Девятьсот семнадцатая

pro-менад третий

       Девятое тюленября сто третьего архи-года — именно тогда я впервые столкнулся с Серебряной Полумаской. Это был тот самый знаменательный день, когда Городок наш объявили эрогенной зоной. Повсюду расставили плющ-турникеты, да и тени возбужденных муэдзинов с окраин своими глухими стонами напоминали о не столь уж далеком теперь Мировом Экстазе. Некий саспенс ощущался в воздухе, — он чудился в нависших, точно замерзших облаках, в приглушенных, или, наоборот, чересчур крикливых разговорах, даже в невинной улыбке пожарника между делом. Саспенс этот двигался медленно, неуклонно, как ледник, все глубже заморачивая pro-странство, вожделея, нарастая, электризуя своими игривыми флюидами весь наш робкий Городок, захваченный врасплох сим мощнейшим либидо-потоком...
       Вприглядку ж день был уютно-пасмурен. Дождь крапал по стеклышку. Я, подперев голову рукой, предавался совершенно невинному занятию — разоблачал тысячефигурную matri-ошку за пустым послеобеденным столом, едва постигая сей многоликий ребус.
       Тут действовал принцип чет-нечет: каждая вторая фигурка имела схожие приметы, подобно, как и каждая первая. Одна половина фигурок, считая с изначальной, выражала чувственность в ее бесконечных обличьях, другая, считая со второй, являла образ спокойствия, мудрой неземной отрешенности.
       Я доставал важную, в строгом праведном коконе, даже не matrio-шку, — MATRONU! Размыкал ее на две равные скорлупки и следом появлялась гейша в ауре сладострастия. Затем вполне могла быть какая-нибудь вуалированная нимбическая фемина в ожидании минутки астрала, ее сменяла матрешка-вакханка, внутри которой ждала своего часа Матрешка-Тереза и т.д. и т.п...
       За окном просипел клаксон, отчего я дернулся и еще крепче прижал к груди Терезу, дабы не выронить из рук эту знаменитую святую. Осторожно выглянув из-за ее плеча, навел монокль на улицу. Это привезли рояль, который я не заказывал. То-то будет возни с настройщиком - подумал я и, оставив Терезу в покое, умчался отменять заказ.
       Но было уже поздно. Инструмент с грохотом и натужными «хэй» втаскивали на мой лестничный марш девять дюжих мавров - белки их глаз озаряли подъезд не хуже луны. Я умоляюще икнул, а мавры, расценив это как сигнал, втолкнули меня бампером едущего рояля обратно в квартиру. По тому, как стемнело за дверью, стало ясно, что носильщики ушли.
       Итак, рояль был белоснежный - как снаружи, так и внутри; белые клавиши, как положено, чередовались с черными. Я откинул хвостики воображаемого фрака и сев на умозрительный стул, с размаху обеими руками взял звучнейший аккорд... - вместо этого с немых клавиш взметнулось робкое облачко пыли. Вооружась пинцетом, я распахнул крышку рояля, и, крепко зажмурившись, стек внутрь. Как и предполагалось, струн не было. После тщетных поисков хотя бы записочки, я вдруг намагнитил пальцем некую крошку. Выбравшись из рояля, я на цыпочках пронес ее в опочивальню, где под подушкой обычно держал микроскоп. Шар безучастно мерцал на другой подушке - казалось, он был превыше ревности.
       Опустив свою кроху на стеклышко, и наведя фокус, я ахнул. Передо мной был бюст Людвига Ван Бетховена в одну десятую миллиметра. Гений лоснился и курчавился, кроме того я усмотрел линию раздела на две половины - вот оно! Бетховен из числа матрешек, до которого должен был добраться я сам! И я рухнул на умозрительный стул, но поскольку ум и зрение мои пошатнулись, - пребольно шлепнулся на пол.
       Прыткий, как водомерка, я ринулся к окну, за которым все еще заводилась грузовая телега, и не обращая внимания на заулюлюкавших мавров, как только телега дала газ, - успел-таки заметить в боковом зеркальце серебряную полумаску на лице водилы. Далее я обежал кругом инструмент, смахнул пару пылинок, и, повинуясь гениальному импульсу, лег под него и внимательно раскрыл глаза.
       На белом животе рояля нахально черным мелком было накарябано:
       Д е в я т ь с о т   с е м н а д ц а т а я...   и   п у с т а я.
       Я закрыл лицо ладонями, чтобы не видеть в отражении собственных рыданий, понимая, что этот матрешечный день навек испорчен, что меня коварно обогнали, и теперь уж никогда мне не добраться до последней тысячной фигурки, этого пречистого ангела макромира...
       Уснул я в рояле, где стояла поистине бетховенская тишина, и снилось мне вплоть до самого утра, что я, как заправский шелкопряд, пряду совершенно особенную нить, из нее же вью и натягиваю струны.


(здесь (для тех, кто vkontakte) вы можете попробовать самолично познакомиться с именитым pro-дедушкой - просто добавляйте в друзья с соответствующим письмом)
http://vkontakte.ru/id4433829