Таганка

          
              Привыкнув получать всё и сразу, ему не нравилось торчать вечерами в этом кабаке, находясь в роли наблюдателя на чужом празднике, хотя ресторан гостиницы «Прибалтийская» был не последним местом в Питере.
Попав в окружение таких же сорвиголов, каковым был он и сам, куда-то пропал его вечный кураж, и сидел он за одним и тем же столиком без всякой радости, и надежды на скорое, лучшее будущее. Старшие поставили его на это место и он, как и остальная братва, вынужден был беспрекословно подчиниться. Прошли те славные времена, когда город был наводнён новыми и дутыми авторитетами, устраивающими пустые, никчемные стрелки, только ради того, чтобы засветится новой звездой в криминальном мире Питера.
Давно всё было поделено и нарисовано на гербовых бумагах, спрятанных в головах безоговорочных, уголовных авторитетов. И против этого не попрёшь. Всякий сверчок  – знай свой шесток. Предлагали ему кореша вписаться в ту, или иную тему, но он, пораскинув умишком, не торопился вписываться в очередной блудняк. Вон их сколько, безбашенных пацанов, раскидано по зонам и близлежащим кладбищам, да и честно говоря, не был он способен на полный беспредел, а без него никаких денег не заработаешь.
              Нет, парень-то он был крепкий. На его накаченную фигуру оборачивались прохожие и, особенно, бабы всех возрастов. И это ему было приятно. Над этой фигурой он работал не один год. Кореша посмеивались над ним, но он-то понимал, что для устрашения противника – это первое дело. Наслушавшись рассказов о зоне он, невольно примеряя на себя чужую судьбу, понимал, что без физической силы там нечего делать. Вот и проводил вечера в спортзале, забывая простую истину, что волки дерутся не только зубами, а ещё и характерами. Выработав жёсткий и надменный взгляд не терпящий возражений, он и вовсе себя почувствовал одним из героев телесериала «Бригада». Яркий румянец, горящий на его выбритых щеках, говорил о стопроцентном здоровье.
            Поучаствовав в некоторых переделках и опасных стрелках он, не проявив никакого героизма, приобрёл славу безотказного бойца, готового прикрыть чью-нибудь спину. Всё для него заканчивалось удачно, вроде ничего не делал, но присутствовал. К тому же он умел держать язык за зубами, а в наше непростое время этот козырь был, может и посильнее кулака.
            Любил он и шикануть, бабки-то позволяли. Заходя в модный магазин, он не торговался, а покупал всё самое модное и дорогое. На ногах были мягкие, лайковые ботинки, долларов за восемьсот. Дорогущий костюм облизывал его красивую фигуру. Ещё пяток таких же висел в шкафу, дожидаясь своей очереди. Часы, естественно были швейцарские и золотые, ну и пара гаек на пальцах, совсем нескромно переливались непростыми камнями. Только конкретная причёска выдавала его принадлежность к братве. Пятёрка БМВ стояла внизу под присмотром местной службы безопасности, и чувствовал он себя в этой гостинице, как рыба в воде. Был он прикрыт со всех сторон и братвой, и ментами, всем хотелось вкусно кушать.
          Вот только обязанности у него были немного не козырные. Поставили его присматривать за местными проститутками. А дело это оказалось хлопотное и суетливое. Уследить за всем процессом воссоединения проституток с детьми разных народов, оказалось совсем непросто. Тут вертелись и голубые, и лесбиянки, да и малолетки всплывали на его корабле. Присутствовало и крысятничество, за что приходилось жестоко наказывать. Но он был парень жёсткий и вся его армия, не очень трезвых работниц, прекрасно это знала. Деньга поступала в казну исправно и старшие были довольны, обещая вскоре поднять нашего героя повыше, к лучам согревающего Солнца.
           Вот в этих мечтах о светлом будущем, и сидел за своим столиком наш качок. Были в зале и Тамбовские, и Казанские, и пара авторитетов под неусыпной охраной, да и залётная братва не особенно стеснялась местных, и загуливала по полной программе. Но всё было мирно и пристойно. Удивлённые иностранцы во все глаза смотрели на обилие красивых, русских девушек, которые с неприступным видом сидели за столиками по всему залу. Халдеи носились между гостями и делили в подсобке икру, превращая одну порцию в две. Разливали водку, принесённую заранее и спрятанную от лишних глаз. В общем, были заняты ежедневной рутиной, позволяющей им покупать автомобили и квартиры.
                Музыканты, с отсутствующими лицами, потихоньку волынили время, дожидаясь своего, заветного "карася", а поскольку Прибалтийская считалась местом козырным, как скажем и Пулковская гостиница, то этот "карась" был совсем не дохлым, что и было движущей силой их вдохновения на сцене.
                Вот, в это время и появились на горизонте две живописных  фигуры, привлекшие внимание нашего душеприказчика проституток.
Они, эти два мужичка, были какими-то необычными. Лица были какие-то плавающие, если не сказать придурковатые. Да и фигуры, как-то расползались в разные стороны, будто были собраны на шарнирах.
Может они на игле?- подумал наш герой, - тогда это не наши клиенты.
В это время к нему подошли знакомые пацаны и он отвлёкся.
                - Здорово, Кеша! Чё приуныл, смотри у тебя здесь и музыка, и баб полный кабак. Живёшь, как король! Может, поменяемся?
                - Хорош скалиться. И так всё задолбало.
                - Шампаньского не желаете, мистер? – заржал один из пацанов, - или водочки с икоркой, желаете?
                - Да пошли вы… чего нового в мире?
                - Весь Питер, брателло, гудит о твоей героической работе! Завтра телевидение приедет, а может и министр зайдёт. Жди!
                - Бабосы идут? Идут, а как и за что, это дело третье. Лучше, чем на ветрюгане в охране притоптывать и дверки барину открывать.
                - Да, ладно, не надувайся. Все из одной кормушки клюём. Так постибаться маленько захотелось, уж больно ты суровый на своём капитанском мостике.
                - Да, тут не расслабишься, то одна овца нажрётся, то другая бабло умыкнёт,
то клиенты норовят на халяву попользоваться женским теплом. Суета.
                - Ладно, Кеша, давай, не парься, всё образуется...
Пацаны пошли к своему столику и Кеша, вдруг увидел, что два непонятных гостя, сидя за уже накрытым столом, недвусмысленно поглядывают на его прелестниц. При ближайшем рассмотрении, юноши оказались непростыми. Их скуластые лица и сломанные хрящи ушей, да и носа, выдавали их за недавних сидельцев одной из многочисленных, разбросанных по всей необъятной родине зон. Сбитые костяшки на руках были их кредитными картами, а взгляд весёлых, но давно не смеющихся глаз, своей железной, непреклонной волей, говорил об очень непростой судьбе этих внезапно появившихся в роскошном ресторане людей. Их одежда, кроме сожаления, не вызывала никаких мыслей. Но, казалось, их это абсолютно не расстраивает.
               Кеша презрительно смотрел на этих оборванцев и ничего, кроме пустой уголовной бравады, не заметил из выше перечисленных деталей.
- Ещё одни гастролёры, - подумал он, - приедут, насерут и смоются, а местной братве отдуваться. Вшивота лагерная. Небось, петухами кукарекали на зоне. А здесь хвосты распустили облезлые.
              Он отвернулся и брезгливо выпятил свои красивые губы.
          Между тем, два новых гостя очень быстро обжились в несколько чопорном  и разодетом обществе и, доставая из кармана немаленькие деньги, мгновенно приобрели авторитет у местных официантов. Вокруг них мухой носились не только халдеи, но и проститутки постреливали своими прекрасными глазами, как бы приглашая не бедных пацанов обратить внимание на выдающуюся красоту, одетую в дорогие шмотки. Пацаны, конечно, были не против и через десять минут вокруг них сидело общество из пяти прекрасных дам готовых на всё, по первому требованию.
           Праздник обещал быть продолжительным и запоминающимся, но своё обещание не выполнил, воплотив в жизнь, только вторую часть.
                Сначала один из вновь прибывших гостей подошёл к музыкантам и те, после непродолжительных переговоров начали колбасить Таганку. Больше никакой музыки, в этот замечательный, тихий вечер не прозвучало. Оскорблённые гости попробовали возмутиться, но вежливые музыканты с отрешёнными лицами, показывали в сторону столика, за которым веселились два откинувшихся зэка, утонувших в дурмане французских духов.
            Тогда, к их столику подошли два пацана из Питерской братвы, но что-то для себя уяснив вернулись назад. И эти переговоры ни к чему не привели. Со сцены по-прежнему звучала раздирающая душу песня о тяжёлой жизни преступного сообщества. Надо сказать, что эта выдающаяся песня была неким гимном уголовного мира и если бы, кто-нибудь из присутствующих, что - нибудь возразил против этого, его бы просто не поняли.
              Кешу, наблюдавшего за происходящим в зале, эта неприкрытая наглость двух кентов, просто бесила.
                - Сидят авторитеты, братва, пацаны со всей страны и никто не может ничего сделать. Слушай эту тягомотину. Может, это уже не наша территория? – думал он, - да и тёлки, вместо того, чтобы работать с клиентами, облепили, как мухи двух козлов и сидят, ржут, попивая шампань, сучки!
                Он завёл себя и еле сдерживался от того, чтобы не подойти к этим ублюдкам и поставить их на место.
                - Всё! Мое терпение закончилось! Меня здесь поставили смотрящим и всё будет так, как я скажу!
                В конце концов, он не выдержал после двадцатой Таганки и, напустив на себя должную значимость, всё же подошёл к столику. Предъявить - то ему было нечего, но и выглядеть перед своими трусом, было ещё хуже.
                Он подошёл и сквозь зубы процедил, обращаясь к своим подопечным:
            - Работать надо, время – деньги, или кому-то здесь, чего-то непонятно?
Девчата, испуганно озираясь на своего босса, повскакивали со стульев и бросились врассыпную по залу. Осталась, только одна Ленка, известная своим неуправляемым характером.  - А тебе, милая, может телеграмму отстучать?
             - Да чего ты завёлся, сижу, работаю, мальчики не против.
             - Я чё, непонятно излагаю?
             - Слышь, фраерок, ты бы динамик-то приглушил, уши закладывает, не на стадионе поёшь, - один из приятелей смотрел на Кешу, как на лягушку прыгнувшую ему в чай, -
Ты не из мусорков будешь, родимый? Больно вид у тебя холёный, да и цвет лица похожий. Лейтенант небось?
             - Фраерки твои на зоне, тебя дожидаются, а меня, говорливый ты мой, общество сюда поставило и спрос за все косяки, будет с меня.
             - И где ж ты рассмотрел косяки, дяденька? Уж ли не в песенке, за которую бабосы присланы? Или у вас сегодня скоромный день и с бабами разговора не получается?
             - Поскромнее надо вести себя в чужом городе!
             - А ты, стало полагать, будешь дяденька, нам учителем? Уж не Дубровский ли Ваша фамилия? - эта книга ходила на зоне главным бестселлером, другие были скучнее.
Оба захохотали во весь голос, довольно поглядывая друг на друга.
При ближайшем рассмотрении пареньки оказались хиловатыми и Кеша увидел, что им где-то за сорок, с небольшим. Почувствовав своё безоговорочное превосходство, он не сбавил обороты, а наоборот решил показать двум залётным, кто в этом доме хозяин.
За спиной он чувствовал поддержку всей присутствующей братвы, и его понесло дальше.
            - Да, вот приходится заниматься неблагодарным делом, хоть мне за это и не  максают.
           - А ты ещё и бедный, что-ли? Так мы тебе отстегнём по полной программе, мы пацаны не жадные.
           - Как бы не разориться, голь перекатная.
Вот тут наш Кеша допустил серьёзный прокол. Нервы его подвели. Оскорбив двух представителей уголовного мира, он стал для них преградой для возвращения в честное воровское сообщество.
          - Ладно, - сказал тот, что поменьше и позлее, - базар наш на этом закрыт, и чтобы не нарушать праздничной атмосфэры, предлагаю посетить святое место, где правильные пацаны расстаются с накопившимся шампаньским.
        - Не вопрос, - ответил Кеша и, оглянувшись на братву, предупредил взглядом о предстоящем разговоре. Те покивали в ответ, давая понять, что они на стрёме.
         Разговор занял не более двух минут. От сокрушительного удара сначала в горло, а потом под дых, Кеша на пару секунд выключился, а когда открыл глаза, то увидел перед собой маленького, злобного человечка, который своими железными руками рвал его накаченные мышцы. Он был быстрее не  в два раза, а в четыре. Пока Кеша соображал, как ему выпутаться из этой, свалившейся на него истории, его лицо оказалось всё в крови, а верхняя губа разорвана. Головокружительная подсечка закончилась ударом выбритого затылка о писсуар, и после этого ему уже не суждено было подняться. В это время стоптанные, но твёрдые ботинки его обидчика наносили по Кеше бесчисленное количество ударов. Он никак не мог сообразить, как этот маленький и тощий человек превратил его в груду разбитого мяса. Он задыхался и уже тянул над головой руки, пытаясь закрыть хотя бы голову. Ни о каком сопротивлении речь уже не шла. В гордую и сытую Кешину душу, пробрался непреодолимый страх. Так его ещё никогда не били. Жестоко, хладнокровно и безжалостно. Теперь он мечтал только об одном, он мечтал, чтобы это кончилось, и готов был просить пощады, но разбитым ртом он только мычал, как телёнок увидевший мамку. Он уже терял сознание, когда дверь туалета приоткрылась и просунувшаяся голова другого приятеля, весело кривляясь, прохрипела:
            - Оставь хоть что-нибудь Питерской братве, не увлекайся, Скелет!
            Но Скелет, нагнувшись к поверженному Кеше, снял с его накаченной руки солидные часы и, бросив их на пол, со всего маху ударил их каблуком.
 Потом сплюнув на Кешу, подошёл к умывальнику и, сверкая железной фиксой, затянул так понравившуюся ему песню:
             - Тага-а-анка, я твой на веки арестант, пропали юность и талант…

                15.09.09