Две грации

       О, Боже, - подумала по утру Первая, едва открыв глаза. Она привыкла выстраивать чёткие схемы в жизни, и они всегда ей удавались.
       Интрига сегодняшнего дня заключалась во Второй грации.
      Та вчера вечером должна была отдать весь набор документов, которым очень здорово её выручила Первая. Разумеется, не привезла.
     Первая в тот момент когда шла на выручку Второй уже знала, что проблема возникнет. У Второй всегда всё было в жизни не так. Не так – как видела она, Первая. Но привычка помогать людям и обычное любопытство привели к данному раскладу.
      В одиночку, Первая сделала бы всё быстро и чётко. Сгоняла на электричке туда и обратно в Головной офис, отчиталась там, по привычной схеме всеми бумагами и успела вечером укатить за город, на дачу. Потому что на дворе стояло бабье лето и пятница.
       С непредсказуемой Второй, теперь уже обещавшей всё привезти утром и покатить вместе с Первой на своём авто прямо до кабинетов Головного, это напоминало игру с закрытыми картами.
      Вторая подъехала на полчаса позже обещанного и посигналила под окнами Первой из своей Хонды Цивик. Золотистые бока автомобиля весьма нескромными размерами и округлостями форм являли себя миру под стать хозяйке. Это была крашеная блондинка с неизменно глубоким декольте, задорным взглядом карих глаз и мохнатыми ресницами, натренированными подмаргивать всем попавшимся на пути мужикам. От произведённого эффекта, а это случалось в большинстве случаев, и без того румяные её щёчки принимали более густой окрас, и она переходила на смех столь задорный, что мужчинам уже не оставалось ничего другого, как присоединиться к веселью. Причём, хорошо откормленные бока с животом наравне с содержимым декольте активно участвовали в этом празднике жизни своими колебаниями, и подчёркивали его размах.
        Ладно, - думала Первая, прежде чем нырять с головой в салон чужого авто. Главное, всё-таки отчитаться бумагами и уехать на дачу, - вынесла заключение своим колебаниям она.
       Первая, хоть и обладала заметным ростом, имела скромные сдержанные манеры и соответствующую фигуру. Словно систематизация в мышлении отразилась и на теле, не расплывшимся в бабистость. Совсем короткая мальчишеская стрижка, выкрашенная в рыжий цвет, должна была придать яркости её мечтательным зелёным глазам. Привычка постоянно мыслить не давала расцвести розам на щеках. Дальновидные схемы дарили свои цветы - невянущие и не мнущиеся бессмертники.
       Вторую любили все. И при этом на каждом углу с вытаращенными глазами рассказывали о ней захватывающие, а часто - непристойные истории.
       К Первой относились настороженно. Чувствовали невидимую дистанцию. Сказать о ней толком никто ничего не мог.
       Лет обоим было, конечно, - по двадцать. На сколько умноженных, к делу не относилось.
      Та и другая купались в свободе, оттаскав за спинами тяжёлый опыт семейной жизни.

       - Ешь, ешь! У меня тут конфет полно и соломка куплена! – призывала Вторая, отвлекаясь на разборки с дэпеэсниками, и протягивала эту самую коробку с соломкой Первой, плотно прижатой к креслу ремнём безопасности. Вторая же не могла допустить никакого ремня на своём декольте и пыталась добиться понимания от служак дороги. Они отказывались её понимать. Первая тоже вежливо отнекивалась от соломки с конфетами и вожделенно поглядывала на виднеющуюся вдали электричку. Мечтать об этом было бесполезно, потому что Вторая не вернула всего обещанного, надеясь недостающие звенья пробить там же, в Головном. Первая не понимала, как это возможно сделать, просто знала - Вторая способна на что угодно.
       Они ещё минут сорок покрутились между домом и офисом Второй. То, что Вторая искала дома, оказалось у неё на работе. А то, что все уже неделю искали на работе, нашлось в обширной сумочке Второй. После того, как из неё вытряхнули содержимое.
       Когда они, наконец, влились в общий поток машин, следующий в столицу, Вторая взахлёб, одну за одной, стала выкладывать свои необычные истории, потому что была яркой женщиной. Первая, зная, что в жизни просто так ничто не посылается, вся превратилась в слух, потому что была гибкой женщиной.
        Вскоре Гибкая уже много чего знала о личной жизни своих коллег, так как говорливая Яркая обожала дружеские тусовки, но продолжала вдохновлять подругу на дальнейшее изложение подробностей, умело используя собственный юмор. Гибкая похихикивала, веря, что смех продлевает жизнь.
       И вдруг она услыхала то, что её потрясло, выбило из колеи с размеренными схемами и лишило не только смеха, но, возможно, и юмора.
     Яркая нашла своё счастье, и на днях переезжает к нему насовсем!
      Мужчина, с которым она познакомилась через друга, не имеет детей, разошёлся с женой и является ровесником Яркой. Надо же, совсем ещё не старый для такой резвой девочки – вынесли заключение женщины. Но главным явилась любовь, которая разразилась над ними при первой же встрече, взаимопонимание на уровне телепатии и телепатия на уровне непрекращающейся нежности.
        - Я так давно привыкла к свободному личному пространству, думала смогу далее жить лишь в одиночестве! Но мы с ним во всём похожи, во всём! У нас даже мочалки в ванной лежат одинаковые! – разрыдалась Яркая, чуть не потеряв руль.
        Гибкая подтолкнула её снова к рулю и менее эмоциональному изложению. И пока она выслушивала, как любящий мужчина готовит завтраки и ужины, а затем выносит подругу к столу на руках, её гибкие мозги уже и не знали, в какую сторону загнуться. Гибкая только недавно вздохнула свободно. Браку с бесконечными долгами мужа и ограничениями во всём жены, казалось, не будет конца, когда на одном из резких поворотов потерялся муж, зато сразу высветилось окончание долгов. Ровно через два года. Но она была готова за свободу заплатить и больше. Может она мыслит как-то не так? Что-то не понимает, отталкивая от себя приваливающиеся к ней мужские плечи? А вокруг, оказывается, идут сплошь интересности! Недавно одна их коллега с двумя детьми и уже помноженными «двадцатью» расчудесно вышла замуж за молодого серьезного мужчину, впервые пересёкшего порог ЗАГСА. И ещё одна… А тут вот – Яркая.
Наверное, среди мужской братии что-то изменилось, - думала Гибкая.
Или я работаю в среде хорошо оплачиваемых женщин…, - вернулась и ирония.

        В Головном Гибкая дошла с отчётами ровно до того места, на котором споткнулась и Яркая с возвратом одолженного.
        - Пойдём обедать, - махнула кудрями в сторону столовой Яркая, - после обеда я всё достану.
Пока они шли в столовую, Яркой раздавались телефонные звонки. Она от них краснела и бледнела, то шла дальше, то собиралась ехать с любимым в ресторан, поворачивая обратно.
     К столу с заполненными подносами они всё-таки пошли вместе. Мужчины на них очень даже смотрели. Сзади – на танцующую походку Гибкой, спереди – на поднос с декольте Яркой. Но женщины их не замечали. В схему Гибкой они не вписывались. Яркая настроилась только на мужчину, рвущемуся к ней через телефонную трубку. Их сегодняшняя встреча сорвалась, и розы на щеках увядали. Бессмертники лица Гибкой в лёгкую выдерживали всё. Даже любовные эсэмэски для Яркой с извинениями. И тот факт, что не она оказалась в заданное время в определённом месте и рядом с таким мужчиной. Гибкая уже была готова к подобной любви.
       Яркая, разумеется, отыскала всё необходимое для отдачи Гибкой. Она в кабинетах всех запанибратски хлопала по плечу. Ей отвечали тем же. Иногда.
       Гибкая отчиталась в лучшем виде. На неё вообще никто не орал и не требовал закрыть дверь с обратной стороны. Никогда.
      Сделав главное из сегодняшних дел, Гибкая удовлетворённо шла из Головного, поглядывая на часы. Доехать до дома, и не спеша собраться на дачу - вписалось в намеченную схему. Как вдруг из очередной двери перед ней вынырнула Яркая: «Ну, как? Поехали домой?»
       Что-то необъяснимое и не прояснённое опутало Гибкую. И она села в авто, вновь обрекая будущее на неизвестность.

       Они еле плелись по загруженной автомобилями Москве уже второй час кряду. Радио ЭФЭМ развлекало в меру своих возможностей. Как видения из других измерений проскальзывали мимо мотоциклы. Хрустальная мечта о свободе, в том числе, - и о свободе передвижений, о быстро мчащих электричках, с их бурной жизнью и возможностью выйти без сожалений, стала для Гибкой несбыточной. Деться от этого кошмара замкнутого и недвижимого пространства было некуда.
       Доев в одиночестве коробку соломки, она слабым голосом изрекла: «У меня стресс!»
      - Почему? – искренне удивилась Яркая. Её устраивало всё. Она протянула Гибкой последнее сообщение. Широкий экран теснили строки о занятости жениха ради «семейного очага» и нетерпеливом ожидании крепких объятий. От ошибок текст был ещё тесней. После следующего подобного сообщения, Гибкая ненавидела этого мужчину «у очага», и в тех крепких объятьях не вынесла бы и суток. Она и с последним супругом девять лет прожила только потому, что он вечно бился над какими-то глобальными проблемами, мечтая осчастливить всё человечество, а потом, как партизан, от этих проблем и отстреливался.
       Смяв пустую коробку из-под соломки, Гибкая поняла одно – ребята друг друга стоят.
      - Я так не успею на дачу, - с напускной горечью изрекла Гибкая, желая проверить версию.
     - Я тебя отвезу - куда скажешь, - ответила Яркая.
        - Далеко, - продолжала провоцировать Гибкая.
         - Мне всё равно вечер не куда деть.
     Гибкая представила Яркую ночью у себя на даче с пиликающим телефоном. Такая схема не нарисовалась бы и в страшном сне.

      - Ты найдёшь себе до утра более интересного собеседника, - произнесла Гибкая, выходя из машины возле подъезда.
       Они обе не сомневалась, что Яркая в лёгкую отыщет приятеля на ночь просто для болтовни. Тут можно и женатого. Ведь она была слишком влюблена, чтобы воочию демонстрировать несовместимость ремня и декольте.
       Гибкая, наконец, прочно стояла на земле. Она улыбалась высокому небу и была свободна как птица. До электрички оставалось двадцать минут. На дачу она успеет.
      В жизни и в браке - главное, чтобы ничто не давило на личное пространство, - сделала Гибкая заключение. Или это была уже новая схема.

      Так они грациозно и двинулись по сторонам.
              Каждая – за своей судьбой.