Трижды счастливые

Вот уж не думал Пашка, что его давний друг Светка когда-нибудь будет нуждаться в его помощи и советах. Но когда он застал ее в полной депрессии из-за горького одиночества, тут же стал искать доводы в противовес всему этому кошмару, потому что, по его мнению, не пристало красивой и умной девушке быть одинокой и тем более страдать по этому поводу.
урочка, да разве ты не видишь, что все эти мужики — они же шалеют от тебя одной! Да ты погляди, вон сколько их много!

— А мне не надо много, мне один нужен, понимаешь ты это или нет? Мне, Паша, одного с головой хватит, но только чтобы нормальный и чтобы мой! Только вот с годами я стала понимать, что один мужик для меня — это слишком много. Вот и ходят за мной хвостом эти… Поклонники… А я все одна и одна. У меня в жизни всегда так было — то пусто, то густо. А теперь и вовсе — и не одного, и не много. Одна. Их много, а выбрать не из кого. Один-единственный мужик во всем мире меня по-настоящему любит, и тот в тюрьме сидит…
Пашка как-то враз понял, что он ничего не знает о Светлане. По крайней мере, то, что он знал, не было полной версией.
— Так, с этого момента поподробнее.
Светлана поняла, что прокололась. Она уселась на диван, поджав под себя ноги и, уставившись перед собой, стала говорить. О том, как познакомилась с Андреем, как ездила к нему на свидание, как письма ему писала. И о том, что он предложил ей выйти за него замуж, не дожидаясь его освобождения. И о том, что она почти дала ему согласие, только вот не знает, как быть с мнением родственников и друзей, которые вообще не в курсе происходящего.
— Да ты что, спятила, что ли! — Пашка едва не захлебнулся от гнева. Он стал расхаживать по комнате широкими шагами, открывая и закрывая форточку без всякого смысла. А потом начал рассказывать Светке разные страшилки про зеков, которые сам невесть откуда знает. Когда он наконец выговорился, то сел рядом с подругой на диван и просто спросил:
— Ну, и что делать будем? Ты ж все равно все уже решила, правда?
— Решила.
Пашка вздохнул, чувствуя, что ввязывается в дело, о котором он, наверно, пожалеет потом, но бросать Светку одну в такой момент он не хотел. А потому не предложил ничего умнее, чем пойти и выбрать наряд для невесты. Ну, не белое платье, конечно… Но со вкусом у него все было в порядке, и он помог отыскать такое платьице, от которого, по его словам, «у жениха точно уедет крыша». Светка посмотрела в зеркало в примерочной — платье как платье, ничего особенного. Ну, Пашке как мужику виднее.
Этот день Светлана никогда не забудет. Ее трясло, пока она оформляла всякие разрешения и допуски. Потом — впервые они стояли рядом с Андреем, не смея даже взглянуть друг на друга — потому что оба страшно нервничали. Саму роспись и лаконичные слова о браке и семейном счастье, разделенном на двоих, она помнит смутно. Ее семейное счастье началось со слов: «Можете поцеловать свою супругу» — и первого поцелуя Андрея, который боялся дотронуться до нее.
72 часа — много это или мало? Такова была сокращенная версия их медового месяца, зарешеченная и ограниченная со всех сторон. Не то чтобы Светлана этого всего не замечала — но просто она никогда не зацикливалась на плохом. А потому и Андрей за эти три дня почувствовал себя почти свободным человеком. Шутка ли — четыре года без женщины. Он смотрел, как Светка запросто переоделась в его рубашку, хозяйским взглядом окинула отведенную им комнату, быстренько привела все в соответствие со своими представлениями об уюте. Он, некогда бывший признанным в округе Казановой, смотрел на нее — и хотел ее обнять, и не мог, потому что боялся сделать что-то не так. А она подошла и сама обняла его. И поцеловала. «Видишь, нечего бояться. Ты ведь теперь мой муж».
Три дня счастья — это много. Особенно если счет ему обычно идет на секунды и минуты, в лучшем случае — часы. Андрей очень переживал, считая, сколько осталось до расставания. «Ну не волнуйся ты так, через три месяца опять увидимся»,— улыбнулась ему… жена. Не сон ли это? Неужели ему и вправду не снится? Но нет, кольца на пальцах, новенькие, так и сверкают. Они попрощались нежно-нежно, и каждый унес это ощущение в себе. Светлана слышала, как захлопнулись за ней железные двери. Она сделала шаг вперед и застыла. У ворот колонии стояла кавалькада из иномарок, которые к тому же дружно сигналили — как на свадьбе. Из каждой машины вышли какие-то люди с букетами и пошли к ней, растерянной и застывшей на месте, боявшейся пошевелиться и вообще сделать что-то не так.
Друзья Андрея приехали ее поздравить. Она не ожидала такого нашествия народа и страшно смутилась. А они смотрели на нее с уважением и даже восхищением, вот так принимая в свой круг. И она словно снова почувствовала себя невестой — это ничего, что без фаты. А потом вся честная компания провожала ее с подарками и почестями — она уезжала в свой город в новом статусе жены.
А через три месяца ей не пришлось собираться в путь: Андрей приехал сам. То ли судьба устала испытывать этих двоих на прочность, то ли Бог услышал Светкины молитвы. Условно-досрочное освобождение, которое было под большим вопросом, все-таки сбылось. И еще через месяц они сыграли настоящую свадьбу — с гостями и тостами, с криками «Горько!» и ошалелым от вина и музыки тамадой. И было венчание — как отрицание всего плохого, что осталось в прошлом. Как прошение к Богу оградить их от плохого в будущем. Трижды молодожены, трижды счастливые — они не могли напиться этого счастья, не могли надышаться друг другом. И нетрудно догадаться, что Пашка был в числе почетных гостей и громче всех орал: «Горько!», радуясь, что не отговорил Светку от этой безумной затеи.