Дорога в Никуда. Гл 7. Желтая роза - 64

LXIV
9/V – 1968
АНДИЖАН
Майе Доманской

                Здравствуй, Майя.


Пишу, а еще не получил ответа на два последних письма. Из Андижана мы скоро уедем, жди, пока отзовусь с нового места.

Как провела праздники? Домой ездила или в Красноярске оставалась? Может, весной или осенью увидимся, в Барнауле еще поработаю и уволюсь.

Наше мушкетерское братство во время празднеств выглядело убого, за исключением Атоса. Д’Артаньян из мусульман вообще даже не нюхает спиртного, Портос – второе лицо в цирке и должен блюсти административную честь, Арамис сидел в сумасшедшем доме, ему опасно пить. Одному Атосу терять нечего, сказал бы – кроме цепей, так и тех нет.

По совести – не нравятся наши присвоенные прозвища. Мало того, что все это самозванство, еще и книгу терпеть не могу. Если будешь читать «Трех мушкетеров», обрати внимание, как обходится Атос с несчастным трактирщиком, у которого он застрял в подвале. Истинный аристократ ведет себя выдержанно по отношению к людям, стоящим ниже его, то есть, не могущим адекватно ответить на оскорбление, но хам, вылезший из грязи в князи, как вся графоманская династия Дюма, например, будет со сладострастием измываться над своим вчерашним однокорытником. Атос поступает с трактирщиком не как граф Де ля Фер, а как чистопородный Дюма.


                «Что же вас гонит: судьбы ли решение?
                Зависть ли тайная, злоба ль открытая?»


Возвращаюсь к началу письма. Что гонит из цирка? Решение Судьбы. Ведь не хочется никуда уходить! Работа нравится, нравятся путешествия, нравятся люди. Не все, конечно, так не бывает, но очень многие. Рудольф, Толя Расторгуев, Ира Камышева, Миша Зотов. Да и Сережка с Абдуллой. И ко мне многие относятся с симпатией. Володя Свириденко – так тот со мной, как курица с цыпленком. До сих пор недоумевает, почему родители Рады так суровы!..

Но оставаться на годы, не говоря уж – на всю жизнь, цирковым музыкантом, – благодарю покорно. Теперь это видится несколько по-другому, чем в Абакане прошлым сентябрем. Либо надо идти в манеж, либо из цирка. Сделать музыкальный номер – труд и морока ужасные, ради Иры Камышевой или Рады Щербаковой ввязался бы в это темное дело, но Иры уже нет и никогда ее не увижу, а Рада что?.. Завтра и они уедут, а возиться с номером ради самого номера… На кой предмет мне это акробатство?

И все же: подожди Рада два-три года – рискнул бы, но ведь ни разу не пришлось поговорить с ней! Барышня взрослая и что Далматов совсем даже ей не противен, знаю доподлинно. Однажды, после совершенно необычайного букета желтых роз, Рада, проходя мимо, вдруг остановилась, улыбнулась и протянула небольшую веточку с темно-красной розой. Другой раз, будучи во встрепанных чувствах, купил по дороге в цирк семь воздушных шаров. Стоим с Абдуллой и Расторгуевым на крылечке лагманного заведения, мимо Рада идет. Весело подбегаю, хватаю за локоть и дарю всю связку. В манеж Рада вышла с пучком моих шариков и вознаградила улыбкой, когда влезла на свой дебильный перш и приготовилась выйти в стойку.

Во что бы то ни стало, надо было поговорить с девчонкой, рассказать, что думаю, чего хочу и могу. Поскольку был деликатным поверенным чувств Сереги Ведерникова, то понадеялся на его помощь: попросил передать Раде, что мне надо с ней серьезно переговорить. И знаешь, что вытворил этот идиотик? Передал просьбу в присутствии церберов, папы с мамой, стало быть. И принес мне ответ Радиной мамы: «Пусть ищет другую подругу!»

Спрашиваю: «Ты не мог передать без свидетелей или уж вообще промолчать?!» «Я не сообразил…» Ложь. Подлая и беспардонная. Что соображать-то? Шимпанзе сообразило бы. Балованный парниша уже озаботился, что поставил на лошадь не той масти…

Тогда быка за рога: подкараулил Раду до представления недалеко от цирка и, галантно, но настойчиво, попросил назначить аудиенцию. Дурочка перепугалась: «Мне гримироваться надо…»

Вот все и кончилось, кончились цветы, кончились взгляды, осталась глухая боль и обида на все и на всех. В то же время, как будто, и полегче стало: зато все четко и определенно – беги, Агасфер! И я побегу, распевая «Арию Господина Четыреста Двадцать»: «Дорога вдаль зовет меня, зовет меня, бродяга я…»

Спасение одно – работа. Едва оклемался от первомайских «празднеств», как сразу влез в манеж с тремя шариками. Обнаглел до того, что сам придумываю трюки! Миша Зотов говорит, что очень красиво смотрится мое жонглирование, но тут же льет холодной воды за шиворот: катись из цирка, нечего тут тебе делать.

Фортепиано и альт забросил. Много играю на гитаре и очень много на саксофоне. Наташе Рыбаковой хвастался, что сочинил три песни под гитару, тебе хвастаюсь, что нацарапал еще одну: «Песню капитана Флинта». Слова наполовину мои, остальные уворовал у Стивенсона, из «Острова Сокровищ». Обывателю гармонии режут слух: диссонирующие аккорды по хроматизму, доминанта с расщепленной квинтой, беспардонный сдвиг из до-минора в си-минор и много еще всякой дряни, о которой и сам не знаю, что оно такое.

Сыграл и спел Мише Зотову, у него глаза округлились: «Не понял. Еще!» Пою второй раз. Думает. «Еще». Опять пою. «Гениально!!!»

Все привыкли к бардовскому гитарному убожеству и моя музыка иногда ошеломляет непривычной сложностью.


До свидания.


                Твой Вадим.


P.S.

                «Все это было б очень грустно,
                Когда бы не было смешно!»