Как я регистрировал хрущобу или кабинет 206

    Есть у меня двухкомнатная хрущоба, построенная, аж в 1962 году. Когда-то Хрущёв сделал великое дело, организовав массовое строительство микрорайонов, напичканных стандартными домами без всяких излишеств и архитектурных шедевров. Проявляя такую экономию, он смог вытащить гигантское количество людей из подвалов и бараков. Честь и хвала ему уже за одно это, и все мы, жившие в те времена, и получившие эти квартиры, должны быть ему благодарны. Я в этом убеждён, потому что сам прошёл через то прекрасное время молодости в СССР и через процесс получения новой квартиры.
     С самого рождения, я 16 лет прожил в казанском подвале. Сразу после войны мой отец смог построить себе квартиру в этом подвале, и в то время было большим счастьем иметь такую, да и вообще любую свою жилплощадь. Этот подвал находился в четырёхэтажном доме в центре Казани, в двух кварталах от площади Свободы и, скажу честно, у меня, живущего в подвале, вырабатывался комплекс неполноценности, особенно тогда, когда приходилось бывать в гостях в светлых квартирах, хотя бы этажом выше. Зимой я чистил от снега, так называемые приямки, в которые выходили окна подвала, причём верх окна был вровень с землёй; весной и осенью прокапывал канавки для отвода воды от приямков. Когда выходил на улицу, то щурился от дневного света, который казался ещё более ярким после подвальных сумерек.
      Всё это продолжалось до тех пор, пока не произошла очередная реорганизация в промышленности. Все реорганизации в промышленности в то время, а может быть и в наше время, осуществлялись двумя способами: укрупнение или разукрупнение. В тот раз, в 1963 году было укрупнение, и вместо отдельных трестов появились совнархозы. Трест в Казани закрылся, а в Куйбышеве открылся совнархоз, взявший на себя функции треста, и мой отец, как работник треста, смог переехать в Куйбышев и получить новую 2-х комнатную квартиру в Куйбышеве, который впоследствии был переименован в Самару.
      Можно ругать или хвалить СССР, но нужно отдать должное: всё-таки у простого труженика был шанс получить бесплатно квартиру. Конечно, это получение квартиры сопровождалось значительными трудностями: многолетними очередями, несправедливым распределением и прочим, но шанс был, и этим шансом воспользовались миллионы людей. Прекрасно помню, как после тёмного подвала, в котором даже в солнечные дни  горел электрический свет, я первый раз попал в новую квартиру и зажмурил глаза от яркого света, исходившего из широченных, как мне тогда показалось, окон. Такую квартиру в то время никто никогда не называл так мерзко: хрущоба.
      Всё вышесказанное, в принципе,  не несёт ничего нового для старшего поколения, но   неизвестно  для той части населения, которая начала жить сознательной жизнью в период полного охаивания советской власти, не осознавая, что при любом строе есть и светлые пятна.
      Несмотря на почти полувековой юбилей от начала строительства микрорайонов и хрущовок, эти хрущовки не только не рассыпались, исчерпав все ресурсы конструкции, а очень то даже продолжают жить! Они стали стоить баснословные деньги и до сих пор являются вожделенной мечтой народа, не обременённого деньгами и жилплощадью, и стали весьма неплохой кормушкой для большого количества, так называемых риэлторов и чиновников. Это примерно, как египетские пирамиды. Могли ли супердревние люди, жившие, аж тысячи лет тому назад и строившие пирамиды, даже предположить, что эти пирамиды будут кормить в далёком будущем массу египетского народа и составлять существенную часть дохода страны от туризма. Так и хрущовки, совсем не такие древние и далеко не такие крепкие, как пирамиды, после объявления приватизации, стали хорошим источником дохода для предприимчивой части населения. Только в отличие от египетских пирамид, хрущовки не привлекают деньги в страну, а только способствуют перераспределению денег внутри страны, в основном от малоимущих к более состоятельным гражданам. Раньше хрущовку можно было просто обменять на другую жилплощадь, для чего в определённых местах собиралась небольшая толпа озабоченных этой проблемой граждан и путем взаимного опроса определяла совместимость желаний, а затем, разбившись на пары, осуществляла обмен, согласуя между собой величину компенсационной доплаты за метраж, местонахождение и прочее.    
       Сейчас квартиры стали в основном приватизированными, обмен квартир практически прекратился, и всё стало осуществляться через куплю-продажу. А где купля-продажа, там, как грибы после дождя (в данном случае - денежного), возникает прослойка из посредников. Вместо обмена, владелец квартиры должен вначале продать её, оплатить услугу риэлтору, а затем купить другую, снова заплатив риэлтору. Вся эта купля продажа стала очень напрягать людей, опасающихся обмана и возможности лишиться квартиры или денег. Кроме риэлторов кормиться стали и чиновники, образовав мудрёные для простого обывателя структуры: БТИ (бюротехинвентаризации), Регистрационную и Кадастровую палаты.
       В 90-е годы прошлого века я, как и основная масса народа, приватизировал квартиру для чего, как мне вспоминается, пришлось прилично потолкаться в очередях, но все те трудности и неудобства время благополучно стёрло в памяти. После завершения приватизации я долгие годы был абсолютно уверен, что являюсь собственником квартиры - это подтверждалось регулярным получением “квиточков” об оплате недвижимости из налоговых органов. И вот сейчас до меня дошли слухи, что одной приватизации мало и, чтобы вступить в права собственника нужно осуществить какую-то регистрацию, для чего нужно пройти через указанные выше палаты. Скажу честно, я никогда не заморачивался, да мне и неинтересно было, зачем нужны эти дополнительные палаты, что даёт лично мне эта регистрация, и как работает весь этот процесс вступления в права собственника. Я даже не восхитился необычайно творческому мышлению чиновников по придумыванию новых способов обоснования своей важности и необходимости. Я думал, что просто схожу в БТИ, а там направляемый доброжелательной рукой сотрудника БТИ, последовательно и необременительно пройду по небольшой цепочке из нескольких должностных лиц до получения подтверждения своих прав собственника, особенно, учитывая, что свою квартиру я приватизировал почти 20 лет тому назад и добросовестно плачу налоги.
        И вот наступил тот август месяц, когда я, отпросившись с работы, поехал в БТИ. Это бюро уже долгое время находится в глубине двора, в который можно попасть с улицы Куйбышева. Всё это  достаточно далеко от моей квартиры и от моей работы. В БТИ мне показали окошко, в котором сидела администратор, и в функции которой, как я понял, входило разъяснять таким как я, не разбирающимся, куда нужно идти и какой кабинет вначале нужно посетить. Отстояв очередь, я предъявил ей все мои документы на квартиру. Посмотрев эти бумажки, дама направила меня в Регистрационную палату, которая находится совершенно в другом здании, где-то на расстоянии пяти кварталов. Как говорится - язык до Киева доведёт, и меня он довёл до этой палаты. Как ни странно, но народ знал, где находится эта палата. У меня даже закралось сомнение, что я один такой  отсталый и не разбираюсь в этих сложных приватизационно-регистрационных делах. В Регистрационной палате была масса народа, которая выстроилась в очереди к разным окошкам, за каждым из которых сидела весьма серьёзная женщина. После расспросов людей, я выяснил, что нужно встать в очередь к справочному окошку, аналогичному справочному окошку в БТИ. Пока стоял в очереди, я наслушался от людей, как они месяцами ходят и пытаются чего-то добиться. Я видел чуть живых, древних стариков и старух, опирающихся на клюшки и стоящих, как и все, в очередях, и с трудом понимающих, что от них хотят, и всё время пытающихся что-то выяснить. Наконец подошла моя очередь, и мне сказали, что я пришёл к ним зря и нужно идти обратно, в БТИ. День был потерян, и я стал подбирать другой день, когда я смогу прийти, а точнее приехать в БТИ.
         Этот счастливый день настал, и я приехал в БТИ, где, наконец, узнал, к какому окошку встать в очередь. К счастью, на этот раз очередь была небольшая, и я заплатил 700 рублей за то, чтобы ко мне на квартиру, для её осмотра, пришёл техник. Причём сказали, что ждать нужно весь рабочий день. Опять отпросился с работы, и очередной день был затрачен на ожидание техника, который оказался озабоченной женщиной. Эта женщина быстро промчалась по квартире, вначале пытаясь обратить внимание на то, что раковина не та или не той формы. Как будто древняя раковина должна была там находиться все 50 лет. Потом она сделала замечание, которое впоследствии оказалось очень значительным и определило последующее течение моей жизни, сказав, что дверка у встроенного шкафчика находится не там, где должна быть. Мои жалкие попытки ответить, что несчастному шкафчику, сделанному, мягко говоря, из какого-то дерьма, уже без малого 50 лет, что за это гигантское время исчезли многие крепчайшие сооружения современности, что столько шкафчики не живут, и это большое счастье, что шкафчик смог дождаться, когда уважаемый техник родится, вырастет, выучится и встретится с ним. Я говорил, что ничего в столь уважаемом шкафчике не переделывал и никакую дверку не перевешивал. Но, видимо, техник так много наслушалась на своей многотрудной работе по выявлению отклонений от задуманного прорабами и строителями, что моё красноречие не произвело на неё никакого впечатления. Кратко сказав мне, что я должен прийти в БТИ, на 2 этаж в 206 кабинет, и там разобраться, она быстро удалилась. Как видимо, впереди её ждал непочатый край аналогичной творческой работы. После такой малоприятной встречи и моих жалких попыток что-то доказать, у меня уже начало создаваться впечатление, что вся моя жизнь впредь только и нужна для того, чтобы я решал этот, как оказалось, сложнейший вопрос вступления в права собственника и регистрации прав на древнюю хрущобу. Все остальные дела, включая работу, стали казаться мелкими и ненужными. Сразу вспомнилось четверостишие, когда-то навеянное мне печальной статистикой смертности сильной половины населения, самой природой, не рассчитанной на такие эмоциональные перегрузки:
       От какой-то жилки жалкой -
       Той, что видеть не дано,
       Может быть ужасно жарко
       Или очень холодно.
       И вот с этого момента, предполагая, что все мои хождения займут немало времени, я решил для сохранения душевного и физического здоровья после каждого посещения БТИ описывать всё происходящее со мной в этих чиновничьих джунглях.
      Я предвижу, что всё написанное будет очень утомительно прочитать, но для меня всё это будет определённой разрядкой, и я смогу относиться к этому процессу без естественной, но весьма опасной ненависти, а даже с интересом.
      В очередной день, я, с трудом отпросившись с работы, еду в БТИ. В 206 кабинете, естественно, очередь из нескольких  человек. Дождавшись своей очереди, захожу и тётка (извините за такое определение служащей БТИ, но оно соответствует тому моему настроению), находящаяся там, мне говорит, что нужно написать приостановление оформления 4-ой формы и оформить получение 3-ей, и что в 101 кабинете (в канцелярии) мне всё объяснят. Минут 40 стою в очереди в эту канцелярию, а там девушка говорит, что она не знает, что я от неё хочу, и чтобы я снова шёл в 206 кабинет за разъяснениями. Возвращаясь в этот проклятый кабинет, я почему-то вспомнил произведение Чехова про палату №6, но не смог вспомнить, какой там был этаж для полной аналогии. Теперь тётка мне говорит, чтобы я шёл в кабинет под старую лестницу, и всё там скажут. Пытаюсь выяснить, что там скажут и как называется этот кабинет под старой лестницей, но ничего выяснить не удаётся. Бегаю по коридорам БТИ мимо кабинетов и очередей к ним, ищу эту старую лестницу, и, наконец, охранник показывает мне, где находится эта лестница. Иду туда, а там опять очередь. Я, уже слегка озлоблённый, прорываюсь в кабинет, слыша сзади проклятия людей. В кабинете женщина принимает посетителя и говорит мне, что принимает по одному, и чтобы я немедленно вышел. Мне всё-таки удалось сказать ей, что меня послали из 206 кабинета. Она отвечает, что ничего не знает и этими делами не занимается.
       Я снова иду в 206 кабинет, и я уже был так взвинчен, что если бы у меня было
оружие, то начал бы убивать всех подряд. Какое счастье, что в России нет свободной продажи оружия, и скольких преступлений удалось избежать благодаря этому. Хотя у меня и закрадывается мысль, что если бы чиновники знали, что их посетитель может быть вооружён, то и отношение к нему было бы другое. В 206 кабинете всё та же тётка говорит мне, что, мол, вы такой взрослый, а ..., я понимаю, что хочет сказать “тупой или даже дурак”. Далее она говорит: пишите заявление на имя их главного начальника Бахмурова о приостановлении формы 4. Я спрашиваю, что конкретно писать, есть ли образец, и что значит приостановление  формы 4? И тут с трудом выясняется, что нужно приостановить изготовление технического паспорта на хрущобу, который должны делать техники, а старый технический паспорт, выданный в процессе приватизации почти 20 лет назад, недействителен. Наконец, я что-то написал, типа прошу приостановить эту самую форму № 4. Меня снова послали в 101 кабинет. Там гигантская очередь, через которую я, уже в наглую, прорвался. Видимо, у меня была такая  злобная рожа, что со мной побоялись связываться, и моё заявление приняли, даже не потребовав паспорт, хотя такая робкая попытка имела место, но была смело проигнорирована мной. И это хорошо, потому что паспорта у меня с собою не было, я же не ожидал такого поворота событий. В этом 101 кабинете я спрашиваю, что же дальше делать, на что слышу ответ, что это мои проблемы. Я снова иду в 206 кабинет, но уже с такой яростью, что люди просто от меня шарахаются. В 206 кабинете снова та же тётка, выкатив от злобы или удивления глаза, говорит мне, что в кабинете под старой лестницей мне всё скажут. Иду по проторённому пути туда под лестницу. Там, под старой лестницей, в очереди сидит какая-то весьма спокойная женщина и говорит, что работает риэлтором и всё знает. Она говорит, что всё нужно выяснить у начальника техников моего района и посылает меня через двор в другое здание, где, как она говорит, они сидят. В диком бешенстве я иду туда, а там мне говорят, что, кажется, техники моего района сидят в здании на улице и нужно выйти из двора. Выхожу из двора на улицу Куйбышева и иду в указанное здание, откуда меня снова возвращают в 206 кабинет и говорят, что техники там. Я снова иду в 206 кабинет, чтобы выяснить, что же мне дальше делать и здесь только до меня доходит, что в нём и сидит та самая начальница техников, которая меня всюду гоняла. Она мне опять ничего вразумительного не говорит, но какой-то мужик,    проходящий мимо, сказал, что мне нужно идти в то помещение и к тому окошку БТИ, где я оформлял вызов техника. Мне нужно снова платить деньги, чтобы техник сделал чертёж перепланировки квартиры, то есть отразил там, что дверка встроенного шкафчика
находится не там. На дальнейшее сил и времени уже не было, и я вернулся на работу.
      Через неделю, осознав, что дело стоит и нужно продолжать этот процесс, я с утра поехал в БТИ. Снова кабинет 101, где мне сказали, чтобы я позвонил по внутреннему телефону в их юридический отдел и выяснил судьбу заявления. Звонок ничего не дал, о моем заявлении там ничего не знали, и в 101 кабинете мне посоветовали прийти через неделю, предполагая, что моё заявление находится на пути юридической регистрации в том самом юридическом отделе. 
      И вот уже сентябрь и мой очередной поход в эту бесподобную организацию под названием БТИ, являющуюся великолепным образцом творческой мысли бюрократическо-чиновничьего аппарата. Снова начинаю со 101 кабинета, как и в прошлый раз. Первая удача: очереди почти нет и через 10 минут меня уже отправляют в 104 кабинет, в юридический отдел, а уже оттуда в столь любимый 206 кабинет. Вторая удача: очередь всего из двух человек, а удача потому, что, пока я стоял в этой очереди, набежало штук десять несчастных чуть живых старушек. Минут через десять снова незабываемая встреча с той самой тёткой, которая когда-то усомнилась в моих умственных способностях осознать всё величие увлекательного процесса, в который, “волею судеб”, я был втянут. Как ни странно, но она меня узнала. По всей видимости, в моих предыдущих реакциях на этот процесс было что-то запоминающееся. Первыми словами, которыми она меня встретила, были: “зачем вы пришли”. Я ей ответил, что по её требованию я написал заявление о приостановке формы № 4, и теперь пришёл выяснить, что же мне конкретно делать дальше. И тут, наконец, выясняется, что она велела мне приостановить форму № 4 не для переоформления планировки квартиры, а для того, чтобы я на этом мерзком встроенном шкафчике перевесил дверку с того места, на котором она всё время висела и висит, на какое-то другое место, на котором она должна висеть, по мнению БТИ. Услышав это, я категорически отказался изменять конструкцию встроенного шкафчика, сказав, что я не плотник, и что шкафчик мне дорог, как память о прожитой рядом с ним моей замечательной, до того момента, пока я не узнал о существовании БТИ, жизни, и я ни за что не трону этот шкафчик, а сохраню его в неизменном состоянии и завещаю сохранить потомкам до следующего столетия или до естественного разрушения хрущобы под грузом прожитых лет. После моей тирады, меня послали…, нет, не туда, куда вы подумали, а к их самому главному инженеру, добавив, что ориентиром  на его кабинет будет большая очередь в конце коридора. В третий раз повезло: очереди не было совсем! Я рассказал главному инженеру, что у меня есть замечательный встроенный шкафчик, а у этого шкафчика есть не менее замечательная  дверка, и затем рассказал всё остальное. Главный инженер проверил всё сказанное мною, вызвав к себе в кабинет ту самую начальницу техников. Она вошла вся преобразившись, став милой и доброй тётушкой. Я всегда считал, что каждый начальник совмещает свою многотрудную рутинную работу с талантом волшебника, магически влияя на своих подчинённых и превращая их, на время нахождения в начальствующем кабинете, в милых и добрых людей. После выяснения всех обстоятельств, просмотра пухлых папок с древними чертежами, как я понял, относящимися именно к данной хрущобе, главный инженер сказал, что я должен опять написать заявление на имя того самого главного небожителя по фамилии Бахмуров, с просьбой о проведении контрольного выхода для осмотра моей квартиры и исследования столь популярного встроенного шкафчика. Причём, главный инженер, сознавая всё величие момента, велел начальнице техников лично выполнить эту операцию посещения. Я пошёл писать заявление в отведённое для посетителей место у стены с образцами заявлений. Там к стене горизонтально была прикреплена доска, и люди стояли к ней в очередь, чтобы в выкроенном на ней месте, заняв неудобную полусогнутую позу, писать своё заявление. Благополучно разогнувшись после написания заявления с просьбой о контрольном выходе к моему шкафчику, я направился в 101 кабинет, куда все отдавали заявления. Увы, за это время образовалась очень большая очередь из набежавших озлобленных людей. Эти люди с воплями бросались на тех, кто в наглую пытался проскользнуть в кабинет, в обход очереди. Где-то через полчаса, я, наконец, попал в кабинет и предъявил написанное, услышав в ответ, что заявление примут только с копией паспорта. Все мои жалкие попытки сказать, что в прошлый раз вы, лично, приняли у меня заявление, без каких бы то ни было копий, и даже не потребовав паспорт, ни к чему не привели. Но, видимо, просто это был такой особенно удачный для меня день и, случайно, я даже сам не ожидал, эта копия оказалась у меня в папке с моими приватизационными бумагами. Заявление было, наконец, принято, и мне было сказано, чтобы я в течение двух недель ждал звонка. Уходя из БТИ, я скользнул прощальным взглядом по объявлению, висевшему на стене, и понял, как мне сегодня невероятно крупно повезло, и что все предыдущие везенья меркнуть по сравнению с этим: оказывается, что только четверг является приёмным днём в этой организации, и только в четверг можно посещать всякие там кабинеты и начальников. Сегодня, случайно для меня, как раз и был тот самый золотой четверг, и только поэтому меня принимали и со мной разговаривали.    
      Представляете, к моему удивлению, через неделю мне позвонили и назначили встречу со шкафчиком и, конечно, в моё рабочее время. Однако контрольный выход к шкафчику осуществила не сама начальница техников, как мне обещали, а какой-то сотрудник мужского пола из этой уважаемой организации. Трудно судить, с чем это связано и почему начальница не отважилась прийти сама. Быть может, осознав величие этого момента, она решила запечатлеть его для истории и послала сотрудника, умеющего фотографировать. Этот товарищ фотографировал шкафчик во всех ракурсах и со всех сторон. При этом он был очень серьёзен и делал свою работу примерно также значительно, как это делают корреспонденты центральных газет. У меня уже закралось сомнение, что я опять что-то не понимаю в этом процессе, и, может быть, мой шкафчик представляет историческую ценность государственного масштаба. На все мои вопросы, зачем это нужно, был один ответ: придёте через неделю в БТИ, и там всё скажут. 
       Я, уже умудрённый опытом, приехал в БТИ в четверг, а не просто на следующей неделе, как мне было рекомендовано. И вот, снова 206 кабинет, в котором всё та же начальница техников неожиданно спрашивает меня, зачем я к ним пришёл. Я напоминаю ей, что у главного инженера мы были вместе и что она прислали техника для осмотра моего шкафчика, и что это шкафчик даже фотографировали.  Тогда начальница техников говорит, что приезжали не её люди, а из Методологического отдела анализа качества, который входит в Юридический отдел, который в свою очередь находится в соседнем кабинете, и там мне всё скажут. Иду туда, куда направили, и там начальник  Методологического отдела что-то поискал в компьютере, потом позвонил по телефону начальнице техников и сказал мне, что я должен вернуться в 206 кабинет и решать этот вопрос с начальницей техников. У 206 кабинета за время моего посещения Методологического отдела, конечно, собралась толпа страждущих добиться аудиенции и попытаться что-то решить. Снова очередь и те же разговоры, но уже о том, как люди не месяцами, а кто год, кто и все два года, ходят по кабинетам и каждый раз им говорят, чтобы подошли, этак недельки через две. Оценив свою перспективу, я решил, что нужно  что-то предпринять радикальное и конструктивное, и что так дальше нельзя ходить с мрачной и злой мордой, отпугивая людей и создавая нетерпимость к моей персоне у доблестных служащих БТИ. Я решил проникнуться сочувствием и симпатией к этим несчастным служащим, в основном женщинам, которые целыми днями должны сидеть в тесных, заваленных папками кабинетах. Я вспомнил одно изречение: здоровый человек – это не тот, у которого ничего не болит, а тот, у которого в разное время болит в разных местах. Я подумал с жалостью, как им тяжело жить в борьбе с болью и под грузом домашних забот и проблем, а тут ещё их достают эти толпы мерзких посетителей, которым всё время что-то от них нужно. Все эти мысли позволили мне изменить своё настроенье, и, как следствие, изменить выражение своего лица, выразив на нём сострадание, сочувствие и даже выдавить улыбку именно в тот момент, когда я входил в этот славный 206 кабинет. Улыбка получилась вполне реальной, а я ещё сопроводил её словами и комплиментами типа: я у вас бываю чаще, чем у своих родственников и вы уже стали для меня почти что родными, и что я так рад вас видеть. И вдруг, в ответ, я слышу от этой  начальницы техников следующее: что мой случай – это первый случай в её практике (а, учитывая её возраст, практика была очень длительная), когда мне разрешают не перевешивать дверку и не оформлять перепланировку. Моё дело направят в отдел реестра, который, в свою очередь, направит документы в Кадастровую палату, а мне только остаётся ждать ответа оттуда, и, дав мне номер телефона, она сказала: звоните и узнавайте о продвижении документов. В этот момент в моей голове окончательно утвердилась формула счастья, которую до сих пор с мукой выводят разные мудрецы.      
       Счастье - это временное попадание человека в такое особое состояние, при котором он испытывает такие же ощущения, какие он мог бы испытывать, когда, например, отпустили бы тиски, которыми было бы зажато что-то в его организме, например, причинное место.
     Эти замечательные слова этой чудесной начальницы техников как раз и обеспечили моё попадание в это состояние счастья.      
      С одной стороны очень удивительно, что такие исходы бюрократизма вообще реальны, а не являются выдумкой досужих романистов, а с другой стороны не верится в такую скорую развязку, слишком искусственную по сравнению с реальностью, что это даже ставит под сомнение достоверность всей эпопеи. Хотя ещё не вечер. Ведь ещё не принесли мне с извинениями свидетельство о кадастровой записи моих владений с вольнодумно висящей дверцей стенного шкафчика. А также, нет, и не будет моего признания об умысле, с которым я долгими зимними вечерами
перевешивал онную дверцу, зловеще ухмыляясь и потирая руки.
       Всё дело в том, что я не непрерывно пишу этот опус, а возвращаюсь к нему после очередного посещения палаты № 6, ой я оговорился, точнее, описался (надеюсь вы правильно поставили ударение), конечно, кабинета № 206, в котором восседает уже известная вам начальница техников или более правильно: начальник производственного отдела, которую наконец я запомнил под фамилией Проничева. 
       Зря я радовался и поспешил болтать о каком-то счастье, хотя, может быть, всё-таки был прав, говоря о кратковременности этого состояния. В процессе очередного посещения, я уже не испытывал этого приятного чувства. Посещение оказалось необходимым из-за того, что телефон, номер которого дала Проничева, работал удивительным образом, как я потом понял в формате, изобретённом бюрократами для того, чтобы дистанцироваться от назойливых посетителей. О! Великие изобретатели телефонов и телефонных трубок, вы и не представляли, какой подарок сделали бюрократам. Мои многократные попытки дозвониться приводили только к прослушиванию коротких гудков, что свидетельствовало о занятости или длинных гудков, на которые никто не откликался и не брал трубку. Это продолжалось целую неделю, и на следующую неделю пришлось ехать в БТИ. Посещение оказалось весьма кратким: несмотря на обещания Проничевой, сделанные с честным и серьёзным выражением лица. Мои документы так и провалялись у неё без движения эти две недели. На этот раз вновь были обещания, что дело двинется, как положено и через две недели всё будет готово. Мои попытки усомниться в этом были резко прекращены очень знакомыми выражениями типа: гражданин вы мешаете мне работать, и отнимаете моё время. С этим я и удалился.   
        Исходя из уже достаточно большого опыта общения с этой организацией, я решил вновь прийти пораньше, то есть через неделю. Это был рабочий день, но, к сожалению, не четверг, и поэтому с упомянутой Проничевой удалось пообщаться только по внутреннему телефону с мистическим номером 131, читая который с любой стороны получим цифру 13. Вы поймите меня правильно: после каждого посещения этого заколдованного места под названием БТИ происходили какие-то сдвиги в моём сознании, и всё начинало выглядеть в каком-то нереальном свете, и даже в номере телефона мерещилось что-то чертовское. В ответ на сообщённый мною номер квитанции, Проничева выдала свою коронную фразу: “что вы от меня хотите, ведь дело приостановлено”. Чуть не поперхнувшись от смешанного чувства удивления с возмущением, я прохрипел в телефон первое, что пришло на ум: “помните, там, в квартире встроенный шкафчик с особой дверкой, которая висит не там, где вы считали”. Спонтанно найденные мною слова оказались волшебными и мигом разбудили память Проничевой. Она всё вспомнила и сказала мне почти то же самое, что и ранее: подойдите в середине следующего месяца, то есть уже через 3 недели. Разговор был закончен после произнесённой мною типовой фразы наивного борца с бюрократией: “я буду жаловаться,  если в следующий мой приход дело опять не сдвинется с места”.   
        Уже был ноябрь месяц, и моё очередное посещение БТИ. Как вы догадались, это был четверг, но на это раз этот четверг пришёлся на 13 число. Все эти чертовские события, связанные с БТИ, поневоле заставляли задумываться о непознанном и верить в чёрных кошек и в 13 числа, поэтому я заранее был настроен на то, что этот поход не может быть удачным. Опять долгая поездка на трамвае, причём в этот раз особенно долгая из-за постоянных пробок на дороге. Опять крысиный проход в тот двор, где раскинул свои щупальца-здания недвижимый спрут БТИ, обвешанный вывесками, в которых многократно повторялось это, подаренное приватизацией и обретённое простым народом,  слово “недвижимость”. Всё повторялось, как в заезженной пластинке: то же окошко справочной, где мне опять  сказали, чтобы я выяснил в 206 кабинете и та же очередь на полчаса перед этим кабинетом. Мне окончательно стало понятно, почему со временем все эти трудности забываются и забылись бы, если бы я не начал это описание событий после каждого посещения БТИ. Забывается только потому, что все дни посещений похожи, как близнецы, и в памяти все они сливаются в один день. Это примерно, как жизнь, прожитая без ярких каждодневных впечатлений, кажется, очень короткой и быстрой. Но вернёмся к очереди. В очереди сразу выделялись риэлторши по своему спокойному поведению – они ведь на работе, тратят рабочее время, и давно привыкли к этому порядку вещей. Мне даже удалось задать вопрос одной опытной риэлторше: окажет ли воздействие на ускорение процесса, в который я вовлечён, моя жалоба самому Бахмину. На что незамедлительно был получен ответ, что небожитель Бахмин жалоб не читает, а в канцелярии её спустят тому, на кого будете жаловаться, то есть в тот же 206 кабинет.
       И вот я вхожу в кабинет № 206, всё к той же Проничевой, и протягиваю квитанцию. На это раз не пришлось вспоминать встроенный шкафчик, а было достаточно квитанции, поглядывая на которую Проничева, уставившись в монитор компьютера и постукивая по клавиатуре, начала поиски результата бурной деятельности своего отдела. Я совершенно не удивился, что она там ничего не нашла и продолжила поиски уже у себя на столе, среди каких-то бумаг. Здесь она тоже ничего не нашла и быстро куда-то удалилась из кабинета. Через некоторое время она вернулась и, надо отдать должное, очень вежливо стала объяснять мне: что вот теперь-то она положила мои бумаги на самый верх, и они совершенно точно уже в ближайшее время отправятся в Кадастровую палату, и не позже чем через те же две недели всё будет сделано. Я неоднократно замечал, что, если чиновник говорит с тобой очень вежливо, то у него только одна мысль в голове: побыстрее спровадить надоедливого посетителя. Но, что мне было делать после того, как я узнал, что с жалобами проблемы, и моя жалоба, попав в этот кабинет, только разозлит Проничеву. Я решил подождать эти две недели. Моя жизнь приучила меня к терпению. Если вспомнить, сколько всего было в жизни и какие гигантские очереди я выстаивал абсолютно везде и абсолютно за всем, то чего-чего, но терпения у меня хватает, это терпение воистину выработалось просто гигантское.
    Следующий свой поход я наметил в начале декабря и, конечно, в четверг. Пока событие, которое должно произойти, где-то там далеко, то, кажется, что ещё очень много времени, но, когда событие наступило, то возникает ощущение, что всё пролетело мгновенно. И вот этот день наступил, и я, всё той же проторённою дорогой, отправился в БТИ. В своём печальном повествовании я ничего не придумываю и ни на миллиметр не отступаю от фактов. Поэтому, вряд ли стоит ожидать чего-то особенно захватывающего и интересного, что обычно сопровождает придуманные автором рассказы. На этот раз, кроме очередной потери времени, ничего не произошло. Всё та же администраторша в справочном окошке сообщила мне, что все документы с данными о моей хрущобе и, естественно, о моём шкафчике, были направлены в загадочную, для меня, Кадастровую палату, которая, как оказалось, находится где-то там далеко на улице Ленинской. Что там за чиновники, что они будут исследовать и почему недостаточно работников БТИ для принятия столь сложного решения о судьбе хрущобы, всё это пока осталось для меня загадкой. Я услышал только фразу, что в лучшем случае через месяц, то есть в конце года документы могут вернуться обратно в БТИ. Вот тогда и приходите, чтобы выяснить дальнейшее. С этим я и удалился.
       В декабре не удалось посетить БТИ, но следующий поход 14 января, сразу после старого нового года, оказался очень удачным. Народа вообще не было! Может ночью отмечали этот удивительный праздник и не смогли прийти? И, как новогодний подарок, я получил все документы (даже из Кадастровой палаты), после чего, с большущей радостью и надеждой, что забуду навсегда, я распрощался с БТИ.
      Впереди был поход в Регистрационную палату.   
      Наступит ли когда-нибудь то счастливое время, когда не будет этой необъятной, но стройной толпы чиновников, через которую, как через джунгли, необходимо пробираться, чтобы решить примитивные задачи повседневной жизни.