Перекресток

Проехав без видимых потерь очередной перекресток, Наблюдатель вздохнул свободнее. Все чаще ему приходилось задумываться, уж не охотятся ли за ним специально, так как если происходящие на дороге вещи приписать к хаосу случайностей, то впору было задуматься о вменяемости этого мира.

Прописанное законом равенство всех участников движения вызывало улыбки даже у тех, кто этот закон придумал. Негласный же порядок всемегаполисных и автострадных гонок дорога изобретала сама, импровизируя по ходу действия. Однажды на светофоре, оценив солидный вид машины Наблюдателя, поравнявшийся с ним водитель, жестами показал, что желает соревнования. Он сильно вращал глазами и беспрерывно газовал. Как только на пешеходном переходе начал моргать зеленый человечек, водитель рванул с места, оставив позади послушно стоящий на запрещающий сигнал поток. «Фальстарт, - отметил про себя Наблюдатель, - дисквалификация на два заезда». Он не был арбитром Формулы-1, но где-то читал правила соревнований, и, конечно же, ни с кем не собирался соревноваться.
Наблюдатель очень гордился тем, что может никогда и никуда не торопиться, а прочая мелюзга с желтыми шашечками, снующая вокруг его джипа, воспринималась им как неотъемлемая часть помех любой дорожной ситуации. Хорошая шумоизоляция и тонны железа вокруг создавали ощущение некоторой безопасности и отстраненности от внешнего мира, но где-то в голове все равно стоял ограничительный звоночек иллюзорности данного наблюдения.

Поток нес его как щепку, одного в большой машине, и иногда Наблюдателю становилось стыдно перед набитыми битком автобусами и маршрутками, где на одного пассажира приходилось гораздо меньше дорожного пространства, чем занимал он сам со своим железным конем. Но процентов девяносто водителей ехали по одному, и Наблюдатель понимал, что он со своей позицией находится в численном большинстве. А если бы всех единоличников загнать в один автобус, вот тогда бы и пробок никаких не было.

Не так давно его друг отдыхал на Кубе, и поделился впечатлением об организации транспорта в этой интересной стране. Там, например, запрещалось передвигаться за городом со свободными местами на любом виде транспорта, включая гужевой и мотоциклетный. Поэтому, кто не хотел возить посторонних или не выезжал за город, или возил с собой всех своих родственников. С другой стороны, на выездах из мегаполисов стояли очереди желающих путешествовать на халяву. Они набивались в легковушки и открытые кузова грузовиков, и представляли из себя незабываемое зрелище пестрого колхоза, с руганью и песнями катящими по коротким островным дорогам, тем более, что общественный транспорт представлял из себя полуприцепы с наваренными на них металлическими кунгами с дырами вместо окон, которые таскали за собой древние тягачи МАЗ, произведенные еще тогда, когда Белоруссия была республикой СССР. Ехать в таком кунге в пятидесятиградусную жару  было нелегким испытанием, но в городе закон автостопа не работал, и пассажирам приходилось терпеть. А еще в этой чудной стране автомобиль нельзя было продать, так как это считалось элементом наживы и каралось тюрьмой. Его можно было подарить, или ездить пока не развалиться, поэтому друг Наблюдателя увидел на острове свободы столько антикварного транспорта, что музей Мосфильма показался ему совершенно не актуальным.

«Вот уж действительно, грех жаловаться нашему автомобилисту, - подумал Наблюдатель, - мало того, что машины почти в каждой семье, так еще каждые выходные все на дачу таскаются. Однако, все равно все недовольны. Вот на Кубу бы их. Мало того, что там ездить некуда, океан вокруг, так еще и вози с собой козлов каких-нибудь».
Прошедшей зимой Наблюдатель едва не разбился на трассе Москва-Симферополь. Дело было ранним утром. С неба шел промозглый отяжелевший от воды серый снег. Фары и противотуманные огни залепились стразу, и не было смысла останавливаться и чистить их, так как это приходилось бы делать слишком часто. Напарник, посапывающий на пассажирском сидении, плодил в салоне летающие вирусы дрёмы, и Наблюдатель нечаянно последовал его примеру. Обоих спас «дворник», но не тот, который метет по утрам тротуары, а стеклоочиститель автомобиля. Наблюдателю снилось, что он едет в серой мгле и внезапно слева, отделившись от разделителя автострады человек в черном капюшоне начинает пересекать дорогу и, споткнувшись, падает под самый капот горизонтально. Встрепенувшись, Наблюдатель захлопал глазами и увидел отчаянно приближавшиеся тусклые «стоп – сигналы» грузовика. Конечно, никого он не переехал, просто сквозь сетку ресниц, махнувший в прерывистом режиме стеклоочиститель показался спящему разуму суицидным пешеходом. Получалось, что умная японская машина спасла сама себя и своих нерадивых обитателей.
Поток вокруг густел невероятно. Самые нетерпеливые срывались на обочины, и, поднимая тучи пыли, ехали сначала быстро, потом, уткнувшись в препятствие в виде припаркованного авто, судорожно просились обратно в ряд, нервно моргая «поворотниками» и махая руками. Наблюдатель называл таких инвалидами, так как только люди с ограниченными возможностями имеют право обслуживаться везде без очереди. Почему-то считалось крутым, объехать всех по встречке или тротуару, чтобы раскорячиться перед всем потоком не только проехав «стоп-линию» на два корпуса, но и мешая пешеходам переходить дорогу.

Легкомысленные водители с такой легкостью брали на себя ответственность за чужие жизни, словно это происходило в компьютерной игре. Убивая себя и других одним лишь желанием повыпендриваться, они насылали на свою голову вечные проклятия родственников и друзей убитых ими пассажиров. «Разве ты, сопляк, растил их и воспитывал, не спал ночами и стирал пеленки? – хотелось спросить у зажатого в салоне покойника, - разве ты обучал их школьной программе и премудростям бытовой жизни, и уж конечно не ты научил их правильно водить машину».

Наблюдатель вздохнул, и в который раз уже остановился перед светофором. «Сколько будет еще впереди этих перекрестков?» - устало подумал он. Вдруг какое-то мимолетное воспоминание толкнуло его в сердце и горячая слеза стекла со щеки на ремень безопасности. Откуда оно пришло и почему именно сейчас, он не понял. Но хорошо помнил небольшой придорожный памятник где-то на трассе между Самарой и Сызранью. Причем на памятнике этом не было ни рулей, ни мятых элементов кузова, а, отлитая в меди, положив голову на передние лапы и грустно взирая на дорогу, лежала на обочине немецкая овчарка. Наблюдателю стало интересно, что это за нонсенс ставить на дороге памятники погибшим животным, мало ли их бестолково гибнет под колесами автомобилей? В ближайшем кафе обедающие дальнобойщики с удовольствием развеяли сомнения Наблюдателя. Собака эта действительно попала в ДТП, но не погибла, а отделалась парой царапин. В полиэтиленовом черном мешке с застежкой «молнией» увезли лишь ее хозяина, который и был за рулем. Собака же легла на обочину и стала ждать его возвращения. Она ждала три года и четыре месяца, а потом издохла от тоски и отчаяния. Проезжающие водители грузовиков кормили ее все это время, а когда этого символа верности не стало, добровольцы каким-то образом собрали деньги и поставили ей памятник. Да и не собаке был памятник этот, а памятник самому ожиданию, и в наших силах сделать так, чтобы ожидание это не было бесконечным.