Все схвачено, за все заплачено

- Знаешь, в чем твоя проблема? Ты не умеешь делать людей счастливыми на расстоянии. Ты даже по телефону и в письмах только и делаешь, что жалуешься на судьбу. Тебе кажется, что вся твоя жизнь — беспросветный мрак, сплошная черная полоса. А так, между прочим, живут многие, если не все! И я так живу. Но я, по крайней мере, помню, какой это кайф — поваляться в только что выпавшем снегу или посидеть на раскрытом окне девятого этажа, улыбаясь солнцу и утру. А ты помнишь?
Саня стоял с раскрытым ртом, не зная, что ответить. Он не ожидал от Насти такой тирады и пытался логически осмыслить услышанное. Но Настины слова были обращены не к уму, а к сердцу, а его сердце пока не было готово воспринимать откровения. Настя, понимая, что он ищет объяснение ее поведению и совсем не пытается просто впасть в детство, как она хотела, махнула рукой и ушла, унося с собой едва забрезживший свет. Саня так и не понял, в чем он не прав. И вскоре уже был поглощен работой, рассчитывая, что Настю «попустит», когда она увидит его подарок. Ну конечно, она растает и перестанет молоть чепуху, ведь никто не заботится о ней так, как он!
Да, его подарок стал для нее огромным сюрпризом. Он два месяца целенаправленно трудился и откладывал деньги на него, и вот новенький ноутбук, такой нужный Насте в работе, был у нее в руках. Это событие убедило Настю в серьезности его намерений и дало Сане лишний повод гордиться собой...
…Они познакомились задолго до того, как между ними появилось нечто вроде симпатии. В обычной рабочей суете. Саня тогда был менеджером среднего пошиба, но с перспективами. С тех пор как он бросил пить, к всеобщему удивлению все его дела пошли вверх. И он с лицемерной кротостью завоевывал все новые позиции в работе и симпатии коллег. «Такой хороший, безотказный парень»,— это была единодушная характеристика на него, под которой готовы были, не сходя с места, подписаться человек двести. Сама надежность — такое впечатление он поначалу произвел на Настю, которой до сих пор везло на говорливых, но пустых шалопаев. Она доверяла ему свои маленькие тайны, просила о небольших одолжениях, и не более того. Жизнь шла своим чередом, Настя все больше убеждалась в том, что Саня — хорошая партия. И воспряла духом, когда он набрался смелости и сказал, что хочет с ней серьезных отношений с перспективой на брак.
Однако ни подарки, ни деньги, в которых Насте никогда не было отказа (хотя просила она с непривычки редко, стараясь большинство проблем решать самостоятельно), не смогли затмить того, что в Сане никто поначалу не замечал. Настя — и та не сразу поняла, что это такое. Как она ни старалась, так и не вышло откопать в его сердце хотя бы подобие искренних чувств. Его ласки отдавали заученной ролью в школьном спектакле, его объятия были, скорее, прикосновением к очень дорогой и ценной вещи. Ни нежности, ни страсти — ничего. Саня делал все именно так, как в его понимании было правильно. Ни одного неправильного поступка! Ни одного непредсказуемого шага! В конце концов Настя с ужасом поняла, что начинает играть по его правилам. Она уже не спорила с ним, предоставляя ему самому решать, как, что и когда. И покорно шла провожать его до двери после получасового свидания, когда он голосом с металлическими нотками диктовал диспетчеру такси адрес. У Сани всегда и на все была железная отговорка: он шел зарабатывать.
Переломным моментом стали все-таки не деньги, за которыми он так упорно гнался. Был канун Нового года, и Настя предвкушала, как они вдвоем встретят его, как загадают желание — одно на двоих. Но Саня рассудил по-другому. Он приехал тридцатого декабря на такси, на три минутки. Сунул Насте деньги:
— Вот, это тебе. Купишь там чего-нибудь себе в подарок, ну и стол накроешь. Прости, котенок, я спешу.
Настя смотрела на чужие фейерверки за окном, пила шампанское вперемешку со слезами и давилась бутербродами с красной икрой (икру она купила назло Сане, на половину всей суммы, которую он дал). Она думала только о том, что ей до смерти надоело быть чьей-то оплаченной собственностью, у которой даже есть свое время в плотном графике — где-то между ужином с клиентом и просмотром телепрограммы.
Первого января, когда сумерки растворили до боли привычный пейзаж за окном, пришел Саня. Улыбчивый и радостный. Как всегда, на полчаса. Его испугали Настина бледность и горящие глаза. «Котенок, ты не заболела?» — он изобразил искреннее сочувствие, поглядывая на часы. «Напротив — я начала выздоравливать»,— Настя, не дав ему пройти в комнату, протянула Сане ноутбук. Он понял все без лишних слов, хотя и сказал что-то про то, что хотелось как лучше, а получилось как всегда. Когда за ним закрылась дверь, Настя позвонила брату. Тот примчался через десять минут с бутылкой шампанского и предложил тост: «Да здравствует свобода! С возвращением, сестренка!»
С тех пор они с Саней встречались только на улице: он ушел с работы на вольные хлеба, одарив ее на прощание презрительным взглядом. В его понимании, женщины должны были поклоняться ему, такому великолепному и неповторимому. И уж никак не он должен был делать шаги навстречу или попытки примирения. Каждый раз, видя Настю, он не стеснялся сообщить, что стал зарабатывать еще на порядок больше. Вот и в этот раз, приоткрыв дверцу своего новенького джипа, он окликнул ее — не для того, чтобы увидеть ее лицо, а чтобы получше рассмотреть ее изумление.
— Ты еще не покинула эту богадельню? — Саня, как всегда, был безжалостен в выражениях, подразумевая, что там, где работает Настя, платят гроши по сравнению с его зарплатой.
— А ты еще не научился получать удовольствие от жизни? — парировала Настя с улыбкой, беззлобно, но в точку.— Ну конечно, куда ж нам, грешным, до вас, у которых все схвачено!
Она села в подъехавший автобус, махнув ему рукой на прощание. И Сане вдруг захотелось бросить свой джип и рвануть за ней, прокатиться хоть одну остановку, услышать ее голос — пусть даже она и будет говорить с издевкой. Но он не мог позволить себе такой роскоши — на миг стать самим собой и отбросить эту приторную маску деловитости. Его ждали дела, клиенты, деньги. Немного постояв так на остановке, он уселся в свое комфортное авто и помчался в сторону, противоположную той, куда только что укатило его несостоявшееся счастье. И чего ей не хватало? Он ведь так старался…