открытом космосе, где корабли исчезали без следа, рассыпающиеся на обломки и пепел. Человечество утратило около восьмидесяти процентов своего флота, и продолжать войну в прежнем формате стало физически невозможно. Каждый новый бой грозил не поражением, а окончательным вымиранием.
Именно поэтому лучшие стратеги человечества лихорадочно искали выход — и, в конце концов, нашли способ связаться с инопланетянами и предложить мир. Геркуланы согласились лишь на временный перерыв, и то без каких-либо гарантий. Никто не знал, когда истечёт этот срок и когда последует новая волна атак. Формально война не закончилась. В приграничных секторах то и дело вспыхивали локальные столкновения между земными эсминцами и геркуланскими кораблями. Регулярно уничтожались автоматические спутники слежения, словно враг намеренно стремился ослепить человечество и лишить его возможности наблюдать за передвижением чужих флотилий. Изредка инопланетяне совершали пиратские рейды на научные базы землян у Проксимы — ближайшей к Солнцу звезды, демонстрируя, что перемирие держится лишь на тонкой, готовой в любой момент оборваться нити.
Люди были вынуждены это терпеть. Они не отвечали, не шли на эскалацию, игнорировали подобные «уколы», прекрасно осознавая: любая ответная провокация станет концом перемирия и немедленным возобновлением полномасштабной войны. А это означало бы окончательное исчезновение человечества во Вселенной. Пользуясь передышкой, цивилизация перешла в режим тотальной мобилизации. Вся экономика работала исключительно на военные нужды. Срочно разворачивались геологические разведки в поисках новых месторождений железа, меди, платины, титана — всего, из чего можно было ковать броню. Возводились гигантские заводы по выпуску космолётов и оружия. В школах и учебных центрах готовили будущих солдат, офицеров, техников. Призывной возраст был снижен до шестнадцати лет, и подростки учились обращаться с оружием раньше, чем с гражданскими профессиями.
Было разрешено клонирование человека с заранее заданными боевыми и психофизическими параметрами. Это стало тем пределом, за которым человечество сознательно переступило собственные этические запреты, оправдывая всё внешней угрозой. Тем временем на Меркурии испытывались новые виды вооружений, но по сути они являлись лишь модернизированными версиями старых систем. Создать нечто принципиально новое, сопоставимое с геркуланскими энергетическими плётками, так и не удалось. Даже лазерное оружие оставалось несовершенным: оно было пригодно лишь для десантирования и ближнего боя, хотя сам термин «ближний бой» звучал издевательски — геркуланы рассекали земные корабли задолго до входа в зону досягаемости. Всё это неизбежно вело к ухудшению условий жизни, к дефициту, к жёсткой экономии. Но массового недовольства не возникало: все понимали, что находятся в равном положении и что альтернатива куда страшнее.
Ещё в период активных боевых действий некоторые специалисты докладывали Объединённому штабу космического командования: оставаться в пределах Солнечной системы в нынешних условиях нельзя. Враг слишком хорошо изучил человечество, его технологии и привычки. Настоящее спокойствие не наступит до тех пор, пока геркуланы не изменят своих планов — а надежд на это не было. Следовательно, необходимо найти новую территорию, неизвестную агрессору, и переправить туда основную часть землян. Вдали от войны, на новых планетах, следовало начать заселение и параллельно вести работы по созданию принципиально нового, мощного оружия, которое однажды сделает возможным разгром геркулан.
Это предложение долго обсуждалось, взвешивалось и в итоге было принято. Для реализации первого этапа правительство выделило пять автоматических зондов. Они ушли в дальний полёт, растворяясь в бездне космоса, неся на себе надежду человечества — надежду на выживание, возрождение и будущий ответ тем, кто едва не стёр людей с лица Вселенной.
Четыре года назад вернулся один из них — автоматический зонд «Глобал Эксплорер-47D». Его появление стало событием, сравнимым с открытием новой эры. Он принёс данные о существовании своеобразной «тропы» — маршрута в гиперпространстве и обычном космосе, который, по всем признакам, не контролировался инопланетянами. Зонд сумел достичь звезды Менатеп, входящей в созвездие Семи Алмазов. Вокруг неё обращалась устойчивая планетная система из шести планет со спутниками, и на трёх из них приборы зафиксировали атмосферные, температурные и гравитационные параметры, пусть и не идеальные, но в целом приемлемые для жизни человека. Там присутствовала вода, умеренные колебания температур и допустимый уровень радиации. Особенно важным оказалось то, что вероятность наличия разумной жизни оценивалась как крайне низкая — для землян это было не минусом, а безусловным плюсом. Ещё больше воодушевило отсутствие каких-либо следов, указывающих на пребывание геркулан: ни энергетических аномалий, ни характерных остаточных полей, ни следов их технологий.
Кроме того, зонд не обнаружил ксилоксов — неразумных биоэнергетических существ, которые обычно перемещались по космосу вместе с кометами, словно паразитируя на их траекториях. Иногда они двигались и самостоятельно, но тогда обнаружить их было чрезвычайно сложно: ни радары, ни стандартные локаторы их не фиксировали. Лишь сложные спектральные анализаторы позволяли заподозрить их присутствие — по искажению световых потоков, скачкам магнитных полей или странным «провалам» в энергетической картине пространства. Эти признаки были косвенными и требовали высокой квалификации операторов, поэтому ксилоксы нередко появлялись внезапно.
Присутствие этих существ всегда вносило дисгармонию в окружающую среду. Эксперты определяли их появление уже по последствиям: разрушенным астероидам, изменённым траекториям небесных тел, локальным энергетическим сбоям. Проблема заключалась в том, что ксилоксы питались исключительно металлами. Они пожирали металлосодержащие астероиды и кометы, но особенно их привлекали космические корабли, почти целиком состоявшие из сплавов высокой чистоты. Было зафиксировано сорок три нападения ксилоксов на земные суда, и лишь в пятнадцати случаях экипажам удалось отбиться или уйти. Страдали ли от них геркуланы — достоверно неизвестно, но специалисты считали это маловероятным: геркуланские корабли создавались из неметаллических соединений и защищались энергетическими полями и плетками, способными уничтожить любого ксилокса.
Если против геркулан человечество так и не выработало по-настоящему эффективных методов борьбы, то с ксилоксами ситуация обстояла несколько лучше. Было создано и испытано специальное средство, воздействующее на биоэнергетическую структуру этих существ, нарушающее их целостность и вынуждающее отступать или гибнуть. Полной гарантии оно не давало, но значительно повышало шансы на выживание. На тренажёрах каждый экипаж отрабатывал действия в случае встречи с ксилоксом: манёвры уклонения, экстренный разогрев обшивки, использование защитных полей и ударных импульсов. Эти тренировки стали обязательной частью подготовки космонавтов.
К удовлетворению астронавтов «Астры-26», ни ксилоксов, ни геркулан на их пути не встретилось. Полёт проходил относительно безмятежно. Корабль не был втянут в чёрную дыру, как это случилось сорок лет назад с ракетоносцем в созвездии Лебедя; не попал под вспышку сверхновой, уничтожившую два грузовоза у Беты Центавра ещё в двадцать первом веке; не застрял в поясе смертельной радиации, которыми опоясаны некоторые зоны галактики. Лишь астероидная атака омрачила путь — явление неприятное, но, увы, нередкое для дальних перелётов. По меркам космоса, им ещё повезло.
Командир вновь пробежал взглядом по сводке разрушений корабля. Повреждений было немало: пробоины в обшивке, сбои в энергетических цепях, выведенные из строя датчики. Но все они укладывались в пределы допустимого. Это были раны, а не смертельные увечья. «Астра» могла идти дальше. Брайт это знал так же уверенно, как чувствовал биение собственного сердца. Он доведёт экспедицию до логического конца и доставит груз к Менатепу — иначе быть не могло. Однако одного его упорства было недостаточно. Требовались скоординированные действия экипажа и полное единодушие в оценке происходящего. Командир слишком хорошо помнил, к чему приводят разногласия: разобщённость рождала хаос, хаос — слабость, а слабость неизбежно вела к поражению. В первые годы войны люди действовали каждый по-своему, не доверяли друг другу, не сверяли манёвры, и часто гибли не только от геркуланских плеток, но и от огня своих же кораблей, принятых в суматохе за врага. Этот горький опыт Брайт усвоил навсегда.
Он щёлкнул тумблерами внутренней связи:
— Внимание экипажу! Докладывайте, как обстоят дела?
Ответ последовал почти сразу. Вспыхнул первый экран, и на нём появилось сосредоточенное лицо Комацу.
— Я в отсеке программного обеспечения. Перегружаю системные программы, чтобы затем запустить автоматику контроля энергообеспечения корабля. После этого направлюсь в индикаторные кольца у двигателей — заменю платы, регулирующие энергопоток.
Брайт почесал переносицу, мысленно прикидывая график.
— Гм… Сколько это займёт времени?
— Перегрузка — около часа. Замена плат — не меньше получаса. Потом присоединюсь к остальным, начну сварные работы по обшивке. Нужно герметизировать отсеки.
— Хорошо. Продолжайте.
Командир переключил изображение. На другом мониторе Азиз уже натягивал скафандр, проверяя герметичность соединений. Рядом выстроились блоки гелиевой сварки и магнитные фиксаторы. Он собирался выйти в открытый космос, туда, где между корпусом «Астры» и бездной не было ничего, кроме тонкого слоя металла. Заметив взгляд камеры, Азиз поднял руку и коротко махнул — жест человека, привыкшего к опасности и не нуждающегося в лишних словах. Брайт ответил тем же, пожелав ему удачи.
— Спасибо, — улыбнулся Махмудов, уже застёгивая последний замок.
— Работы у вас много… В индикаторном кольце сплошные пробоины.
— Да, это точно. Но постараюсь выполнить хотя бы четверть к ужину.
Командир усмехнулся:
— Ваш повышенный план будет зачтён. Киберкухня сегодня обещает деликатесы. Если не управитесь, Аркадий слопает вашу порцию, и даже я его не остановлю.
— Если под деликатесами понимаются макароны с подливом и салат, — фыркнул Азиз, — то я безвозмездно передаю ужин бортмеханику. Пусть не похудеет. Вы же знаете, я не любитель итальянской пищи — меня интересует только азиатская кухня.
— Ладно, не буду отвлекать, — улыбнулся Брайт и переключился дальше.
Третий монитор показал повреждённый шестой отсек. Там, среди искорёженных креплений и осевшей пыли, Казаков запускал ремонтных роботов. Механические «пауки» один за другим сходили с платформ, цепляясь магнитными лапами за пол и стены, сканируя пространство и собирая осколки астероидов в контейнеры. Красные и жёлтые индикаторы на их корпусах мерцали, отражаясь в тусклом аварийном освещении. Сам Аркадий работал быстро и нервно, перебрасывая команды с планшета на планшет, будто пытался заглушить тревогу в голове движением и делом.
— Как дела, Аркадий? — спросил командир.
— Отнёс пару булыжников Анжелине, — отчитался Казаков. — Она сейчас колдует над ними в своей лаборатории. Скажу я вам, командир, не так-то просто было отодрать эти астероиды от обшивки. Такое впечатление, что от удара они буквально сплавились с бронёй. Пришлось автогеном вырезать кусок корпуса вместе с ними. И только потом меня осенило: зачем рисковать — лучше запустить автоматы, пусть они сами занимаются уборкой. А вообще, разворотили эти камешки немало отсеков… ощущение, будто там миниатюрные вулканы повзрывались.
— Астероиды вплавились в броню? — переспросил Брайт, приподняв брови. — Как это возможно? У «Астры» особый сплав, он не вступает в соединение ни с чем известным…
— Уж не знаю, командир, не знаю, — пожал плечами Аркадий. — Но факт остаётся фактом: астероиды будто присосались к корпусу. Смотрите сами.
На экране появилось изображение полуразрушенного отсека. По стенам, потолку и полу тянулись серо-коричневые наросты, напоминающие застывшую лаву. Они расползались неровными пятнами, сросшимися с металлом, словно чужеродная ткань проросла в корпус корабля. В местах, где их уже срезали, зияли дыры с оплавленными, всё ещё дымящимися краями; металл вокруг был деформирован и потёкший, как воск под пламенем. Казалось, что сама броня пережила не удар, а болезненный процесс сращивания с чем-то чужим.
— Странно… — нахмурился Нил, вглядываясь в изображение.
— Полностью согласен, командир. Но тут ещё и утечка кислорода… мне нужно надеть скафандр.
Брайт помолчал секунду, затем произнёс:
— Я сам хочу посмотреть, что натворили эти астероиды. Аркадий, через час возвращайтесь в кабину управления, заступите на вахту. А я прогуляюсь по местам событий.
— Есть!
Командир переключил канал и вывел на экран Мустафу. Нигериец не терял времени: вокруг него суетились сервисные роботы, а сам он быстро перебрасывал команды, следя за бегущими кривыми осциллографов.
— Что скажешь, Мустафа? Роботов на дезинфекцию настроил?
Тот ответил не сразу, будто взвешивал слова:
— Роботы готовы к работе, но не к самой операции. Я не задал параметры ультразвуковых излучателей. Родригес пока не сообщила о наличии микроорганизмов, а без знания частот, разрушающих клеточные структуры, я не могу задать нужные режимы.
— Интересно, почему она тянет… — удивился Брайт. — У неё лучшая биолаборатория на корабле. Сейчас выясню.
Он подключился к следующему монитору, транслирующему отсек медицинских и биологических исследований.
Анжелина склонилась над нейтронным микроскопом — массивным прибором с кольцевым излучателем и парящими в магнитном поле линзами. Он позволял «просвечивать» вещество не только по поверхности, но и по глубинным слоям, фиксируя взаимодействие нейтронов с атомными ядрами. Изображение астероидного фрагмента распадалось на уровни, фокусы и срезы, словно объект был разобран на призрачные слои реальности. Рядом работали анализаторы: одни строили спектры, другие вычерчивали сложные графики плотности и структуры. Спектронометры расщепляли микрочастицы на миллионы оттенков, а дешифраторы пытались угадать логику кристаллической решётки. В прозрачных сосудах шипели растворы, датчики мигали, а программные окна накладывались друг на друга, превращая лабораторию в живой, думающий организм.
— Родригес, есть какие-нибудь результаты? — спросил Нил. — Мустафа ждёт данных для дезинфекции. Обнаружены опасные микроорганизмы?
Анжелина медленно оторвалась от микроскопа и посмотрела в камеру. В её глазах стояла усталость, смешанная с тревогой; взгляд был рассеянным, словно она всё ещё видела перед собой не людей, а формулы и структуры.
— Всё это… странно, командир. Нет, опасных вирусов я не обнаружила. С биологической точки зрения астероиды стерильны. Мустафа может использовать роботов для других задач.
— Тогда что вас беспокоит? — удивился Брайт. — Если угрозы нет…
— Я не сказала, что угрозы нет вовсе, — мягко, но твёрдо возразила Анжелина. — Я сказала лишь, что камни биологически чисты. Аркадий принёс мне около трёх килограммов астероидного вещества, впаянного в обшивку. И именно это меня насторожило. Я не физик — и это сейчас моя слабость. Здесь нужен Мустафа. Потому что в ходе исследований я заметила одну… странность.
Командиру показалось, что врач говорит загадками, и это его откровенно раздражало. В условиях неопределённости он привык опираться не на интуицию, а на чёткие формулировки и факты.
— Анжелина, говорите прямо, — потребовал Брайт. — Мне нужна ясность.
Но Родригес ответила с заметным недовольством в голосе:
— Командир, я пока не могу сообщить вам ничего конкретного. Исследования ещё не завершены. Опасности заражения микрофлорой не существует. Но есть иная угроза, исходящая от астероидов. На моих глазах они… слегка изменили форму.
— Как это — изменили форму? — нахмурился Брайт. — Астероиды не живые объекты. Может, они распались под действием ваших реактивов или химикатов?
Его терпение истончалось. В боевой обстановке неопределённость была хуже прямой угрозы: без понимания сути опасности невозможно было выстроить приоритеты. Если существовал риск для экипажа или корабля, все ремонтные работы должны были быть немедленно приостановлены и подчинены одной задаче — устранению этой угрозы.
— Мои реактивы не способны сделать так, чтобы бесформенные обломки начали приобретать округлые очертания, — жёстко ответила Анжелина. — Именно это меня и тревожит. Сейчас я провожу структурный анализ. Как только будут результаты, я сразу же доложу. А пока… прошу вас меня не отвлекать. Я и так на взводе.
Это было видно невооружённым глазом: напряжённые черты лица, резкие движения, потускневший взгляд человека, который столкнулся с чем-то, не укладывающимся в привычные рамки.
Брайт пробурчал что-то себе под нос и отключил камеру. Затем он вновь вышел на связь с Мустафой.
— Биологическая тревога отменяется, — распорядился он. — Но берите роботов и отправляйтесь к Аркадию. Совместно приступайте к ремонту повреждённых участков. Он распределит задачи. Через час он сменит меня на посту, а я поднимусь к вам… Похоже, и мне придётся помахать автогеном.
— Понял, командир, — ответил Мустафа.
Он погрузил на сервисных роботов инструменты и направился вместе с ними в разрушенные отсеки.
Оставшись один, Брайт тяжело вздохнул и уставился на главный обзорный экран. Перед ним раскинулся космос — бездонный, величественный и равнодушный. Миллионы звёзд, сотни далёких галактических спиралей вспыхивали и гасли, посылая свет, которому требовались тысячелетия, чтобы достичь человеческих глаз. Этот свет был холоден, он не мог согреть, не мог вскипятить даже чашку чая. Звёзды казались колючими, острыми, словно иглы гигантского дикобраза, расставленные во тьме.
Космос был жесток — но не по злой воле, а по самой своей природе. Он не делал различий между смельчаком и трусом, героем и жертвой. Опасность подстерегала каждого, кто осмеливался покинуть родную планету и шагнуть в неизвестность. Потери считались неизбежной платой — за знание, за выживание, за само право называться разумным видом.
Брайт прекрасно понимал, что оружие «Астры», даже находясь в боевом режиме, не могло остановить по-настоящему серьёзного врага — ни геркуланов, ни ксилоксов. Оно могло лишь выиграть время, отсрочить гибель. И то — если противник был известен. А сколько ещё форм угроз таит Вселенная? Сколько существ, явлений и процессов, которым безразлична судьба человека? Вполне возможно, что у Менатепа их ждёт не менее опасный мир, чем война, от которой они пытались уйти.
Слова Анжелины не давали командиру покоя. Он с самого начала чувствовал, что происходящее не укладывается в простую схему «астероидной атаки». Слишком уж странно всё выглядело: направленный поток, необычные свойства обломков, характер повреждений. Создавалось ощущение, будто кто-то сознательно испытывал корабль, прощупывал его слабые места, прежде чем обрушить на него каменную лавину. Словно кто-то знал о пролёте «Астры» заранее.
И хуже всего было то, что рассчитывать приходилось только на себя.
Конвоя не было — его присутствие могло привлечь внимание геркуланов и сорвать тайную миссию. Да и лишних кораблей у флота просто не существовало: все боевые единицы охраняли подступы к Солнечной системе, последний рубеж обороны Земли, Марса и Венеры. Поэтому экипаж «Астры» полагался лишь на собственные силы и на удачу. До недавнего времени она им сопутствовала.
Тягач сумел незаметно покинуть орбиту Плутона и уйти в глубокий космос. Полёт до Менатепа должен был занять около трёх лет, и когда до цели оставались считанные месяцы, удача словно отвернулась, уступив место холодной усмешке рока.
Корпуса космических кораблей были рассчитаны на столкновения с мелкими астероидами, но при субсветовых скоростях даже песчинка могла стать смертельной. Для этого «Астру» постоянно окружало плазменное поле в экономичном режиме. Однако против крупных объектов оно работало эффективно лишь при полной мощности генераторов. В момент атаки система раннего оповещения не зафиксировала угрозу, автоматика не среагировала — и поле не успело развернуться до предела.
Цена этой ошибки теперь отпечаталась на бортах корабля и в мыслях его командира.
Вообще-то «Астра-26» изначально и не задумывалась как корабль дальнего следования. Она проектировалась и строилась как надёжный тягач для перевозки военных грузов между орбитами Юпитера и Меркурия — тяжёлых контейнеров с боеприпасами, бронеплитами, элементами орбитальных платформ. Пятнадцать лет она честно тянула свой груз по хорошо изученным трассам Солнечной системы, пережила десятки модернизаций и сотни рейсов, и считалась рабочей лошадкой флота — не самой быстрой и не самой изящной, зато выносливой и предсказуемой.
Её судьба изменилась после заседания Специального оборонного совета правительства Земли. Именно тогда, под гул тревожных докладов и на фоне статистики потерь, было принято решение отправить первую пилотируемую экспедицию к созвездию Семи Алмазов. Данные автоматического зонда «Глобал Эксплорер» породили у экспертов осторожный оптимизм: три планеты в системе звезды Менатеп имели параметры, близкие к земным. Гравитация не выходила за пределы допустимых значений, плотность атмосфер допускала модификацию, а геологическая структура не демонстрировала признаков глобальной нестабильности.
Специальные установки, размещённые на борту «Астры», предназначались именно для таких случаев. Это были громоздкие, энергоёмкие комплексы, способные годами работать в автономном режиме, постепенно насыщая атмосферу кислородом, связывая избыточные газы, регулируя давление и температуру. Процесс был медленным, требующим десятилетий, но он давал шанс превратить чужой мир в новый дом. И, что особенно важно, зонды не зафиксировали энергетических всплесков, характерных для двигателей геркулан, их оружейных систем или активности ксилоксов. Пространство вокруг Менатепа выглядело пустым и тихим — редкая роскошь в охваченной войной Вселенной. Поэтому район был признан относительно безопасным.
Под новую задачу «Астру» спешно переделали. На корпус установили дополнительное вооружение, усилили броню, перебрали защитные контуры. Ядерные двигатели подверглись форсированию: инженеры выжали из них всё, что позволяли законы физики и остатки здравого смысла. Их мощность возросла почти втрое, и корабль, никогда не славившийся скоростью, получил возможность быстрее уходить из опасных зон и сокращать время переходов.
Экипаж собирали так же поспешно. В мирное время для дальних экспедиций людей отбирали месяцами: тестировали психологическую совместимость, устойчивость к стрессу, способность работать в замкнутом пространстве. Теперь же эти тонкости стали роскошью. Война выжигала человеческие ресурсы безжалостно и быстро, словно огонь, брошенный в муравейник. Команды комплектовались наспех, зачастую из тех, кто просто был жив и пригоден к службе. Люди не успевали привыкнуть друг к другу — в первом же бою гибло до восьмидесяти процентов личного состава. А восполнять потери было всё труднее: человек не размножался с пугающей быстротой насекомых, и каждая утрата ощущалась всё острее.
Неудивительно, что полёт нельзя было назвать безмятежным в психологическом смысле. Экипаж представлял собой пёструю мозаику характеров и культур. Хладнокровный, почти бесстрастный японец Комацу; задумчивый и молчаливый узбек Махмудов; суетливый и, по мнению остальных, слегка бестолковый беларус Казаков; угрюмый, замкнутый нигериец Абдулл; живая, энергичная колумбийка Родригес; и он сам — Нил Брайт, «морской волк» из Новой Зеландии, воспитанный на дисциплине, порядке и безусловном подчинении приказам.
Конфликты были неизбежны. Экипаж ещё не притёрся, не научился чувствовать границы друг друга. Аркадий мог отпустить шутку в адрес Мустафы, не понимая, что для того это звучит как серьёзное оскорбление. Комацу ходил по кораблю босиком, чем вызывал откровенные насмешки Анжелины. Азиз упрямо готовил свою национальную еду, тратя часы на кухне, когда остальные давно наелись стандартными тюбиками и хотели лишь покоя. Это был барьер ментальностей, столкновение привычек, традиций и взглядов на мир.
И всё же нечто удерживало их от настоящего раскола. Общая цель, осознание ответственности и постоянное присутствие угрозы не позволяли конфликтам перерасти во что-то большее, чем резкая перепалка или недовольный взгляд. Нил это понимал. Он знал, как тяжело человеку в космосе, какое давление создаёт ожидание опасности, и как тонка грань между рабочим напряжением и разрушительным конфликтом. Именно поэтому он так ценил дисциплину — как последний якорь, удерживающий людей от распада в бездне.
«Вообще-то лучше воевать — это отвлекает, чем находиться в постоянном взводе и напряжении, с мыслью: когда же это произойдёт», — размышлял командир, глядя на тускло мерцающий обзорный экран. Действие всегда лучше ожидания. Работа, конкретная задача, пусть даже опасная, вырывает человека из вязкого болота тревоги. Астронавты начинали чувствовать себя живыми лишь тогда, когда появлялась угроза: тогда исчезали мелкие обиды, различия в характерах и привычках, тогда коллектив становился единым организмом. Первая реальная опасность уже случилась — и экипаж мгновенно забыл о неурядицах, о бытовых конфликтах и странностях друг друга, сосредоточившись на ремонте и ликвидации последствий астероидной атаки.
«Может, иногда им и вправду устраивать подобные тренировки?» — мелькнула у Нила мысль, и он не стал отгонять её. Пока «Астра» спокойно летела среди звёзд, пока системы работали в штатном режиме, людям становилось скучно. А скука в замкнутом пространстве — опаснее любой поломки. Спорт, музыка, редкие фильмы, дежурства у приборов — вот и весь их распорядок. Груз, который корабль тянул за собой, проверялся раз в год, и эти осмотры не требовали ни напряжения, ни настоящей вовлечённости. Слишком много пустоты, слишком мало смысла — и психика начинала искать выход.
Но теперь пора было вернуться к сухим цифрам. Брайт перевёл взгляд на монитор с отчётом компьютера. Перед ним развернулся полный анализ состояния корабля: четырёхпроцентное разрушение обшивки, утечка семи тонн кислорода, локальные разгерметизации, сбои в работе вторичных контуров. Далее шли длинные строки параметров, графики и таблицы — командир пробежал их мельком, отмечая лишь критические точки. Картина была неприятной, но не катастрофической.
Состояние груза вызывало больше вопросов: повреждены шесть участков внешней оболочки. Что происходит внутри — неизвестно. Оборудование законсервировано, автономно и не подключено к бортовым системам тягача. Проверить его можно будет только на месте. В практике Брайта ещё не случалось прямых столкновений с астероидами — судьба до сих пор щадила его. Но рассказы коллег он помнил хорошо: от безобидных микротрещин, которые заделывались за часы, до превращения корабля в изрешечённую развалину, неспособную удержать атмосферу.
Однако больше всего его насторожила одна строка отчёта. Компьютер сообщал, что на борту находится около шести тонн астероидного вещества. Для тягача, который вёл за собой миллионы тонн груза, такой вес был сущей мелочью. Но дело было не в массе. Эти небесные булыжники пробили корпус, вплавились в броню и вели себя странно. И если Родригес нервничала, значит, повод был серьёзный.
— Нужно будет очистить «Астру» от этого мусора… — пробормотал Нил себе под нос.
Хронометр тихо мигнул, напоминая о времени. Час прошёл — на вахту должен был заступить Аркадий. Брайт ещё несколько секунд сидел неподвижно, продолжая размышлять. До Менатепа оставалось не так уж много, а люди уже начинали уставать друг от друга. Он вспомнил недавний конфликт между Казаковым и Мустафой: пустяк, спор из-за блока в генераторе. Один утверждал, что ремонт выполнен неправильно, другой доказывал, что схема, нарисованная первым, не соответствует реальности и требует правок. Слова быстро закончились.
Драка вспыхнула резко и профессионально. Оба были хороши в рукопашном бою и били не от злости, а хладнокровно, со знанием дела — так дерутся те, кто привык к насилию. Лишь вмешательство остальных членов экипажа, и прежде всего самого Брайта, который превосходил их обоих и в силе, и в технике, позволило остановить схватку до того, как она закончилась трагедией. Переломы и синяки всё же остались. Оба лечились на гауптвахте, раздельно, так, чтобы не видеть друг друга. Встретились они лишь через пять месяцев — к тому времени обиды выветрились, оставив после себя лишь неловкое молчание и молчаливое понимание: космос не прощает тех, кто тратит силы на внутреннюю войну.
Бортмеханики были не единственными, кто доставлял хлопоты командиру. Иногда Махмудов, обычно сдержанный и рассудительный, начинал вдруг разводить тягучие разговоры о том, что человечество ещё не доросло до межзвёздных перелётов, что в других уголках Вселенной людей никто не ждёт, что, возможно, стоило бы развернуть «Астру» и вернуться назад. Эти речи возникали внезапно — во время дежурства, за ужином или даже посреди прокладки курса. Брайт сразу понимал: это не философия, а усталость, депрессия, накопившееся напряжение. Приходилось терпеливо слушать навигатора, не обрывая его, а затем мягко, шаг за шагом возвращать разговор в русло реальности, напоминать о цели миссии, о Менатепе, о миллионах людей, чьё будущее зависело от этого полёта. Иногда Нил просто поручал Махмудову дополнительные расчёты или корректировку маршрута — работа лучше любых слов выгоняла мрачные мысли.
Анжелина держалась куда лучше, по крайней мере внешне. Она была собранной, спокойной, почти безупречно уравновешенной — слишком уравновешенной для человека, который три года живёт в замкнутом пространстве, вдали от Земли, под постоянной угрозой гибели. Брайт не сомневался: без психостимуляторов тут не обошлось. Как врач, Родригес имела к ним доступ и, вероятно, дозировала препараты очень осторожно, поддерживая ясность ума и ровное настроение. Он не осуждал её за это — напротив, понимал, что без подобных мер она могла бы давно сломаться, а вместе с ней и вся медицинская служба корабля.
Сам Брайт держался иначе. Его спасала раджа-йога, дыхательные практики, аутотренинг. Утренние и вечерние сеансы, медленные, выверенные движения, умение загнать тревогу вглубь и не позволить ей вырваться наружу. Он научился поддерживать тонус и работоспособность, словно на длинном морском рейсе, где штиль опаснее шторма. Но даже это не отменяло главного: экипажу катастрофически не хватало пространства и людей. Огромный корабль с его переходами, ангарами и отсеками всё равно оставался тесной клеткой. Одни и те же лица на мостике, в камбузе, в оранжерее, одни и те же голоса, шутки, привычки. Людям хотелось большего общения, новых характеров, случайных разговоров — всего того, что делало жизнь на Земле живой. Но это было невозможно.
Из-за секретности полёта Брайт лишь изредка отправлял короткие, зашифрованные сообщения на Землю. Любой лишний сигнал мог быть перехвачен, расшифрован и привести за «Астрой» вражескую эскадру. О личных переговорах с родными не могло быть и речи. Каждый из них нёс своё одиночество молча, по-своему.
Повторно мигнул сигнал хронометра — время смены вахты миновало уже двадцать минут. Аркадий запаздывал. Брайта это не удивило: Казаков был отличным парнем, умелым механиком, но дисциплина давалась ему с трудом. Даже военное положение и боевая обстановка не могли изменить его характера. Аркадий понимал это, мучился, пытался стать собраннее, ответственнее, но словно спотыкался о самого себя. Для вооружённой астронавтики он подходил плохо — слишком уж был неспешен и рассеян. Зато для исследовательских центров, тихой работы с механизмами он был идеален. Но выбирать не приходилось. Людей не хватало, каждый специалист ценился на вес золота, а Казаков был одним из лучших механиков Марса.
Брайт вздохнул и включил пульт внутренней связи:
— Внимание — Казакову! Явитесь на вахту — ваша смена! Повторяю: явитесь на вахту! Я жду!
Ответа не последовало. Более того — связь с Аркадием вообще не установилась. Это было уже грубейшим нарушением Устава. Чертыхнувшись, Нил включил мониторы внутреннего слежения, которые ещё функционировали в большинстве отсеков корабля, и начал искать бортмеханика. Наконец изображение появилось.
Аркадий находился в шестом отсеке. Он бегал между переборками и с силой бил по броне какой-то металлической арматурой. Искры сыпались веером, отскакивая от стен и пола. Казаков был в обычном скафандре, но его движения казались дикими, рваными. Со стороны всё выглядело так, будто астронавт сошёл с ума: он выбивал по корпусу безумный ритм, словно исполняя странный, первобытный танец в гулком, полуразрушенном отсеке.
«Ох, боже… неужели Аркадий тронулся умом?» — холодком прошило Брайта. Этого только не хватало. Психически нестабильный человек на борту — в момент, когда решается судьба «Астры» и всей экспедиции.
Мелькнула мысль отправить к нему Родригес, чтобы она успокоила механика и вколола антидепрессанты или что-нибудь посильнее. И тут Аркадий резко прекратил свою «пляску», опустил арматуру и включил переговорное устройство.
— Простите, командир… — выдохнул он, тяжело дыша. — Оказывается, я в суматохе не включил радио. Эти места разгерметизированы, пришлось в спешке надевать скафандр… даже не проверил системы.
Брайт медленно выдохнул, чувствуя, как напряжение отпускает. Пока — всё ещё под контролем.
— В чём дело, Аркадий, почему вы прыгаете по отсеку как белка в клетке? — с недоумением спросил командир. — К чему бить железякой по стенам? Нужно заниматься ремонтными работами, сваривать пробоины на корпусе… И потом, пришла ваша вахта в кабине управления. Вы опаздываете!
Но у бортмеханика было иное мнение.
— Извините, господин Брайт, но лучше мне остаться здесь…
— Это почему?
— Потому что я не могу понять то, что я вижу! И вы сами не поверите тому, что я вам скажу! Эти камни, эти астероиды… они живые! Какая-то фантастика!..
— Чего-чего? — не понял Брайт.
— Я говорю вам: они живые! Они жрут металл! Они сожрали пол-отсека!
«Точно, рехнулся наш бортмеханик», — решил командир.
Видимо, затянувшаяся пауза навела Аркадия на мысль, что командир считает его ненормальным, и он почти выкрикнул:
— Со мной всё в порядке! Я не сумасшедший! Смотрите сами! Направьте мониторы вон туда! — он ткнул рукой в сторону огромных наростов на стене и зияющих дыр. — И тогда сами решите, галлюцинации у нас у обоих или всё же это реальность!
Новозеландец не стал спорить и увеличил изображение. И был вынужден признать правоту Казакова.
Картина была жуткой. Серо-коричневые образования, похожие то ли на каменные грибы, то ли на приплюснутые раковины, плотно присосались к стенам, потолку и полу. Их поверхность медленно пульсировала, словно под ней происходило движение. Там, где они соприкасались с бронёй, металл темнел, вспучивался и буквально таял, превращаясь в рваные, дымящиеся края. Процесс напоминал то, как гусеницы объедают листву: методично, без спешки, но с пугающей эффективностью. Чем больше металла поглощали эти «камни», тем массивнее и округлее они становились, словно питались и росли одновременно.
— О, боже… — вырвалось у Брайта.
— Я об этом вам и хотел сказать! — почти кричал Аркадий. — Я говорил, говорил, пока не понял, что в скафандре не включена внутренняя связь! Я пытался эти штуки резать автогеном — бесполезно! Пятьсот градусов не хватает, чтобы их остановить! Они, правда, замедляются, но не гибнут! Газ кончился — я начал лупить их рычагом, как дубинкой! Ничего! Их не оторвать от обшивки! Это какие-то живые существа! — голос механика срывался от ярости и отчаяния. — Сообщите Родригес, это живые существа!
— Да-да… — поспешно ответил Нил, чувствуя, как внутри всё холодеет. — Я сейчас ей передам данные… Боже мой… Это инфекция! Как на «Конкистадоре»!
— Командир, это не совсем так, — быстро возразил Аркадий, немного успокаиваясь. — Вы говорили, что на испанском корабле были личинки, биологические существа. А это… это металлическое! Тут нет ни тканей, ни клеток. Просто процесс выглядит как биологический. Не может же из бесформенного железного астероида получиться нечто с устойчивой формой… а оно получается!
Нил всматривался в экран и всё больше убеждался, что перед ним не просто разрушения. Каменные образования действительно напоминали живых тварей — медлительных, упорных, похожих на гигантских улиток или морских раковин, только вместо плоти — минерал, вместо слизи — едкая реакция, пожирающая металл. Они словно «ползли» по корпусу, оставляя за собой мёртвые, изъеденные участки.
Тем временем Аркадий продолжал, сбивчиво, торопясь:
— Я подключил нескольких ремонтных роботов, настроил автогены на максимальную мощность. Они резали, жгли, поливали их огнём… пока эти твари не подобрались вплотную и не сожрали самих роботов! Смотрите!
Он наклонил камеру вниз. На полу валялись искорёженные останки механизмов: перекрученные манипуляторы, оплавленные корпуса, обглоданные до каркаса блоки питания. Там, где ещё недавно была прочная техника, теперь зияли пустоты и бесформенные металлические обломки, словно кто-то обгрыз их огромными зубами.
— Это наши хвалёные машины для латания дыр в обшивке… — глухо произнёс Аркадий. — Они не смогли остановить… врага. Только в этом отсеке я насчитал девять таких тварей. А в других… там их куда больше. Они жрут наш корабль! — голос снова дрогнул. — Как остановить врага, командир?!..
— Врага! Точно — это враг! Только это новый враг или старый — геркуланы? — вскрикнул Брайт, хотя понимал, что сейчас не так важно, кем именно является противник, как понять, как его победить. Он обратил внимание на компьютер, который давно что-то сообщал, и понял, что сам поступил опрометчиво, отключив голосовые оповещения. В боевой ситуации такое недопустимо: «Астра» всё ещё находилась в состоянии боевой готовности, оружие не убрано в арсеналы.
Нил поспешно включил динамики и услышал:
— Внимание — экипажу! Внимание — командиру! Зарегистрирована активность чужеродных существ на борту корабля! Датчики фиксируют движение! Выходят из строя приборы и механизмы в тех отсеках и блоках, в которых отмечена активность! Система анализирует угрозу! Принимайте решение! Принимайте решение!
— К тебе должен был прийти Мустафа с роботами, — резко сказал Брайт. — Его нет рядом? Почему до сих пор? Я же приказал ему явиться к тебе!
— Боюсь, что он тоже воюет с теми, кого встретил на пути! — ответил Казаков. — Астероиды попали во многие участки корабля, так что они могут быть где угодно! Я никогда не слышал о существах, пожирающих чистый металл… Но может, они едят и органику? Тогда Мустафе следует быть осторожным — как бы и его не съели…
Определить местоположение Абдулла оказалось невозможно: та часть корабля, где он мог быть, была вне зоны наблюдения мониторов — очевидно, астероиды пережрали кабели телесвязи. Зато было видно, как Комацу продолжал возиться с платами силовой установки, явно до него камни еще не добрались, поэтому японец работал невозмутимо и сосредоточенно. Махмудов продолжал сварные работы в открытом космосе, удерживаемый лишь гибким металлическим фалом. Даже если бы он оторвался, мини-двигатели ранца позволяли бы вернуться на корабль.
— Что говорит Анжелина? — подал голос Казаков, продолжая стучать железякой по круглым наростам, набухшим, словно тесто на дрожжах. Он был раздражён: три года жизни, проведённые на «Астре», казались ему поставленными под угрозу этими существами.
Ответить Брайт не успел — подключилась Родригес. Голос её был сдавленным, тревожно напряжённым:
— Компьютер подтвердил активность чужеродных существ. Моя догадка подтвердилась. Хочу заявить: астероиды — это не просто камни, это механические зародыши…
— Механические зародыши? Как это понимать? Музыкальная шкатулка что ли? — удивился Брайт.
Анжелина тряхнула волосами и продолжила:
— Я провела микроскопический анализ астероидов. Камни состоят из отдельных «клеток», но не биологических, а механических… Я даже не знаю, как это объяснить. Смотрите сами.
На экране вспыхнули фотоголографические изображения: мельчайшие кубики и трубочки, мембраны, микроканалы, кристаллические решётки, цепочки соединений — всё переплетено в единую непостижимую структуру. Где начало, а где конец — невозможно определить. И при этом всё находилось в движении: мельчайшие элементы перемещались, вращались, соединялись и разъединялись, словно части живой клетки. Только это была не клетка с митохондриями и рибосомами, а механическая, электронная — металл в постоянном движении, работающий как живой организм.
— Странное строение камня… — пробормотал Брайт, растерянный. — Это не живая материя… но ведёт себя как живая. Это же не белки, не протеины, не ДНК… Что это такое?
Анжелина вздохнула:
— Честно говоря — не знаю. Но могу с уверенностью сказать, что это не биологический организм. Поведение — как у живого. Это механическая или электронная клетка, которая развивается по законам биологии. Камни… это вроде эмбрионов.
Брайт почувствовал, как холод стынет в груди: перед ними был враг нового типа — живой металл, разумный или почти разумный, способный пожирать корабль, приспосабливаться и расти. И сейчас оставалось только одно: понять, как с этим справиться.
— Кибернетические зародыши? — переспросил Брайт, стараясь осознать масштабы происходящего.
— Можно и так сказать, — подтвердила Родригес. — Наша наука не способна воспроизвести такую форму… жизни… из металла. Но это не роботы в земном понимании — наши механические конструкции не умеют увеличиваться в размерах, менять форму, трансформировать структуру тела и поглощать металл. Эти существа при поедании корабля, извините за грубый термин, извлекают энергию. Может, используют атомы металлов как источник… Не знаю, кто их создал — природа или инопланетный разум. Но ясно одно: это не наше изделие.
— Геркуланы? — спросил командир.
— Не знаю… Мы мало что знаем о геркуланах, может, это их разработка, а может, и нет… Это кибернетический организм, — произнесла Родригес. — Небиологическая форма жизни. Она саморазвивается в благоприятных условиях.
Брайт удивленно нахмурился:
— Откуда в космосе благоприятные условия? И что это за условия?
В кабине мерно гудели приборы, мигали лампы, экран отображал бескрайнюю тьму космоса: миллионы звезд, тусклые спирали далеких галактик, холодные точки света, рассеянные по черному полотну, холодные и чужие, словно иглы дикобраза, в которых не было ни тепла, ни жизни.
Анжелина усмехнулась:
— В космосе они не развиваются. Вакуум — не идеальная среда. Зародыши находятся в законсервированном состоянии. Может, им не страшен абсолютный ноль, радиация или пустота, но свободный космос не даёт им выйти из «спячки», в которой они могут пребывать миллионы лет. Благоприятные условия — это металл. В данный момент такой объект — «Астра». Не знаю, как они сюда попали — возможно, осколок взорвавшейся планеты, а может, часть огромного организма… или даже мина. Но мы притянули их массой корабля. В космосе они казались просто камнями. Теперь они ожили и начинают поедать корабль, развиваться.
Командир морщился, пытаясь уяснить суть:
— Что значит «саморазвиваются»? Это не просто камни, не просто механизмы, а нечто, способное трансформироваться… во что-то другое?
— Да, — кивнула Родригес. — Я не знаю конечного этапа развития этих зародышей.
— Тогда назовём их зэт-киборгами, — предложил Брайт, — чтобы иметь общее понимание, о чём говорим.
— Хорошо, — согласилась врач. — Мы знаем, что из зародыша насекомого вырастает гусеница, из гусеницы — куколка, а затем бабочка. Так и с этими астероидами: из зародыша что-то должно трансформироваться, но что именно — я не могу сказать. Я врач и биолог, никогда не сталкивалась с неорганической жизнью. Но это — жизнь. Странная, паразитическая, пугающая, но жизнь.
Брайт выругался:
— Ах, черт! Теперь я понимаю, почему ощущение опасности не покидало меня с того момента, как началась астероидная атака. Опытный астронавт всегда обладает чутьём, которое не даёт расслабиться, готовит к неожиданностям… Эти качества спасали мне жизнь, а менее опытные редко выходили из переделок целыми. Геркуланы, ксилоксы, а теперь, черт побери, эти зэт-киборги! Космос полон чужеродных существ! Одни враги — и ни одного союзника!
Тут Нил вспомнил странную фразу одного короля прошлых столетий: «У государства есть только два союзника – армия и флот». Да, у землян имелись и армия, и флот, но этого оказалось недостаточно против чужих форм жизни.
— Итак, — мрачно произнёс командир. — Зэт-киборги будут развиваться, пока не сожрут наш корабль…
— Скорее всего… — пробормотала Родригес, слегка пожав плечами.
— Как их уничтожить? Что вы предлагаете, Анжелина?
Похоже, врач смутилась, её взгляд стал туманным:
— Спросите чего-нибудь полегче, командир. Я врач, а не физик-механик… Я не знаю, как их остановить. Космический холод им не страшен, огнеметами их вряд ли удержишь… Двадцати граммов астероида достаточно, чтобы зародыш начал развиваться, а у нас на корабле их тысячи килограммов. Не могу сказать, сколько всего зэт-киборгов появится, но «Астру» они точно сожрут, если их не остановить… Эти вопросы могут решить Мустафа и Сакё. Мустафа — по части геологии и физических процессов, Сакё — электронщик, может разгадать их программу. Наверняка они развиваются по какой-то внутренней логике…
— Точно, вы правы, Анжелина, — согласился Брайт и тут же переключился на Комацу. — Сакё, вы где?
— Я ещё в отсеке энергетических установок… Меняю платы, стабилизирую работу реакторов… — медленно ответил японец.
— Бросайте всё, быстро направляйтесь в биологическую лабораторию. Родригес передаст вам данные о астероидах… Есть работа для вас!
— Астероидах? — удивился Сакё. — Но физика твердого тела — не мой профиль. Тут нужен Мустафа, геология ближе ему…
— Мустафе я тоже прикажу идти туда, но ваши знания, Комацу, тоже необходимы. Зэт-киборгов нужно изучить…
— Э-э-э… зэт-киборгов? У нас есть такие машины?..
— Ступайте, Сакё, не теряйте времени!!! — взорвался командир.
Японец, поняв, что лишних объяснений не будет, оставил инструменты и ринулся по кораблю, перебегая с отсека в отсек, с одного уровня на другой.
Тем временем Брайт стал вызывать Мустафу. Ответ последовал через две минуты:
— Извините, командир, помехи… Сигнал слабый… Еле слышу вас… Здесь что-то создаёт помехи, не могу понять что…
— Где вы, Мустафа?
— Передвигаюсь по отсекам гидроустановок, сплошные разрушения, много камней… Я иду к Аркадию с четырьмя передвижными роботами-ремонтниками. В некоторых местах проходы завалены — метеоритов много, и они большие, — в голосе механика проскальзывало удивление. — Роботам через них не пройти, а когда соприкасаются, между ними проскакивает искра! Наэлектролизованы… Как бы не спалили коротким замыканием роботов. Командир, это не камни, а округлые, гладкие формы… Их тысячи, и все впаяны в корпус!
— Это не камни, это чужеродная неорганическая жизнь! — выдохнул Брайт.
Мустафа пробормотал что-то на суахили, судя по тону — не самую лестную фразу.
— Геркуланы? — спросил командир.
— Нет, не геркуланы… — ответил Мустафа. — Никто из нас их толком не видел. Геркуланы биологические, а это — чистая неорганика.
— Вот влипли! — выругался Брайт, сжав кулаки. Космос вновь напомнил о своей беспощадности: враги повсюду, и этот раз они пришли в виде тихих, смертельно опасных металлических существ, готовых поглотить всё на своём пути.
— Точно, эти астероиды вцепились в корабль, чтобы его сожрать. Они поедают «Астру» изнутри! — резко сказал Брайт. — Немедленно ступайте к Родригес. У неё собраны все данные по метеоритам. Туда же направляется Сакё. Вместе вы должны найти выход из положения! Узнайте всё, что можно, об этих зэт-киборгах!
— Чего-чего… зэт-киборгах? — растерянно переспросил Мустафа.
— Вот эти астероиды и есть зэт-киборги! — рявкнул командир, не скрывая напряжения. — Оставьте роботов там же! Пока мы не поймём, с чем или с кем имеем дело, техника нам не поможет!
Нигериец не стал спорить. Он мгновенно развернулся и поспешил в сторону лаборатории, оставив инструменты и машины в разрушенном отсеке.
В ту же секунду ожил бортовой компьютер:
— Внимание — экипажу! «Астра» разрушается! Зафиксирована декомпрессия отсеков. Всем астронавтам срочно надеть скафандры! Зона поражения расширяется! Разгерметизированы следующие отсеки…
Дальнейшее перечисление командир уже не слушал. Он резко переключил канал связи:
— Махмудов, вы меня слышите?
— Да, командир! — отозвался Азиз сквозь шум помех.
— Что предпринимаете?
— Пытаюсь автогеном заделать дыры в индикаторном кольце, — напряжённо ответил навигатор. — Но ничего не понимаю… Завариваю в одном месте — пробоина появляется в другом. Всё кольцо покрывается брешами, словно кто-то сверлит корпус дрелью! А ещё… на обшивке какие;то вздувшиеся наросты. Что это?
Брайт коротко изложил всё, что удалось выяснить. На том конце связи повисла тяжёлая тишина.
— Что мне делать? — наконец спросил Азиз. — Возвращаться?
— Нет… — после паузы ответил командир. — Вы видите камни? Только близко к ним не подходите.
— Вижу, — глухо сказал Махмудов. — Ими облеплено всё кольцо. Даже дюзы усыпаны ими… Они как пиявки присосались к корпусу.
— Сравнение точное, но всё куда хуже, чем кажется, — мрачно произнёс Брайт. — Мы не сможем заваривать дыры, пока зэт-киборги продолжают жрать металл. Аркадий уже пытался — автогены бесполезны. Температура их не берёт.
Наступила пауза, затем Азиз осторожно предложил:
— У меня с собой бластер… Может, попробовать его?
— Бластер? — Брайт оживился. — Хорошо, попробуйте. Немедленно сообщите результат. Возможно, энергетическое оружие сработает.
Командир поймал себя на том, что впервые за долгое время цепляется за слабую надежду. Земляне умели убивать — они создали немало эффективных средств уничтожения. Да, геркуланы превосходили их в технологиях, но, возможно, и этого нового врага можно было остановить привычным способом — силой огня.
Навигатор отстегнул гибкий фал, удерживавший его все это время, включил минидвигатели и медленно поплыл по внешней стороне индикаторного кольца. Персональный компьютер в скафандре помогал астронавту лавировать среди выступающих элементов корабля — поворотных дюз, локаторов, антенн, скоб, люков, штанг, сосудов и артиллерийских стволов, ведь «Астра» продолжала находиться в боевом положении. Каждый маневр требовал точности: даже небольшое касание могло сместить тяжелую деталь или повредить огневую установку, а на скорости столкновение с металлическим выступом грозило потерей ориентации и повреждением скафандра.
Подлетев к наибольшему скоплению камней на корпусе, Махмудов затормозил и завис в семи метрах над ними. Он достал бластер и проверил обойму — десять патронов. Плазменная пуля могла пробить броню, и навигатор надеялся, что этого хватит, чтобы разрушить зэт-киборгов.
— Итак, я готов, — сказал Азиз, поднимая ствол.
— Отлично, — ответил командир, затаив дыхание. — Давай… огонь!
Азиз прицелился и выстрелил. Фиолетовая вспышка мгновенно озарила пространство, а пуля разнесла в дребезги один из метеоритов. Не веря своей удаче, он прицелился ещё раз и выпустил очередь в пять объектов. Роковыми оказались все выстрелы: метеориты взорвались, рассыпаясь на мелкие осколки, которые отлетали во все стороны, оставляя после себя искры и дымящиеся куски металла. Некоторые из них достигали полуметра в диаметре, и одной пули хватало, чтобы расколоть их на несколько частей или соскрести с корпуса.
— Получилось, командир, получилось! — обрадованно выкрикнул Махмудов.
— Молодец! — порадовался вместе с ним Брайт, надеясь, что выход найден. Но радость длилась недолго: ошарашенный навигатор внезапно воскликнул:
— Не верю своим глазам…
— Что именно? — встревожился командир.
— Расколовшиеся части астероидов снова слились и втянулись в корпус… Они продолжают поедать корабль!
— Стреляй в них, черт подери! Стреляй!
Азиз без колебаний открыл огонь, меняя обоймы одну за другой. Внешний корпус корабля вспыхивал от выстрелов, осколки взрывались в пространстве, летели искры, разлетались куски металла и расплавленных частиц. Каждая дробленная глыба в воздухе резко меняла траекторию, поворачивалась обратно к «Астре» — словно корабль притягивал их, как магнит железо. При падении метеориты вгрызались в броню, раздвигали металл, увеличивая разрывы и сами растя в размерах, образуя всё новые и новые дыры.
Махмудов понял, что остановить их таким способом невозможно: через короткое время индикаторное кольцо превратится в друшлаг. Он честно сообщил об этом Брайту, понимая, что предстоит искать совершенно иной способ борьбы с этими зэт-киборгами.
Но командир сдаваться не собирался. Он отдал команду компьютеру «Астры»:
— Немедленно развернуть систему самообороны корабля на внутреннюю очистку от чужеродных элементов!
Компьютер, никогда прежде не исполнявший подобной команды, завис, издавая мягкий гудок:
— Прошу пояснения! Какие действия мне следует предпринять?
Нил начал быстро продумывать возможные меры, озвучивая их в тревожном порыве:
— У нас остались роботы? Ага, вот, направь их в поврежденные участки, пусть механическим путем — автопилами, рычагами, огнеметами — соскребают астероиды с корпуса и выбрасывают их в космос! Система пожаротушения должна залить камни пеной — может, это поможет. Запусти инфразвук в отсеки — вдруг это вызовет реакцию…
— Инфразвук вызовет реакцию у человека, — предупредил компьютер. — Запреты, встроенные в меня, не позволяют использовать инфразвуковые волны в присутствии живых организмов, в частности человека. Низкие частоты вызывают психические расстройства, паралич нервной системы и остановку сердца…
— Тогда ультразвук!
— Существуют ограничения и для ультразвукового диапазона…
— Хватит спорить — у астронавтов есть скафандры, которые защитят людей от звукового резонанса! — вскипятился командир, сердито стукнув кулаком по пульту. Пальцы ударились о металл, раздался звонкий металлический глухой стук, экран слегка дрогнул, но внимание Брайта было сосредоточено только на цифрах и показателях. — Делай всё, что возможно и в силах, но постарайся недопустить разрушения корабля.
Брайт посмотрел на индикатор живучести «Астры»: цифра «82%» показывала, что уровень жизнеспособности корабля составлял лишь одну пятую от нормального функционирования. Обычно ниже 20% означало необратимые процессы и потерю контроля над всеми системами, а для боевых космолетов критическим считался показатель в 10%, но это были машины совершенно иного типа, не тягачи. «У нас есть шанс не довести «Астру» до смерти, — думал командир. — Главное, чтобы Мустафа, Комацу и Анжелина нашли способ противостоять этой напасти…»
Тем временем Махмудов, находясь на внешней стороне корабля, остервенело продолжал тратить боеприпасы на астероиды, но видел бесполезность своих действий. Внутри отсеков пришли в движение десятки роботов различных типов. Гусеничные машины медленно давили камни своим весом, мощные гидравлические манипуляторы сжимали наросты в клещи и пытались оторвать их от корпуса. Из резервуаров лилась пена, способная затушить пламя в тысячу градусов. Роботы со встроенными звуковыми резонаторами пытались воздействовать инфра- и ультразвуком, пытаясь вызвать у зэт-киборгов реакцию. «Астра» сопротивлялась, словно живое существо, отражая вторжение чужеродных элементов и защищая свой «организм» всеми доступными средствами.
Если говорить медицинскими терминами, корабль вырабатывал иммунитет против агрессивного паразита: внутренние механизмы работали как защитные клетки, роботы выполняли роль лейкоцитов, пены и термоудары — как ферменты и антитела, а энергогенераторы пытались поддерживать «метаболизм» систем. Но чего-то всё же не хватало — «жизнь» медленно покидала «тело» корабля. Командир с замерением наблюдал за цифрами индекса живучести: теперь она достигла отметки «73%».
На табло вспыхнули новые данные о разрушениях: трансформаторные станции перегружены, силовые установки перегреваются, моторы начинают сбоить, гидравлика утекала через поврежденные трубопроводы, а резервуары постепенно теряли содержимое. Каждое новое сообщение на экране — как удар в сердце: корабль боролся, но опасность только усиливалась.
Все это поглощалось астероидами, которые к тому времени уже приобретали более очертливые и правильные формы. Они перестали быть просто округлыми камнями — теперь это были вытянутые, угловатые создания с выступающими частями, больше похожими на щупальца или мощные конечности. То, что поглощало металл, напоминало огромные челюсти с тысячами мельчайших пил, способных разрезать броню космолета как бумагу. Чем больше они поедали, тем заметнее увеличивались в размерах. Полуметровые зародыши превратились в почти пятиметровых зэт-киборгов, которые с лёгкостью нападали на роботов, разрывая их на куски, как хищник разрывает добычу.
Роботы, лишённые программы борьбы с такой агрессией, становились лёгкой добычей. Пена, инфразвук, электрические разряды и даже механическое давление оказывались бесполезны. «Астра» медленно, но неумолимо двигалась к гибели, а индикатор живучести и сигналы на панели управления отсчитывали оставшийся срок её существования, как невидимый маятник, отмеряющий часы жизни корабля.
Компьютер признал поражение — все запущенные им схемы самозащиты не дали результата. Он не обладал креативностью, невозможностью создавать новые алгоритмы противодействия чужеродным организмам — такое просто не было заложено в его функции. Единственное, что могла система, — это перераспределять нагрузку: отключать вышедшие из строя узлы и подключать аварийные или дублирующие, создавая минимальную стабильность и давая людям шанс найти эффективное решение. Но этот резерв был ограничен, и продолжаться долго не могло.
Ситуацию особенно ощущал Аркадий, который продолжал бороться с огромными камнями, размахивая рычагами и баллонами с кислородом, словно дубинками. Он уже выдохся, и его силы таяли так же быстро, как слабело сопротивление «Астры». Азиз, расходуя последние патроны, понимал бесперспективность своих действий. Цифра живучести уже опускалась ниже 60%.
В то же время в лаборатории биологических и медицинских исследований работа не прекращалась. Компьютер снабжал отсек энергией, теплом и химическими реактивами, поддерживая жизнедеятельность ученых. Понимая, что удерживать корабль в боевом состоянии бесполезно, Брайт приказал перенаправить ресурсы на поддержание живучести секторов, где находились люди. Системы мгновенно отключили оружие и боевые механизмы, пушки, ракеты, пулемёты и локаторы замерли. Если бы в этот момент произошло нападение геркулан или ксилоксов, «Астра» не смогла бы ответить — её боевые механизмы были мертвы, оставляя единственной надеждой на выживание экипаж и смекалку.
- Бог ты мой, какое сложное создание! – с восхищением и тревогой повторяла Родригес, продолжая изучать внутренние структуры астероидов. Эти камни не пребывали в «замороженном» состоянии — они продолжали медленно развиваться и пытались уже в лаборатории поглотить части оборудования. Чтобы предотвратить это, врач использовала сильное магнитное поле, удерживая зэт-киборгов в пробирке и не давая им контактировать с металлом или другими твёрдыми объектами. Несколько килограммов камней висели в магнитной ловушке, парили, слегка вращаясь, а приборы воздействовали на них ультразвуком, нагревали лазером, направляли электрические импульсы — и всё это фиксировалось сенсорами и записывалось на накопители. Камни реагировали на каждое воздействие, изменяя форму, слегка расползаясь и вновь собираясь в компактные структуры, словно пытаясь сопротивляться внешнему контролю.
Мустафа поливал их кислотой, резал лазером, подключал звуковые резонаторы, а Родригес методично фиксировала все наблюдения, хотя на первый взгляд ни один из методов не давал ощутимого результата. Но никто не расслаблялся — каждая минута могла стоить кораблю жизни. Тем временем Комацу работал со структурными данными: анализировал электрические импульсы, вспыхивающие внутри зэт-киборгов, пытался составить последовательности, понять алгоритм их саморазвития и действия. Он понимал, что программа развития существует — у всех живых организмов она записана в ДНК, а у механических форм жизни она проявляется в виде схем и логических паттернов. В данном случае зэт-киборги обладали сложнейшей самосинхронизирующейся сетью, в которой сигналы взаимодействовали как нервная система, обеспечивая рост, изменение формы и реакцию на внешние воздействия.
Впервые за всё время работы экипаж действовал слаженно и с взаимопониманием. Никто не выражал недовольства, не возникало упрёков или споров — страх за корабль и желание спасти его делали всех более внимательными и ответственными. Казалось, что экстремальная ситуация раскрывала скрытые возможности, погашала раздражение и негативные качества, не способствующие выполнению первоочередных задач. Энергия, сосредоточенность, целеустремленность — всё это проявлялось в полной мере, создавая удивительную атмосферу продуктивного напряжения, где каждый действовал на благо общего дела.
- Что ты можешь сказать, Мустафа? – обратилась к нему Родригес, не заметив, что перешла на «ты». Устав космического флота запрещал панибратские обращения, так как это влияло на боеспособность и субординацию экипажа. Обычно люди говорили только на «вы», даже если спорили или шутили. Но «ты» означало, что между ними зарождаются дружеские, доверительные отношения. Если бы это услышал командир, он вряд ли стал бы вмешиваться — порой именно неформальное общение даёт больше понимания и сочувствия, чем звания и опыт. «Ты» создаёт атмосферу доверия, помогает снизить стресс и настраивает на совместное действие, объединяя экипаж в экстремальной ситуации.
Абдулл, не отрываясь от окуляров нейтронного микроскопа, наконец ответил:
- Трудно что-то сказать определённо, Анжелина... Хотя... нет, могу с уверенностью заявить, что эти зэт-киборги созданы разумными существами. Пока неясны цели их создателей, но одно очевидно — это невероятно сложное творение. Наша наука пока что далеко не способна воспроизвести нечто подобное. Каждый элемент, каждая структура внутри них — это результат продуманного инженерного и, вероятно, биологического замысла, с которым справиться под силу лишь очень продвинутым цивилизациям.
- То есть эти организмы созданы для войны?
Мустафа на секунду задумался, не отрывая взгляда от экрана микроскопа.
- Это определит Сакё, но я не думаю, что именно для войны… Скорее всего, они предназначены для добычи металла из руды, которая свободно дрейфует в космосе. Поглощая её, они растут и со временем могут трансформироваться во что-то иное… возможно, в автономный космический объект, способный самостоятельно перемещаться между звёздами. Такой себе живой корабль с собственным источником энергии и ресурсной базой.
Родригес покачала головой, не соглашаясь:
- Не уверена, что ты прав. Я бы сказала иначе. Эти организмы ищут не руду, где содержание железа, никеля или титана исчисляется долями процента, а именно чистый металл — тот, который может появиться только в результате технологической обработки. Иначе говоря, они ориентированы не на «дикий» космос, где полно бесхозных небесных тел, а на искусственные объекты… на корабли.
Она сделала паузу и указала на схему.
- Кто-то знал, что мы будем здесь пролетать, и настроил эти астероиды… нет, уже не астероиды — мины против нас. Смотри: любое живое существо нуждается в энергии. Высшие формы жизни способны выбирать пищу, а эти зэт-киборги запрограммированы на металлосодержащие конструкции. Видимо, излучения звёзд им недостаточно, а вот металл при определённых реакциях выделяет тепло и энергию. Для них это одновременно и пища, и топливо, и строительный материал.
На экране одна за другой вспыхивали диаграммы: кривые роста массы, тепловые пики при контакте с железом, схемы распределения энергии внутри зэт-киборгов. Графики ясно показывали резкий скачок активности именно при взаимодействии с очищенными металлами, а не с природными породами.
- Думаю, наша коллега права, Мустафа, — негромко сказал Комацу, поворачиваясь к ним. Он включил светоуказку и навёл её на синюю точку в центре сложной схемы. – Вот отсюда исходят управляющие сигналы. Возможно, это аналог мозга… или носитель программы, заставляющей их искать металл, начинать поглощение и расти до форм, заложенных создателями.
Японец пожал плечами:
- Каким должен стать зэт-киборг в финале, мы не знаем. Может, это безобидный автономный объект. А может — хищная машина размером с динозавра. Но одно ясно: программа крайне эффективна. Это технологии, которых у нас ещё нет. Всё это нужно сохранить и передать на Землю. Уверен, для нашей цивилизации это будет новый технологический рывок… в том числе и в сфере вооружений.
Родригес развела руками:
- Если это и оружие, то совершенно чуждое нашей природе.
Комацу удивлённо взглянул на неё:
- Почему, Анжелина? Сейчас не до этики. Идёт война между цивилизациями. Не мы напали на геркулан — это они начали агрессию. Мы ограничены в средствах защиты, а эти технологии, — он снова указал на зародыш в магнитном поле, — могут однажды спасти человечество.
- Но сейчас они убивают нас, — резко оборвала его Родригес. – Нам нужно найти их ахиллесову пяту. Как остановить? Как уничтожить? Единственный путь — исказить их программу. Вмешаться. Например, внедрить вирус.
Сакё покачал головой:
- Я бы не был так уверен. Зэт-киборги — машины, но на куда более высоком уровне, чем наши. Не факт, что у них нет защиты от вмешательства. И главное — как нам вообще внедрить код в их систему? Мы пока почти ничего о них не знаем. Их программа — это головоломка, к которой у нас нет ключей.
Мустафа вдруг поднял голову от приборов:
- Почему же… кое-что мы уже знаем.
Комацу и Родригес одновременно повернулись к нему.
- Ну так давай, — сказал японец. – Выкладывай.
Нигериец стал перечислять, загибая пальцы:
- Во-первых, это машины… Во-вторых, они реагируют на металлы — но не как детекторы, вроде миноискателей, а как на источник пищи. Вот реагируют же мухи, простите за сравнение, на… ну, понятно на что. В-третьих, в процессе усвоения металла они трансформируются в некие организмы, способные, возможно, к активным действиям. И, в-четвёртых, их крайне сложно уничтожить. Да, можно отстрелить отдельные фрагменты, как это сейчас делает Азиз в секторе индикаторного кольца. Но я почти уверен: у них есть регенерация. За счёт поглощения металла зародыши восстанавливают утраченные части и продолжают рост.
- Я считаю, что это мина, — вдруг заявил японец. – Ловушка, возможно, оставленная геркуланами… Эта мысль пришла мне только сейчас.
- Поясни, — потребовала Анжелина, сложив руки на груди. – Что именно ты имеешь в виду?
Комацу кивнул и заговорил быстрее, будто боялся не успеть высказать догадку:
- Это бомба, замаскированная под обычный астероид, якобы бесполезно дрейфующий в космосе. Идеальная тактика для охраны территории или тайной атаки на противника. Никто не заподозрит подвоха. Масса мала, металла минимум — значит, для кораблей она не опасна… до определённого момента.
Он сделал паузу и продолжил:
- Но у неё есть магнетизм. Она притягивается к металлическим объектам — а такими являются земные корабли. У геркулан суда построены из неизвестных нам материалов, вероятно, это пластическо-органические соединения без металлов. Для них зэт-киборги безвредны. К тому же их энергетическое оружие без труда уничтожило бы подобные организмы ещё на подлёте.
Комацу шагнул ближе к проекционной панели:
- Эти организмы нападают на объект и поедают его. А в итоге… — он помедлил, — возможно, они перерабатывают корабль в нечто иное. В космический объект неизвестного назначения. Например, в гигантское оружие против землян.
Он включил увеличение и подсветил один из фрагментов фотоголограммы:
- Видите зелёное мерцание? Этот элемент отвечает за саморазвитие зэт-киборга. А вот предварительная расшифровка импульсов…
Экран заполнился водопадом цифр, кривых и диаграмм, налезающих друг на друга. В этом хаосе трудно было сразу уловить смысл, но Комацу уверенно продолжал:
- Я перевёл их сигналы в двоичный код. Это было непросто — у них совершенно иная логика и математика. Главное вот что: между всеми зародышами существует связь. Они координируют действия, образуя подобие коллективного мозга. Каждый зэт-киборг — это нейрон. Импульсы между ними — команды к действию. В определённый момент они способны соединиться в единый гигантский организм. Для этого у них есть всё необходимое: металл корпуса, энергия наших реакторов, ядерное горючее…
Анжелина побледнела. Она невольно сделала шаг назад, будто хотела отстраниться от самой мысли:
- Ты хочешь сказать… — её голос дрогнул, и она сглотнула, — что они могут превратить нашу «Астру» в разумное механическое существо?
Страх в её глазах был почти физически ощутим: расширенные зрачки, напряжённые скулы, пальцы, судорожно сжавшие край стола. Это был не просто профессиональный ужас врача — это был первобытный страх человека, осознавшего, что дом, убежище и единственная надежда на спасение может обратиться в живого врага.
В лаборатории повисла тяжёлая тишина. Каждый представил себе, как массивный космический тягач начинает менять форму: корпус вздувается, разрывается и снова срастается, двигатели превращаются в суставы, антенны — в щупальца, а реактор становится пульсирующим сердцем. Гигантский механический организм, рождённый из «Астры», медленно раскрывает свои металлические «челюсти» и устремляется в космос уже не как корабль, а как хищник.
От этого образа у всех пробежал холодок по спине.
Комацу тяжело выдохнул и тихо произнёс:
— Вот именно…
Мустафа задумался, медленно водя взглядом по зависшим в магнитном поле зэт-киборгам, а затем сказал:
— Ты прав, Сакё. Возможно, это сторожевая мина. Или ловушка, оставленная геркуланами. Она может распознавать «свой–чужой» по одному-единственному признаку — из чего сделаны пролетающие мимо корабли. Металл — значит враг, и его следует атаковать.
Он помолчал, подбирая слова, и продолжил:
— Может быть, опознание идёт и по другим параметрам: по излучению двигателей, по энергетическому фону, по типу силовой установки. Наши корабли работают иначе, чем геркуланские. Здесь могут быть сотни вариантов… но в одном мы уверены точно — это оружие против землян. Потому что только мы строим суда из металла и только мы воюем с геркуланами.
В лаборатории повисла тяжёлая тишина. Ни японец, ни колумбийка не смогли скрыть эмоций: на лицах отразилась смесь ужаса, бессилия и холодного осознания неизбежности. Родригес сжала губы, Мустафа отвёл взгляд, а Комацу на мгновение прикрыл глаза, словно пытаясь отогнать увиденное.
За иллюминатором равнодушно горели звёзды — далёкие, холодные, тревожно неподвижные, словно безмолвные свидетели гибели «Астры».
— Значит, враги знали… — медленно произнесла Анжелина. — Они либо отследили нашу траекторию, либо заранее рассчитали маршрут. И подготовили ловушку в виде астероидов. Геркуланы понимали, что мы будем искать незаселённые районы галактики, чтобы уйти от тотального уничтожения…
— Что же нам делать? — с горечью добавила она.
— Искать средство против зэт-киборгов, — мрачно ответил Мустафа. — Другого выхода у нас нет.
Родригес подошла к пульту связи.
— Я сообщу командиру всё, что мы узнали.
Экран вспыхнул, и на нём появился Брайт. Он заметно осунулся, кожа побледнела, под глазами залегли тени, но взгляд оставался жёстким, напряжённым, горящим внутренним огнём. Было видно: ему больно смотреть, как гибнет корабль, и ещё больнее — осознавать собственное бессилие.
— Что у вас? — коротко спросил он.
— Мы выяснили немного, — начала Родригес, — но этого достаточно, чтобы сделать выводы. Зэт-киборги созданы разумными существами и имеют агрессивную направленность против землян. Скорее всего, это работа геркулан. Они знали, что мы будем проходить здесь, и установили ловушку.
Лицо командира потемнело.
— Зэт-киборги — это машины с программой, — продолжил Комацу. — Полностью расшифровать её мы не успели, но я предполагаю, что после полного поглощения корабля они объединятся, слившись в единый гигантский механизм.
— Вот это новость… — присвистнул Брайт. — И что за механизм?
— Точно сказать не могу, — признал электронщик. — Вероятно, это будет боевая система, созданная на основе наших ресурсов — металла, топлива, энергии, но реализованная по геркуланским технологиям.
Командир сжал челюсти.
— Ладно, с этим ясно, — сурово произнёс он. — Теперь скажите главное: как их уничтожить? Или хотя бы остановить?
Астронавты переглянулись.
— Мы до этого ещё не дошли, — тихо сказала Родригес. — Такие исследования требуют месяцев и лет, а у нас нет и нескольких часов. Мы работаем вслепую, на пределе возможностей… Боюсь, мы можем не успеть…
— Это точно… — глухо подтвердил Брайт. — Компьютер фиксирует уровень живучести «Астры» — тридцать пять процентов. По расчётам, через два часа зэт-киборги полностью сожрут корабль… Можете ли вы что-то предложить? Есть идеи?
В ответ из динамиков донёсся тяжёлый вздох.
— Нет, командир… — наконец прозвучал голос Родригес. — Мы не успели ничего придумать…
— Понятно… — Нил на секунду прикрыл глаза, затем резко выпрямился. — Тогда действуем так: всем вооружиться бластерами и начать отстрел зародышей, находящихся на борту. Всех, кто представляет угрозу! Компьютер пытается бороться с ними при помощи роботов, но толку почти нет. Придётся использовать оружие. Азиз и Аркадий уже ведут стрельбу внутри и снаружи «Астры»… Эффект слабый, почти нулевой, но мы не будем сидеть сложа руки и ждать, пока нас сожрут!
— Есть, командир!
Астронавты вскочили и бросились к оружейному ящику, имевшемуся почти в каждом жилом и исследовательском отсеке. Код — щелчок — крышка откинулась. В руки легли бластеры: тяжёлые, массивные автоматы с усиленным охлаждением ствола, ребристыми кожухами и широкими энергообоймами. Плазменные пули этих машин прожигали броню и испепеляли цель изнутри. Именно таким оружием земная морская пехота одержала одну из первых побед на Плутоне — тогда у геркулан не оказалось портативных энергетических плетей, и их смели в ближнем бою. Правда, после попаданий почти ничего не оставалось: органика выгорала полностью, превращаясь в пепел и шлак.
— Но это ещё не всё… — продолжил Брайт. — Мустафа, мне нужна вся информация о зэт-киборгах, что вы успели получить. Немедленно перешлите по внутренним линиям связи. Я отправлю сообщение на Землю и приложу все ваши данные.
— Понял!
Нигериец схватил стопку дискет, подбежал к пульту и начал срочную выгрузку базы. На экране побежали строки, диаграммы, фрактальные схемы, импульсные карты. Компьютер принял массив информации, спрессовал его, сформировал пакет и подготовил к передаче. Единственный ещё рабочий локатор медленно развернулся в сторону Солнечной системы.
Брайт не медлил. Он набрал краткое, жёсткое донесение и нажал клавишу отправки. Успел вовремя: спустя минуту ближайший зэт-киборг проел кабели, соединяющие механизмы управления локатором, и экран погас.
Командир тут же переключился на навигацию. Он прочертил траектории полёта — к Менатепу и к Земле, запустил расчёты, перебирая варианты. Цифры на индикаторе дрогнули и сменились: 30%. Время стремительно уходило.
Нил понимал: сейчас от него зависит судьба экспедиции. Да, им не повезло — они угодили в ловушку. Но пока экипаж жив, задание ещё не окончено. Земляне не сдаются просто так… хотя и умирать бессмысленно тоже не хотелось. Он не покидал рубку, хотя всё внутри требовало вырваться в бой, разрядить ярость выстрелами, возглавить последнее сражение. Пальцы непроизвольно сжимались, будто ложились на гашетку бластера, но Брайт каждый раз одёргивал себя и возвращался к клавиатуре.
Тем временем Азиз методично расстреливал зародышей. В голове он окрестил происходящее «выдавливанием блох из шкуры собаки»: пули мешали, сбивали, но не решали проблему. И вдруг персональный компьютер в скафандре зафиксировал движение — массивная цель.
Махмудов поднял голову… и замер.
Из огромной рваной дыры в корпусе выползало металлическое чудовище — нечто такое, чего человек ещё никогда не видел. Это был яйцеобразный механизм размером с грузовик. В передней части вращались чудовищные челюсти, словно пропеллеры, утыканные пилообразными сегментами. Из тела расходились десятки щупалец — гибких, сегментированных, с режущими кромками. В нём угадывались черты сразу нескольких существ: тяжесть и массивность динозавра, жёсткая агрессия скорпиона, извивающаяся пластика спрута и хитиновая логика жука.
Мощные конечности не только удерживали тело, но и работали как инструменты. Они входили в броню корабля с визгом и скрежетом — рррзииик… ррзиииииккк! —
и металл раскрывался, как крышка консервной банки. Рваные, обугленные края пробоин были немым свидетельством силы механизма. Голова-каска с горящими синими огоньками — возможно, телескопическими глазами — медленно поворачивалась из стороны в сторону, словно существо искало цель.
И Азиз понял: это уже не зародыш. Это — результат.
Кого-то? Нет — этот монстр искал человека.
Он сорвался с места и стремительно понёсся к Азизу. Щупальца вгрызались в обшивку, прошивая металл, клешни щёлкали, будто разрезали сам вакуум. Всё происходящее напоминало безумный мультипликационный кошмар, нелепый и нереальный, словно плохую фантазию. Но пронзительный визг тревожного сигнала в скафандре безжалостно возвращал к действительности: опасность была абсолютно реальной.
— Бог ты мой!.. — вырвалось у навигатора.
Он судорожно начал перезаряжать бластер. Индикатор мигнул — последняя обойма.
— Что за монстр…
— Что случилось? — тут же откликнулся Брайт.
— На меня мчится какое-то чудовище!
— Зародыш?
— Какой зародыш?! Это огромный робот!
— Это зэт-киборг, — вмешался Мустафа. Его голос звучал напряжённо; судя по шумам, он уже надевал скафандр, готовясь выходить наружу. — Он эволюционировал из астероидного камня и зародыша в особь. Как я и говорил: получая «пищу», зэт-киборги развиваются до новой стадии. Теперь это не булыжники, а подвижные механизмы. А дальше… — он на секунду замолчал, защёлкивая фиксаторы ранца, — дальше из них может вырасти нечто ещё более опасное.
— Спасибо, Абдулл, за лекцию, — прохрипел Махмудов, — но мне сейчас не до неё. Скажите лучше, что с этой железной тварью делать?!
— Как что делать? Стреляй! Мы выходим к тебе на помощь!
Другого выхода у Азиза и не было. Он переключил бластер в автоматический режим и открыл огонь. Плазменные очереди ударили в зэт-киборга, разрывая корпус, сбивая щупальца, срывая фрагменты панциря. Отдача была такой, что чудовище отбросило от корабля, и оно, вращаясь, исчезло в россыпи звёзд.
Но радости Азиз не испытал. Он не был уверен, что враг уничтожен.
И правильно. Из той же рваной дыры в корпусе выползло новое создание. Оно выглядело не менее кошмарно: вытянутое тело, сегментированное, покрытое режущими выступами, с пучком гибких конечностей, цепляющихся за металл. Существо двигалось быстро, почти скачками, и сразу устремилось к человеку.
Этот зэт-киборг был умнее. Он не мчался напрямую, а петлял, резко менял траекторию, уходил вбок, словно просчитывал углы атаки. Луч прицеливания срывался, бластер дёргался в руках, и Махмудову приходилось снова и снова ловить цель на мушку.
Но всё это уже не имело значения.
Счётчик боезапаса мигнул и высветил светящийся ноль.
— Оп-ля… — выдохнул Азиз. — Похоже, пора делать ноги.
— Чего-чего? — не сразу понял Брайт.
— На меня прёт новый противник… — напряжённо произнёс навигатор. — Опа… да их тут много!
Датчики скафандра подтвердили худшее: не менее десяти зэт-киборгов один за другим выскакивали из пробоин и бежали по внешнему корпусу «Астры» в его сторону. Они цеплялись за металл, перепрыгивали через конструкции, карабкались по обшивке с пугающей ловкостью.
Гадать, что им нужно, не приходилось — предыдущий опыт ясно показал полное отсутствие миролюбия. Даже с полной обоймой у Азиза почти не было бы шансов. А теперь — тем более.
Противник двигался быстрее человека. Слишком быстро.
Навигатор понял это сразу: если он начнёт отступать сейчас, зэт-киборги настигнут его раньше, чем он успеет уйти на безопасное расстояние.
— Они меня уничтожат… — тихо произнёс Махмудов, едва сдерживая нарастающую волну страха. Да, именно страха — того самого, что впивается в кожу, сушит горло, стискивает сознание. И в этом не было ничего ненормального. Астронавты ничем не отличались от обычных людей: те же слабости, те же чувства, те же сомнения. Они не были суперменами, и никто не обязан был ими быть. Просто у них была одна особенность — они умели принимать решения быстрее других. Их учили этому годами. И потому план спасения нашёлся.
Простой до смешного.
Азиз глубоко вдохнул, выгнал дрожь из пальцев, заставил сердце замедлиться, и включил ранцевые двигатели. Реактивная струя отбросила его от наступающих зэт-киборгов, и он рванул к носовой части «Астры», туда, где находились аварийные шлюзовые камеры. Хотя сама идея шлюза теряла смысл — корабль был изрешечён сотнями пробоин. Через любую из них можно было легко проникнуть внутрь.
«Астра» тянулась на двести метров и весила триста тысяч тонн, гигантский межзвёздный дом, созданный руками людей. Но сейчас этот дом выглядел как старое решето. Сквозные раны зияли в корпусе, металл был вспорот, вывернут, изломан; местами обшивку держали лишь отдельные пластины. Махмудову больно было видеть, как механические паразиты продолжают жрать корабль изнутри и снаружи. Он прожил здесь три года, рассчитывал провести ещё много времени, а теперь наблюдал, как его убежище превращалось в умирающую груду металлолома. Корабль был родным домом, частью жизни — и теперь превращался в прах.
Люди фактически оставались без крова, без еды, без тепла — и без надежды. Они висели в безмолвном пространстве, голые и беззащитные, и никто не мог прийти на помощь. Да и сами спастись почти не могли. На Земле потерпевшие кораблекрушение моряки выбирались на берег, начинали всё заново. В космосе берегов не было. Здесь спасение не существовало.
А вокруг раскидывался бесконечный космос — пугающий и величественный. Звёзды горели хрустальными иглами света, холодными, бесконечно далёкими. Галактики, словно россыпи жемчуга, были рассыпаны по бархатной чёрной пустоте. Вся Вселенная казалась гигантским молчаливым залом, где никто не услышит ни крика, ни выстрела, ни последнего слова.
Азиз мчался над корпусом, и тревога в его взгляде усиливалась — зэт-киборги не собирались отставать. Он видел, как они продолжают быстро передвигаться по обшивке, цепляясь за металл, перепрыгивая через конструкционные балки.
«Сколько же их… — подумал навигатор. — Если я войду внутрь, толку мало. Там узкие коридоры, мало места для манёвра. Они прижмут меня в два рывка… А оставаться снаружи — тоже не вариант. Кислород не бесконечен. Боеприпасов нет. Я как мышь в стеклянной банке».
Вот и нос корабля. Дальше пути не было.
Азиз остановился, зависнув в трёх метрах от обшивки. Развернулся лицом к врагу. В руке сверкнул ультразвуковой нож — единственное оружие, оставшееся у него. Лезвие могло резать сталь толщиной в пять сантиметров, но против этих тварей? Как нож против штормового ветра. Другого у него не было. Навигатор тихо шепнул слова прощания тем, кого любил. Родным. Друзьям. Всем, с кем делил жизнь. И приготовился умереть достойно.
Зэт-киборги приближались. Их бег был стремительным, плавным и бесшумным. Щупальца мелькали, перебирая опору, как паучьи лапы. Огненные глаза сверкали на гладких стальных головах-касках, и в их взгляде не было ни мысли, ни сомнения — только безмолвное желание убивать.
Невероятно было представить, что эти чудовища произошли из безобидных каменных глыб. Но теперь никто не сомневался — попади они на Землю или в человеческую колонию, они не оставили бы ни единого выжившего. В них не было ни малейшей капли жизни, никакой органики — лишь холодный, чужой ужас.
«Я не сдамся», — подумал Азиз. Он нажал кнопку на рукояти ножа. Лезвие вспыхнуло, накаляясь добела. Внутренние батареи обеспечили бы пятнадцать минут непрерывной резки стали.
Если, конечно, эти пятнадцать минут у него будут.
Между тем ситуация резко изменилась. За спиной у Махмудова внезапно мелькнули яркие фиолетовые вспышки — всполохи света ударили по корпусу корабля, отражаясь от металлических поверхностей, словно внезапная гроза среди пустоты космоса. Плазма рвала темноту, оставляя в вакууме дрожащие дорожки света, будто кометы летели вспять. Почти настигшие Азиза зэт-киборги внезапно отлетели назад, их тела прорезали взрывы — вспухшие разрывы металла, искры, куски брони, разлетавшиеся в стороны. Помощь пришла вовремя.
Азиз обернулся — и увидел троих. Из шлюзовой камеры вышли Родригес, Абдулл и Комацу. Они поливали пространство перед собой плазменным огнём, и атака была настолько мощной, что враг начал разлетаться, расплавляться, разрушаться на ходу. Механические твари, поражённые выстрелами, катапультировались от корпуса, покидая сферу притяжения корабля и исчезая в космосе, превращаясь в мелькающие на фоне звёзд точки. Казалось, они едва держатся структурой: тела трещали, сочленения распадались, щупальца беспомощно болтались. Похоже, скорость регенерации у этих крупных форм была намного ниже, чем у зародышей. На время люди оказались в безопасности.
— Спасибо, друзья… — выдохнул Азиз, чувствуя, как горячая волна облегчения прокатилась через всё тело. Сердце билось комом в горле. Он был готов обнять каждого, но в скафандре это выглядело бы неловко. — Вы спасли меня.
— Всегда готовы! — улыбнулась Анжелина, и её улыбка дрожала в свете отражённой плазмы. Она искренне радовалась, что их товарищ жив. Последние часы перемололи экипаж психологически, и все вдруг стали близкими — как семья, где каждый готов умереть за другого. Страх и отчаяние словно спаяли их в единое целое.
— Ещё немного — и они бы меня сожрали! — прохрипел Махмудов, пытаясь восстановить дыхание. Он только сейчас осознал, насколько близко был к смерти.
Но Мустафа покачал головой:
— Не преувеличивай, Азиз. Зэт-киборги не едят мясо. В тебе слишком мало железа, чтобы стать лакомым куском…
— Эй, дружок, ты чего? — взорвался Махмудов. — Ты видел, что они мчались прямо на меня! Не думаю, что хотели поздороваться. А сожрать — вполне!
Мустафа задумчиво перебирал варианты:
— Потому что у них программа уничтожать всё живое. Ты — тёплый организм. Наверное, у них инфракрасные сенсоры, реагирующие на тепло. Или считывают биоритмы человеческого тела. Так им легко нас находить. Но есть тебя — точно не в их… вкусе. У них нет органов для переваривания живой плоти.
— Идут, опять идут! — внезапно крикнула Родригес, показывая вперёд.
Из дыр в корпусе вылазили новые механические бойцы. На их телах сверкали острые углы и лезвия, щупальца шуршали по металлу, красные индикаторы на головах горели алыми точками — злоба читалась даже в этих машинных силуэтах.
Комацу вскинул бластер первым и нажал на гашетку. Плазменные заряды полетели плотными росчерками — ствол словно изрыгал фиолетовый огонь, а гильзы, раскалённые добела, отлетали в сторону, ударяясь о металл и гаснув в темноте. Казалось, он размахивает не оружием, а волшебной палочкой, превращая монстров в горящие обломки.
Зэт-киборги, кусая пространство острыми щелями в корпусе, отползали обратно, оставляя после себя звенья, пластины и искорёженные детали. Но они не сдавались. Щупальца цепляли металл, и твари снова рванули вперёд.
Анжелина быстро передала запасные обоймы Махмудову — тот вставил их и вернулся в строй. Вскоре уже четверо астронавтов держали линию огня. Четыре плазменные струи беспрерывно били по приближающимся зэт-киборгам. Враг был силён, но бессилен перед энергетическими пулями.
Пока снаружи кипело сражение, командир Брайт работал с компьютером. Результаты были ужасны. Уровень жизнеспособности «Астры» снизился до 20%. Системы постепенно гасли: связь барахлила, навигация зависала, двигатели задыхались, автоматические шлюзы переставали реагировать. Некоторые отсеки полностью обесточены. Жизнеобеспечение функционировало только частично. Корабль разваливался — его внутренности пожирали зародыши.
«Астра» умирала. И уже никто не мог остановить этот процесс. Не существовало способа победить врага — ни технического, ни биологического, ни энергетического. Все схемы, формулы, модели — бесполезны. И тогда Брайт перешёл к последнему шагу.
Он начал расчёты. Могут ли они добраться до Менатепа? Справится ли спасательный катер, законсервированный в носовой части корабля? Хватит ли топлива? Хватит ли энергии? Хватит ли времени — до того, как «Астра» исчезнет окончательно?
Ответ зависел от нескольких последних цифр на экране. И от судьбы нескольких человек.
Компьютер подтвердил: ресурсов спасательного катера должно хватить почти на год автономного существования. Лететь до ближайшей звезды — несколько месяцев. Значит, шансы есть. Да, им придётся оставить груз, но на борту катера имелось всё необходимое для выживания. В оборудовании присутствовали системы, позволяющие извлекать воду и кислород из химических соединений, распространённых на планетах с твёрдой поверхностью. Запас биологических питательных материалов обеспечивал экипажу стартовый период существования. А дальше — можно будет построить мини-оранжерею, запустить культивацию субрастений: особых мутирующих водорослей, грибов и бактероидов, из которых синтезируются белки и протеины. Эти культуры уже использовались на Земле и МКС, и при правильном освещении, влажности и подаче микроэлементов они росли быстро — чуть ли не за сутки удваивали массу.
На катере также имелось оружие, скафандры, гибернаторы. Шестеро человек в небольшом пространстве — тесно, но не смертельно. «Мы прошли такое, что нас теперь ничто не рассорит», — подумал Нил и наконец сообщил в общий канал:
— Внимание, экипажу! Оставить попытку уничтожить врага — это бесполезно!
Нельзя сказать, что все легко согласились. Аркадий, который вместе с остальными поливал огнём зародышей, завёлся первым:
— Не согласен, командир! Корабль — это наша жизнь и наше средство достижения цели! Мы должны доставить груз!
— Казаков, груза больше нет, — прервал его Брайт.
Моторист резко осёкся, будто получил удар в солнечное сплетение.
— Его давно поглотили зэт-киборги, — продолжил командир. — «Астра» сейчас — это не корабль, а механический муравейник. Только вместо муравьёв — зэт-киборги. И сейчас они все идут к нам.
— Может, отцепить груз? — предложила Родригес, перезаряжая бластер. Она стреляла почти автоматически, не отрывая взгляда от врагов. — Пусть остаётся в космосе, а мы летим дальше. А там на месте решим, как действовать. Всё равно одним грузом мы планеты не перестроим, нужно ещё три таких.
— Чтобы он представлял угрозу другим земным кораблям, которые полетят сюда следом? Нет уж! — голос Брайта звучал жёстко, как металл. — Я этого не допущу! Нельзя, чтобы эти твари напали на следующий космолёт. Даже думать об этом не хочу. Есть иные варианты.
— И что вы предлагаете? — спросил Азиз.
Командир на мгновение замолчал. Когда заговорил, голос у него был глухой, тяжёлый — будто каждое слово давало о себе знать физической болью:
— Взорвать «Астру»...
— Взорвать наш тягач? — Аркадий не верил своим ушам. — Но... командир... ведь это...
— Да, — подтвердил Брайт. — Взорвать корабль вместе с грузом. Двести мегатонн — этого достаточно, чтобы разнести в пыль «Астру», груз и всех паразитов на борту. Мы не сможем очистить корабль от зэт-киборгов. Значит, остаётся крайняя мера. Сомневаюсь, что те, кто ставил эту ловушку, рассчитывали на такой шаг с нашей стороны.
— А мы?.. — выдохнула Родригес.
— А мы воспользуемся спасательным катером, — сказал Нил. — И покинем «Астру» до того, как нас настигнет взрывная волна.
Все прекрасно понимали: это не прогулка. Чтобы улететь, нужно было стартовать с колоссальным ускорением — так, чтобы ни одна тварь не успела ухватиться за корпус катера. А это и перегрузки, и риск потерять контроль, и огромная ответственность на пилоте. В обычных условиях такой старт строго запрещён: можно повредить сам корабль, разрушить стабилизаторы, деформировать посадочные узлы. Но кому теперь нужны правила, когда «Астра» гибнет? И когда саму «Астру» предстоит уничтожить?
Однако самым пугающим было вовсе не это. Если хоть один зародыш — или, что хуже, уже сформировавшийся зэт-киборг — доберётся до катера первым, ни один человек не выживет. Тогда вариантов останется два: погибнуть в бою, разрываясь на части прямо в шахте катера, или вылететь из шлюза на ракетных ранцах, пытаясь оторваться от «Астры» и всё равно умереть — от ударной волны взрыва её ядерных реакторов и боеприпасов.
И всё же была ещё одна опасность. Вспышка в двести тысяч мегатонн — это не просто пламя в космосе. Это след, который увидят за миллиарды километров. Земные станции слежения зафиксируют сигнал, просчитают траекторию тягача, оценят мощность взрыва — и решат, что экспедиция погибла. Миссия — провалена. Люди — мертвы. И, что хуже всего, такую вспышку могут заметить геркуланы. Если они поймут, что земляне пытались расширить свои границы, переселиться в глубины космоса, то, возможно, примут это за угрозу. Или за вызов. Или за приглашение к войне. Никто не мог предсказать, что будет потом. Но вероятность была.
Мустафа нарушил тяжёлую тишину:
— Хорошо, командир, — сказал он спокойно. — Мы согласны с вами… Но куда мы направимся? Обратно на Землю? На катере мы туда лететь будем больше семнадцати лет — он не способен развить скорость «Астры». Мы вернёмся туда стариками.
— Если вообще вернёмся, — прервал его Махмудов. — У катера нет ресурсов на столько лет. Мы умрём через год. Возвращаться домой бесполезно. А просить помощи бессмысленно: ради шестерых никто не пришлёт спасательную экспедицию, тем более зная, что у нас почти нет шансов. Мы всё знали с самого начала.
Анжелина начала говорить:
— Поэтому...
И замолчала, не уверенная, есть ли смысл произносить вслух очевидное.
Брайт продолжил за неё:
— Поэтому мы продолжаем миссию. Долетим на катере до Менатепа. Оставшееся расстояние небольшое. Сейчас я начну расконсервацию катера, пока компьютер ещё способен выполнять команды. Он запустит последовательный процесс активации всех систем, а мы подготовим «Астру» к взрыву.
— Сколько у нас времени? — спросил Комацу. — Успеет ли система расконсервировать катер, прежде чем «Астра» умрёт окончательно?
Ответ прозвучал, как приговор:
— Жизнеспособность «Астры» — уже пятнадцать процентов. У нас полчаса.
— Для расконсервации нужно сорок минут, — испуганно сказала Анжелина. — Мы не успеем…
— Значит, стартуем с частично работающими системами, — резко отрезал Брайт. — Если придётся, управлять будем вручную!
Он вбил на клавиатуре команду запуска, и механизмы внутри корабля начали готовить катер к старту. Где-то глубоко в шахте зажужжали приводы, щёлкнули замки, загудели трансформаторы. Пробуждалась силовая установка: сперва чуть слышно, а затем всё громче, словно поднимая голову после долгого сна. В резервуары поступали химические реагенты, смешивались компоненты для топливных элементов, наполнялись капсулы электролитом, устанавливались фильтры кислородных патронов. На пустом катере, где пока не было людей, автоматика работала ровно, уверенно, сосредоточенно, как хирург.
— Итак, все — в шахту, — приказал командир. — Готовьтесь к аварийному запуску.
— А вы? — спросил Мустафа.
— А я активирую систему самоуничтожения. Пока ещё возможно — нужно сделать это сейчас.
И Брайт направился к сейфу с кодовыми ключами. Он открыл замок личным паролем, достал прозрачную пластиковую карту с микрочипами — на ней хранились протоколы подрыва всех детонирующих установок.
Никто не стал спорить. Включив ранцы, экипаж рванул к шлюзовой камере. Им предстояло перейти на другую палубу и спуститься по лестницам к шахте катера. Зэт-киборгов становилось слишком много. Они лезли из разломов, из перебитых труб, из тёмных трещин в переборках — словно «Астра» сама выворачивала наружу свои внутренности. Людям приходилось отбиваться на ходу: выстрел — прыжок — разворот — удар реактивной струи — выстрел снова.
Тем временем Брайт вставил карту в пульт. Набрал последовательность цифр. Компьютер принял команду, но выдал запрос: «Введи код члена экипажа». Согласно протоколу, начать процесс мог только член команды, а не посторонний пассажир.
Нил приложил палец к панели идентификации и ввёл свой личный код.
На дисплее вспыхнула надпись: «Приказ будет исполнен. Подтвердите, что решение окончательное». Командир замер на мгновение, будто давая себе последний шанс передумать. Но выбора не было. Он нажал подтверждение.
Теперь ничто не могло отменить решение. Даже сам Брайт. Все альтернативные команды заблокированы. Компьютер прекратил попытки сдерживать зэт-киборгов и перебросил ресурсы на две задачи: расконсервацию катера и запуск детонирующих устройств. Всё остальное — навигация, связь, диагностика, стабилизация — было отключено как ненужное. Даже если бы кто-то захотел отправить сигнал бедствия, он не смог бы этого сделать — системы больше не существовало. «Астра» превратилась в механизм из двух функций: дать спасение и уничтожить себя.
Тяжело вздохнув, Брайт встал. Он подошёл к стеклянному шкафу и открыл дверцу. Внутри висел скафандр — чужой на вид, но до боли знакомый, словно старая форма солдата, которую надеваешь в последний бой. Командир начал торопливо одеваться: натянул подшлемник, защёлкнул ворот, просунул руки в рукава. Ему предстоял длинный путь по обезвоздушенным отсекам, куда не проникает ни тепло, ни воздух, где в клубящихся облаках льда висели осколки панелей и вырванных кабелей. Без скафандра там было бы невозможно сделать и трёх шагов.
И вдруг раздался резкий вой сирены:
— Внимание — тревога!
Брайт резко поднял голову.
— Что происходит?!
Компьютер повторил, на этот раз громче, почти панически:
— Тревога! Угроза выполнения командам! Требуется вмешательство членов экипажа!
Брайт застыл, чувствуя, как холодный страх въедается под кожу.
— В чём дело?! — резко спросил он, застёгивая защитные манжеты.
Ответ был сух, точен и пронзителен, как удар в грудь:
— Для исполнения двух последних команд необходима энергия. Происходит взлом реактора номер четыре зэт-киборгами. В случае отсутствия противодействия в течение десяти минут энергоёмкость станет недостаточной для детонации и расконсервации катера.
— Чёрт! — взорвался Брайт. Он ударил кулаком по панели, затем ещё раз — сильнее. По лицу хлынула кровь к вискам, сердце колотилось, как в бешенстве. — Чёрт! И ещё раз чёрт!
Его гнев был не просто вспышкой ярости. Это был отчаянный протест против вселенной, которая снова ставила их в угол. Всё шло наперекор. Даже смерть не хотела даваться им легко. Брайт понимал, что это могло быть осознанным движением врага. Возможно, зэт-киборги прорвались к реактору, чтобы лишить людей последнего шанса. А может, это был просто хаос пожирающих материю зародышей, равнодушный к целям людей. Ответы не имели значения.
Он уже принял решение. «Я пойду к реакторам. Буду сражаться, пока хватит сил и боеприпасов.» Он знал, что в этом случае не успеет добраться до катера. Увидеть спасение. Увидеть Менатеп. Он погибнет — либо от когтей зэт-киборгов, либо от взрыва реакторов, если всё удастся запустить.
Крики командира услышали остальные.
— Командир, что произошло? — спросила Анжелина. В её голосе звучал страх, но без слабости — только тревога и готовность действовать.
Брайт коротко изложил ситуацию: реактор под угрозой, энергия утекает, времени мало, он идёт туда. Делать это должен кто-то один.
Ответ первым дал Азиз:
— О чём вы говорите, командир?! Мы все должны покинуть корабль! Мы не можем бросить вас здесь! - в его голосе звучала смесь протеста, ужаса и боли — всё сразу.
И Брайт понял: сейчас ему придётся сказать им правду. Горькую, жестокую, неизбежную.
Командир был непреклонен:
— Всем двигаться к катеру — это приказ! Никому не следовать за мной! Это мое решение — решение командира! Вы обязаны покинуть «Астру» и лететь к Менатепу.
Чтобы никто не успел возразить, Брайт отключил связь. Он прекрасно понимал, что астронавты будут пытаться его остановить, будут умолять не идти на реактор, а следовать к шахте, но командир знал: без энергии катера старт невозможен, а взрывные механизмы не сработают. Нил не мог допустить, чтобы о нём потом говорили: «Этот командир погубил экипаж». Для него, боевого офицера, прошедшего путь от рядового до полковника, честь и долг имели абсолютное значение. Каждая ошибка оставляла пятно на имени, и никакие награды и звания не могли его смыть.
Не будем скрывать, что Брайт не хотел умирать. Смерть для человека — это естественная противоположность жизни, и инстинкты самосохранения кричали о страхе. Но Нил умел подавлять этот страх ради долга. Он бросил волю на спасение экипажа, разгоняя панический ужас, и стремительно направился к реактору, разрезая огнём бластеров путь сквозь встречавшихся зэт-киборгов. Пульс учащался, дыхание ровное, шаги точные — каждое движение подчинялось единственной цели: не допустить поражения команды.
Между тем астронавты спускались к шахте. Они переговаривались, тревожно оглядываясь на вырванные панели, дымящиеся провода и мерцающие пробоины:
— Четвертый реактор расположен в другой части «Астры», — заметил Мустафа. — Даже если энергии хватит для детонации и расконсервации, у Брайта не будет времени, чтобы добраться до нас.
— Он и не собирается спасаться, — процедил сквозь зубы Азиз, — он дает нам шанс уйти.
Тут голос подал Аркадий, который продвигался к шахте с другой стороны:
— Друзья, я нахожусь недалеко от четвертого реактора! Я поднимусь туда и помогу командиру! Вместе мы продержимся до того момента, как накопится энергия, и прорвёмся к шахте! Нас зэт-киборгам не остановить…
— Ой, Аркадий, ты просто молодец! — воскликнула Анжелина, и в её голосе прозвучали молящие нотки. — Милый Аркадий, помоги нашему командиру! Спаси его!
Невероятно, но расхлябанный и несобранный бортмеханик оживился от одного лишь слова «милый». Он словно ожил, свернул с пути и бросился туда, куда ушёл командир. Желание помочь и самопожертвование мгновенно заглушили страх.
Тем временем Брайт добрался до атомного реактора. Его взгляд обрушился на хаос, в котором уже шныряли огромные булыжники. Но это были не просто камни — они достигли стадии зэт-киборгов. Пульсирующие, искрящиеся тела сначала казались мультипликационной анимацией: овальное ядро расширялось, растягивалось, искрилось и увеличивалось до пяти метров. Из него, словно вырастающие ветви, начинали формироваться новые отростки — крепкие конечности с клещнями и гибкие щупальца с присосками. Взору открывался ужас: последние детали формы — голова-каска с вращающимися челюстями, глаза-огоньки, зловеще сверкающие синим светом. Каждый зэт-киборг был живой машиной, механическим монстром, каждая часть которого сочетала в себе силу, гибкость и разрушительную мощь.
Брайт сжался в руках за бластер, зная, что эти существа не остановятся. Они были одновременно органикой и машиной, растущей на поглощённом металле, и теперь преградить им путь к реактору означало рисковать всем.
Два подобных монстра уже взламывались в реакторный контур, раскурочивая соединительные шланги, разрывая механизмы и пробивая щит распределения энергии. Один зэт;киборг с силой тарана ударил конечностью с клещнёй по защитной панели, и та взорвалась веером искр, exposing блоки управления. Вторым щупальцем он принялся ковырять трансформаторы: панцирные кожухи трещали и лопались, наружу вырывались шаровые молнии, озаряя помещение бело;голубыми вспышками. Плавящийся пластик стекал тягучими каплями на пол, и от едкого дыма в глазах щипало. Ситуация становилась критической — от ядерного реактора монстров отделяла лишь толстая свинцовая перегородка, и Нил не был уверен, что даже она способна удержать механических тварей. Стоило им проплавить хотя бы небольшую дыру — и смертельная радиация фонтаном рванёт наружу, затопит всё отделение и корабельные коридоры. Даже лучший скафандр не спасёт экипаж. Возможно, радиация ничто для врага, но для людей «Астры» — верный конец.
Чертыхнувшись, Брайт вскинул бластер и одним нажатием спускового крючка выпустил всю обойму в трёх ближайших зэт;киборгов. Его штурмовое оружие «Dut;2» было создано для ближнего боя: высокая скорострельность, бешеная энергия удара, разрушающая не только органику, но и лёгкий металл. Лавина разогретых снарядов ударила в монстров. Трудно описать, что с ними произошло: будто тела превратились в мокрую бумагу — разорванную, размятую, смешанную с летящими ошмётками металла. Один киборг отлетел, вплавляясь в стену, оставив за собой тёмную дымящуюся борозду. Двое других провалились на пол, будто кожура, проткнутая десятками отверстий. Их поверхности походили на изрешечённую крышку кастрюли, сквозь которую виднелись искрящиеся внутренние структуры.
Но Нил знал: уничтожить их не так просто. И не прошло и минуты, как он снова увидел движение. Чёрные тела, ещё мгновение назад казавшиеся мёртвыми, расправлялись, словно резиновые. Раны на них стягивались прямо на глазах, сухие лоскуты плотей затвердевали, затем дрожащими волнами затягивались. Вместо отстреленных щупалец выросли новые — сначала тонкие, как нити, потом быстро толстевшие, налитые силой. Зэт;киборги уже не обращали внимания на реактор — они видели перед собой человека.
Они атаковали. Щупальца взвились, метнулись вперёд. Командир успел отскочить и ответить новым огнём. Разряды прожгли воздух, и вновь механические твари отлетели, звеня о стену. Но было ясно: их регенерация — вопрос секунд. Теперь всё зависело не только от точности выстрелов, но и от количества боеприпасов… и времени. Если он сможет продержаться хотя бы минут десять — экипаж успеет покинуть корабль. Но десять минут против бесконечно восстанавливающихся монстров в замкнутом реакторном отсеке казались вечностью. Нил стиснул зубы, перезаряжая оружие. Каждая секунда боли и страха могла стать последней — но он продолжал бой, понимая, что своей жизнью покупает чужую надежду.
В отсеке у четвёртого реактора полыхал настоящий ураган. «Dut-2» ревел, как осатаневший зверь, его плазменные заряды вспарывали воздух, прожигали дыры в корпусе, рвали механических тварей на обугленные клочья. Стены дрожали, металл плавился, обшивка трещала так, будто вот-вот разойдётся по швам. Но Брайта это не беспокоило — ему было всё равно, что будет с отсеком, с кораблём, со стенами: сейчас существовало только одно — не подпустить врагов к свинцовой переборке. Он стрелял так, будто каждый выстрел был последним в жизни, и на самом деле так и было.
Он был так поглощён боем, что не заметил, как по потолку над ним, почти сливаясь с дымом и тенью, ползёт новый монстр. Лишь какое-то животное чувство — то ли интуиция, то ли боевой инстинкт, выкованный годами сражений, — подсказало ему опасность. Брайт резко оттолкнулся от пола и прыгнул в сторону. В следующую долю секунды чудовище рухнуло вниз, промахнувшись. Огромная клещня ударила впустую, впечатываясь в рифлёную плиту пола, но тут же отлетела в сторону, разорванная плазменной пулей. Металл шипел, расплавленная ткань сочилась дымом, киборг судорожно дёргался, изгибаясь, как сломанный механизм.
Брайт, рыча от ярости и напряжения, добил тварь несколькими точными выстрелами, но не стал тратить заряд полностью. Уже через мгновение он снова палил по наступавшей массе врагов — чёрных, хрустящих, регенерирующих, неумолимых. Их становилось не меньше, а больше.
И настал момент, которого он боялся: бластер щёлкнул пусто. В отсеке звякнуло эхо — сухое, окончательное. Зарядов больше не было. Брайт бросил оружие, даже не посмотрев, куда оно упало, и выхватил ультразвуковой нож. Его лезвие зашипело, как живое, вибрации отозвались дрожью в пальцах. Он занял позицию, готовясь к последней схватке.
Монстры, словно поняв, что теперь их ничто не сдерживает, стали медленно сжимать кольцо вокруг человека. Они не торопились. Они наслаждались. Твари шли одна за другой, и вскоре вся рубка оказалась забита их телами так плотно, что повернуться было невозможно — плотный живой мешок из металла, проводов и чужеродной плоти.
Но именно это и стало их ошибкой: теснота парализовала врагов, а не его. Нил увидел, что между механическими телами оставались щели — узкие, но достаточные для человека, обладавшего ловкостью и отчаянным желанием жить. Терять было нечего.
Он кинулся вперёд и резко пригнулся. Клешни пяти или шести зэт-киборгов метнулись на перехват, но попали друг в друга. Раздался хруст; части тел были перерублены собственными ударами. В эти доли секунды Брайт буквально прорывался между ними, скользя, ныряя, выскальзывая из их окружения, как вода из разжатых пальцев. Киборги пытались развернуться, сталкивались, падали, их массивные тела гремели, стены содрогались, на потолке вырывались искры, как из коротящего кабеля. В отсеке стоял ревущий хаос.
Но ему хватило двадцати секунд. Всего двадцати. Этого было достаточно, чтобы он вывалился в коридор и захлопнул за собой аварийную гермодверь. Его часы показывали: времени ещё оставалось. Реактор успеет запитать аккумуляторы катера и детонаторы «Астры», а значит — экипаж спасётся.
«Теперь можно и самому спасаться», — мелькнуло в голове.
Это была последняя мысль командира Нила Брайта. Один зэт-киборг успел выжить и выбраться из груды себе подобных. Он метнулся вперёд — стремительно, бесшумно — и ударил. Клещня пробила скафандр насквозь, вошла в грудь Брайта и вышла из спины, словно тело было лишь мягкой тканью. Кровь взвилась веером — и тут же замёрзла в ледяные кристаллы: в разгерметизированных коридорах стоял вечный космический холод.
Новозеландец замер. Он не успел упасть. Он не успел понять, что произошло. Он не почувствовал боли — сердце остановилось раньше, чем мозг осознал смерть. Его глаза остались широко раскрыты — живые, удивлённые, почти спокойные. В них отражались искры коротящего реакторного щита и тела приближающихся киборгов.
А затем твари в ярости накинулись на него. Металл визжал, мясо рвалось, красные осколки крови вспыхивали и тут же кристаллизовались в воздухе. От Брайта, командира, героя, остались лишь обрывки материи да фрагменты.
И всё стихло. Только зэт-киборги продолжали извиваться в бледном свете, кормясь человеком, который мгновение назад ещё защищал корабль, экипаж… и всех, кто теперь получил шанс жить.
В этот момент Азиз, Анжелина, Комацу и Мустафа достигли шахты. Перед ними открывался вертикальный стартовый ствол — узкий цилиндрический канал высотой почти в пятьдесят метров, уходящий вверх, к бронированной створке внешней обшивки корабля. Именно отсюда, подобно снаряду, в экстренных ситуациях вылетал катер, именующийся в техническом справочнике как «аварийно-спасательный модуль с автономной системой жизнеобеспечения». Ствол был мощным, укреплённым и рассчитанным на чудовищные нагрузки: при запуске возникала реактивная тяга, и катер буквально выстреливало наружу, как когда-то ракету с подводной лодки, покидавшей глубины земных морей. Стены шахты были чёрными, матовыми, покрытыми огнеупорной керамикой, а по ним тянулись толстые кабели питания, датчики, наполняющие модуль информацией о состоянии корабля.
Навигатор первым открыл люк и спустился внутрь. Остальные двинулись следом.
Картина, открывшаяся астронавтам, внушила надежду: спасательный катер был цел. К его корпусу тянулись гибкие шланги, перекачивающие в резервуары воду, топливо, кислород, химические реактивы; возле люков работали роботы-техники, проверяя агрегаты, запускали блоки охлаждения, тестировали двигательную систему. Видно было, что командир запустил подготовку катера заранее — грамотно, точно, вовремя. Если бы он медлил хоть немного, у самих астронавтов не осталось бы ни сил, ни времени запускать всё вручную.
– Итак, всем в командную кабину, – скомандовал Махмудов.
Как только они ступили на борт, над головами вспыхнули мягкие световые плафоны, наполняя отсек ровным белым сиянием. Командная кабина была узкой, но оборудованной всем необходимым — полированный металл, экраны, датчики, кресла с ремнями фиксации, а над основными пультами тянулись ряды разноцветных индикаторов.
Один за другим на панели загорались огоньки: «Готовность». «Норма». «Отклонений нет». «Давление стабильно». «Кислород: запас полный». «Боезапас: подтверждён».
Сигналы мигали, пульсировали, и каждый из них означал, что система жизнеобеспечения работает, что катер получает питание, что он оживает — готовясь заменить погибающий корабль.
Самое важное — индикатор реактора. Он мерцал слабым зелёным светом, который медленно, уверенно наливался всё ярче с каждым мгновением. Энергия продолжала поступать от «Астры» — то есть команда Брайта выполнялась, аккумуляторы заряжались, и цепь самоуничтожения получала питание.
– Ещё немного, и будем готовы к взлёту, – сообщил Абдулл, сверяясь с устройствами. Он занял место второго пилота, а Родригес села позади, переводя дыхание. Комацу быстро запускал дополнительные программы, проверял сервоприводы и автоматику шлюзового механизма. Азиз занялся блоком связи, надеясь понять — успел ли Брайт включить систему самоуничтожения и сколько времени у них осталось.
Пока экипаж суетился в кабине, Аркадий добрался до четвёртого реактора. Но опоздал всего на несколько секунд — и этого оказалось достаточно, чтобы трагедия уже свершилась.
Он увидел: зэт-киборги рубили Брайта на части. Это зрелище обрушилось на него словно удар. Грудь сжало так, будто в неё вогнали штырь. В мозгу взорвался вихрь чувств: боль утраты, ярость, отчаяние, ненависть, ужас — всё смешалось в один оглушительный поток. Он едва не закричал, выдавливая воздух через зубы. Командир был другом, лидером, наставником. Человеком, которому верили и за которым шли. И которого он, Аркадий, хотел спасти.
– Получайте, гады!!! – взревел он и нажал на гашетку.
Гранатомёт Е-22 выстрелил ослепительным эллипсоидным зарядом. В тесном отсеке его ударная сила усилилась втрое — мощь была такой, что воздух будто взорвался. Сноп раскалённых осколков пробил стены, располосовал реакторный кожух, свинцовая броня треснула, в помещение рванул мутный радиационный газ. Звуковая волна взревела, стонала, гремела, превращая всё вокруг в ад.
Аркадия саму взрывная волна отбросила назад, швырнув вниз по винтовой лестнице, как тряпичную куклу. Он ударился о ступени и, потеряв ориентацию, рухнул на площадку, тяжело грохнувшись спиной.
Несколько секунд он лежал неподвижно, оглушённый, ослеплённый, не чувствуя собственных рук и ног. В ушах звенело, мир плыл. Но сигнал в шлеме скафандра — резкий, пронзительный — предупредил о радиационной угрозе. От этого он встрепенулся, открыл глаза и попытался подняться.
Окружающая картина была похожа на кошмар. Вокруг, в дыму, шевелились обрубки зэт-киборгов: клешни, искрящиеся металлические части тел, изуродованные щупальца, оторванные головы. Их движения нельзя было назвать агонией — скорее, автоматической регенерацией. Уродливые куски соединялись, срастались, пульсировали, и было очевидно, что при достаточном количестве времени монстры восстановятся. Они были почти неуязвимы.
Пластмассовые панели горели, огонь рвался к потолку; из пробитых уплотнений сочился радиационный газ, мгновенно нагревая воздух и окрашивая его бледным зелёным свечением. С каждой секундой становилось труднее дышать — даже через фильтры.
Аркадий понял: нужно уходить. Он не спас командира. А теперь обязан спасти себя — ради остальных.
Он бросился бежать по коридору, чувствуя, как под ногами проскальзывают обломки металла, и закричал по радио сквозь шум дыхания:
– Друзья! Я возвращаюсь! Через несколько минут буду у шахты!
– Мы тебя ждём, Аркадий, – ответил Азиз. – Где командир? Что с Брайтом?
– Он… он погиб… зэт-киборги не оставили от него ничего… – только и смог сказать Аркадий.
В кабине наступила тишина — тяжёлая, удушающая, как вакуум. Мустафа опустил голову и зашептал молитву за душу Брайта. Комацу нахмурился и застыл, пальцы дрожали на клавиатуре. Азиз судорожно сжимал рычаги управления, будто хотел сломать их. Анжелина тихо всхлипнула, закрыв лицо руками — и никто не пытался её утешить. Они все были потрясены. Но никто не удивлён.
Командир погиб на посту. И ради них.
— Что случилось? — спросил Махмудов, усилием воли заставив себя переключиться на управление катером. Голос его дрогнул, но он справился. — Мой компьютер показывает, что перестала поступать энергия от четвертого реактора...
Бортмеханик признался, что применил гранатомёт. Молчание, последовавшее за его словами, оказалось тяжелее любого удара. Теперь всем было ясно, какова цена этого выстрела. Ругать Аркадия — бессмысленно; сделать хуже уже невозможно. Комацу лишь развёл руками — без слов, но этот жест показал: прошлое не вернуть.
Мустафа склонился над пультом, вглядываясь в показатели энергобаланса. Несколько секунд он молчал, внимательно сверяя данные, а затем сказал спокойным голосом, как врач, сообщающий не смертельный, но тяжёлый диагноз:
— Энергии достаточно, чтобы запустить реактор катера...
Азиз напрягся:
— А для взрыва «Астры»?
Мустафа пожал плечами:
— Не знаю... А когда взрыв?
Навигатор только развёл руками:
— Это я и пытаюсь выяснить, но нет связи с бортовым компьютером. Видимо, повреждена внутренняя линия связи... Ничего не получается...
Тишина опять вернулась. И в этой паузе противостояли друг другу два звука: гул механизмов катера и секундный отсчёт человеческих мыслей.
Комацу вдруг включил дополнительные сканеры. Экран загорелся серо-зелёными контурами корабля; по системе побежали огоньки. Навигатор удивлённо повернулся к японцу:
— Что ты ищешь?
— Взрывчатку, — спокойно ответил электронщик. — Сканеры засекут детонаторы. Если счётчики отображают цифры, сканеры увидят их. Мы узнаем, сколько времени осталось до взрыва.
Азиз был поражён — не решением, а тем, как быстро оно родилось:
— Это хорошая идея.
Секунды тянулись мучительно долго. И вдруг экран мигнул: обнаружено сто двадцать детонаторов. Сто пять из них активны. Цифры отчёта вспыхнули алым сигналом, словно сама «Астра» выкрикнула приговор: через пять минут — полная детонация.
В кабине словно морозом обдало. Анжелина ахнула, вскинув голову:
— Ох, Аркадий может не успеть! Нужно остановить взрыв!..
— Это невозможно, — прохрипел Азиз. Он ударил кулаком по пульту — три раза, коротко и глухо, как удары сердца через слой металла. — Нет связи. Нет доступа к системе самоуничтожения. Если Брайт подтвердил решение — всё. Это конец...
Мустафа тихо сложил руки, будто собирался молиться:
— Тогда нам остаётся уповать на Бога. Потому что если мы не стартуем — вспышка накроет и нас...
— Ах да... — Родригес замолчала, только губы беззвучно шевелились, пересчитывая цифры.
Махмудов завершил мысль вслух — жестко и чётко, как приговаривают смертника:
— Это двухсоттысячномегатонный взрыв. Мы должны быть не ближе ста световых секунд, иначе корпус катера разорвёт ударной волной.
Тишина.
— О боже...
— И я о том же, — сказал Махмудов, запуская прогрев двигателей. Но его плечо вдруг крепко сжал Абдулл. Лицо нигерийца было твёрдым, как камень:
— Без Казакова мы не летим. Или мы вместе — или остаёмся тут. Мы не бросаем друзей в беде.
— Да, мы тоже так считаем, — поддержал японец с другой стороны.
Навигатор оттолкнул руку Абдулла, его голос стал стальным:
— Я прогреваю двигатели — и только. Но если его не будет через три минуты — я стартую. Я старший по рангу. И отвечаю за экипаж, а не за собственные эмоции.
— Но...
— Никаких «но»! — рявкнул Азиз. В его голосе было столько решимости и силы, что спорить стало невозможно. — Если Казаков не появится — мы уходим. Хоть мне потом всю жизнь придётся жить с этим.
Нигериец долго смотрел ему в глаза. Потом медленно опустился в кресло. Комацу тоже сел, выпрямив спину, как солдат перед боем.
Анжелина включила связь и закричала:
— Аркадий, беги быстрее! У нас почти нет времени! Катер должен взлететь через две с половиной минуты!
Тем временем Аркадий, весь в пятнах копоти, крови и рваных металлических ошмётков, мчался по внутренним коридорам обречённого корабля. Металл содрогался, дрожал, словно кашлял последним дыханием гигантского чудовища. Зэт-киборги рвались за ним, словно стая стальных хищников. Их щупальца лязгали, цеплялись за переборки, расцарапывали стены.
Казаков нырял в проходы, карабкался по лестницам, скользил вдоль трещин, перескакивал через обломки. Пару раз стрелял из гранатомёта прямо на бегу, не думая — просто чтобы выиграть секунду. Какая уже разница, что будет с кораблем? «Астра» была обречена. Металл плавился, механизмы корчились, трансформаторы выдыхали искры.
И только теперь Аркадий понимал всю суть происходящего: корабль уже погиб. Его сжирали изнутри, превращая в нечто чужеродное. Гигантский организм — живой, сознательный, создаваемый миллионами тонн переработанного металла. Он рождался в муках, и рождение этого существа означало гибель для людей.
Казаков бежал. А за его спиной рождался новый ужас, предназначенный, возможно, уничтожить всё живое. Он знал одно: если он не доберётся — команда погибнет. Если доберётся — у них появится шанс. А больше ничего и не нужно.
Он бежал. И время текло, как раскалённый металл — быстро, беспощадно, необратимо.
— Я иду, я тут! — выдохнул Казаков, приближаясь к шахте. Его голос дрожал, но не от страха — от изнеможения, от ярости и от надежды, что он успевает.
Он вскинул гранатомёт и последним снарядом разнёс скопление зэт-киборгов, рвущихся за ним по пятам. Взрыв ударил в стену яростью огненного шара — разлёт осколков, вспышка света, клубы дыма и взревевший хор металла, смятого в кашу. Тела чудовищ разлетелись клочьями, перекрученные, обугленные, обнажив спрятанные внутри кабели и трубки, будто рваные вены.
Не теряя ни секунды, Аркадий вбежал в стартовую шахту и рванул люк, захлопнув его за собой. Шум сразу стих, словно он нырнул под воду. Катер уже возвышался над шахтой, готовый к старту: крепёжные рамы отходили в сторону, монтажные манипуляторы втягивались, шланги отсоединялись, словно корабль избавлялся от последних нитей, связывающих его с погибающей «Астрой». Индикаторы светились мягким зелёным — всё было готово к отрыву.
— Я на борту катера, — сообщил Аркадий, тяжело дыша. В скафандре каждый вдох был будто ударом кулака в грудь. Он вошёл в шлюз, закрыл за собой внутренний люк и перегнулся, пытаясь восстановить дыхание.
— Быстро пристёгивайся! — крикнул Махмудов. — Будем стартовать с тройным ускорением!
Сил на то, чтобы добежать до кресла, уже не оставалось. Аркадий споткнулся, сделал два неверных шага, но успел схватиться за поручни на стене. Он вцепился в металлические скобы, будто в жизнь, и прохрипел:
— Я готов!
— Принято, — процедил Азиз, едва сдерживая напряжение. Он дал малую тягу — корабль дрогнул, как живой организм. Но когда он попытался завершить отрыв, катер остался на месте. Двигатели гудели, вибрация росла — но взлёта не было.
— Почему мы не поднимаемся?! — рявкнул Мустафа, хотя ответ видел сам.
Катер удерживали мощные кронштейны в стенах шахты. Они должны были автоматически освободить корабль после открытия внешнего люка, но индикатор говорил обратное — внешний люк был закрыт. Крышка шахты превращала пространство в глухую ловушку, закупоренную, как сосуд без выхода.
— Ах черт! — выругался Азиз, ударив кулаком по панели. — Без открытия люка мы не уйдём!
— Что случилось? — спросила Анжелина, сидевшая сзади и не видевшая приборов.
Навигатор коротко объяснил, и тягостное молчание упало на кабину, как свинцовая плита. До взрыва оставалось меньше двух минут. Если автоматика отказала — выхода не было, кроме одного: открыть люк вручную.
— Предлагаю выстрелить из бортовой пушки, — сказал Абдулл. Но через секунду сам же мотнул головой, лицо исказилось. — Нет. Разнесёт шахту. Обломки пробьют корпус катера.
Никто не стал возражать: это был верный приговор.
И тогда раздался голос, хриплый, сорванный, но уверенный:
— Я это сделаю.
— Чего? — переспросил Азиз, не веря ушам.
— Я открою люк!
Казаков отпустил поручни и снова бросился в шахту. Он выскочил из шлюза и кинулся вверх по лестнице, ведущей к внешнему люку. Металл под его ботинками звенел, но внизу уже рвались переборки — зэт-киборги догрызались до шахты. Ещё минута — и они ворвутся внутрь, облепят катер и сорвут старт.
— Как ты откроешь его?! — выкрикнул Мустафа.
— Есть гидравлический привод! — ответил Аркадий. — Запускается вручную! Полуавтомат. Дёрну рычаг — крышку отстрелит!
— Точно! — подтвердил Абдулл. — Он прав!
— Но ты сам успеешь вернуться? — с тревогой спросила Родригес.
— Успею... надеюсь... — пробормотал Аркадий.
Астронавты замолчали. Иллюминаторы в кабине были закрыты, камеры выключены — они ничего не видели. Им оставалось только представлять, как Аркадий карабкается вверх по шахте, цепляется за рёбра лестницы, как срывает защитную крышку со щитка и тянет рычаг.
Всё так и происходило. Казаков, задыхаясь, добежал до конца шахты. Его руки дрожали, но он не позволил себе замедлиться. Он рванул крышку щитка, ухватил рычаг обеими руками и потянул.
Раздался мощный хлопок. Гидравлические узлы сработали, словно выстрелив внутрь металла. Внешний люк сорвало с защёлок, и он, как несуразный гигантский лепесток, отлетел в пустоту космоса. Перед Аркадием открылся безмолвный звездный простор, глубокий и холодный — выход был свободен.
Сигнальная лампа в кабине погасла. Все поняли: Казаков сделал невозможное.
Азиз не включил сразу двигатели на полную мощность, иначе выхлоп плазмы прожёг бы Аркадия. Он дал лишь малый ход — катер поднялся ровно настолько, чтобы бортмеханик мог прыгнуть внутрь. Это было против всех инструкций, против логики, против здравого смысла. Но другого пути не существовало.
Аркадий сосредоточился. Вокруг него дрожали стены, снизу слышались взрывы, металлический вопль зэт-киборгов уже был совсем рядом. Катер медленно всплыл в шахте, и когда люк сравнялся с ним по высоте, Казаков оттолкнулся и прыгнул внутрь.
— Я тут! — крикнул он, катясь по полу шлюза.
Это был сигнал. Махмудов услышал — и без колебаний ударил по клавишам. Катер дёрнулся, загудел, и под ним земля перестала существовать. Он взлетал. Их единственная надежда. Их последний шанс. Их спасение.
И до взрыва «Астры» оставалось меньше минуты.
Взвыли двигатели на полную мощь — так, что казалось, сама вселенная содрогнулась. В тот миг, когда в шахту прорвались зэт-киборги, их накрыла струя раскалённого плазмового огня, температура которого превышала тысячи градусов. Металл и синтетическая плоть существ мгновенно размягчились, закипели и потекли, словно воск под паяльной лампой. Сопла двигателей выжгли всё живое и неживое, превращая шахту в раскалённый желоб.
Катер вылетел наружу, словно разъярённый джин из разорванной бутылки — рывком, с оглушающим визгом турбин. От старта содрогнулась «Астра»: корпус, и без того израненный, скрипнул, словно гигант с переломанными костями, и трещины на стенах разошлись шире. На долю секунды казалось, что корабль, удерживающий в себе последние крохи жизни, возроптал против прощания.
У астронавтов потемнело в глазах — кровь отхлынула от лиц, мир сузился до пульсации света. Аркадий не успел ухватиться и рухнул, прижатый к полу, словно огромная невидимая ладонь вдавила его в металл. Перегрузка росла, пробирая до костей, но не это волновало людей. Все взгляды были прикованы к светящимся на мониторе цифрам — отсчёт детонаторов стремительно приближался к нулю.
Штурман отключил блоки компьютерного контроля, чтобы тот не заблокировал взлёт — по инструкции такой старт был запрещён. Теперь катер вёл Махмудов вручную, а за прозрачным куполом кабины клубилась яркая пустота космоса. В этот момент он не мог определить правильный курс среди миллиардов звёзд — да это никого не волновало. Координаты пути к Менатепу успеют вычислить позже. Сейчас была важна лишь одна цель: уйти с линии гибельного удара.
Мустафа тихо отсчитывал:
— Три... два... один...
Взрыва они не увидели — расстояние и заслон приборов скрыли вспышку. Но почувствовали его всем телом.
Катер будто бросило внутрь чудовищной центрифуги, вращающей на бешеной скорости — кресла заходили ходуном, ремни врезались в груди и плечи, вибрация пробивала кости. Казалось, пространство вокруг скрутилось в узел, и само время рванулось назад. Уши заложило, горло сдавило, дыхание оборвалось. Кто-то вскрикнул, кто-то выругался, но слова исчезли в грохоте.
Для тех, кто был пристёгнут в противоперегрузочных креслах, всё это закончилось лишь болью и туманом в голове. Но Аркадий, оставшийся в шлюзовой камере, пережил настоящее испытание. Его мотало из стороны в сторону, как мячик внутри металлического короба. Скафандр смягчал удары, но не спасал полностью — каждый рывок приносил новый всплеск боли. Когда вибрация стихла, у Казакова было не только множество ушибов, но и два сломанных ребра. И настоящий чудо заключалось в том, что он не вывалился в космос через открытый люк.
Только спустя час полёта, когда катер ушёл достаточно далеко от места взрыва, астронавты начали приходить в себя. Двигатели работали ровно, пространство вокруг перестало дрожать, приборы светились спокойными зелёными значками.
Махмудов включил бортовой компьютер — тот тут же взял управление на себя, промычал серией сигналов, скорректировал курс и автоматически закрыл внешний люк катера. Комацу занялся проверкой электронных систем. Мустафа и Анжелина бросились вниз — к шлюзовой камере.
Они застали Аркадия на полу шлюза. Он лежал без движения, шлем скафандра был изнутри залит кровью, которая разошлась тонкими багровыми разводами, словно паутина. Стекло забрызгало так густо, что лицо под ним почти не было видно. Но воздух уже заполнял камеру — автоматика восстановила давление и вентиляцию.
Мустафа и Родригес сняли шлемы сначала с себя, потом с него. Анжелина моментально оценило состояние бортмеханика: он был в сознании, но оглушён, кожа бледна как мел, губы растресканы. Она достала аптечку, обработала синяки и порезы мазями, затем поднесла к его носу нашатырный спирт. Аркадий дернулся, моргнул и открыл глаза — мутные, но осмысленные.
— Я где? В раю?.. — прохрипел он.
— Почти, друг мой, — радостно ответил Мустафа. — Мы летим туда.
— Значит... мы умерли?
Азиз, спустившись в этот момент, усмехнулся:
— Ага. Находимся между раем и адом.
Он присел рядом и крепко сжал Аркадию руку.
— Спасибо. Ты спас нас.
— Да... я герой, — пробормотал Казаков и попытался улыбнуться. — Премию мне...
— Будет премия, — пообещал Махмудов, появившись вслед за остальными. И слово сдержал: через полчаса Родригес по его распоряжению разлила всем по стаканчику разведённого медицинского спирта. Тост был коротким, молчаливым, тяжёлым. Он был за погибшего командира. За «Астру». За себя и за то, что ещё живы.
Спустя ещё некоторое время все собрались в командной кабине. Иллюминаторы были открыты, и за ними раскинулся космос — глубокий, безмолвный, сверкающий, будто бесконечное поле из алмазных искр. Пылевые туманности мерцали бархатной дымкой, галактики висели неподвижными островами света. И хотя каждый знал, что пространство движется с невозможной скоростью, человеческий взгляд этого уловить не мог. Было тихо. И пусто. И страшно. Но они — были живы.
Махмудов взглянул на всех и сказал:
— Итак. Я провёл первичный анализ технического состояния. Есть небольшие повреждения, но всё исправимо. Мустафа займётся ремонтом, а когда Аркадий восстановится — присоединится к нему.
И в этот миг стало ясно: они выжили. Они идут дальше. И судьба ещё не поставила точку.
Сидевший в кресле весь в бинтах и жгутах бортмеханик помахал рукой, показывая, что жив и готов выполнять свои обязанности.
— У нас пять гибернаторов — ровно столько, сколько нас сейчас на катере, — продолжал Махмудов. — Так что можем все погрузиться, чтобы сэкономить кислород, пищу и воду. До Менатепа лететь пять месяцев — я рассчитал точно. Есть бронеход, куча инструментов…
— А что с оружием? — поинтересовалась Родригес.
— Бластеры — пять комплектов, торпедомёт и четыре атомные торпеды, две пушки и сорок снарядов. С этим оружием мы не справимся с геркуланами, но хоть какая-то защита от другой пакости… — Азиз сделал паузу. — На планетах Менатепа может быть что угодно, мы ничего о них не знаем.
— Значит, с этим оружием мы чувствуем себя увереннее, — закончил мысль навигатор Аркадий, слегка улыбнувшись.
— Что теперь делаем? — спросил Сакё.
— Тебе, Комацу, нужно настроить радарную систему для предупреждения об опасности. Я не хочу второй раз попасть в ловушку геркулан. Я хочу видеть на экране всё — от астероидов до, скажем, мыши…
Японец нахмурился, недоумевая:
— Мышь в космосе?
Азиз лишь пожал плечами, понимая, что объяснить невозможно, а Комацу покраснел, осознав нелепость вопроса.
— Может, нам всё-таки стоило просить помощи с Земли? — тихо пробормотала Анжелина, продолжая нервно поглаживать переносицу.
— Зачем? Чем родина может нам помочь? — возразил Мустафа. — Мы здесь, чтобы спасти человечество. Мы согласились на этот рискованный полёт ради этого.
— Да. И мы выполним задание, — подтвердила Аркадий.
Азиз продолжил план:
— Родригес и Мустафа подготовят гибернаторы. Летим пять месяцев, но катер не должен быть без присмотра. Поэтому каждый будет дежурить по одному месяцу — первым начну я, потом по списку. Вахтенный следит за системами, механизмами и окружающим космосом.
— А если нападёт враг? — спросила Родригес.
— Дежурный разбудит всех, и вместе решим, как отражать угрозу. Для этого нужно проверить состояние оружия — этим займутся Аркадий и Мустафа.
Совещание завершилось, и каждый приступил к своим обязанностям. Гибернаторы были задействованы лишь через две недели, когда все неполадки устранены, защита катера усилена, а радары откалиброваны для раннего обнаружения угроз. Лишь Азиз оставался на вахте, сидя перед панелью, наблюдая за мерцающими индикаторами и монитором внешнего пространства.
Он не чувствовал себя одиноким — рядом в анабиозе спали друзья, ставшие после кошмара с зэт-киборгами особенно близкими и дорогими. Навигатор мысленно разговаривал с каждым из них, стоя перед гибернаторами, где их тела покоились в специальной жидкости. Он вёл дневник полёта, записывая мысли, переживания и планы, хотя уставы и инструкции подобного не предусматривали. Но кто-то должен был скрасить долгие часы ожидания.
Менатеп уже был виден как маленькая яркая звёздочка. Гравитометр фиксировал её силу притяжения, и катер постепенно приближался к её солнечной системе. Скоро радары начнут определять наличие планет, их размеры и орбиты.
«Что нас там ждёт?» — записал Махмудов в дневник. — «Новые опасности, ловушки или всё же шанс спасти человечество?.. Время покажет. А пока я думаю о товарищах, о погибшем командире и о Земле. Экспедиция продолжается…»
(15 февраля – 27 апреля 1988 года, Ташкент)
Ловушка геркулан. Часть 1
© Copyright: Алишер Таксанов, 2009
Свидетельство о публикации №209091400990
Свидетельство о публикации №209091400990
Рецензии