Марина

Я помню каждую минуту тех дней как сейчас. Я перешел в десятый класс, и жизнь казалась простой и уютной. Тогда уроки были только досадным дополнением к яркой, акварельной и суетной жизни нашей компании. В девятом классе весна и короткие юбки девчонок стали мешать, мне спать. У ребят вся эта канитель началась на пару лет раньше, но я не стремился их догнать. Тот волшебно-горький год в десятом классе начался с обыкновенных шести уроков и ни один из нас не занимался на них тем, чем предполагалось. Настроение было еще летнее и гораздо интереснее было разглядывать двух новеньких девочек, сидевших за партой впереди меня. Одну из них я уже видел раньше, она занималась танцами там же, где я, борясь с ленью и переходным возрастом, пытался получить черный пояс по каратэ. Ее звали Жанна. Она меня не интересовала... А вот вторая, другое дело. Ее черные волосы спускались по спине блестящим водопадом и пахли свежестью. Этот аромат... Я словно попал в предрассветный лес, где птицы поют громче обычного, а небо того и гляди упадет прямо на голову... Прямая спина ее, затянутая в коричневую майку была неподвижна как бордюр. Какой-то древний инстинкт, который, должно быть, просыпается в каждом мальчишке в 15 лет, так и заставлял меня чем-нибудь ее ткнуть, дернуть за волосы или просто, сложив губы трубочкой, подуть ей в затылок... Но я, будучи довольно сдержанным, а точнее нерешительным или можно даже сказать слегка трусоватым в отношении девушек, успешно подавлял в себе эти порывы.
Итак, я подавлял и нюхал все 6 уроков, даже не подозревая, что девочка вызвала столь живой интерес не только у меня. Добрая половина моих друзей обратили на нее внимание, вот только причина его была совершенно другой...
В то чудесное время, мы еще прятались за гаражами, затягиваясь горькими сигаретами без фильтра. Болтали... А, говоря другими словами, просто сплетничали, как старушки у подъезда. В тот день "курилка" загудела о ней. Макс, кутаясь в клубах сизого дыма, с усмешкой заявил - Вы заметили размерчик? - Он прижал руки к груди, а затем медленно вытянул их вперед, округлив голубые глаза. - Стопудово, вата!
- Да ладно... - Я махнул рукой. - Нафига?!
- Че, в 15 такие дыньки?! Не гони, Щедрый! - Макс сплюнул в сторону сквозь широкую щель между верхними резцами. Щедрым меня называли за фамилию, класса со второго... А что, вполне себе лестное прозвище... Я никогда не обижался.
- Ой, отстань, вот ей делать больше нечего! – Я молился, чтобы румянец не выступил пятнами на лице.
- Да их, баб, не поймешь, может выпендриться хочет... А девки-то наши, заметили, прямо желчью изошли...
- Еще бы, у них-то, у всех прыщи, зеленкой мазанные! - Громкий хохот вспорол "курилку" от пупка до кадыка.- Щедрый, я тебе говорю, вата у нее там... Отвечаю!
- А я говорю, нифига!
- Поспорим! Сам лично проверю! - Макс изобразил, как засовывает руку в вырез майки.
- Ну, уж, нет! Ты что угодно скажешь, лишь бы правым быть. Я сам проверю! - И зачем только я это сказал?! Вечная проблема, сначала лезу, куда не просят, а потом вылезти не могу...
- Валяй, мне пофигу! Только надо срок определить, а то свадьбу с ней сыграешь, пока выяснять будешь. - Сошлись на месяце. Тогда мне даже в голову не приходило, во что я ввязываюсь. Зато в случае, если окажусь прав, моя коллекция монет пополнится весьма редкими экземплярами.
Сейчас воспоминания вызывают лишь грустную улыбку, а тогда сердце заходилось пенной, терзающей и сладкой тревогой.
Действовать нужно было сразу, а то потом не соберешься. И на следующий же день я написал ей записку. О, какой прекрасный юношеский бред лез в мою вечно лохматую голову... "Может, погуляем после уроков"? Нет, такой дерзости я позволить себе не мог. "Можно я тебя провожу до дома?" Идиотизм, да и живет она через дорогу, сам вчера видел. "Давай познакомимся?" Это тоже не то. И я написал - "У тебя чистой тетради с собой нет?" Больше я ничего не мог придумать. Ткнул в спину ручкой. Секунда и ее огромные, бездонные глаза пригвоздили меня к стулу. Я протянул ей бумажку и, с удовольствием заметив на ее лице удивление, опустил ресницы. Через пару мгновений перед носом у меня на парту шлепнулась тетрадь с какими-то дурацкими медвежатами. "Спасибо". Написал я. "На здоровье". Прилетел обрывок клетчатой бумажки. "Как тебя зовут?" Я совсем осмелел. "Марина". "А меня Виталик". "Очень приятно".
Вот это да! Я такого успеха не ожидал. Тем более что две последние записки сопровождались до опьянения чистыми смущенными улыбками. Мне казалось, что я ощущаю их каждым волоском на теле, что у меня от них прямо руки и ноги немеют... А тогда я даже не обращал внимания на реакцию моих души и тела. Я наивно полагал, что это только лишь волнение, вполне, при том, понятное, учитывая то, во что я ввязался.
В тот день я проводил ее до дома... Ну, точнее перешел вместе с ней дорогу, нам было по пути. Она подарила мне улыбку, которая преследовала меня до самого утра следующего дня, и скрылась во влажной пасти подъезда...
И началось. Каждое утро я несся в школу, рыская взглядом по сторонам, залетал на 3-й этаж и томительно ждал, когда, наконец, в мое голодное нутро врежутся ее немилосердно нежные глаза, такие чистые, глубокие и искренние.
Через три дня на всех нас обрушился добровольно-принудительный поход в театр. Классная потратила 15 минут на тщетные попытки выстроить нас парами и вскоре мы шумной гурьбой втекли в зрительный зал. Змеей, протиснувшись вперед, я плюхнулся на сиденье рядом с Мариной и успешно сделал вид, что не заметил ее. Я с нарочитой эмоциональностью начал болтать со вторым моим соседом, Саней Черных, который в классе особенной популярностью не пользовался. Очкастый парень, отличник, не снимающий строгий костюм, он казался нам не от мира сего, хотя и негатива не вызывал. Мы воспринимали его одинокое присутствие за первой партой так же, как и саму парту.
Он ошалело посмотрел на меня, а я мог думать лишь о том, что чувствую слева тепло от слегка касающейся меня руки. Он улыбнулся, обнажая на редкость ровные зубы. А я и не знал, что Черных умеет улыбаться. Рука слева чуть дернулась, но я был равнодушен и горд.
- Ви. - О, сладкий голос... Я обернулся, слепив предварительно удивленное лицо. - Привет.
- Здравствуй. - Я смотрел на нее во все глаза, потому что ничего не мог с собой поделать. Взгляд мой гладил ее лицо, касался нежного детского пушка там, где заканчивался высокий лоб и начинался шелк темных волос... Вздернутый кончик маленького аккуратного носика заставлял мои глаза слегка сходиться к переносице.
- Ты не заметил меня... - Она не спрашивала, а утверждала, но я чувствовал, что должен ответить. Голос пропал, язык не слушался и я с ужасом понял, что не в силах солгать этой девушке. Это была катастрофа, учитывая мою миссию. Я решил сменить тему, это оказалось значительно легче.
- А я на выходных пойду на футбол, не хочешь тоже?.. Ну... Со мной пойти? - Ее глаза расширились, а губы-вишни дрогнули в порыве улыбнуться, но, словно передумав, вернулись к прежней серьезности.
- Хорошо.
- Шинник против Спартака! Это будет незабываемо...
- А мы за кого болеем?
- Ну, ты даешь! - Я расплылся в снисходительной улыбке. - Я тебе на месте все объясню...
- Хорошо. - Повторила она.
Я даже приблизительно не знаю, о чем был спектакль, хотя и не отрывал глаз от сцены. А потом я, наконец, по настоящему, проводил Марину до дома. Театр находился в получасе ходьбы от нашей школы. Всех остальных ветром сдуло, как только артисты полонились в первый раз, а я, словно замешкавшись, дождался, когда она будет готова.
- Я провожу... - По моему тону невозможно было определить, спрашиваю я или утверждаю, и потому, Марина просто кивнула и мы вышли в теплый сентябрьский день. Солнце уже начало распылять золото на кроны деревьев и от этого мир казался светлее, чем он есть на самом деле. Дошколята, ловя последнее тепло, ковырялись в песочницах и взбирались на деревья. Кошки валялись в дворовой пыли довольно мурлыкая, несмотря на пустые животы. Ведь скоро был конец рабочего дня и тогда добродушные хозяйки почти у каждого подъезда выставят мисочки из-под майонеза "Провансаль", наполненные еще теплыми объедками...
Мы шли медленно, поддевая ногами редкие листья. Я гордо нес ее ранец и рассказывал о футболе. Марина слушала очень внимательно, улыбаясь. А потом она несмело взяла меня за руку, и я чуть не умер, потому что сердце рвало мою грудную клетку, оно просто не умещалось внутри нее. Ноги стали ватными и красный ранец чуть не выпал из ослабевших пальцев. Марина не смотрела на меня, но румянец, окрасивший ее щеки, сказал мне все, что я хотел знать на тот момент. Это было не просто так, не оттого, что ей некуда деть руки и ей не было все равно, вместе наши ладони или нет. А я чувствовал, как и мое лицо наливается кровью, и старался сделать вид, что очень заинтересован травой под ногами. Кожа под ее мягкими пальцами немилосердно потела, я злился на себя за подобную слабость. И так мы шли около часа, очень медленно, учитывая расстояние до ее дома.
У подъезда я отдал портфель и, наконец, осмелился заглянуть ей в глаза. Я увидел мое отражение в блестящих зрачках и подумал, что мы сейчас так похожи... почти одинаковые. Оторвать взгляд было непосильной задачей, так же как и выдавить из себя хоть слово. Не знаю, как долго мы простояли так, тая, друг в друге, да это и не столь важно, а важнее то, что этот миг был вечным и память наша сохранит его до самой смерти, что бы не случилось.
Я несся домой сломя голову, я бежал, стараясь как можно дольше продлить мгновение, не позволяя ему стать только лишь воспоминанием. Расшвырял по прихожей ботинки, которые жали мне уже пол года. Сбросил куртку на зеркало, мама будет ворчать, но это меня совсем не заботило.
Я плюхнулся на кровать и, закрыв глаза, медленно прокрутил в голове последние несколько часов, как кино, минута за минутой. А потом еще раз, чтобы бережно, с максимальной точностью впечатать все это в память, до последней мелочи.
Потом я представил, как после того финального взгляда, набравшись смелости, делаю шаг вперед и наклоняюсь, чтобы коснуться губами ее вишневого рта. Тут же меня бросило в жар, но не думать об этом я не мог... Скорее всего, сделав такое, я больше никогда не смог бы смотреть ей в глаза... Да и вообще не решился бы находиться с ней в одном помещении, по крайней мере, неделю. И, наверное, она бы разозлилась на меня, и, может быть, даже влепила бы оплеуху, но зато я был бы самым счастливым человеком на свете, если бы поцеловал ее.
В школе мы постоянно трещали о всякой ерунде, а раньше я даже не думал, что могу так много говорить. Ребята бросали на меня насмешливо-любопытные взгляды, не давая забывать о нашем глупом споре. Какими же идиотами мы тогда были. Не так давно это стало вызывать у меня лишь улыбку.
До того дня, когда мы пошли на футбол, я видел Марину только в школьной форме, а тогда она вышла из дома в полосатой рубашке и очень веселой сине-зеленой юбке, которую девочки называли колокольчиком за похожую форму. Волосы ее были распущены по изящным плечам и вились крупными локонами на концах. Ну, как я должен был думать о футболе?
Она сразу же взяла меня за руку, и я решил, что в будущем стану делать это первым.
На стадионе народу было больше, чем обычно. Сама Москва приехала, всем было интересно посмотреть битву титанов. Мы постарались встать там, где посвободней и потише, что абсолютно противоречило моим представлениям о походе на футбол, но я боялся, что Марину кто-нибудь может задеть, а она такая хрупкая и тоненькая... Я представил, как ее уносит буйный порыв ветра, и веселая юбочка-колокольчик расплывается в моих глазах сине-зеленым пятнышком на безгранично-голубом фоне неба и, испугавшись, покрепче сжал ее пальцы.
Вечерело и воздух стал совсем прохладным, Маринина рубашка больше не могла защищать ее от холода и я, понимая, что, смущаясь и краснея, ничем не помогу, решился стянуть олимпийку и накинуть ее на девушку. Благодарная улыбка была лучшей наградой. Но я не замерзал, наоборот, все тело пылало оттого, что Марина была так близко...
Началась игра, и я изо всех сил попытался сосредоточиться на том, что происходит на поле. Комментатор был новый, и незнакомый голос резал по уху. Я тихо объяснял Марине матч так, чтобы она все понимала.
- Мы болеем за тех, которые в черно-бело-синей форме.
- Хорошо.
И я видел, как она переживала, когда нам первым забили очень сложный гол. Закусила нижнюю губу, сжала кулачки... Я был в восторге. Мы были за одно, это объединяло нас и делало ближе.
Потом наши забили друг за другом два гола и мы, казалось, кричали громче всех.
Домой мы, будто летели, держась за руки, и щебеча как глупые весенние птахи. Нам было хорошо и так невероятно легко. И я все мечтал о том, как обнаглею и поцелую Марину хотя бы в щеку, на что-то большее я пока решиться не мог.
Около подъезда я оробел, но ее взгляд придал мне сил и я, наклонившись, с бешено колотящимся сердцем, неуклюже ткнулся губами в ее теплую ароматную щеку, после чего, поймав нежную улыбку, развернулся и неровной походкой двинулся прочь.
Мне казалось, что все это снится и как же досадно будет, когда я проснусь! Губы горели, щеки алели как помидоры, и в животе щекотало с такой силой, что невозможно было не улыбаться. И, как полный идиот, я пружинил по улице с довольным оскалом на физиономии.
В школе она поздоровалась со мной первая, и я обрадовался, что Марина не обиделась за вчерашнюю мою выходку.
В курилку я пробрался задолго до большой перемены, не хотелось обсуждать этот дурацкий спор с ребятами. Но Богдан уже был там. А я и забыл, что он курит каждую перемену.
- Ну, как?
- Что? - Я пытался сделать вид, что ничего не понимаю.
- Ну, ты хоть домой ее затащил? Я тут вот, что подумал, ты попробуй как-то незаметненько прижаться к ней и пощупать...
- Отстань! - Я, неожиданно даже для самого себя, сорвался на крик.
- Щедрый, ты чего? Обалдел? Ты что, взъелся из-за этой дуры?
- Лучше тебе заткнуться, Богданов! - Наверное, я был похож на взъерошенного петуха, потому что Никита рассмеялся.
- Да ты влюбился в нее, Щедров! Тили-тесто!!!
- Ничего подобного! - Я знал, что предательский румянец выдает меня с головой.
- Женишок, защитничек! Ха-ха-ха! - Я не мог больше этого выносить и, выпрыгнув вперед, с размаху вмазал Никитке кулаком прямо в скулу. Он упал, и мне сразу стало его жалко, ведь парень меньше меня ростом, да еще и в театральном кружке занимается... А я, хорош! Сам на черный пояс иду, и драться с тем, кто слабее...
Богдан вскочил и со всей силы заехал мне по щеке, задев губу. Я почувствовал вкус крови и струйку, бегущую по подбородку. Очень хотелось ответить, но я сдержался, наказывая себя за слабохарактерность.
Ярость кипела во мне огромными пузырями. Он оскорбил Марину ни за что. Я дал себе слово, никогда больше с ним не разговаривать.
Я сплюнул на землю, скопившуюся во рту кровь. И просто ушел.
Угораздило же меня попасться на глаза Регине Прокофьевне. Завуч отчихвостила меня по полной программе, сказала явиться на педсовет и посулила мне выговор. Интересно, что она завтра Никитке скажет, синяк там будет первоклассный. Я улыбнулся.
- Ты еще смеешься, Щедров?! Вот родители-то твои на собрание придут, посмеешься тогда у меня. Марш в класс, звонок пять минут назад был! Хулиган.
Я молча поплелся на физику. Учительница зыркнула на меня укоризненно, но ничего не сказала. Марина удивленно взглянула и, заметив на лице и рукаве кровь, испуганно прижала ладонь к губам.
Я упал на свое место, и она тут же обернулась ко мне.
- Что случилось? Ты подрался?
- Ну... Да.
- Зачем?!
- Щедров!!! - Гаркнула на весь класс Альбина Васильевна. - Мало того, что опоздал, да еще и отвлекаешь тут других. Ни стыда, ни совести! Встань, и будешь стоять до конца урока!
Я поднялся и, засунув руки в карманы, прислонился к парте.
- Тебя что, ноги уже не держат? А ну, встань ровно! И чтобы ни звука, а то быстро двойку тебе нарисую.
- Альбина Васильевна... - Начала, было, Марина. - Виталик не виноват.
- Нечего его защищать! Так, все! Тишина!
Так я и простоял 40 минут, до самого звонка. А на перемене Марина снова начала меня расспрашивать. Я сказал, что это старая ссора и, что сам уже не помню, как она началась. Ее такое объяснение, похоже, удовлетворило. А меня безумно радовало то, что она за меня переживала, глаза ее были полны тревоги, а руки нервно перебирали край фартука.
На тренировке я был в ударе, мой партнер спасовал, а тренер мягко посоветовал быть проще, а потом сказал, что мне лучше придти в себя и собраться с мыслями к следующей тренировке, иначе мои эмоции могут помешать мне, сдерживать силу ударов на безопасном для соперника уровне. Я согласился с ним и пошел домой.
Губа распухла, как шарик и было неудобно разговаривать, а потому на следующий день говорила Марина, и я поразился, какая она умная. Я не думал, что она столько всего знает! Я узнал о разных вещах, о которых и понятия не имел. Например, что за границей есть такие телефоны, которые могут работать без провода, потому что настраиваются на определенные радиоволны и действуют на манер рации, только намного лучше. А еще, что маленькие дети, пока еще не умеют говорить, общаются с мамой разными видами плача, выражая тем самым разные нужды и желания. И еще много чего интересного.
Потом она предложила прогуляться после школы и я, конечно, с радостью согласился.
Мы долго бродили по набережной, пиная ногами редкие опавшие листья. Держались за руки и болтали обо всем подряд. Я ощущал сладкий аромат весеннего дождя и спелой клубники, исходивший о Марины, напитывался им, наливался, как стакан, всасывал его порами, наполнял клетки и сосуды... Я просто плыл в нем и мечтал дышать им всегда-всегда, потому что после него обычный воздух казался вонючим, как стухшее яйцо. Ее голос был музыкальным, но одновременно усыпляющим и бодрящим. Он словно густая, вязкая масса сладкого сиропа лился в мои уши и проникал в мозг, где застывал карамельными островками.
Мы договорились, что в субботу вместе сходим на танцы, и я снова поцеловал ее в щеку у подъезда.
В субботу я собирался целых пол часа, одел привезенные отцом из командировки джинсы, которые были мне слегка великоваты, черную рубашку, пальто и даже причесался...
Марина была в той же веселой юбке, в белой накрахмаленной блузке и чудных лаковых туфельках. Волосы ее снова слегка завивались на концах.
Я взял ее за руку и вскоре мы уже танцевали лицом к лицу... "и я иду к тебе навстречу, и я несу тебе цветы, как единственной на свете Королеве Красоты"... Я решил, что Марине обязательно нужно подарить цветы, но не знал, как это сделать. Карманных денег хватало только на обеды и на пару стаканчиков мороженого. "Арлекино, арлекино, нужно быть смешным для всех. Арлекино, арлекино"... Но если пару дней потерпеть. План уже сформировался в моей голове.
"Опустела без тебя Земля. Как мне несколько часов прожить... Так же падает в садах листва"... Я протянул дрожащую руку, и мы закружились в медленном танце. Я чувствовал под ладонью тонкий изгиб ее спины, а сладкое дыханье шевелило пушок на моем подбородке. Марина опустила густые ресницы, и я заметил румянец украсивший ее щеки. Мне безумно хотелось с силой прижать ее к себе, чтобы ощутить всем телом ее мягкость. Но я держался из последних сил.
Домой мы шли уставшие и довольные. Я сжимал хрупкую ручку, и у подъезда она поблагодарила меня за вечер. Я улыбался, еще неизвестно, кто кого должен благодарить.
Я не успел опомниться, как Марина приподнялась на носочки и прижалась мягкими, теплыми, чуть влажными губами к моим. Молния ударила мне в темечко и прошила все туловище до самых пяток. Руки машинально легли на ее талию и слегка сжали хрупкое тело. Тонкие прохладные пальцы пробежали по моей щеке...
Все кончилось так же резко, как и началось, меня даже пошатнуло. Она развернулась, но наглость моя не знала границ, я ухватил ее за запястье и, развернув к себе лицом, накрыл ее вишневый рот новым поцелуем. Почти не соображая, что делаю, я задвигал губами и ощутил, как она, поддавшись, отвечает мне тем же. Прервать это сладкое безумие не было сил. Я еще крепче прижал ее к себе, почувствовав, как ее грудь, такая упругая и мягкая прижалась к моей... Она тоже явно обратила на это внимание, потому что настойчиво отстранилась.
- Это... знаешь, Ви... Все слишком быстро. Я так не могу. Прости...
- Это ты меня прости, я напугал тебя. - Я готов был сам свернуть себе шею. Как я мог так с ней поступить! Но я ничего не понимал. Будто в голове туман. Все как во сне... Я просто обезумел. Тело отказывалось подчиняться мозгу. Она, похоже, поняла, что со мной происходит, взяла меня за руку и улыбнулась.
- Все в порядке... Не переживай.
- Погуляем завтра?
- Конечно. Заходи в 5.
- Хорошо. Пока. - Я чмокнул ее в щеку.
- Пока.
Я не мог уснуть пол ночи. Все думал о нашем поцелуе и жар волнами бежал по телу. Она такая нежная, податливая и... желанная. Впервые я мечтал о таких вещах. Я хотел прикасаться к ней, гладить ее кожу, целовать всю ее, от кончика носа и до самых розовых пяточек. И... Боже, сколько всего мне хотелось. Я никак не мог успокоиться и заставить себя не думать об этом.
Спустя какое-то время я забылся тревожным сном. Проснулся за полдень, сел за уроки, сделал кое-что и сдулся... Бурно нахлынули воспоминания о вчерашнем вечере. Внутри все наполнилось безграничным щенячьим восторгом.
В 5 я часовым стоял у Марининого подъезда. Я с нетерпением ожидал, когда шоколад ее глаз брызнет мне в лицо... Наверное, я был красный, как рак, потому что, она вышла и сразу заулыбалась.
Мы гуляли аж до десяти вечера. Она рассказала, что пишет стихи, и я удивился, ведь это, должно быть, очень сложно. Я попросил ее прочесть мне что-нибудь, но она застеснялась и сказала, что когда-нибудь я их услышу, но не сейчас. Я хотел, было поканючить, но передумал.
А на следующий день ребята зажали меня в курилке.
- Ну, и? Проверил? Срок выходит.
- И что? Мне плевать. Это глупый спор.
- Это дело чести. Ты слово давал, вот и нечего! Иначе должен будешь... Всем нам. А мы-то уж по полной программе спросим! Не сомневайся!
- Да идите вы!
- Да мы-то можем и пойти, только тебе это потом боком выйдет, Щедрый. Ты давай не ломайся! Говори, проверил или нет...
- Да проверил! Достали вы меня! - Меня обуяла злость на них и на самого себя и такое равнодушие к мнению товарищей, что аж противно. - Все у нее там нормально! Никаких подкладок! Я был прав, ясно?! - Румянец просто залепил мне лицо и шею, я вспомнил, как ощутил собственным телом мягкость ее груди, а ребята ржали во весь голос. Я не должен был об этом говорить. Я трус и предатель.
- Ну, ты мужик, Виталька! Молодца! Как оно?
- Отстаньте, дураки! - Я убежал, как девчонка. Взлетел на третий этаж и не успел отдышаться, как Марина, взяв меня за руку, очутилась рядом.
- Ви, ты от кого бежишь? Что-то случилось?
- Все в порядке, не переживай. - Я выдавил идиотскую улыбку. - Просто я полная скотина. И не спрашивай ни о чем, я не могу об этом говорить.
- Хорошо, я не спрашиваю... Но уверена, что ты не прав. Ты очень хороший... Ты... Ты самый лучший... - Ее улыбка просто убивала меня! Я почувствовал, что снова краснею.
В коридор втекли ребята, они до сих пор смеялись и переговаривались.
- Эй, Щедрый! - Крикнул мне Снегирев. - А ты и вправду молодца. А невеста твоя уже в курсе, что ты с ней дружил, чтобы это... ну... пощупать ее?! - Он недвусмысленно изобразил, где я должен был щупать. И все снова заржали. - Но, зато, теперь мы знаем, что ты не обманщица, и все у тебя натуральное... - Обратился он к Марине. Она повернулась ко мне, а в ее глазах застыл немой вопрос... Правильно ли она услышала и правда ли все то, что сказал Снегирь? Я уже был цвета помидора... И она все поняла. Рот ее слегка приоткрылся, а глаза в одно мгновение наполнились слезами... Я не мог этого вынести, протянул к ней руку и хотел, было заговорить. Я должен был все ей объяснить, попросить прощения. Но Марина отбросила мою ладонь и, развернувшись на каблуках, убежала.
- Какие же вы кретины! - Я был зол и ошарашен всеобъемлющим чувством вины. Спустя миг я ринулся за ней, но догнать ее мне так и не удалось.
Через месяц, в течение которого Марина избегала даже смотреть на меня, мы писали итоговую контрольную, по одной из пройденных тем. Алгебра в те несколько недель меня мало интересовала, и поэтому я не мог решить ни одного уравнения. Кто-то из ребят кинул мне на парту бумажку с развернутыми решениями и, конечно же, я этим успешно воспользовался. А через день нас с Мариной обоих вызвали к завучу. Оказалось, меня подставили. На листке с подсказкой было решение из Марининой работы. Слово в слово. Поставили вопрос о том, кто у кого списывал. Меня ждала верная двойка, а потом выговор, а потом... Ой, какие неприятности ожидали меня впереди. Тем более что за последний месяц моя успеваемость упала до критической отметки.
Но не успели мы зайти в кабинет, как Марина выпалила.
- Я списала, так как была не готова. Я понесу любое наказание и даю честное пионерское слово, что такого больше не повторится.
Все остальное было как во сне. Завуч отчитывала Марину, не обращая на меня ни малейшего внимания. А потом я догнал ее на лестнице.
- Почему?! Ведь это я у тебя списал! Зачем? - Я был потрясен.
- А чего ты ждал? Что я опущусь до твоего уровня и подставлю тебя. Не нужно думать обо всех так же плохо, как о себе.
Я долго стоял в лестничном пролете, обдумывая ее слова.
***
Это было 15 лет назад.
Сегодня у меня родилась дочка... Я назвал ее Мариной, несмотря на все возражения жены. Она сердилась и ворчала, что это полная дурь, что ей не нравится это имя и вообще, что за глупость, дочь Марина и мать Марина.
Я счастлив.