Блицкриг

               


                За огородами, где Сливянка красиво изогнувшись дугой, несет свои прозрачные воды к теплому морю, в зарослях камыша, собравшись в тесный кружок, горячо споря и размахивая руками, бодяговские мужики вырабатывали план операции.
- Тихо, ты! Разорался на всю округу! А я говорю: надо всем идти…
- Ага! Чтобы всех и накрыли! Да?
- А по-твоему лучше, стратег укропный! Командир, ты-то чего скажешь?
Командир, бодяговский скотник Серёга, молча сидел на своём месте, внимательно слушая товарищей. На голове Серёги тюрбаном была намотана мокрая портянка. Лицо его было искажено физическими муками. Отряд затих, соболезнуя, глядя на страдающего начальника.
Серёга расправил густые усы, подбоченился, и, что-то припомнив, сказал:
- На всё, что вы тут говорили – плюнуть и растереть. Слушай, что я говорить буду. Всей толпой идти негоже. Митрич прав, надают нам по зубам и по всему остальному. Всё сделать надо очень быстро и скрытно, как настоящие партизаны поступают. А как настоящие партизаны ведут себя с противником? А, Митрич?
- Тишком, Серёженька, тишком. Тихой сапой, мелким взводом,  подкрались, захватили чего надо и шмыг, растворились во времени и прострации. И все быстро-быстро, молнией, туды ее через коромысло.
- Вот так и мы сделаем. Смотрите, хлопцы, сюда, - Серёга отломив камышинку, стал ею водить на песке. – Объект находится вот здесь. Я,  и Фёдор для связи, пойдем с тыла. А тебе, Митрич, предстоит главная роль: ты должен отвлечь на себя внимание, чтобы мы с Федькой быстро и без шума провернули дело.
- Как же мне, Серёжа, внимание отвлечь? – растерянно захлопал глазами Митрич.
- Сам придумай. Прикинься валенком или еще чем…у тебя это хорошо получается, особенно на собрании правления.
Митрич задумался, вспоминая, как выглядит валенок, которым ему предстояло стать в ближайший час.
- И помните – все должно быть тихо и молниеносно! Остальные поближе к деревне, чтобы если что, то того! – закончил командир свою речь, напоследок с минуту покрутив у лиц подчиненных кулаками и кривясь в мимике. Отряд согласно закивал в ответ. – По коням!
  По пустой, залитой жарким июньским солнцем, Центральной улице деревни, мелко семеня ногами, скромно потупив очи и лучезарно улыбаясь самому себе, боком двигался Митрич.
- Айн, цвай, полицай! – раздалось с одного двора. -  Драй, фир, бригадир! – Митрич неудержался, и сурово нахмурил брови, но тут же сообразив, что этим может выдать себя и завалить всё дело, поспешил вернуть на физиономию выражение явившегося миру блаженного. 
 Достигнув конечного пункта своего маршрута, он, вытянув руки по швам и часто кланяясь, пропел херувимом:
 - Добренького здоровьица, Машенька – и умиленно уставился на молодку, сидевшую на лавочке возле открытой калитки и лениво колупающей подсолнух.
  - Здорово, дед. Чего скажешь? – ответила женщина.
- Кто? Я? Гм!... Кха! – на секунду задумался Митрич. – А чего сказать-то?... Погоды нонче просто прелесть, Маша…вот…я говорю…А?
Женщина, перестав лузгать семечки, удивленно стала рассматривать новоявленного синоптика. От её взгляда Митрича из летнего жара бросило в зимний холод, и, промямлив еще что-то непонятное, он совсем скис. – Я…вот…кха!..через коромысло значит…
Тут он увидел, как за сидевшей хозяйкой, в палисаднике, тихо раздвинулись кусты сирени, и показалось грозное лицо командира. Показав Митричу кулак, Серёга исчез в зарослях.
   - Я чё пришёл, Машута, давай эта…споём? – брякнул Митрич, сам, удивляясь своим словам и чувствуя, что роль валенка у него не очень вырисовывается.
    - Чего? – опешила Мария.
    - Тут, Маша, по радио песню одну играют. Ну, просто пальчики оближешь, что за песня, - пулеметом застрочил Митрич, боясь остановиться. И проглатывая точки, и запятые загнусавил: - Пригласите, пригласите, пригласите, ах! Пригласите даму танцевать. Пригласите, пригласите, ну, чего стоит, ох! Пригласите… - притоптывая на месте, ныл Митрич перед,  обалдевшей от происходящего,  дамой 
Но  тут её лицо вдруг прояснилось. Перестав пялиться на дрыгающего ногами, умоляюще протягивающего к ней руки и уже довольно громко воющего исполнителя, Мария стала прислушиваться в сторону калитки.
                - Ну-ка, погоди, артист! – вскрикнула она и, быстро соскочив с лавочки, бросилась во двор.
                Митрич, перестав выть, но, не переставая пританцовывать тоже навострил уши в сторону двора. Со двора донесся грохот опрокидываемых ведер, визг потревоженных свиней и кур.
                - А-аа! Так вы вот что удумали! А-аа! На!
                - Ой! Ай! Ты чё?! Совсем скапустилась?!
                - И скапустилась и сморковничалась! На, паразит, получи!
                - Ты куда бьешь?! Ты, чем бьешь, зараза!? Ай!
                - Вот тебе за заразу! И ты здесь, адъютант его превосходительства!
                - Категорически не имеешь никаких прав! Своего лупи, а меня… Ай!
                - Ничего, Катерина мне только спасибо скажет, - доносилось, до  всё пританцовывавшего, Митрича.
                - Машка! Дай хоть одну! Хоть четвертинку.
- Вот тебе одна, вот еще одна, - тут Митрич вдруг осознал, что голос Марии быстро движется в его сторону. – Вот еще держите!
Она выбежала на улицу с коротким, но толстым черенком от заступа.
А на пустой, залитой жарким июльским солнцем, Центральной улице, высоко вскидывая худые коленки, и глядя только прямо вперед, мчался  партизан Митрич. Мчался в ту сторону, где после успешно выполненной операции растворяются во времени и прострации.
  За огородами, где Сливянка, красиво изогнувшись дугой, несет свои прозрачные воды к теплому морю, в камышах….