Из старых дневников

Закон транспорта

Основные законы жизни ярче всего проявляются в общественном транспорте. В этой толкучке каждый старается найти побольше точек опоры: расставить пошире ноги, схватиться за поручни двумя руками, опереться спиной на соседа и т.п. А рядом кто-то старается устоять на ногах, не имея другой точки опоры. Он бы удержался, если бы на него не лег сосед, если бы он стоял рядом с поручнем, если бы кто-то повернулся другим боком и т.п.
Так и в жизни. Каждый из нас не очень задумывается – не перебегает ли он кому-то дорогу. И бездумно лишает соседа права на жизнь. Подключился к чужому телефону – позвонил по междугородке, а у хозяина – материальные проблемы. И отдает порой несчастный деньги, отложенные на хлеб насущный!
Знакомая ситуация: в переполненном автобусе пропускаешь людей на выход. «Ужмешься», выдохнешь из себя все – проходи, родной! А он останавливается! И ты остаешься стоять бездыханно и на одной ноге! Это жизнь! И таким образом с нами поступают чаще всего самые близкие люди. Никто из них попросту не замечает бедственного положения тех, кого использует как дополнительную точку опоры.
Кондуктор кричит: «Пройдите вперед! Там свободно!» Передняя площадка тут же возмущается: «Да тут нет места!» Это еще один закон – «хорошо там, где нас нет».

Мой Пушкин

Взяла книгу «Друзья Пушкина» и зачиталась! Обидно стало: что же в школе-то нам этого не рассказывали? Я раньше считала, что не люблю Пушкина. Мне казалось, что Лермонтов мне ближе, но вот взяла эту книгу... и поняла, что о Пушкине ничего не знала. А как можно любить не зная?
Пушкин! Это что-то настолько русское, родное, что, кажется, умереть за него согласилась бы, только б он жив остался! А друзья у него какие замечательные: Пущин, Жуковский, Дельвиг, Кюхельбекер, Яковлев, Матюшкин, Малиновский, Арина Родионовна. Это те, о ком я уже прочитала. Чудесные люди!
«Кто любит Пущина, тот уж непременно сам редкий человек! - это сказал Рылеев. После 14 декабря Пущин не стал убегать за границу, как Кюхельбекер. И лицейский товарищ А.М.Горчаков бросается ему на помощь. Этот осторожный дипломат привозит ему заграничный паспорт и деньги, умоляя уехать из России. А, ведь, царь не пощадил бы Горчакова, если бы узнал об этом! Пущин решил остаться.
Когда в 1820 году над Пушкиным нависли тучи, на выручку кинулся Кюхля. Он читает в защиту Пушкина стихотворение в Обществе российской словесности. Теперь беда грозит обоим. Барон Дельвиг (у которого кроме титула за душой не было ни гроша) отказывается от выгодной сделки с богачом в пользу Кюхли. И тот уезжает за границу секретарем. И тот же Кюхля в ссылке пишет стихотворение «Участь российских поэтов»:
Тяжел удел поэтов всех племен:
Тяжеле всех судьба казнит Россию...
Матюшкин в начале февраля 1837 года пишет Яковлеву: «Пушкин убит – Яковлев, как ты это допустил – у какого подлеца поднялась на него рука! Яковлев, Яковлев, как ты мог это допустить? – Наш круг редеет, пора и нам убираться».
Пущин отзывается на смерть Пушкина: «Кажется, если при мне должна была случиться несчастная его история, и если бы я был на месте Данзаса, то роковая пуля встретила бы мою грудь...»
Я только прочитав письмо Жуковского к отцу Пушкина поняла, что Он умер. Не поняла, вернее сказать, а почувствовала, что должны были чувствовать его друзья, когда он умер.
И вот, Пушкина убили еще раз, и еще убьют не раз, сухим преподаванием литературы, наплевательским отношением к его друзьям. Цитирую из учебника (дословно): «Первым другом Пушкина стал И.Пущин, будущий декабрист. Близко сошелся Пушкин с будущими поэтами В.Кюхельбекером и А.Дельвигом». ВСЁ! Больше о лицейских друзьях ничего не сказано! Даже не назван Малиновский. А ведь перед смертью Пушкин сказал: «Жаль, нет ни Пущина, ни Малиновского! Мне было бы легче умирать!»
Так и хочется сказать словами Матюшкина: «у какого подлеца поднялась на него рука!» Кто урезал программу по творчеству Пушкина?

Портрет с натуры

Судя по голосу, она должна была быть маленьким угрюмым колобком с «органчиком» в голове. Казалось, что тот запрограммирован всего на три слова: «приготовили», «оплатили» и «пропустим».
Меня ждало потрясение, когда, раскидав людей, она возникла рядом. Моего роста блондоколористая дама среднего возраста. Стройная и почти нежная. Через пять минут выяснилось, что она знает несколько слов в дополнение к трем названным ранее. Мрачно зазвучало: «мразь», «алкоголик», «морда» и – шедевр технического искусства – «щас как дам!»

Легенда о библиотекаре

- Нина Ивановна, посмотрите вот эти книги.
Старушка в зеленом платке склоняется над книгами и неожиданно для меня начинает плакать.
- Спасибо, дочка. Я в вашу библиотеку 20 лет хожу. Давно мне никто книг не предлагал. В последний раз Софья Ивановна-покойница книгу дала.
Я не решилась спросить, когда работала здесь Софья Ивановна, хотя знала, что в предыдущем составе библиотекарей женщины с таким именем не было. Тогда для меня это было неважно. Я забыла бы это имя, если бы через несколько дней её не вспомнил человек средних лет: «А, ведь, меня сюда еще Софья Ивановна записала. Я тогда в восьмом классе учился». И опять я не спросила, когда это было, хотя могла бы «вычислить» дату по паспортным данным читателя. Мне показалось, что имя всплыло случайно. Но с этого дня эту женщину стали вспоминать все чаще, когда я по собственной инициативе предлагала людям интересные книги.

... Приближался новый 1991 год. Всем коллективом думали, как его встретить. И придумали. Чтобы он запомнился надолго, мы собрали за праздничным столом ветеранов и ныне работающих библиотекарей. Праздник получился на славу! Расходились довольные...
А через несколько дней я решилась, наконец, спросить о Софье Ивановне. К тому времени я уже забыла оброненное старушкой Ниной Ивановной слово «покойница», поэтому поинтересовалась, почему на празднике не было Софьи Ивановны.
Мои старшие коллеги побледнели. И тогда я услышала рассказ, который, будь я писателем, назвала бы «Легенда о библиотекаре».
- Золотая женщина была Софья Ивановна! Никогда у неё никаких конфликтов не было. Всегда спокойно объяснит, что и как. Читатели её любили безумно. Ей душу открывали, потому что она была из тех, про кого говорят: «беду рукой отведет». Святой человек! И в семье у неё был – полный порядок. Любили они с мужем друг друга. Ходили по улице, как молодые, взявшись за руки. Завидовали им многие. Вот и накликали беду. Софья Ивановна, когда на пенсию ушла, первым делом решила к дочери в гости съездить. Она у неё в другом городе жила. Вернулась – дверь в квартиру открыта, а на полу мертвый Евгений Николаевич. Схоронила его и затосковала. Себя винила в его смерти, думала, что он жив остался бы, если бы она не уехала тогда. Восемь лет, как её нет на свете – уморила себя.
Восемь лет, как Её не было на свете! А читатели узнали об этом только на следующий день – от меня. Жаль было старичка-читателя, который плакал навзрыд от этой вести, пожилую женщину, которую пришлось отпаивать валерьянкой...
Библиотекари – люди тихие и незаметные. Кажется, если их не станет – никто и не заметит. Так каким же нужно было быть человеком, если всем молодым читатели приводили Софью Ивановну в пример, если плакали и хватались за сердце от вести о её смерти?! Воистину святым!
С этого дня то место на небе, которое у других занимает ангел, у меня тихо заполнила золотая и святая женщина – Софья Ивановна. Мой профессиональный Ангел.

Перед Богом все равны, кроме солдат...

«- Умигать, - не в помигушки игґать, - вдруг, картавя, сказал неизвестно откуда появившийся перед спящим Алексеем Турбиным полковник Най-Турс.
Он был в странной форме: на голове светозарный шлем, а тело в кольчуге, и опирался на меч, каких уж нет ни в одной армии со времен крестовых походов. Райское сияние ходило за Наем облаком.
- Вы в раю, полковник? – спросил Турбин...»
- Ой, да вранье все это, - взрывается Татьяна. – Най-Турс еще не погиб, а Турбин его уже в раю видит, знает, что при взятии Перекопа много красных погибнет. Это в восемнадцатом году он уже про Перекоп знает?! Не бывает такого!
Нет, это просто невозможно, это бедствие – жить вместе с человеком, чей характер так похож на твой собственный! Каждый день ты видишь, как в зеркале, все свои недостатки. И от этого часто сердишься на своего двойника.
С Татьяной, женой брата, мы спорим постоянно! Злимся друг на друга, лезем в бутылку, хотя порой осознаем, что неправы обе. Вот и сейчас она набивается на ссору. Опять противоречит мне и Булгакову.
- Марин, такого не бывает, чтобы человек заранее знал, что и с кем произойдет!
- Но это же не я, а Турбин во сне видит. Это вещий сон и...
- Вещий сон – это выдумки!
Нет, лучше уйти сразу, а то опять поссоримся!
Я ухожу в зал и снова открываю книгу: «...все вы у меня, Жилин, одинаковые – в поле брани убиенные».
«В поле брани убиенные»! Как же я забыла! Еще, когда я была маленькой, мне бабуля рассказала об одном лейтенанте. С ним произошло нечто похожее на то, о чем говорит Булгаков.
Бабуля рассказывала об этом примерно так:
- Через наше Никольское на фронт много частей шло. Бойцы и командиры на ночь останавливались. Все молодые, да веселые...
Только однажды пришел мрачный лейтенант. Из госпиталя домой ехал. Вошел в дом и перекрестился на иконы. Чудно мне стало: командир, а в Бога верует. Я его и спросила: «Как же ты веруешь, ведь, не положено тебе? Партейный, небось?» А он, говорит, что верит, потому как сам однажды Бога видел. И рассказал, как это было.
В сорок первом еще году он вел свой взвод на новые позиции. А, может, и роту... Шли долго, устали. И не знает, как случилось, но заснул он. А, может, и не сон то был. Только увидел он, что у солдат его над головами светлые облачка повисли. Как нимбы у святых. Много-много облачков. Почти у всех! Стал он считать тех, у кого облачков-то над головой нет. Семнадцать человек. И вдруг голос из-за спины: «А ты – восемнадцатый!» Оглянулся лейтенант – старичок откуда-то появился.
- Завтра бой будет. Только восемнадцать человек в живых останется. А остальные ко мне уйдут.
Понял лейтенант, что с ним сам Бог говорит. Не удержался и спросил:
- За что ж их в рай-то забираешь? Они – коммунисты, комсомольцы, в тебя не верят. И идут не молиться, а убивать.
Улыбнулся старик печально:
- Все, кто в бою погиб, попадают в рай. Потому, что они – мученики.
Сказал это и пропал. А на другой день, все, что старик рассказал, исполнилось. С тех пор лейтенант в Бога поверил...
Бабуля еще и про другой случай рассказывала. Её свекрови приснился сон, что она поранилась, убирая хлеб с поля. Смотрит на руку, а там трех пальцев нет, и кровь течет. Больно ей. Вдруг рядом старичок оказался. Она ему пожаловалась: больно, мол. А он и отвечает: «А как же не больно! Это, ведь, твоя кровь родная!» И пропал. Вскоре началась война, на которой погибли три сына свекрови. Остались только две дочери. Вот она – родная кровь.
А Татьяне я все равно ничего не скажу – не поверит. Да, даже, если поверит, не признается в этом.

Психология бессильна

Сосед в поезде – сотрудник брокерской фирмы рассказывал о её кадровой политике. Он безумно гордился психологическим подходом к работе с людьми, который широко практикует его фирма. Предложил помочь в решении проблем с самыми сложными студентами. Я решила позабавиться и предложила «помочь» с Вадимом.
Молодой человек пришел в отчаяние, когда перечислил мне сто сорок способов заставить Вадима учиться, а я отвергла все. Вадима не пугает ни отчисление, ни страх опозориться или показаться смешным.
Вадим – это терра инкогнита. За три с половиной года я поняла одно – я совсем не знаю этого человека и в то же время знаю о нем все! Знание и понимание дает возможность как-то определить личность, охарактеризовать её. Вадим подобен России. Я не могу описать его так, чтобы это было безоговорочно верно. Он очень и очень неоднозначный. Вечно грязный внешне и кипельно-белый внутренне. Ласковый и вежливый с одними и невыносимо грубый и развязный с другими. Гениальный и безалаберный! И все это – один человек! В одну секунду я им восхищаюсь, любуюсь, а в другую готова убить.
Мои чувства близки к любви. Но разница в возрасте сильно охлаждает чувства. К тому же Вадим – не единственная моя любовь среди студентов. Мне также нравятся Дима и Андрей у которых достоинства плавно переходят в недостатки. С мальчишками намного легче находить общий язык, чем с девчонками.

Заграничный жених

Опять приглашение на день рождения, где мне придется сидеть в одиночестве. Пары для меня нет. Правда, Иринка приказала имениннику найти «кого-нибудь для Марины».
Ну, все готово! Все на месте! Уж полдень близится, а именинника все нет...
Все начинают возмущаться, потом замолкают. И завязывается мирный разговор об отвратительной Сашкиной непредсказуемости. Я рассказываю о «повадках» Скорпионов, коими являюсь я и наш новорожденный. О своей предполагаемой паре говорю: «Вот увидите – это обязательно будет кто-то необыкновенный! Когда Саша придет, это будет ни на что не похоже!» И тут раздается стук в дверь...
Ирка, как хозяйка, бросается открывать. Дверь распахивается и в комнате раздается дикий хохот. Смеются все, кроме меня и Ирки, потому что на пороге стоит... негр! Во-первых, в общежитие иностранцев приводить запрещено, поэтому Ира предвкушает нагоняй. Во-вторых, я – в прострации, так как ждала какой угодно пары, но уж точно не такой! Действительно, «ни на что не похоже!»
Первой в себя приходит Ирка:
- Саша, а вы хлебушка купили? Нет? Ну, так сходите и купите! Вот вам сеточка!
При этом она грудью защищает дверь, а коленом старается незаметно для негра ударить Сашу в нижнюю часть живота. Картинка еще та!
Вот так в «пару» мне раздобыли «заграничного» жениха – Люсьена из Буркина-Фасо. Но обольщать его пришлось Ирке, как хозяйке комнаты – ради приличия, потому что для меня это было слишком! В то время импортные «производители» были не в чести!

Люди с болота

Где-то вычитала, что нет ничего сильнее, чем упрямая слабость. Много раз наблюдала такое в жизни. Вобьет человек себе в голову, что он чего-то не может, и не хочет даже попытаться этого сделать.
Еще хуже, на мой взгляд, общаться с «людьми с болота». Это те, кто начал жизнь в трущобах, но каким-то образом оттуда выбрался. У многих из них внутри сидит жуткий комплекс неполноценности. Всех вокруг они меряют одной меркой – что человек перенес в жизни. Честь и хвала тем, кто также выбрался из болота, презрение тем, кто начал жизнь с хорошего старта. При каждой неудаче, такие люди сравнивают себя с «чистенькими» и приговаривают: «Конечно, если у него родители были хорошие...», «Конечно, если у него денег куры не клюют...» И так по каждому поводу. Хорошо, если это легкая грусть по упущенным возможностям, но чаще всего бывает черная зависть.
Страшно жить в семье, выбравшейся с болота. Родители в свое время приложили массу усилий, чтобы обеспечить детям хорошую жизнь. Но достойная жизнь в их понимании выглядит убого. Лишь бы дети были сыты и одеты, имели приличную профессию и могли обеспечить себя в жизни. Не приведи боже, родиться в такой семье человеку «высокого полета». Ему предстоит еще худшая борьба, чем та, которую вели родители. Старшее поколение воюет с нищетой, младшее – с косностью старшего. Каждая новая ступень духовного роста детей сопровождается отрицанием норм, установленных для них родителями.