за стеной печатала машинка

 

 
В сьемной комнате помимо стула, шаткого стола и скрипучей кровати с панцирной сеткой имелась еще одна дверь, ведущая в никуда. За ней была ровная кирпичная стена. Хотя, по рассказам старушки, там еще до войны было две или три комнаты.
- Так две или три - попытался было уточнить дотошный Андрей, снимающий у нее комнату.
- Две, милок, две, - отвечала старушка, - впрочем, дай мне бог памяти, когда Николаша то мой, сыночек... тут неожиданно старушка завсхлипывала и стала утирать глаза кончиком  головного платка.

Андрей не любил когда в его присутствии плачут женщины, пусть даже и старушки. Он торопливо доел обед и тихонько ушел в свою комнату.
Война закончилась пятьдесят лет назад, - попытался прикинуть он в уме, значит, плюс минус пару лет, случилась бомбежка и тогда часть дома обрушилась. А восстанавливать не захотели. Наспех заделали проемы дверей и заштукатурили снаружи. А сын ее наверняка погиб где нибудь на войне. От того она и плачет сейчас вспоминая.
Андрей даже выглянул в окно, пытаясь представить весь дом целиком. Дом был старинный, стены метровые, потолки под пять метров, такой выдержал бы не одну бомбу.          
Впрочем, об этом Андрей вскоре забыл. Нужно было еще доделать курсовую. Она вроде как уже сделана почти, еще позавчера, у знакомого дома на компе. Оставалась всего одна страничка. То ли лень тогда было, то ли еще что. А вот теперь, как говорится приперло.

Андрей задумался. Печатать было не на чем. От руки нельзя. Только на машинке или компьютере.
Где то он вроде бы видел машинку. Кажется, мельком, в бабкиной комнате, на комоде. Черный чехол на комоде. Внутри наверняка печатная машинка. Можно было просто пойти и спросить бабку, пусть сделает одолжение. Андрей мог и заплатить, но не в этом дело. Бабка наверняка не даст. Скажет, что это вещь к примеру ей дорога как память.
Впрочем, могла и отдать. И даже насовсем. Но проблема была в том, что она ушла прогуляться на улицу. А там встреча с соседками, такими же старушками внизу у подьезда, то да се и неизвестно когда вернется.
Можно было бы сбегать и попросить. Но было в лом. Лень попросту. И Андрей решил эту самую машинку как бы одолжить. Всего на пару часов. Чехол то на месте останется. Потом также незаметно вернуть на место.
   
Машинка была тяжелая. Феликс. Черная. Пахнущая чернилами и машинным маслом. Лакированные кнопки с ятями. Буквы с завитушками. Полезно ископаемый раритет одним словом.

Андрей бухнул ее к себе на стол.  Достал конспект, вставил в машинку чистый лист и задумался. Начинать было как то боязно.
Это тебе не компьютер. Обратно не сотрешь.
Для пробы ткнул в пробел. Мягко щелкнуло. Резиновый валик дернулся влево.
Потихоньку Андрей втянулся. Раскладка похожая. Только медленно. Буквы черезчур витиеватые что ли.            
Где то за стеной негромко, с небольшими интервалами в такт застучала пишущая машинка. Андрею казалось, что шум идет со стороны второй, ненастоящей двери. Он подходил пару раз, прислушивался. Звук делался все тише. Потом смолкал.
Да ну, подумал он, это с непривычки. В мозгах уже стучит. Тяжело. Тыкать в длиннорычажные кнопки и в самом деле было несколько сложновато. Главное не ошибиться. Иначе придется перепечатывать.
Андрей чертыхнулся, переводя валик боковым рычагом на две строчки вниз. Получилось как то неровно.
- Ты так не правильно делаешь. - Сказал кто то за спиной, - смотри как надо.
Рядом с Андреем стоял незнакомый паренек. Одного с ним возраста. Может чуть повыше.
Он легонько сдвинул рычаг и посмотрел на Андрея. - Ты Андрей Геласимовича сын?
- С чего ты так решил, - хотел сказать Андрей, но вдруг прикусил язык.
Отчего то вспомнилась старый пожелтевший портрет фотография в бабкиной комнате и там он, этот паренек, в точности такой же. Он и его мать...   
- Язык сьел? - насмешливо сказал парень. 
- Нет, но, - начал было Андрей и вдруг краем глаза увидел старушку. Она стояла в проеме комнаты и держалась за косяк.
И она опять беззвучно плакала утирая глаза краем платка.