Хрустальные звезды

Светлой памяти
замечательного педагога,
очень эрудированного,
высокоинтеллектуального
и просто хорошего человека,
Оксаны Владимировны БЫКОВОЙ,
посвящается.


Сусальным золотом горят
В лесах рождественские елки,
В кустах игрушечные волки
Глазами страшными глядят.

О, вещая моя печаль,
О, тихая моя свобода,
И неживого небосвода
Всегда смеющийся хрусталь!
Осип Мандельштам

Послушайте, ведь если звезды зажигают,
Значит это кому-нибудь нужно…
Владимир Маяковский

00
Маленький уютный ресторанчик в центре Москвы в русской части глубины был уже почти пустым. За окнами горели рекламные баннеры, мигали и переливались всеми цветами радуги псевдонеоновые вывески. На тротуарах было не протолкнуться, как, впрочем, и всегда. Изредка проезжали машины. Засидевшаяся до столь позднего часа парочка, расплатившись с официантом, направилась к выходу. Кавалер, несмотря на то, что таиться было не от кого, что-то шепнул на ушко девушке, и они, весело рассмеявшись, скрылись за дверью. В самом темном уголке ресторанчика сидел последний посетитель. Вернее не сидел, он спал за столиком, подложив руки под голову. Стоявшая перед ним почти пустая бутылка «Столичной» и рюмка свидетельствовали о том, что он сегодня изрядно выпил и, судя по всему, даже без закуски. На вид ему было лет двадцать пять-тридцать. Прилично, но как-то старомодно одетый, он не был похож на остальных обитателей города. Хотя немыслимое сочетание эпох, культур и всевозможных стилей Диптауна, этого виртуального мегаполиса, где смогли уместиться города и веси не только нашей необъятной родины, но и всего мира, не просто удивляло, но порой даже пугало и коренных, можно сказать, жителей, не говоря уже обо всяких залетных, вроде этого пиплах.
Официант, переворачивая стулья вверх ножками, составлял их на столы. На спящего он не обращал ни малейшего внимания. Он уже несколько раз подходил к нему с фразами типа: «Ваш счет» или «Мы закрываемся», – но ни слова, ни хоть какого-нибудь невнятного мычания в ответ ни разу не последовало. Поэтому теперь он просто занимался своей работой – готовил заведение к закрытию.
Хозяин заведения, не молодой, но и не сказать чтобы старый мужчина, по совместительству еще и бармен, закончив протирать бокалы, вышел из-за стойки и выключил над баром свет. Посмотрев в сторону спящего клиента, он покачал головой и направился в его сторону. Проходя между столиков, он пробурчал явно в адрес официанта:
– Блин, как же ты мне надоел! Ни на что не годишься. Ни одного засидевшегося пьяницу выпроводить не может. Переписать тебя, другого купить или, может, нормального человека нанять? Все легче будет, чем с тобой канителиться.
Программа-официант еще на первых его словах обернулся и стал прислушиваться. Когда бармен закончил, он, так ничего и не поняв, переспросил абсолютно бесцветным голосом:
– Простите, вы что-то сказали?
– Так, ничего, – ответил хозяин, подходя к дальнему столику. Сначала он попытался заглянуть в лицо молодому человеку, но оно было упрятано за прядями густых черных волос и складками рукавов светлого пиджака, в который тот был одет. Тогда он наклонился и громко сказал почти в самое ухо посетителю:
– Эй, парень!
Окрик не подействовал.
– Э-эй!
Ответа не было.
Официант еще немного посмотрел на них и продолжил переворачивать стулья.
В надежде, что клиент проснется и со словами вроде: «Ой, извините, я, кажется, немного задремал», – расплатится и уберется восвояси, бармен гневно и совсем уже громко крикнул:
– Молодой человек! – и пихнул спящего рукой в плечо. Но тот даже не пошатнулся, сидел как влитой. Бармен потер руку. У него было такое ощущение, как будто он только что со всего маху долбанул рукой кирпичную стену.
– Ни хрена себе! И это что теперь, новый девайс в моем ресторане? У меня, блин, здесь не музей восковых фигур. – Обойдя сзади, он попытался приподнять пьяного, но это было равносильно попытке поднять Останкинскую башню или Кремль вместе со всеми его соборами и дворцами. Парень сидел абсолютно неподвижно.
– Что за черт! – выругался вконец разозленный хозяин и решил было уже сделать вторую попытку оторвать от стула эту вроде бы пока еще живую недвижимость, обхватил спящего пониже подмышек, но тот вдруг встрепенулся и чуть не ударил его затылком по носу.
Сильно перебравший, как полагал хозяин, посетитель, вдруг резко обернувшись, сказал абсолютно трезвым голосом, но с какими-то странноватыми интонациями:
– Что это вы себе позволяете?!
Но потом осекся, оправился и добавил:
– Простите, пожалуйста. Задремал немного. Сколько я должен?
Ошарашенный, хозяин в свою очередь тоже извинился, позвал официанта и удалился, качая головой и бурча что-то себе под нос. Парень расплатился по счету с официантом и вышел из ресторана в ночной город. В город, который никогда не спал, в котором жизнь кипела, несмотря ни на погоду, ни на время суток. Тем более, что это все здесь было просто условностью.
 
01
Я копалась в огороде. Пропалывала, окучивала и подвязывала все то, моя тетка умудряется выращивать на своем огороде. Я не имею ни малейшего представления о том, каким образом здесь, в Подмосковье, у нее вырастает такое разнообразие всевозможных овощей и травок. Картошка, капуста, помидоры, баклажаны… Названий некоторых я даже и не знаю. Одной зелени у нее только восемнадцать сортов. У этой корни для маринада хороши. Вот у этой ароматные листья для зажарки. А вот с этих она только семена собирает. Я уже и не говорю про банальный укроп с петрушкой.
Разогнув спину и любуясь на все это великолепие, я думала о том, как я все-таки правильно сделала, что приехала сюда. Здорово здесь: чистый воздух, овощи, фрукты, грибы, ягоды, зелень, витамины… куры, утки, коровы, свиньи, навоз – фу-у!.. Гы-ы. Нет, все равно здорово.
Давно я у тети Лены не была. Уж года два. Как институт закончила, устроилась на постоянную работу, так и не видела ни выходных, ни отпусков. А тут – просто подфартило: взяли молодежь на испытательный срок и почему-то Гришу, нашего технического администратора, заставили их стажировать. А меня на этот месяц – в отпуск. Да еще такие отпускные дали, блеск просто. Я, конечно, не знаю, где наша скромная благотворительная организация деньги берет… Да и знать не хочу. Лишь бы мне нормально платили, чтобы на все мои нужды хватало, ну, и, само собой, с провайдером за сетку раскидать. А там – хоть трава не расти.
И действительно, чего ей там расти, когда она и здесь неплохо растет. Особенно сорняки. Замучилась их выдирать.
Хотела я было в отпуск на острова махнуть или на пирамиды какие посмотреть. Подумала, подумала и поехала к тетке. Хорошая она у меня, понимающая. Мы с ней как подруги. А островов да пирамид я и в глубине насмотрелась. Нечего мне там делать. А тут: родная природа, лес, речка, у двоюродного деда пасека недалеко… В общем отпуск я провожу с пользой для души и тела.
Чуть-чуть, правда, его осталось, этого отпуска. Вот схожу завтра в лес за грибами да ягодами, чтобы было что родичам привезти. Тетя Лена тут еще понасобирает всякой всячины, так что не утащить будет. Послезавтра с утра на озеро пойду искупаться. А к вечеру сяду в машину и домой, в Москву.
Что домой? Сегодня еще забот полон огород.
– Марго! Пойди сюда. Помоги мне.
– Что, теть Лен?
– Да вот. Подержи этого сволоча, я ему башку отрублю, – и показывает мне петуха. – Совсем цыплят задолбал. Клюется и все тут. Замучил окаянный.
– Давайте, подержу.
Я, конечно же, не удержала сразу. Пришлось еще минут пять нам с теткой по двору за ним бегать. Петух хитрый оказался, убегал от нас в те места, где нам его руками не достать. То под крыльцо залезет, то на курятник залетит. Тетя Лена, как опытный птицевод и охотник, руководила ловлей, а я ей ассистировала.
Да, помогать надо. Тетка у меня хорошая. А дочка ее, сестренка моя двоюродная, Юлька, шебутная девчонка. Мать у нее на все руки мастер, а той: задрала хвост – и в самодеятельность. Домашний филиал ансамбля «Песни и пляски». Знать не желает ни глубины, ни простого интернета. Вообще компьютера не признает. «Я, – говорит, – исконно русскую культуру возрождать буду. Только сначала этой культуре обучиться надо. А потом уже – возрождать. А понадобится компьютер – научусь. Дурное дело нехитрое».
Хм. Девчонка! Она меня на целых три года старше, а ведет себя как маленькая. Может, это деревня на нее так действует. Я-то большую часть жизни в городе прожила да ВУЗ окончила. Стоп! Она, хоть и деревенская, без пяти минут неуч, а в чем-то и помудрее меня будет. Просто философия у нее другая. А вот какая другая? Непонятная. Странная она, Юлька. Не из нашего времени.
Да и сама-то тетя Лена – человек интересный. Всю жизнь компьютер изучала, о сельской жизни и понятия не имела, а тут на тебе! Все у нее растет, все у нее ладится. Говорит, что русскую печь сама починила, а то, когда приехала в этот дом, та совсем разваленная стояла.
А еще моя тетка меняется в зависимости от обстановки. На огороде, на скотном дворе, на кухне да и вообще по деревне разговаривает так, как будто всю свою жизнь в сельской местности жила и впитала местный говор с молоком матери. Но стоит ей только в город приехать или даже просто в свой кабинет, оборудованный по последнему слову техники, зайти, – все. Весь крестьянский пошиб куда-то девается. И начинается чистый городской русский язык с примесью компьютерного сленга.
Мы наконец-то поймали этого гада пернатого, загнав в угол. Тетя Лена передала его мне, а когда я положила голову петуха на чурбак, с первого раза отсекла ее.
– Спасибо, Марго, – сказала она, забирая тушку. – Поди кипяток принеси, надобно его обварить да ощипать, пока не закоченел.
Ну, точно умудренная опытом старуха, потомственная селянка. А ведь ей всего-то сорок с небольшим. И в деревню она уже взрослым сознательным человеком приехала. Когда начался весь этот тарарам с дип-программой, глубина и все такое, она еще студенткой была, но в Интернете просиживала все свое свободное время, да софт всякий полезный и бесполезный по сетке продавала. А тут – пожалте, все что хочешь пред ясны очи. Да еще и в реальном времени. А ты – супермен, супермодель, супер-кто-угодно.

10
Мы сидели на кухне, чаевничали, точнее, коньячком, пока петух варился, пробавлялись, и Елена Викторовна, программист, а не сельский житель, рассказывала:
– Знаешь, Марго, – иначе она меня просто не называет. – Тогда многие по больничкам отдыхали, кто с гастритом, кто с язвой, кто с общим переутомлением. У большинства молодежи предки просто машины поразбивали вдребезги. А некоторые, в том числе и я, как говорил твой дядька, «программеры от Бога, да предприниматели от черта», научились быстро на этом бабки делать. Что называется: волну поймали. Железки разные паялись в домашних условиях, программы писались «втроем за чашкой чая». Был настоящий бум. Представляешь себе: прокуренная до невозможности однокомнатная квартира, зачастую съемная. Кругом бычки, банки из-под пива, компашки заюзанные до дыр, кучи железа, софта и недоеденных бутербродов. Как вспомню – страшно становится.
И я, как ни странно, представляла себе такие квартиры. Просто живой картинкой они вставали перед глазами. Сама не раз в таких бывала на мини-симпозиумах вундеркиндеров. Точно – жуть.
– Потом все немного улеглось. Правительство да компании разные крутые все под себя подмяли. Монополию установили. Зато появилось много рабочих мест. Особенно для молодежи. Ну, поработала я на российский филиал Мелко-Мягких, ну, пару проектов во благо родного государства замутила.
Тетя Лена выпила рюмку, причмокнула кружочком лимона. Потом посмотрела на него, сжевала, поморщилась, взяла ложку и подошла к плите.
Все, что она рассказывала, я знала почти наизусть, но уж очень не хотелось перебивать. Не с кем ей в деревне на эти темы разговаривать. А первому встречному в глубине про свою жизнь тоже не расскажешь. Да и потом, может, что новое услышу. А тетя Лена, снимая пенку с бульона, продолжала:
– Одновременно, как водится, парня встретила. Где? Да уж не на улице, наверно. В глубине, где же еще. Все бы ничего. И жил он в Москве. И на следующей неделе свидание первое в реальности состоялось. И жить стали вместе. И свадьба шумная была в двух пространствах одновременно: в реале и в виртуальности. И Юлька родилась здоровенькая на удивление, пампушка этакая под четыре кило. Все хорошо. Да вот дядька твой подкачал. Заблудился он. С матрицы съехал.
Так вот оно что! А я-то дура думала, что, как всегда, во всех приличных семьях «характерами не сошлись».
– Долго я понять не могла, что с моим муженьком творится, пока друзья намекать не стали, посмотри, мол, гонит твой мужичок. Ты б его, мол, доктору показала. Ну, я и показала. А доктор говорит: никакого ему компьютера, никакой глубины, никакой семейной жизни на ближайшие два годика. А, говорит, реабилитацию ему за счет государства, на которое он доблестно трудился, в лучшем санатории под Москвой мы организуем. И полный покой. А вы, Елена Викторовна, говорит, не плачьте, все это поправимо. Только время нужно. Дип-психоз – это всего лишь потеря реальности. Путает он, говорит, где глубина, а где реальный мир. Но это излечимо. Нужен покой, покой и еще раз покой.
И упекли твоего досточтимого дядю на два года в психушку. А когда он вышел, то сам сказал:
– Леночка, прости, я теперь совсем ненормальный.
И ушел. Говорят, работает сейчас где-то в закрытом НИИ.
Да, блин. Теперь понятно, кому я обязана своим образованием. И ведь знала я, что неспроста меня тетка пихает на «Современную психологию и психиатрию», отделение «Дип-пространственная психология». Да и диплом я по ее подсказке писала на тему: «Влияние Дип-пространства на современное общество. Предотвращение психических расстройств». А какие мотивы у нее были!
– Марго, – говорила она мне, – будешь одним из первых специалистов в этой новой области медицины. Пойми, в наше время все большее количество наук становятся меганауками. То, что ты хочешь учиться и совершенствоваться в дип-программировании и дип-дизайне, это хорошо. Но это ты и так неплохо знаешь. К тому же, я в любой момент у тебя под рукой. На эти темы я могу тебе рассказать больше, чем ты услышишь в любом институте. Или попросить своих друзей, они тебе расскажут. А психология, тем более такая – это не наш конек. Этого мы не знаем. Но это необходимо обществу.
И я послушалась. А что мне, двенадцатилетней экстернатке реальной и виртуальной школ было делать? Пошла на заочный. Ну, и в глубине на очный поступила. Вот здесь уже я не старалась как-то соревноваться, побыстрее закончить. Выкладывалась, что называется, по полной. Благо, предки зарабатывать больше стали, да и тетка обо мне никогда не забывала. Так что училась я старательно все пять лет да еще два года аспирантуры. Умная стала, аж жуть.

11
Ложась в постель, я все думала о том, какая же все-таки тетя Лена умная женщина. Хороший воспитатель и мудрый психолог в чисто житейском плане. Это ж надо, что придумала, что бы я училась на того, на кого ей надо.
А развитие виртуального обучения – это тоже частично ее заслуга. Она-то совсем отказаться от глубины так и не смогла. Ходила иногда по вечерам. А потом старого знакомого в одном кофеюшнике встретила. Он ей и предложил деток, которые все равно в виртуальность пробираются, учить уму-разуму да общеобразовательным наукам. Ты, говорит, все равно вечерами отдыхаешь от огорода своего да от коров. А так еще и денег заработаешь. Знаешь, говорит, богатые родители немало готовы отвалить, чтобы их чадо не просто так лазало, а еще и с пользой. Вот и организовали они тогда одну из первых дип-гимназий.
Надо сказать, интерактивное обучение – вещь весьма про-дуктивная. Если, например, в обычной школе положено учиться десять лет, а с экстернатом больно много канители, то здесь все было построено по уму. Ну, так кто строил! Изучали мы в дип-гимназии то, что хотели. То, что нам самим было по душе. А все остальное талантливые преподаватели умудрялись нам всучить по ходу дела. Вот и стали многие заканчивать десятилетку кто за семь, а кто и за пять лет.
Самое клевое то, что в виртуальных школах не только ввели систему «вечернего обучения» для тех, кто в свое время не учился, но и начали появляться группы для тех, кто уже давно успешно окончил ВУЗ, кому уже на пенсию пора, но вот хочется обновить знания по школьной программе. Представьте себе, сидят старики за партами и букварь читают. Нет, ничего подобного, конечно, не было. Все, кто в такие группы ходил, выбирали не свой настоящий облик. Никому не хочется позориться своей необразованностью.
Но сама идея классная. Захотел заново пройти курс зоологии – пожалуйста. Мировая художественная культура – сколько угодно. Этим проектом даже правительство заинтересовалось. Собрали консилиум, подумали и постановили: «Разработать для всех групп и слоев, желающих пройти начальное, среднее, средне-специальное, техническое, высшее или повторное по всем выше перечисленным видам обучение специальные программы во всех областях знаний. А также проводить лекции в группах по интересам». Нет, не думайте, что все поголовно пошли учиться, но уровень образования или образованности, грамотности, что ли, в некоторых науках повысился.
Всю ночь я в полудреме об этом думала. А еще мне снилось, что я, пока размышляю и вспоминаю историю виртуального обучения, сижу на кровати за своим ноутбуком и что-то такое важное делаю. Но вот что, так и не помню. Может, просто в мою любимую «Дюну» резалась. Простенькая древняя игрушка, но она мне очень нравится.
Когда я шла на озеро, встретила ребят знакомых. Они тоже на лето в родную деревню приехали. На каникулы. Бедолаги. Все еще грызут гранит науки. Да толку-то, – размышляла я, раздеваясь на так называемом пляже. – Все равно по специальности никто работать не будет. Никогда. Ну, за редким исключением. Либо человек сам по себе упертый, либо волосатая лапа протолкнет «специалиста», который на прибыльном месте только чужие деньги получать и будет. А пользы для государства и общества – никакой.
Вот я – бакалавр, почти кандидат медицинских психолого-психиатрических наук, а работаю теперь простым менеджером в конторе, бесплатно предоставляющей пожилым людям прогулки по Диптауну. Многие из них просто живут там. Тела их в нашей конторе в дип-боксах лежат, а их сознание в глубине. Что уж они там делают – и не знаю даже. Да, честно, и знать не очень хочется. Главное – все они счастливы.
Главное – чтобы все и всегда были счастливы. Этакая массовая эйфория. Нет. Просто счастье – это когда каждый делает свое дело и никто при этом ему не мешает. И он никому не мешает. И «специалисты» просто сидят, получают чужие деньги и никуда не лезут. Никому не мешают. И не помогают, что еще страшнее. И все счастливы.
Да. Такое возможно только в глубине. Но и там счастья на всех не напасешься. Такие уж мы, люди, существа: слишком хорошо нам – тоже нехорошо. Вот и приходится кому-то все портить. Кто он после этого? Злодей-специалист, помешанный на идее всеобщего благоденствия путем отстранения или даже уничтожения неугодных, недостойных, низших. Бомжей, стариков, инвалидов, цветных, гомиков... А ведь без таких, как он, скучно было бы жить. Без таких, как он, не было бы героев. Не было бы легенд о всемогущих дайверах в современном, виртуально-образованном обществе. Что уж говорить о древнебылинных временах, когда злодеев боялись и поклонялись им, а героев чтили только умершими от ран, полученных на поле боя. Но все-таки победившими благословенного узурпатора.
Нет, ну, про легенды о дайверах, может, я и погорячилась. Приходил к нам в институт один, лекции читал. Рассказывал о том, как бороться с дип-психозом в домашних условиях. Помню, Леней его, что ли, звали. Симпатичный мужик. Говорил, мол, на природу больше выезжать надо. Мол, только чистый воздух и спас его от психушки. Ну, дык тоже самое, вон, и дядька мой говорил:
– Зря они меня в лечебницу направили. Лучше б на природу. В деревню. Я бы там и самолично поправился.
Ага. А толку-то. Съехал он с этими психами окончательно. А тетке каково? Да еще и деды мои в это время в авиакатастрофе погибли. И осталась тетка моя с Юлькой да с мамкой моей пятнадцатилетней на руках. Ну, поплакала она, поплакала, да и решила, что ее сестра и дочка должны вырасти на природе, в деревне, чтобы не потерять связи с реальностью. И увезла их сюда в Новостроево. Ей тогда только-только двадцать исполнилось. А моя мама, не будь дурой, уже тогда с теткиного компа в сеть лазила. А потом с парнишкой на местной дискотеке познакомилась да и принесла меня в подоле. А что, связи-то с реальностью не потеряла.
Отец мой с мамкой сейчас где-то на заводе паяют железки, с помощью которых их доча, да еще тысячи и миллионы людей в сети лазают. А тетя Лена с матерью уже много лет не общаются. Из-за отца поругались и до сих пор мир их не берет.
А я… А что я? Я – нормальный ребенок индустриальной… нет, скорее виртуальной эпохи. Что я? Тетка меня у матери в годовалом возрасте отобрала. Изрекла:
– Дитём я буду заниматься. А вы, спиногрызы несовершеннолетние, бегом марш учиться.
Денег дала обоим на поступление и отправила в стольный град. А эти двое, недолго думая, половину бабок просадили, сняли квартиру и кое-как в училище засунулись. Это еще благо, что в том училище друг дедовский работал, он помог. А так, я даже и не знаю…
Лет до шести я у тетки жила, пока мои шнурки не удосужились на работу устроиться да квартиру в кредит купить. Да и то тетя Лена им столько условий понаставила, что те долго ду-мали, нужна им дочь или новую завести. Но потом решили таки, что нужна, да и тетка деньгами долго еще им помогала.
Когда я школу закончила, мне дали по настоянию тетки отдельную комнату в общаге, где я и жила до окончания института. А на «совращеннолетие» вся семья, в том числе и я, скинулась и купили мне однокомнатную квартиру. Так что аспирантуру я оканчивала, имея собственное жилье.
От души накупавшись и напрыгавшись с тарзанки, я отправилась домой, собираться обратно в город.

 

Попрощавшись с тетей Леной, я села в свою новенькую, как там ее тетка называет, ВАЗ 21-0-последнюю, и помчалась в город. Вот не пойму, то ли на заводах нынче платить стали больше, то ли батя мой научился наконец шабашить потихоньку. Но, так или иначе, первую мою машину он мне подогнал неплохую. Причем, очень даже неплохую. Мировой уровень, как сказано было в рекламном ролике.
Ехала я по вечерней, но все еще горячей от дневного пекла трассе и думала о том, как и в чем мне завтра на работе появиться. На ум что-то ничего хорошего не приходило. Я перебирала в уме всех сотрудников нашей организации. Ну, всех, кого знала. Ирка, Маринка, Ленка, Пашка, Димка… Натаха Ежова. Вот кому я отдам специи, которых мне в огромном количестве тетка насовала. Я их толком не ем, родичи мои – тоже, а Натаха у нас – гурман, она оценит.
На очередном перекрестке я достала баночку «Семерки». Благо, приняли таки закон о пиве за рулем, а не то в такую жару одной минералкой не обойтись.
Гриша. Интересно, как там Гриша? Как он там отстажировал молодежь? Да и вообще, надо будет расспросить, что у него нового.
Гриша – очень приятный, неординарный молодой человек. Назвать его мужиком у меня как-то язык не поворачивается. Но он уже далеко и не парень. Меня он старше лет, наверно, так-эдак на десять. Я, правда, никогда не спрашивала, но судя по тому, что он помнит и до сих пор хвалит Windows 2000, так оно и есть.
– Двухтысячник, – говорит он, – был тогда самой лучшей серверной системой. Да и сейчас остался бы, если б не все эти Deep Service и прочие навороты, которые только тормозят работу компа.
Я не знаю, может, оно и так. Только вот мне кажется, что кто на чем начинал работать, тот к тому и привык. И все остальное кажется ненужными наворотами. Я лично никакой неприязни к новым операционкам не испытываю. Тем более, что в последнее время они стали появляться намного реже.
Я остановилась у обочины и выкинула пустую баночку в контейнер для мусора. Ну, не могу я мусорить. Не могу. Это еще одна хорошая привычка привитая мне Еленой Викторовной.
Гриша рассказывал, что первые «окна» менялись чуть ли не раз в год, а дополнения к ним выходили и того чаще. А еще я слышала, что, когда появилась дип-программа вышли сразу три новые операционные системы. Так, на всякий случай. Потом, мол, выбрали из всех трех самое лучшее, нового добавили, вспомнили о хороших функциях XP и 2000 и выпустили Windows DS. И работают на нем люди вот уже вторую пятилетку. Только SP-ишники к ней нет-нет да выпускаются.
Злые языки говорят, правда, что после смерти Билла Гейтса, такой долгожданной многими юзерами планеты, и уж точно, всей русской их частью, руководство Microsoftа решило делать лучшее на долгое время, чем «одноразовый фуфел», как выражовывается Гриша.
Гриша вообще человек забавный. Много чего знает, но не обо всем рассказывает. Только заведешь с ним какую-нибудь тему, начнешь расспрашивать, он вроде рассказывает. А потом – раз, и ты не замечаешь, как он уже на другую тему съехал. И тоже интересно. Сидишь, слушаешь, образовываешься.
Самое незаурядное – это его хобби. Он дизайнер. Но не обычный, как сейчас принято: дома или ландшафты в виртуальности или тела, оболочки так называемые, для любителей чего-то свежего, не умеющих создавать это самостоятельно. Нет, это он тоже умеет и охотно зарабатывает на этом деньги. Он, можно сказать, художник. И в свободное время сидит дома за своим компом и рисует плоские картинки. Так, для себя.
А еще он собирает старые открытки. Иногда особенно понравившиеся ему экземпляры он сканирует, а потом перерисовывает их на компьютере. Кое-что он мне показывал. Надо сказать, это покруче того, что можно встретить в нашей современности. Сегодня, куда ни глянь: все хорошо, все правильно, все вроде на своих местах. А чего-то не хватает. Чего-то очень важного. Души – скажете вы. Может. Но правильнее было бы сказать: любви. Ведь когда любишь что-то или кого-то, то всю душу в него и вкладываешь. А если не любишь вообще никого, значит и души-то у тебя нет. Одна только нажива на уме.
 
100
Я так и знала, что мне повезет. Московская пробка в час пик – это просто кайф. Можно смело закрывать машину и идти в ближайшую кафешку перекусить или чаю, например, хлебнуть. А если у тебя с собой нотник, телефон и шлем с перчатками, можешь, что называется, не отходя от кассы нырнуть в глубину минимум на полчаса. А особенно если твоя машина рядом с обочиной, всем будет глубоко наплевать, что ты там делаешь. Ну, разве что те, кому объезжать тебя придется, могут пару раз выразиться в твою сторону. Еще штраф припаять могут за неправильную парковку. Да, это они умеют, только толку-то? Лучше бы развязки в местах частых пробок построили. Все больше пользы было бы, чем платить зряплату инспекторам ГИБДД.
Нет, люблю я все-таки свою тетку. Может, она просто человек такой, может, жизненный опыт играет свою немаловажную роль. Вот зачем, спрашивается, она мне дала кучу умных книжек? Мне все равно их читать некогда. А вот, пригодилось. Я порылась на заднем сиденье, нашла книжку по дип-дизайну и стала листать. Останавливалась там, где были картинки, прочитывала описание и листала дальше. А в это время в голове у меня крутилась какая-то мелодия. Вспомнить, что это за мелодия, я как ни старалась, не могла. Вдруг в соседней машине, в которой сидел довольно пожилой человек, слушавший радио Ретро, заиграла та самая песня. Женский голос вопрошал:

Кто придумал, скажи, эти пробки?
В переулках зима притаилась и ждет, что же будет.
Мы с тобою в железной коробке;
И уже не любовь, просто чем-то похожие люди…

И откуда только я знаю все эти старые песни? Конечно, это опять же заслуга моей тети Лены. Она, кроме старого русского рока, ничего и не слушает. Говорит, что пишут в наше время – это не песни. Нет ни музыки, ни текстов, ни голосов. Сплошной сюр какой-то. И меня вот приучила. Я, правда, исполнителей не запоминаю, только так понравившиеся песни в плей-лист закидываю.
Тут наконец-то наладилось движение, и я не дослушала, что там пела исполнительница про то, что «Кто-то меряет время часами…» Я стала потихоньку продвигаться, а через несколько минут и совсем притопила. Больно уж мне домой хотелось.
Я заехала к родителям, завезла им то, что для них передала тетка. Мама согрела чай, и мы немного поболтали на кухне. Они рассказали мне о том, что в ближайший год у меня появится братик или сестричка. Я, конечно, не удержалась, чтобы не спросить: не поздновато ли? На что они долго стали мне объяснять, какая у них раньше была сложная жизнь. И насколько им теперь живется проще, когда я устроена, у меня собственная квартира, машина… Что они чуть ли не до самого этого момента занимались моим воспитанием, поднимали меня на ноги и прочее и прочее. А о том, что меня воспитывала и поддерживала мамина сестра, они и слышать не хотели. А о том, что я лет с десяти сама себе на карман зарабатывала, так тем более. В общем, от них я уехала как всегда, в немного расстроенных чувствах.
Дома я приняла душ и с бутылкой коньяка и лимоном устроилась перед телевизором. Лезть в глубину мне не хотелось, а спать было еще рано. По телеку, как всегда, на всех каналах реклама, в перерывах сериалы, новости или ток-шоу. И что в них люди находят? Кстати, а почему это мне в последнее время не хочется в глубину? Раньше со мной такого не было. Как только попадала домой, даже не кушала, сразу в виртуальность. А теперь, все реже и реже. То просто перед компом посидеть, пасьянсы пораскладывать, которые, говорят, со времен первой Windows не претерпели никаких изменений. То в ящик попялиться, а иногда, даже не знаю, может, заход какой, на кухню тянет что-нибудь приготовить. Да, что-то тут ненормальное. Надо будет об этом поразмыслить.
По первому каналу начался какой-то фильм, и я увлеченно стала его смотреть, но что там было и про что, хоть убей, не помню. Во-первых, я к тому времени ополовинила бутылку, во-вторых, я просто на трети фильма уснула.
Проснулась уже за полночь. Выключила телевизор, поставила будильник, легла в постель и сразу же уснула. И опять мне снился мой нотник. Вот это уже совсем ненормально. Повторяющихся снов у меня еще не было. Надо повспоминать, что там господин Фрейд об этом пишет.

 101
На работе все было по-прежнему. Никого не уволили, никого не повысили. Лишь только стажеры, эти мерзкие прыщавые молокососы, лезущие вечно куда не просят, свалили. И слава Богу.
Я раздала гостинцы, ответила на все расспросы по поводу того, как я отдохнула. Всем по три раза продемонстрировала свои загоревшие плечи. Еще бы им не загореть: месяц на ого-роде под солнышком. Тут к нам в офис пришел Гриша. Он обычно сидит в своем отдельном кабинете и следит, глядя на мониторы, за тем, что происходит в локальной сети и все ли в порядке с контейнерами.
– Смотрите, что я вчера урвал, – сказал он, показывая нам открытку какого-то тысяча девятьсот пятьдесят лохматого года. Всю потертую, подранную. Клееную-переклеенную. Одного кусочка в ней вообще не было. И картинка на ней простенькая: медвежонок и зайчик с мешком катятся под горку на санках. Просто, но так мило.
– За двадцатку, представляете, у бабульки купил, – восторженно говорил Гриша. Но, заметив наши осуждающие взгляды добавил: – Ну, бабка совсем древняя была. Да и за такой раритет я бы еще добавил, жаль не было. Кошелек в машине оставил.
– Двадцать баксов вот за это? Я бы и цента не дал, не то что двадцатку. – протиснулся между нами Пашка. – А что это за надпись: «С Новым 20»? – спросил он. – Это, наверное, сразу и ценник. Никак бабка пририсовала.
– Дурак, – говорю я. – Видишь, тут кусочка не хватает? Тут было написано «С Новым годом!». Это поздравительная открытка.
– Точно, – подтвердил Гриша. Он в открытках разбирается круче всяких открыткологов, если, конечно, такие есть. – Это самая что ни на есть новогодняя поздравительная открытка.
– А что «HNY!» у них тогда не в моде было?
– Лично я твой амерский язык и сейчас не уважаю, – Натаха повернулась к нагловатому и помешанному на всем американском Пашке. – А тогда вообще все на родном русском языке только и разговаривали. А сленг был только у бандитов и назывался «феня». Да будет тебе известно, достопочтенный Пол… Потолок… Или как тебя там по-америкосовски?
– Ладно, ладно. Молчу, – сказал Пашка и ушел к себе за стол. Он знал, что Натаху доводить не стоит. Она хоть и добрая, но его, бедного, ненавидит всеми фибрами души. И готова разорвать его на «десять тысяч маленьких засранцев», как она однажды ему пригрозила. И я не сомневаюсь, что это у нее получилось бы. Баба она у нас крепкая. А в Пашке, кроме гонора, ничего нет. Кожа да кости. Да еще американизм. Причем плебейский до безобразия и ужасно безграмотный.
– Да, ладно, Наташ. Не злись. Посмотри лучше, как тут все выявлено. Просто чудо. Сегодня же займусь обрисовкой. Что-бы все повторить, дня три уйдет. А еще надо будет восстановить отсутствующий кусочек. И знаешь, Паш, – Гриша повернулся к Пашкиному столу, – я ее купил за двадцать рублей. В баксах у нас считают только такие отморозки, как ты. А бабульки торгуют своим последним барахлом за деревянные. И говорят, кстати, что с Лениным рубли красивше были.
– Гриш, а ты к нам эту бабушку не пригласил? – спросила я. Мне всегда очень сложно называть его на «ты», но когда я говорю «вы», он начинает на меня наезжать за то, что я якобы напилась на рабочем месте и у меня в глазах двоится.
– Да, ты знаешь, Рит, я торопился младшенького из садика забрать. Схватил открытку, сунул ей деньги и побежал. Потом только подумал, что надо было, но когда мы с Юркой шли обратно, ее уже там не было. Жалко, конечно. Мы б ей и питание, и проживание, и уход медицинский… Ну, не подумал я сразу. Не подумал.
– Да, жалко, – сказала я. Остальные уже начали расходиться. И техник тоже повернулся, чтобы идти на рабочее место, но я его окликнула: – Гриш, а когда все нарисуешь, покажешь?
Он улыбнулся, подошел ко мне и обнял как-то по-отечески за плечо.
– Конечно, покажу. Ты, – говорит, – больше всех ценишь мое хобби. Даже жена моя не так к нему относится. Хочешь, я как-нибудь научу тебя обрисовывать на компьютере?
– Очень, – ответила я.
– Тогда, заметано. Как будет свободное время, приходи в гости.
– А жена твоя не будет против? – игриво спросила я.
– А мы ей не скажем, – подмигнул мне Гриша. – А сейчас иди работай. Просиживай стул до очередного клиента, – серьезно добавил он и подтолкнул меня к моему столу.
Я, усевшись на свой стул, стала подключать комбинезон. У нас все в офисе в комбинезонах сидят, а поверх них нормальная одежда. А что, пришел, переоделся, и сиди себе. А выдалась свободная минутка – нырь в глубину. Нам это не запрещается, а тем более, что нашим новеньким клиентам зачастую нужен проводник-экскурсовод по Диптауну. А так как много клиентов бывает редко, частенько десять из двенадцати человек, занятых в нашем офисе, свободно гуляют по Диптауну. Хотя бы один из менеджеров должен всегда находиться в реале на случай, если вдруг нагрянет клиент. Ну, и, конечно, техник, отвечающий за нормальную работу всего оборудования.
Натаха убедилась, что Гриша пошел к себе, и позвала меня.
– Слышь, Рита. Что он там тебе про жену говорил?
– Да так. А что?
– Нет, ничего. Просто он со своей женой уже года три как разошелся. Вернее, она его кинула. Познакомилась в глубине с каким-то иностранцем, забрала детей и свалила.
– А зачем же он тогда все эти басни про детский сад и школу рассказывает?
– Не знаю. Может, считает, что так его осуждать не будут.
– А кто это его осуждает?
– Да, в принципе, никто. Сам он себя осуждает, что мало ей внимания уделял. Мало зарабатывал. Короче, был плохим мужем, вот жена и ушла.
– И что, так оно на самом деле и есть?
– Не знаю. Нет, наверное. Просто он человек весь в себе. Переживает сильно до сих пор. Когда она его кинула, он запил. Просил у начальства отпуск без содержания, но Палыч ему отказал. И правильно сделал. Так-то хоть Гриша на работу ходил. Держался как-никак. Он человек обязательный. А если бы в отпуск ушел, все. Точно бы спился.

 110
Я только что вышла из виртуальности. Мы с Димкой договорились, что ровно в два я его сменю и он пойдет «прогуляться», попить пивка и тому подобное. Хотя я догадывалась, зачем он туда пойдет, но уточнять не стала. В два, так в два.
– Ну, ладно, я пошел, – сказал Пашка и надел шлем.
– Иди, иди, – ответила я, а про себя подумала: – Вот ловелас хренов! Пивка он пошел попить с друзьями. Ха! А пивко небось Ольгой называется. Или Марианной какой-нибудь. Смотри только на трансвеститов не нарвись. Или на шотландцев. – Я улыбнулась своим мыслям и достала из ящика стола свежий «Космо». Вот интересно, сколько читаю эти журналы, всегда одно и тоже, только под разным соусом. Маски для омоложения кожи лица через три номера окажутся средством для отшелушивания вековых мозолей на пятках. Причем отшелушивать они будут чуть ли не вместе с самими пятками. И ведь читают же. А кто-то даже и пробует на себе эти рецепты. Я бы лично и на кошке пробовать не стала.
Развалившись на своем, довольно удобном стуле, я открыла журнал, но почитать мне не удалось. Как раз в этот момент в офис, предварительно постучав, вошел клиент. Благообразный старикашка лет семидесяти, в костюмчике стареньком, потертом, но чистеньком. Судя по всему, он принадлежал к одной из азиатских национальностей. Весь опрятненький такой, аккуратненький. Не то, что тот тип на прошлой неделе – просто бомж бомжом. Старичок стал подле двери и с некоторым интересом, но явным недоверием начал изучать обстановку. Непривычно впервые попасть в приличный офис, где стоит с десяток столов, на каждом компьютер, а за ними сидят люди в шлемах, масках и еще Бог знает в чем. А из-под пиджаков и блузок выглядывают синие, черные, фиолетовые и даже красные комбинезоны, на руках перчатки, и проводки от каждого к компьютеру тянутся. Зрелище – круче некуда!
Я лично не понимаю: какую роль для находящегося в дип-пространстве играет цвет его комбинезона в реальном мире? Впрочем, мне-то какая разница – пусть хоть серо-буро-малиновые на себя напяливают.
Клиент попался не из пугливых. По всему, и не такое в жизни повидал. Он пристально разглядывал всех и каждого, наконец дошел до меня. Я отложила журнал и привстала за своим столом.
– Здравствуйте. Проходите, пожалуйста. – Я быстро стала отключать комбинезон.
Старичок бодренько подошел, слегка наклонил голову и выдал:
– Здрасте.
– Здравствуйте, – повторила я, выходя из за стола. – Секундочку, – я взяла стул, стоявший у стены, и поставила рядом со своим столом. – Вот, садитесь, устраивайтесь поудобнее.
Он покосился на перчатки и шлем, лежащие рядом с клавиатурой, и опустился на стул. Я тоже села.
– Меня зовут Маргарита, – начала я. – Можно просто Рита.
– Очень приятно. Меня – Эрланом Амановичем величать, – представился он и протянул руку. Рука у него была мягкая, теплая и не по-старчески крепкая.
– И мне очень приятно, – сказала я, убирая журнал и глубинные аксессуары в стол. – Насколько я понимаю, вы хотели бы посетить виртуальность?
– Да, виртуальность. Или, как вы там ее еще называете?..
– Глубину?
– Во, во. Глубину. Я много слышал, рекламу смотрел… Чушь все это. Но все-таки решил попробовать. Вдруг и вправду что-то стоящее.
– Конечно, стоящее. Вам обязательно понравится… – начала я раскручивать клиента, но он меня оборвал.
– Возможно. Только вот меня что смущает: почему для стариков бесплатно? Аппаратура-то небось бешеных денег стоит.
– Понимаете, Эрлан Аманович, молодые и сами могут себе денег заработать на это удовольствие, а пожилым людям с их пенсией… Это просто нереально. Мы – благотворительная организация, предоставляющая вход, ну, и соответственно выход, в виртуальный город Диптаун людям пожилого возраста абсолютно бесплатно, – повторила я заученную фразу. – Нам в этом помогает правительство и некоторые коммерческие и некоммерческие структуры. Пускай это и немалые деньги, но многие солидные организации готовы оказать нам и оказывают посильную помощь в том, чтобы облегчить или даже улучшить жизнь людям старшего поколения.
Он улыбнулся, но ничего не сказал.
– Вот представьте себе, – я уже вошла в раж, и меня было трудно остановить. К тому же клиент, потенциальный клиент, не возражал. – Представьте себе, вы в молодом здоровом, красивом теле… Кстати, мы создадим вам виртуальное тело, образ любого формата… Простите, любой внешности. Многие, конечно, выбирают свой прежний внешний вид, когда им было лет двадцать…
– И много у вас этих «многих»?
– В смысле? – Он сбил меня с намеченной линии, и я сразу не сообразила, о чем речь.
– Ну, тех кто у вас там…
– А-а, – догадалась я. – Вы имеете в виду, много ли у нас клиентов? Двадцать шесть постоянных, а всего более двухсот. Если вам понравится, и если вы захотите, конечно, будете нашим двадцать седьмым постоянным клиентом. Для постоянных у нас есть специальные комнаты, где можно посидеть, отдохнуть перед входом в виртуальность или выходом из нее. Или даже поспать. Кроме того, для всех клиентов у нас бесплатное питание…
– Простите. И что все эти двадцать шесть человек годами лежат в этих ваших бункерах?
– Не в бункерах, Эрлан Аманович. В глубинных контейнерах, или дип-боксах, – поправила я, – как вам больше нравится. Нет, конечно. У всех у них есть дом, семья, внуки. Они приходят на день, ну, некоторые на два, но не больше. И потом, кто долго без еды выдержит? Мы не прибегаем к введению пищи внутривенно, это не очень приятная вещь. Поэтому наши клиенты по определенному расписанию выходят и обедают. Кто хочет – снова идет в глубину, кто нет – домой едет. У нас и развоз по домам есть. И сюда привозить можем, если надо.
– Ладно, тараторка. Как тебя там?..
– Рита.
– Ладно, Рита. Давай, оформляй меня. Схожу до вечера, по-смотрю – что там у вас за чертовщина.
– Как скажете, – немного надулась я на него за тараторку. Работа у меня, блин, такая – клиентов забалтывать. – Вы как хотите, чтобы ваше виртуальное тело было похоже на вас?
– Да, наверное. Лет так пятьдесят назад.
– Хорошо, – сказала я, доставая цифровой фотоаппарат. – Тогда посидите спокойно, я вас пофотографирую, чтобы потом можно было смодулировать ваш облик.
 
111
– Эрлан Аманович, вам и вправду не нужен проводник? Вы ведь все-таки в первый раз в глубину идете.
– Рита, ну, что вы заладили: проводник, проводник. Я же не ребенок, да и не слепой, слава Богу. Сам дорогу найду. Вы меня уже целый час инструктируете. Все по триста раз объяснили, а дальше я сам разберусь.
– Просто, поймите, этот мир для вас совсем новый, со своими законами, со своими правилами…
– Это вы мне все уже говорили. И не раз. Вы же мне сами сказали, что я попаду в Москву. Я живу в Москве. Разберусь, что где находится. И с чем едят эту вашу глубину.
– Но Москва-то не реальная, а виртуальная, – попытался помочь мне Гриша.
– Какая разница! Москва, она и в Африке Москва.
– Ну, не хотите – как хотите, – обрезал Гриша. – Ложитесь, пожалуйста, в контейнер.
Уже одетый в комбинезон старик улегся в дип-бокс. Его костюмчик был аккуратно повешен в шкаф в раздевалке.
– Вам удобно, Эрлан Аманович? – спросила я.
– Удобно, удобно, – он отмахнулся от меня, как от назойливой мухи.
– Наденьте шлем, – сказал Гриша, подготавливавший систему к погружению. Старик надел шлем, а Гриша, подключив все шлейфы, уселся за компьютер рядом с контейнером, или как там назвал его этот старикашка, «бункером». – На счет «три» я отправляю вас в дип-пространство. Раз… Два… Три!
deep
Ввод.
Немного помолчав, Гриша повернулся ко мне и сказал:
– Все, старик ушел под воду. Ближайшие три-пять часов не будить, не кантовать, при пожаре выносить первым.
– Ну и упертый же он, – высказалась я наконец.
– Да-а, – протянул техник. – Вредненький дедок. Я, между прочим, его знаю.
– Да?
– Угу. Ну, как, лично не знаком. Он в одной из бывших братских республик был директором Гостелерадио. На семинаре по медиапартнерству лет пятнадцать назад я сетку настраивал. Все подключал, проверял. А он был одним из делегатов. Достал весь персонал еще до начала. То то ему не так, то это не эдак. Сегодня он еще добренький, но тогда… Ладно, пойдем кофе пить.
Питие кофе у нас с Гришей плавно переросло в обсуждение дип-пространства и его окрестностей. Он мне рассказывал о том, как и что появлялось, развивалось. Как, собственно говоря, строился виртуальный город Диптаун.
Потом все так же плавно переросло в уроки рисования, которые Гриша обещал мне преподать. Он отсканировал открытку и начал ее обрисовывать в Corel Draw.
– Вот, смотри, – говорил он. – Видишь эту кривую?
– Ну.
– Берем инструмент… как он тут называется? Вот, видишь? Freehand tool. «Свободная рука», то бишь. Ставим точку здесь и точку вот тут. Между ними образовывается линия.
– Ну, так она же прямая!
– Да. Прямая. Затем берем вот этот инструмент… Shape tool или «форма» по-русски. Короче, просто запоминай иконки и что где находится.
– Ладно. И чего мы с этой стрелочкой делаем?
– Не с этой, а вот с этой, которая ниже. Видишь, с кривой линией и узлом нарисована. Нажимаем Shift-N, или можно вот на эту иконку кликнуть, выделяем все узлы. Затем, с помощью вот этой иконки преобразовываем нашу линию в кривую…
– Стоп. Но она так и осталась прямой.
– Ага. А тут смотри что написано: Convert Line To Curve, что означает: «Преобразовать линию в кривую». Короче, тут долго объяснять. Все это дикая замануха и для того чтобы рисовать разбираться в ней не обязательно. В общем, хватаем нашу новоиспеченную кривую посередке, и растягиваем ее так, что она ложится ровненько на намеченную нами линию.
– Ага. А тут вот, смотри, оно же не просто линия. Оно же шапочка.
– Э-э! Не перескакивай! Все по порядку.
Неожиданно заревела сирена
– Гриша! – вздрогнула я. – Это еще что за хрень?
– Какие-то неполадки с контейнерами, – вскакивая, ответил Гриша, хотя я и сама знала, что это за хрень.
Мы побежали в аппаратную. Когда мы ввалились, именно ввалились в дверь, оба попросту остолбенели: Эрлан Аманович поочередно подходил к каждому контейнеру и отключал, нет, не отключал, он варварски выдирал все коннекторы из дип-боксов и комбинезонов наших пожилых клиентов.
– Неужели вы, прожившие столько лет в реальном мире, прельстились этим детским маразмом? Этой пустышкой!.. – Он говорил довольно громко, и по голосу было понятно, что Эрлан Аманович изрядно перебрал. – Неужели вы не понимаете, что это все иллюзия, суррогат… Что реальность, какая бы она ни была, в тысячу раз лучше?!
Но как он вышел из глубины?! Да еще и сам отключился и вылез из дип-бокса?! Как?!
– Эрлан Аманович, что вы делаете? Вы же можете их убить!.. – Гриша кинулся к старику.
– Уйди, щенок! – рявкнул старик и отшвырнул не щуплого сложением техника действительно как щенка. – Лучше пусть умрут, чем спят здесь живые в этих коробках и шатаются там по иллюзиям!
В комнату влетело еще несколько человек. Они поначалу также опешили, как только что мы с Гришей, но быстро опомнились и кинулись на помощь коллеге. Общими усилиями кое-как оттащили пожилого человека от контейнеров. И откуда только в нем взялась такая силища?!
– Вы не запихаете меня опять в этот гроб! – кричал он, как будто ему предстоял выбор: или глубина, или смерть.
Кто-то принес успокоительное. Быстро и не раздумывая вкололи, и старик немного обмяк. Его оттащили в соседнюю комнату и положили на диван. Гриша со скоростью игрового автомата подключал все отсоединенные шлейфы и проверял, все ли в порядке. Я, чем могла, ему помогала.

 1000
Когда мы закончили, я упала в кресло рядом с контейнером, в котором недавно лежал Эрлан Аманович, этот мерзкий беспардонный старикан. Гриша бухнулся рядом на пол и с шумом выдохнул.
– Слава Богу, никто не пострадал. Я поставил таймер и всех оповестил, через две минуты произойдет общий автоматический вывод. Надо будет проверить, все ли исправно. Да и их чтобы медики посмотрели.
– Гриша, ты мне вот чего скажи: ну, ладно, я понимаю, из контейнера он сам вылезти мог. Отключиться тоже мог. Но я не пойму, как он САМ вышел из виртуальности?
– Может, сбой какой случился, – предположил техник, потом посмотрел на монитор, к которому я сидела спиной. – Подожди-ка, подожди-ка. – Он встал, нажал что-то на клаве, и на дисплее появилась карта виртуальной Москвы. Маленькая красная точка мигала недалеко от центра. – Смотри, – Гриша в несколько раз увеличил масштаб карты, – он все еще там. Вернее, его виртуальное тело там. Вот, видишь маленький ресторанчик на Арбате. Рита, он… – Гриша повернулся ко мне. В его глазах было неописуемое удивление и даже ужас. – Рита, он же дайвер! Понимаешь?
– Не может такого быть. Не-мо-жет!
– Может, Рита. Может.
– Гриша, не рассказывай мне. Я изучала современную психологию и знаю, что дайверами могут становиться молодые люди в возрасте от пятнадцати до тридцати лет, имеющие особую психическую структуру и перенесшие в глубине чрезвычайный стресс.
– Да, ты у нас умная.
– Ага. И к тому же, если он дайвер, то какого черта его виртуальное тело до сих пор находится там? Оно должно было растаять сразу после того, как этот старый хрыч вышел.
– Я не знаю. Скорее всего, это один из всевозможных прибамбасов, установленных здесь еще до меня.
– Вот, и я не знаю, что это за прибамбасы. Но в то, что он дайвер я не верю.
– А я знаю одно: доставать его полезешь ты.
– Вот еще! И не подумаю!
– Придется.
– Не-а.
– Да-а. Рит, иначе, как мы узнаем: дайвер, он или нет?
– Да пусть он трижды дайвер, хотя я в них не очень-то верю. Но я не полезу вытаскивать его тело из глубины, – протестовала я. – Ты видел, какой он себе прикид выбрал? Да мне в таком по квартире было бы стыдно ходить, не то что на улицу выйти или еще куда. А тем более в ресторан. Тебе оно надо, ты и вытаскивай.
– Рита, во-первых, это твой клиент. Во-вторых, я знаю этот ресторанчик. Он один из немногих, рассчитанных на посетителей только нашего часового пояса, и скоро закроется. В-третьих, нужно протестить контейнер на исправность, а если просто отключить, то он, судя по всему, останется сидеть там навсегда. А хозяину ресторана это очень не понравится. Тебе бы понравилось, если бы в твоей квартире постоянно сидел какой-то не живой не мертвый субъект?
– Нет! Не-ет, и точка!
– Рит, пойми ты, начнут копать, откуда он там появился… Ты прекрасно знаешь, что у нас все напрямую. Никаких тебе обходных путей, лазеек и прочего. Выйдут на нас с тобой. И тогда мы такой нагоняй получим, мало не покажется!
– Пусть. Но я не полезу в его мерзкое тело.
– Рита… Ну, Риточка. Ну, пожалуйста. А потом я тебя свожу в этот ресторанчик. Хоть в реале, хоть в глубине, как захочешь. А, Рит?
– Ну, хорошо. Только не в этот. Я сама выберу заведение.
– Заметано.
Я залезла в дип-бокс. Гриша подключил меня и сел за компьютер.
– Раз… Два… Три…
deep
Ввод.
И полетела разноцветная карусель дип-программы. Блин, все бы ничего, но этот его дурацкий внешний вид.
Только я прибыла, как гововорится, на место, как ощутила, что меня кто-то лапает за грудь. Ну, в смысле, за то место, где у меня в реале растет грудь. Хорошенькое дело: оказываешься в чужом, непривычном теле, а тебя какой-то абсолютно левый мужик обнимает!
– Что это вы себе позволяете?!

 1001
Мы сидели с Гришей в японском ресторанчике, поедали суши и весело смеялись над моим рассказом о том, как был ошарашен бармен, когда я попала в тело Эрлана Амановича.
– Знаешь, – неожиданно серьезно сказал Гриша, – а этот Эрлан Аманович не такой уж и гадкий. У него просто свои заморочки.
– Да, – согласилась я. – Он мне тоже рассказывал.
– Когда это он успел тебе рассказать?
– Да, вот, когда ты за сигаретами побежал. Я же его заранее попросила задержаться.
– Ну, и что ты выяснила?
– Да мне с профессиональной точки зрения было интересно. Представляешь, блин, повезло ему.
– То есть?
– То есть: только в глубину нырнул, вышел из нашего офиса. Прошел пару кварталов и набрел на «Лосиный остров». Ну, думает, по природе прогуляюсь. Вроде воздух свежий, птички поют. Зашел и уперся в стену густого вязкого тумана. И ни туды, и ни сюды. Бродил там минут сорок. Пока на аллейку, выводящую из несуществующего парка не набрел. Мы же не додумались его предупредить, о том, что существуют мертвые зоны. Что никто еще не взялся за то, чтобы прорисовать некоторые места.
Потом он приплелся в расстроенных чувствах в этот ресторанчик и целенаправленно напился. А после просто уснул, подложив руки под голову. Дальше все еще проще. Проснулся он в дип-боксе минут через десять после того как заснул. Снял шлем, отключил комбинезон и вылез из контейнера.
– Ага. И решил, что все должны сделать то же самое. И начал их отключать.
– Ну, что-то вроде того. А тебе он чего рассказывал?
– Рассказывал о том, как всю жизнь его обманывали. И мы с нашей глубиной туда же.
– В смысле?
– Нет здесь смысла. Понимаешь, все совковые поколения жили иллюзией строительства коммунизма.
– Да, я знаю. Мы строили, строили и наконец построили. Ура!
– Ан нет. Ни хрена они не построили. Обманули их. Ничего у них не осталось. А ведь они верили в эту сказку.
А еще он рассказал мне, что, когда ему было лет восемь, приехал его брат, который учился в Гусь-Хрустальном отливать из цветного стекла разные фигурки, и привез ему к Первому мая хрустальные звезды. Красивые такие. Красные, синие, желтые. Они так играли на солнце и так искусно и с таким мастерством были сделаны, что Эрлан Аманович налюбоваться ими не мог. Он поставил их на полку и каждый день стирал с них пыль. Аккуратно, чтобы, не дай Бог, не уронить. Брат привез еще много разных стеклянных фигурок и вазочек, а сам скоро уехал. А потом через какое-то время все эти фигурки стали взрываться, лопаться, как мыльные пузыри.
– Почему?
– Обыкновенная химия. Дело в том, что краски делают из различных металлов. И все они имеют свою структуру, так называемую кристаллическую решетку. А у стекла – расплавленного песка, то есть кремния, из которого, кстати, производят и процессоры для всей электроники, своя структура. И при неправильном смешении красок в стекле, а тем более в хрустальном стекле, создается особое внутреннее натяжение, ведущее к неминуемому взрыву. Именно взрыву, потому что все эти вещицы распирало изнутри. И при малейшем изменении температуры или когда натяжение решетки достигало предела, они взрывались.
А Эрлан Аманович буквально молился и верил, что его-то хрустальные звезды не лопнут и ничего с ними не случится. Но и они со временем все взорвались и рассыпались. Вот такая вот лопнувшая детская иллюзия. А мы-то хотели его именно иллюзией, сказкой пленить. Не верит он в сказки. Слишком много его в жизни обманывали.
Гриша замолчал и долго еще так сидел молча, размышляя о судьбах обманутых кем-то поколений пионеров-октябрят-комсомольцев. А я, наевшись, уселась поудобнее и в мыслях похваливала себя любимую: что все-таки я правильно поступила, заставив его повести меня в этот ресторанчик в реале, а не в глубине. Ибо прав был герой Урсулы Ле Гуин: иллюзиями сыт не будешь.
Нет, конечно, можно поесть в глубине, но толку-то? Насыщается от этого сознание, а не желудок. Так же и виртуальное опьянение, которое проходит в течении получаса после выхода из виртуальности. На самом деле опьянения как такового нет, просто организм сам выделяет в кровь нечто похожее на алкоголь, только менее вредное. Вот и все.

 1010
Так. Значит, говоришь, иллюзиями сыт не будешь? И как это я только вспомнила про «Волшебника Земноморья»? Я же читала его лет в тринадцать. Хорошо. А как же тогда гипноз? Ведь человек верит тому, что ему внушают. Верит, что он не курит и никогда не курил, несмотря на то, что дымил, как паровоз. – Верят, но не все. Не все поддаются гипнозу. Есть какой-то малый процент людей, невосприимчивых к нему. – А может человек быть восприимчивым, а тут раз и стать невосприимчивым? – Редко, но может. При стрессовой ситуации? – Да. – Так, значит, дайверы – это люди совершенно не поддающиеся гипнозу? Да или нет? – Кто знает…
Я ехала домой и думала о том, что сошла с ума.
– Я разговариваю сама с собой.
– Нет. Ты не сошла с ума. Просто ты задаешь вопросы и сама на них отвечаешь.
– А почему голос мужской?
– Твое сознание его смодулировало для того, чтобы различать где вопрос, а где ответ.
– Но зачем я задаю вопросы, если ответы уже есть в моей голове?
– Все просто, ответы спрятаны глубоко в твоей памяти. Там где ты их спрятала, когда закончила учебу и пошла на работу в это бессмысленное заведение.
– Почему бессмысленное?
– Да потому, что это обыкновенное одурачивание масс. Простых пиплов, которые ни в чем не шарят. Причем на правительственном уровне.
Поднимаясь на лифте, я продолжала допрашивать свое подсознание:
– А смысл? Смысл-то в чем? Пенсию и так нынче повышают быстрее, чем цены растут. Да и медицина для пожилых людей совершенно бесплатная. Продукты питания по домам развозят. От чего еще беречься?
– Понимаешь, когда у человека отпадают личные насущные проблемы, он начинает думать о проблемах других людей. О судьбах России начинает думать. А это никому не нужно, чтобы кто-то о чем-то думал.
Когда я зашла в свою квартиру, я первым делом кинулась к холодильнику с целью отыскать недопитый вчера коньяк. И только выпив половину бокала, продолжила разговор с умным человеком:
– Получается, что развитие глубины – это государственный проект?
– И не только Российского Государства, но и всех высоко развитых стран мира.
– Ого-го!
– Вот тебе и «ого-го». И вообще, вредно тебе об этом думать.
– Почему это?
– Спать тебе пора.
– И тебе спокойной ночи.
С этими мыслями я расправила постель, выключила ночник и уснула. А когда проснулась с ноутбуком в руках, у меня в голове уже был четкий план того, что необходимо сделать.
Я, как всегда, умылась, позавтракала и собралась на работу. Может, только мои движения были более целенаправленными, чем раньше.
По приезде в офис я более-менее успокоилась и ждала момента, когда нужно будет действовать. В то время как все отправились в глубину, я специально осталась в реальности, сославшись на то, что мне очень хочется прочитать книжку о дип-дизайне, которую мне дала тетка. Я нашла выбранную еще тогда, в пробке, главу и принялась читать.
Дождавшись момента, когда все подключились, я пошла к Грише. Он всегда, что бы ни случилось, находился на посту.
– Привет, еще раз, – сказала я, открывая дверь его кабинета. – Что нового?
– Странные ты сегодня вопросы задаешь. Что у меня может быть нового?
– Ну, не знаю. Открытку дорисовал?
– Нет еще. Хочешь посмотреть, что я уже успел сделать?
– Угу.
– Вот смотри, – он открыл файл и при мне отодвинул отсканированный оригинал. – Почти половина готова.
– Да, Гриша. Ты настоящий мастер.
– Да брось ты. Так, любитель.
– Я вот чего к тебе зашла. Помнишь вчерашнего клиента?
– Ага. Его забудешь, как же.
– Ну, так вот. Я подумала и поняла. Он прав.
– В смысле?
– В прямом. Наша с тобой глубина всем этим пенсионерам нужна, как зайцу стоп-сигнал. Им лучше бы дома сидеть, внуков нянчить да сериалы разные по телеку смотреть.
– Не пойму, о чем это ты. Если бы им не нужна была глубина, они бы, наверно, сюда по второму да по третьему разу не приходили.
– Знаешь, я долго не могла понять, почему я сама в последнее время всячески пытаюсь избежать виртуальности. В последнее время, даже почту стала проверять просто через Интернет, не входя в глубину. Я поняла.
– И что же ты поняла?
– Дело в том, что мне надоело жить в нарисованном кем-то мире. Надоело жить в постоянной иллюзии. Хочу нормальной жизни на этой до предела засранной планете. Хочу пинать пустые банки из-под пива в парке. Хочу купаться в настоящем озере, как я это делала в деревне. Хочу грибы в лесу собирать, понимаешь?
– Ну, это твое личное дело. А старики-то здесь при чем?
– А при том, что я собираюсь их всех отключить.
– Не позволю.
– Позволишь, – ключ от Гришиного кабинета уже был у меня в руках, и я, выскочив, захлопнула и заперла за собой дверь. Я ожидала такой его реакции и поэтому подготовилась заранее. Тем более, что ключи он всегда просто бросал на стол. И даже не заметил, как я их взяла.
– Рита! – кричал из кабинета Гриша. – Открой! Рита, ты сошла с ума, открой сейчас же!
– Гриша, понимаешь, со мной ты или нет, но я все равно сделаю то, что задумала.
– Рита, перестань! Сейчас кто-нибудь выйдет из глубины и остановит тебя.
– Нет, не выйдет. Я перекрыла все шлюзы. В офисе все будут сидеть в глубине, пока их не выпустят.
– Ты не могла этого сделать со своего компьютера. У тебя прав нет.
– Все у меня есть. Не забывай, у меня тетка – хороший программист.
– Ну, хорошо, допустим, ты их вытащишь. И что? Что дальше?
– Запущу вирус, который пожжет все железки в аппаратной. Вот и все. А стариков по домам отправлю. Скажу им, что сандень у нас и вообще мы переезжаем в другой офис. Где он будет находиться, им сообщат дополнительно.
– Ты не сможешь пожечь железо. Да и вообще вирус не сможешь запустить.
– У меня тетка – очень крутой программист, а соответственно и хакер. А еще замечательный педагог. Ну, все. Я пошла.
– Нет! Не надо! Тебя же уволят! – хватался за последнюю соломинку Гриша.
– А мне это уже просто по барабану!
 
1011
Я прошла в аппаратную и на местном локальном сервере запустила программу, дописанную сегодня ночью. В том, что я сегодня так и не спала, я окончательно убедилась только когда села в машину. Там, на передней панели лежала болванка с программами. И как только я умудрилась все это сделать за ночь? Не знаю. Да и все равно мне. Главное – это освободить стариков от неминуемой гибели сознания. От морального разложения задолго до физического исхода. От смерти до смерти.
Сразу после запуска программы все, кто находился в наших контейнерах, получили в глубине предупреждение о том, что через три минуты произойдет аварийный выход из дип-пространства, связанный с тем, что необходимо провести профилактические работы. В связи с этим их просят по мере возможности успеть добраться до места выхода из дип-пространства, то есть до нашего виртуального офиса.
Невероятно! Каждый клиент получил это извещение в особой форме. Кому-то передали записку. Другому сообщил на ухо программа-официант. Третий услышал это по радио в такси. Некоторые прочитали это на рекламных баннерах, где до того размещалась совершенно другая информация. Не загудела сирена и загробный голос информбюро не стал просить всех побыстрее эвакуироваться из глубины. Всем, в зависимости от ситуации, это сообщение было преподано в доступной форме. И все поняли ее так, как нужно. Извинились перед своими собеседниками, расплатились по счетам и отправились туда, куда их и просили.
Но я не могла написать настолько красивую программу!
– Могла, – опять этот мой внутренний голос. Ну, почему он мужской?! – Хорошо, пусть будет женский. Такой подойдет? – это был голос моей сестры Юльки.
– Подойдет.
– Хорошо. Так вот, ты написала эту программу.
– Но когда?
– А чем ты у тетки по ночам занималась?
– Спала.
– Да?
– Да.
– Как бы не так! Ты, сидя на кровати с ноутбуком на коленях, писала эту самую программу. А еще в своей машине, застряв в пробке. И дома последние два дня.
– Не помню. Не было этого. Не могло быть!
– Могло. Ты подумай немного, и вспомнишь.
И я действительно стала вспоминать, как я заранее все подготовила. И сегодня ночью был просто последний штрих. А этот старикан просто меня вчера доконал. Подтолкнул к тому, чтобы сделать таки то, что так долго готовилось. А как долго? Последний год? Два? Пожалуй, всегда. Всю мою жизнь я ненавидела глубину. И я осознавала то, что всю ее мне не одолеть. Но хотя бы этих людей я должна избавить от этой заразы.
Через полчаса начали выходить из виртуальности первые старики. Я им рассказывала все ту же байку про профилактические работы и просила побыстрее переодеться. Когда все они были готовы, я вызвала для них такси и, проводив их через служебный вход, отправила по домам.
Затем я заперла дверь в аппаратную и пошла собирать свои вещи. Не оставлять же здесь свое барахло. В аппаратной все горело и искрилось. А запертые из-за случившегося, по официальной версии, сбоя мои коллеги, получили сообщение о том, что неполадка устранена. Но случился пожар и все они, как только выйдут в реальность, должны сломя голову бежать к выходу. Так они и сделали. А я спокойно отперла Гришу, который покрыл меня трехэтажными матами. Но сделать он больше ничего не мог, да и некогда ему было. Он пытался спасти от пожара свой системник. Бедолага. Когда я ему объяснила, что это бесполезно, что вирус сжег всю информацию на его жестком диске в момент отключения питания, он меня чуть не убил.
Пока мы спускались, он не проронил ни слова. Только на стоянке, когда мы садились каждый в свою машину он окликнул меня и сказал:
– Ох, и попадет же тебе за все это. Смотри, как бы к суду не привлекли.
– Если ты будешь молчать, то не привлекут. А отчет у меня уже готов, и он завтра утром будет лежать на столе у начальства.
– А с чего это я должен молчать?
– Ну, не знаю. Из солидарности, может быть. Ты ведь тоже в глубину не часто ходил…
Я села в машину и уехала со стоянки. А Гриша все еще стоял возле своего старенького «Гольфа».

 1100
На следующее утро я, как и обещала, отвезла начальству отчет о происшедшем пожаре, в котором говорилось, что в систему проник неизвестный вирус и мне, так как я в офисе осталась одна, пришлось вручную выводить пожилых людей из глубины и эвакуировать их. Затем я, пробив все заслоны вражеского вируса, вытащила своих коллег, беспомощно болтавшихся в виртуальности, и все благополучно остались живы. Жаль только, что ничего из информации не удалось спасти – вирус пожег все и спровоцировал замыкание, из-за которого собственно, и случился пожар. К отчету также прилагалось заявление об увольнении.
Гриша оправдал мои надежды и никому не рассказал о моем, можно сказать, терракте или, как я для себя это назвала, «акции в защиту свободного разума». Он только многозначительно посмотрел в мою сторону и пошел своей дорогой.
К обеду меня рассчитали и я, собрав манатки, отправилась обратно в деревню, возрождать вместе с Юлькой исконно русскую культуру. Только немного у нее подучиться нужно будет.
Тетя Лена как будто ждала меня. Были готовы пирожки мои любимые с грибами, и окрошечка свеженькая, и варенье из смородины она только сегодня сварила. Эх, не чисто тут что-то. Но что именно – после будем выяснять.
Мы втроем поужинали, и Юлька начала мне рассказывать о том, какие на Руси в старые времена обычаи были. О славянском пантеоне: Даждь-Боге, Перуне, Стрибоге, Свароге, Велесе, Яриле… Об Иване-Купале, Масленице, Радунице и многих других вещах. Уже давно стемнело, и мы сидели в полутемной Юлькиной комнате, освещаемой только ночником. Вдруг залаяли собаки и в калитку кто-то постучал. Тетя Лена вышла посмотреть. Вернулась, заглянула к нам и говорит:
– Марго, это тебя там спрашивают. Мужик какой-то. Вроде, не местный.
Я уже приготовилась к самому худшему. Что вот за мной и приехали. И сидеть мне остаток жизни на нарах. Или, что еще хуже, в виртуальной тюрьме отбывать срок. А тело мое в это время будут химией подкармливать внутривенно.
Но когда я подошла к калитке, все мои страхи развеялись. Это был Гриша.
– Ну, здравствуй, террористка, – сказал он. – Приехал вот тебя доучивать рисовать картинки.
Я рассмеялась и обняла его как родного. И как он только меня нашел?
– А как же твоя жена?
– Да нет у меня никакой жены. Разошлись мы с ней. И детей она забрала. Да ты знаешь, наверное.
– Знаю.
– Ну, вот и не будем об этом.
И тут до меня дошло, что в свое время он слишком много времени проводил в глубине. Вот жена его и бросила. И по этой же самой причине он не ходил в виртуальность даже на работе, хотя и халява. И потому не выдал меня, промолчал. Сказал, что сам запертым в виртуальности оказался, за что получил строгий выговор.
За ужином Гриша рассказал, что шарашку нашу прикрыли, штат распустили и не будут в ближайшее время попусту тратить деньги на стариков, которые еще и поломать дорогостоящее оборудование норовят.
– Я просто рассказал им про Эрлана Амановича, и они решили, что это был не злобный вирус, а сбой системы. И раз такие сбои возможны, то надо бедных старичков обезопасить. И больше их к виртуальности не подпускать.
Потом мы с Гришей несколько часов гуляли по деревне, я ему показывала местные достопримечательности. Он, правда, в темноте все равно ничего не увидел. Ну и ладно, днем еще разок его проведу. А возвращаясь, мы решили никого не будить и отправились на теткин сеновал. Долго мы еще болтали с ним о всяком-разном, и вдруг он говорит:
– Посмотри, какие звезды! Ты знаешь, я давным-давно не смотрел на звезды. А в городе их и не видно.
Тут мне вспомнилась еще одна песня из тех, что слушала тетя Лена. И я пропела:

И пускай фонари светят ярче далеких звезд, –
Фонари все погаснут, а звезды будут светить.

– Да, Рита. Именно так. А самое главное знаешь что?
– Что?
– Эти звезды никогда не взорвутся и не рассыплются в руках, как те хрустальные, что были у Эрлана Амановича.
– Да. Они – настоящие. И в этом их прелесть. Они наши – навсегда.

Конец.