Приснится же...

 1
     Гришаня оглянулся и увидел табличку на пристани «Ухта».

     - И как это я оказался на берегу Волги? - Пронеслась тревожная мысль.

     Но его раздумья были прерваны барабанным боем и звуками горна. Нестройной колонной в его сторону двигался пионерский отряд, которому бравая вожатая в милицейских шароварах командовала

     - Раз, два. Раз, два. Левой…, левой.

     Гришаня развернул плечи и поправил на лацкане пиджака две звезды Героя Социалистического труда. Поджидая пионеров, он огляделся и увидел маленького мальчика с лицом своего начальника Дикого. Дикий подбежал к нему и, потягивая его за лацкан мундира, заканючил
 
     - Дядь, дядь! Дай рубль! Ну, дай. - Гришаня похлопал зачем-то себя по груди. На генеральском мундире звезды Героя отсутствовали.

     - Дядь, дядь, - продолжал канючить Дикий. – Жмот. А ещё генерал!

     Пионеры потеряли к нему интерес и по команде старшины развернули знамя. Тут же, сделав поворот кругом, зашагали в сторону мусорных бачков. Около бачков уже вертелся Дикий. Он был, как всегда в серых брюках, в клубном двубортном пиджаке, но в цветастом галстуке. Руками, обутыми в белые перчатки, он вытягивал из мусорных бачков пивные бутылки.

     Пионеры захохотали. Но старшина рявкнул на них, и они заплакали.

     Гришаня снял мундир, бросил его в мусорный бачек, вытер лоб и пошел в сторону набережной Яузы.

     По Яузе двигался баркас, на борту которого отчетливо читалось «ледокол Ермак от мануфактуры». По баркасу важно вышагивал верблюд и плевал в воду.  Верблюд глянул в сторону Гришани и голосом его студенческого друга, с которым Гришаня после института ни разу не встречался, заорал

     - Где ты шляешься? Греби сюда.

     Гришаня разогнался и прыгнул в Яузу.

     Гришаня долго-долго нырял. Достал до дна. Встал на ноги. Но всплыть не мог. Задерживая дыхание, пытался оттолкнуться от дна, но … всё пропало.

     Судорожный вдох и Гришаня уже с лопатой на своих пяти дачных сотках. Из строительного вагончика, опираясь на костыль, вышла жена, Оксана, которая в пятом классе была в него влюблена.  Но Гришаня, как только в первый раз увидел её матушку и представил Оксану в возрасте её матушки, так сразу и отверг перспективы женитьбы на ней.

     - Правильно всё-таки я поступил, не прислушался к внутреннему голосу и женился на Оксане.

     - Размечтался. – Прервала его размышления настоящая жена Софа, откинув костыль. – И, вообще, Гриша, ты не о том думаешь. Тебе нужно думать о хлебе насучном. На улице уже снег, а мы ещё картошку не посадили. Копай, Гриша, копай.

     - Нет, - подумал Гришаня. – Если бы я женился на Оксане, то, как бы у меня родился Левочка. Оксана не сумела бы мне родить Левочку и был бы какой-нибудь Вася.- А вслух сказал, - Софочка, ну и что из того, что снег? Сейчас вскопаем, посадим картофель, и когда все будут только сажать, мы уже будем собирать, не вырывая её из земли. Она за зиму в снегу вырастет. Мы с тобой ещё Нобелёвскую премию получим. Ты представь только. У нас к следующей весне и Нобелёвская премия и картофель будут. И что нам соседи скажут?

     - Хорошо бы, - ответила Софа, взяла пляжный зонтик, встала на лыжи и удалилась коньковым ходом.

     Гришаня достал из тумбочки, стоявшей тут же, заначку. Это была чекушка водки. "Московская особая" – значилось на этикетке. Он выпил водку из бутылки и закусил луковицей и салом.

     - Не хорошо без хлеба. У меня же давление. Вот лягу спать, проснусь и буду болеть.

     Гришаня собрался копать дальше, но не мог найти лопату. А в небе плыли два огромных самолета в сопровождении маленьких, истребителей. Самолетики кружили вокруг больших. Совершали посадки на их плоскости и, заправившись, снова устремлялись в синеву неба.

     - Вот дают черти, - восхитился сосед по даче. – Наши так не могут. Это американцы.

     - Как это не можем? – Возмутился Гришаня. – Вот сейчас найду ружье, сяду за руль и покажу, как это мы не можем.

     - Так ты же не наш. Ты можешь. Ты же жидяра, а жиды всё могут. Они знаешь какие? – И подмигнул третьим глазом, прорезавшимся у него на лбу.

     Гришаня надел боксерские перчатки и ударил соседа в этот глаз. Сосед рухнул и из ушей у него пошла кровь.

     - Сейчас оттащу его и пойду в самолет.

     В самолете его сиденье оказалось рядом с Анатолием Баллончиком, написавшем  о Гришане статью в центральной газете.

     - Ты зачем сволочь написал, что я убил свою жену. Вот видишь? Она рядом со мной.

     - Мне приказали, - захныкал Баллончик.

     - Вот сейчас прилетим, и меня встретят мои друзья Герман Титов и Михаил Жванецкий.

     - Космонавты?

     - Не важно. Но они набьют тебе морду.

     - Не надо. У меня любовница беременна. И если она узнает об этом, то этой радости не переживет.

     - А ты обо мне подумал? - Возразил Гришаня. – Ты подумал обо мне? Ты подумал, как мне дальше жить с живой женой?

     К трапу самолета подъехала «Волга». Из неё вышли Титов и Жванецкий. Гришаня показал им Баллончика.

     - Щас мы ему шею свернем.

     - Не надо, - заступился Гришаня. – У него любовница беременна.

     - Ладно, - сказал Титов, одетый в телогрейку и штаны с лампасами. – Тогда давай его до дому подбросим.

     - Давайте, - согласился Жванецкий. А я пойду пешком.



 2



     Дикий сидел за своим рабочим столом. Стол представлял из себя солдатскую тумбочку, сплошь уставленную телефонами. На одном из них был Герб Советского Союза.

     Дикий нажал какую-то кнопку. На звонок в кабинет ловко впрыгнула секретарь Тоня. Подбегая к столу, поскользнулась на куче навоза, расположившейся посредине помещения.

     - Не обращай внимания. Если человечьи фекалии, то к деньгам, а бычьи – непонятно к чему.

     - А с чего это ты, Вовчик, взял, что это бычьи, а не коровьи?

     - Специфика и интуиция. Ты мне Зильберштейна позови.

     - Гришаню?

     У Дикого нехорошо заныло сердце.

     - Почему не Григория Яковлевича?

     - Это он для тебя Григорий Яковлевич, а для меня…, - и встряхнув прической на маленькой головке между двумя трепетными крылышками, Антонина вспорхнула и улетела.

     - А я хотел ему орден дать. Дам ему Почетную Грамоту.

     Дикий неожиданно оказался на международном симпозиуме по спелеологии. И с ужасом обнаружил, что полностью забыл таблицу умножения. Схватил логарифмическую линейку, но на ней бегунок оказался прибитым шестидесятимиллиметровым гвоздем к корпусу линейки. Пассатижей не оказалось. Услужливый немец подсунул ему бухгалтерские счеты. На каждом стержне было не по десять, а по восемь костей. Но Дикий все равно обрадовался. Восьмеричную систему исчислений он знал хорошо, успокоился и тут же вспомнил таблицу умножения. Поблагодарив немца, достал из кармана брюк миниатюрный термос, маленькую чашку, положил в неё пакетик чая, залил кипятком из термоса. Вытащил из внутреннего кармана пиджака фотографию  Гришани и залил её чаем.

     Радостно захохотал

     - Это тебе за Антонину.

     Немец одобрительно похлопал его по плечу и произнес

     - Das ist richtig, Ivan!

     - Я есть Вова, - оправдывался Дикий.

     - Это бывает, - успокоил немец, - это есть хорошо.

     Ректор громко назвал его фамилию, и Дикий под гром аплодисментов  поднялся к трибуне. Ректор погладил его по голове и вручил ему диплом коричневого цвета об окончании консерватории имени Чайковского, а также скрипку.

     Дикий с недоумением  разглядывал диплом, скрипку и ректора.

     - Вы ошиблись. Я учился на физтехе.

     - Правильно, но мы, посоветовавшись с группой товарищей, решили отправить тебя, Вова, на строительство БАМа, а там без диплома консерватории, а, тем более без скрипки, как сам понимаешь, делать нечего.

     У подъезда его дожидалась оленья упряжка, которая быстро доставила его в Тынду, где в это время были похороны Сталина. Вынесли гроб, в котором лежали Брежнев, Андропов, Черненко и, посмеиваясь, тихо переговаривались. Народ вокруг рыдал. Несколько человек в телогрейках, на которых были начерчены мелом номера и помещались погоны сержантов, поднесли гроб к кремлевской стене. Около стены стояла печь. Сержанты вытащили тела из гроба и положили их на снег. Тела поднялись и пошли, а сержанты принялись топорами кромсать гроб и бросать дрова в печку.

     - Дамы приглашают кавалеров, - прокричал первый секретарь горкома КПСС и сводный оркестр из коллективов оркестра Большого театра и оркестра Забайкальского военного округа заиграл полонез «Прощание с Родиной» Огиньского.

     - Да они здесь все враги народа, - с испугом подумал Дикий, но более трезвая мысль, - Кафка здесь отдыхает, - успокоила его.

     - Ты ссыльный или путешественник? - Обратился к нему мужик в добротном полушубке с погонами майора и в унтах.

     - Я из консерватории.

     -  Мы тебя давно ждем. Нам привезли новую вычислительную машину «Минск», а никто  в ней ничего не понимает. Был тут один, Норберт Винер. Приехал в командировку, а мы его по 58-й оприходовали чалиться. Сейчас простудился и ушел на бюллетень. А машину надо запустить к восьми часам вечера, хоть режь. Иначе отберут.

     - Я знаю его работы по тауберовым теоремам и общему гармоническому анализу.

     - Знали, кого прислать. Но ты бы всё-таки надел это.

     Майор присел на снег и начал снимать унты.

     - Без них замерзнешь, а тебе к восьми нужно заставить машину работать. А я привычный, - сказал на прощание майор и ушел босиком.

     - Владимир Степанович, к Вам Григорий Яковлевич. Вы просили.

     Антонина изящно повернулась и застучала шпильками по ледяной корке тропинки.

     - Гришаня, хорошо, что ты тут. Нам работу подкинули. Помнишь, как мы на третьем курсе заставляли «Минск» единичку разделить на нуль.  Он с задачей не справился и перегорел.

     - Вовчик, поехали в Москву. Нас вызывают. А машину я уже запустил.

     Дикий снял унты, засунул в каждую обувку из пары по записке, на которых написал: «Майору». Босиком подошел к ожидающему их BMW, и они поехали в Москву.
 


3



     Антонина вышла из парной и перед тем, как спуститься в бассейн, разглядывала в зеркало свое раскрасневшееся тело.  Провела ладонями по талии и осторожно опустилась ими до бедер. В зеркале она увидела, как сзади подходит Григорий Яковлевич. Но она чувствует, что он её не видит. Взгляд его отрешен.

     - Здравствуйте, Григорий Яковлевич!

     - Здравствуйте, Антонина Сергеевна. А что Вы здесь делаете? Ах! Да! Простите меня старого дурака. Мы же в бане, - и, смущаясь, прикрыл руками причинное место. -  Как это у нас билеты оказались на одно и то же время? Ничего не понимаю. Сейчас придет Софа.

     - Она не придет. Я ей сказала, что Вы улетели в Австралию.

     - В Австралию? А что я там должен делать? Да…, да, мне Софа что-то такое говорила. Ну, я пойду. - И Григорий Яковлевич, надев шлем танкиста, вошел в парилку.

     Тело Антонины затрепетало. Она хотела дождаться Григория Яковлевича, но он не выходил очень долго. Антонина не выдержала и вошла в парилку.

     На полке рядом с Григорием Яковлевичем лежали две девицы. Одна гладила ему спину, а другая ковырялась у него в волосах, выискивая вшей.

     - А, ну брысь отсюда, шалавы!

     Девиц как ветром сдуло.

     - Я так долго ждала такого момента. Я люблю Вас Григорий Яковлевич! Я хочу Вам отдаться.

     Григорий Яковлевич посмотрел на неё и начал надевать брюки.

     - Антонина Сергеевна! Я очень люблю свою жену Софу. Я изменил ей лишь один раз и до сих пор болею триппером.

     - Бедненький. Давайте я Вас пожалею.

     Но Григорий Яковлевич быстро-быстро убежал.

     Антонина пригляделась. И что-то знакомое стало проступать в чертах лица женщины, стоящей у колодца. Наконец, Антонина узнала её.

     - Мама! А что Вы здесь делаете? Вы же должны быть на дежурстве.

     Мать горько заплакала.

     - Война заканчивается. Наши уже к Берлину подошли. Раненых стало меньше. Всё больше убитых. В госпиталь поступлений нет, и нас решили уволить по сокращению штатов. Хлебной карточки не будет, денег нет! – Женщина зарыдала ещё горше. – Как я тебя рОстить буду? Ой, ты, мамочки мои.

     - Не волнуйтесь, мама. Я у Вас на шее сидеть не буду. Поеду на комсомольскую стройку. Буду ВАЗ строить.

     - Дурочка ты моя бестолковая. – Мать погладила Антонину по волосам. И, повеселев, спросила, - а как у тебя дела в институте?

     - Сдала два зачета.

     - Нам тут премию дали. Да, я тебе не говорила, намедни я в банк работать перешла. Так вот на премию я тебе в подарок  «Калину» купила.

     - Ну, мама. Что мы нищие какие-нибудь?

     Неожиданно Антонина поскользнулась на ледяной корке. Упала. Её развернуло. И она увидела, как Гришаня и Вовчик в парадных телогрейках садились в BMW, чтобы уехать в  Москву….



………………………………………………………………………………………………………………………………………………….



     Рассветало, и на чердаке брошенного дома голуби, разгоняя ночь, зашелестели крыльями.

     Три существа со стоном начали пробуждение.

     - Надо же такой херне присниться!

     - А я во сне молодость вспомнила.

     - Во сне только и осталась жизнь, - раздался третий голос………