Дорога в Никуда. Гл 6. Птица Феникс - 51

LI
16/III – 1968
ФЕРГАНА
Валерию Хорунжему


                Я вас приветствую.


Спасибо за письмо, единственную отраду извечного пилигрима. Не надсадился, изрисовав аж две страницы? Однако, сэр, вы – плут. Думаешь, не заметил, что интервалы меж строчками гораздо просторнее, чем надо, а буквы намного крупнее?!

…В нашем цирке не было крокодилов. В нашем цирке не было бегемотов. В нашем цирке был Вова Штан!!! (Теперь и его нет, как и крокодилов, а мне на теноре ломить одному). Из письма Вере Филатовне ты уже знаешь о грандиозной баталии, происшедшей девятого марта. Увидишь Пашку Давлатова, расскажи, что нет больше той замечательной игрушки, которой мы баловались в нашей времянке на Согре…

Теперь о том, что осталось от цирка. Да, да, я не оговорился. От цирка осталась груда досок и куча рваной ветоши. Позавчера было открытие, музыка, блеск, веселье; верный себе твой ветреный друг втюрился разом в целую стаю прелестных барышень (одну из них я выделяю особо, но – тс-с-с!.. молчание!..) и не помнил себя от счастья, витал не на седьмом, а, скорее, на семнадцатом небе. Пятнадцатого же пришел в цирк пораньше, чтоб позаниматься на фортепиано, пока никого нет. Сижу, занимаюсь, до представления еще целый час, как вдруг шапито начало прогибаться и шататься, поплыла пыль. Пришлось удирать в вагончик, почти весь оркестр собрался, сидим ждем, когда эта беда кончится, но она только начиналась. Налетел ураган. Что началось в цирке! Лампочки разлетаются вдребезги, темнота, пыль на зубах хрустит, шапито надувается, поднимает штурмбалки, они болтаются во все стороны, попадешь – кости переломают. Да они еще начали падать – крепежные веревки поразвязывались от качки, хаос, короче. Мы из цирка наутек. На улице в десяти шагах невозможно различить человека, однако хорошо различалось: толпа зрителей с руганью и угрозами осаждала темный вагончик бухгалтерии. Требовали вернуть деньги.

Человек – это звучит гордо! Ты не помнишь, чей это горячечный бред?.. Рассказывали на другой день, что однажды медведь насмерть задрал дрессировщика, а зрители требовали продолжения аттракциона. Да и в цирке они сидят с подспудной надеждой полюбоваться, как какой-нибудь акробат навернется из под купола и свернет себе шею. И циркачи ничуть не лучше: я уже заметил, что у них за особый шик считается оказаться свидетелем нападения тигра на артиста. С какой гордостью рассказывают!.. С понтом – избранные и посвященные, а не серые смертные, вроде Вадьки Далматова. У Грина есть фраза: «Черная лужа толпы». А еще где-то слышал: «Всякий народ – это сборище палачей».

Едва добежал домой – волосы на голове забиты песком, в комнате стоит пылевой туман. Бедная моя хозяйка сегодня целый день чистила квартиру.

Бурей повалило несколько столетних чинар, одна рухнула у школы и убила двух девочек школьниц.

Сегодня утром пришел в цирк и сердце сжалось: нет цирка! Шапито – в клочья, многие щиты барабана разломаны, другие валяются по земле, к вагончикам не подобраться – их завалило порванным брезентом. Так ждал работы, так радовался открытию сезона и вот на тебе!

Но от трагического до смешного – один шаг, иногда и того меньше. Как в данном случае. Наблюдаю такую картину: директор стоит на развалинах Колизея в кругу шоферов и униформистов и демократично матерится, с эдакими братски свойскими интонациями. Все бы ничего, думаю, искусством этим он владеет, но очень уж комичен контраст меж его мощной фигурой с холеным лицом и в отличном пальто, и грязной обтрепанной братией, подобострастно внимающей его речению, но самой выражаться не осмеливающейся.

Но все же смелые люди есть. Представь, как долго ты числился бы в студентах АМУ, если бы у тебя возникло желание расквасить кому-нибудь паяльник и с этим игривым намерением ты бы подъехал к директору училища или, например, к своему Полянскому? Отвечаешь: ровно столько минут, сколько потребуется на печатание приказа об исключении и вывешивание его на всеучилищное обозрение. Темнота вы Абаканская. Провинция. В городской любви не разбираетесь. А вот один из наших водителей уже несколько раз публично бросался в драку на директора цирка и не только не был выгнан, но даже выговора не получил. Ибо нынешнее цирковое начальство, будучи бывшим полковником КГБ, умеет скручивать клешни подобным сявкам и проделывает это весьма непринужденно к вящей своей славе. Уволить такого редкостного пристебая и потерять офонаренную рекламу! Впрочем, пристебай-то совсем не дурак: придумай-ка более изящный способ лести! Слабак Грибоедов – подумаешь, сочинил: «Упал он больно, встал здорово».

А как тебе нравится уйгур по фамилии Флейтманов? Причем, две последние буквы в паспорте достаточно неумело дописаны? Это наш третий трубач. Воля ваша, не понимаю директорствующих кагебистов (или кагебистствующих директоров, язык не сломал?..), которые принимают на работу разную паспортно-подозрительную сволочь вроде уйгура по фамилии Флейтман(ов) или того же Далматова, до недавнего времени еще и вооруженного. Но музыкальная память у этого уйгура феноменальная: он прищурится, кое-как прошкрябает партию по нотам и больше в нее не заглядывает – дерет на память. Я у него купил теноровый мундштук с большой пастью, саксофона теперь не узнать. Мундштук самодельный, какого-то мастера из Алма-Аты.

А первый трубач – из Москвы, некий Роберт. Есть же бузотеры на свете: за душой ничего, кроме утробного пронзительного козлетона, а туда же – цены себе не сложат, оркестровых авторитетов корчат. Я с ним уже поцапался, когда горланил на конюшне «Арию мистера Икса», он в гитарном аккомпанементе усмотрел не ту гармонию. Мамлеев (музыкальный эксцентрик) весьма агрессивно за меня заступился, обозвав его армейской дудой.

Ну и, наконец-то, у нас в оркестре появился собственный эрзац-бабец – пианист. Играет неплохо, глаза неулыбающиеся, губы чуть подкрашены, щеки чуть припудрены. Яша Сумской (наш барабанщик, он из Ташкента) долго к нему принюхивался и с недоумением констатировал: «Такие духи я в последний раз унюхивал в Шанхае, в публичном доме. Где он их надыбал?!» Яша (ему под пятьдесят) был выставлен из Китая в Союз нерушимый Мао-Цзе-Дуном и не перестает клясть советскую власть и советские порядки, в чем я с ним глубоко солидарен.

Яша поразил всех нас своей невероятной прытью: в день открытия явился в цирк с подругой, дочкой хозяйкиной соседки. Фокус в том, что Астрее – восемнадцать, а Селадону пятьдесят, барышня смахивает на маленький, кругленький, масляный блинчик, кавалер – на длинную тощую макаронину. Яша поцапался с Вояковским и поспорил на литр водки, что увезет девицу из Ферганы.

Желая отвлечься от дурных предчувствий (потеря целого литра!), Вояковский обратился с цветистой речью к Бобе, попрекнув его, что живет тот гораздо лучше среднестатистического китайца, спросил, не испытывает ли он угрызений совести? Боба как раз грыз аппетитные косточки и на выступление Вояковского положил хвост. Кто такой Боба? Ах, да. Боба – цирковой пес, любимец Васи Лыкова и однофамилец медведя Ливеновского (ты того медведя видел в Абакане). Бобу подозревают в каннибализме, так как он постоянно грызет косточки неизвестного происхождения.

Странная оркестровка в нашем цирке, проклятая, наверное. Суди сам: сначала была куча татар-мусульман, все пили, похлеще русского Ивана, и свинину жрали, аж за ушами трещало. Макс до сих пор пьет и жрет. Евреи же всегда считались расой деловой, непьющей, прагматичной, а что мы имеем? Якимович с Гитой Львовной – алкаши беспримерные (нет, сейчас я в Гиту Львовну просто влюблен – скрипачка она чудесная), Лешка Вояковский – забулдыга и гуляка, каких поискать надо, Яша Сумской, судя даже по нескольким дням знакомства, тоже не прочь заложить за галстук. От его рассказов о кутежах и попойках у меня слюнки текут. А на советскую власть он в особой обиде за то, что прибыв двадцать лет назад на историческую родину (которой отродясь не видал), он на той исторической родине выучился лупить водку гранеными стакана`ми, теплую и натощак. И хотя костерит те граненые стаканы`, – обратно отучаться не желает, трудно.

По причине одной весьма авантажной дамы нахожусь в преизрядном смятении чувств. Смятения было бы поменьше, или вообще бы оно отсутствовало, если бы обнаружил у дамы мужа и не обнаружил откровенно поощрительных улыбок по адресу некой синей бороды. Но вот какая закавыка. По натуре я совсем не потаскун и если бы нашел свою Королеву Ресниц, то женщины всего мира перестали бы для меня существовать. Но по части Королев – один сокрушительный удар за другим, а на кухарке жениться не хочу. Ну, подъеду на хромой козе к Раде или еще к кому, дальше что? Дамы эти из-за моих прекрасных глаз цирка не бросят, так как ни бельмеса ни в чем более не соображают, Далматову, стало быть, лезть в манеж? Поставить на лоб алюминиевый дрын и держать на нем Раду? Шея у меня не та, не носорожья, а у Рады весьма объемистые и увесистые эти самые… излишества! Я пополам переломлюсь. Сделаться жонглером? Бред. Я просто музыку никогда не брошу, да и жонглировать, как на скрипке играть, надо с шести лет. Музыкальный эксцентрик! Сама Судьба привела в цирк: кто еще, кроме Далматова, может так играть на такой куче инструментов?!

Так вот, огромные, острые, страховидные рога дадены абсолютно небодливой корове. Скорее, окажусь в акробатах или в жонглерах, чем в музыкальных клоунах. Не могу, с души воротит от всех эксцентриков, даже бесподобный Лаврентий Лаврентьевич не помирит меня с этим жанром. Свежий пример – наши новые артисты, Мамлеев и Майорова. С цирковой точки зрения – обыкновенный номер, но если плачешь, слушая «Ромео и Джульетту» Чайковского… Нет, невозможно. А ведь Мамлеев неплохой саксофонист.

Но вернемся к нашим баранам… овцам… пардон! – дамам! В цирке бессмысленно с кем-либо пытаться соединить судьбу, вокруг же цирка – контингент Равиля, Вовы Штана и Ко, а если и попадется что приличное, вроде полудурошной Сашки или авантюристки Нинки, то горя с ними не оберешься.

Резюме: Далматов на дон жуанстве ставит большой и жирный крест, а из цирка дает тягу, как только закончится среднеазиатский анабасис и шапито занесет в сибирские края, поближе к Абакану.

И на финал:


                «На Пинде лавры есть, но есть там и крапива».



Когда Пушкин сочинял сии задумчивые вирши он, вероятно, чесал себе некоторое место, то самое, которое чешу я, размышляя, посылать или не посылать тебе «Дуню Кулакову». Во-первых, пришла охота потягаться с классиками (Барковым, а также ранними Пушкиным и Лермонтовым, глядишь, и меня сошлют на северный берег Черного моря), во-вторых – поизмываться над собственным братом-холостяком. Была не была! Рассчитываю, что ты мне не выщиплешь бороду за аляповатые обороты и искаженные ударения – это умышленно.



                Любовное послание
                Дуне Кулаковой
                Классическими
                Александрийскими
                Стихами




                Нет, нет тебя милей, о Дуня Кулакова!
                Всего лишь час прошел – стремлюсь к тебе я снова!

                Как можно изъяснить мое к тебе стремленье?
                Ты – счастье и мечты, восторг и наслажденье!

                Весь этот подлый мир на нас с тобой смеется…
                Умолкни лай собак: любовь не разобьется!

                Пусть мы должны сокрыть святую нашу близость,
                Пусть олухи твердят, что мы с тобою – низость, –

                Им не понять. А я – я сердцем тверд. О, Дуня!
                Их глупый наглый смех игнорирую втуне.

                Зато когда вдвоем останусь я с тобою –
                Трепещет грудь моя горячею волною,

                Дыхание сопрет, полтинниками очи,
                И ты ко мне прильнешь, лаская, что есть мочи!

                Минуты те редки – вокруг соглядатаи;
                Но тем полнее мы в них радость обретаем.

                Пусть небо рухнет вниз, пусть лопнет твердь земная –                Тебе не изменю, о Дуня дорогая!

                Я твой, навеки твой. Другую не хочу я.
                В объятиях твоих когда-нибудь умру я!




Все. Бывай здоров.


P.S.

Надеюсь, «Дуню» ты не дашь Арине Родионовне на рецензию?..