Сценарий по рассказу Даниила Хармса

  В авторитетных кинематографических кругах считается, что нельзя экранизировать произведения Даниила Хармса, так как прелесть его языка и сюжетов не может быть выражена средствами кинематографа. Попытаюсь развенчать этот устоявшийся стереотип. Представьте, что вы режиссер, который захотел экранизировать вот этот рассказ Хармса.

  Скаccка

  Жил-был один человек, звали его Семенов.
  Пошел однажды Семенов гулять и потерял носовой платок. Семенов начал искать носовой платок и потерял шапку. Начал искать шапку и потерял куртку. Начал куртку искать и потерял сапоги.
  — Ну, — сказал Семенов, — этак все растеряешь. Пойду лучше домой. Пошел Семенов домой и заблудился.
  — Нет, — сказал Семенов, — лучше я сяду и посижу. Сел Семенов на камушек и заснул.

  <1933>


  С К А С С К А
Киносценарии по одноименному рассказу Даниила Хармса


Панорама утреннего города.

Интерьер темного помещении без окон. Просыпается Семенов. Он спал одетым, но босым. Открыл глаза, лежит и думает.

Звучат английские настольные часы, они отбивают тринадцать высоких звоночков антикварного колокольчика.

Семенов садиться на кровать, надевает очки, вставляет ноги в расшнурованные ботинки, подходит к кухонному столу.

Чайной ложечкой подцепляет с жестяной кофейной банки крышку и видит, что она пуста. Громко и небрежно ставит пустую банку на стол и рассеянно кладет чайную ложку в брючный карман.

Семенов закуривает сигарету, садиться на пол рядом со стулом, Видно, что стул ущербен, ему не хватает фанерки седалища.

Он надевает пальто с порванной подкладкой, брезгливо шнурует ботинки (видимо шнурки мокрые). На левом шнурок рвется и ботинок остается не зашнурованным. Семенов, выходит и прикрывает за собой дверь. В пустой комнате остается висеть его шляпа.

Открывается дверь подъезда и все наполняется светом, воздухом и звуками. Гул затихает, вернее к нему привыкаешь, поэтому его не слышно. Семенов, согнувшись перешагивая что-то невидимое, возможно лужи или какие-то неровности, останавливается на пороге, нагибается и как будто завет кошку, если бы она убежала.
 – Кс-кс-кс. Кс-кс-кс.

Выпрямился, покачнулся, достал из кармана трубку, прикурил спичкой и пошел своей дорогою.

Через четыре шага замерз. Поднял ворот и спрятался в него от всех. Идет, а за ним надпись «ул. Песчаная д. 34».

Шел-шел, мимо провинциального пейзажа из проводов и труб. За его приподнятом в настроении силуэтом проплывают бедняцкие лачуги (финские дома), похоронные процессии, музыкальная школа, кривые деревья… Под его ногами пробегают плиточки, асфальт в трещинках, лужи… Он выходит на площадь.

Газету Семенов не купил, но у ларька постоял. Увидел журнал, на обложке которого изображена какая-то красивая женщина, обнажающая ногу, очень недурную[1], Семенов покачнул головой и усмехнулся, залез в карман пальто, погремел мелочью и достал из кармана шахматную фигуру, покрутил ее в руке, убрал в карман пальто и пошел своей дорогой.

Рассмотрел детские рисунки сделанные мелком на асфальте и никак не отреагировал на них.

Сел за столик в кафе с витринами, и ничего не заказал. Опустил взгляд на ботинок с порванным шнурком, не расстроился, и стал смотреть в окно.

Солнечно, Семенов идет по улочке в веселом расположении духа, как пьяный, дорогу ему пересекает аппетитная девушка. Семенов на полусогнутых – за ней, а она за угол и во двор. Он рысью – за ней[2], а она там стоит, курит и на него, улыбаясь, смотрит. Семенов, снижая темп до шага, опускает глаза, и проходит мимо нее.

Ее фигура уменьшается за его плечом. Когда расстояние между ними становится «безопасным», он перестает скрывать отдышку и, сам себе удивившись, оглядывается на нее краем глаза. Усмехнулся, засунул руку в карман, вывернул его, а там дырка.

Рядом с женским каблуком падает напомаженный окурок. Лужи. Шагающие сапоги девушки, проходят мимо потерянных монет, спичек и шахматной фигуры.

Семенов идет по улочке и ищет потерянное имущество, впрочем, он не очень внимательно смотрит под ноги. Прохожий инвалид здоровается с ним, кивком головы. Семенов берется за шляпу, чтобы приподнять ее в ответ на приветствие, но шляпы на голове нет. Семенов оборачивается и, забыв о вежливости, смотрит туда, откуда пришел, туда, где мог потерять шляпу.

Он идет мимо кафе, рассматривая столик за которым сидел. Нет, шляпу свою он оставил не здесь! Теперь за этим столом кто-то сидит и что-то жрет руками.

Семенов достает платок, протирает очки и, промазав мимо кармана, роняет платок.

Влюбленные, взявшись за руки, идут навстречу Семенову, засмотревшись на них, он наступает в свежий асфальт правым ботинком, и застревает. Он остается в одном левом, и тот без шнурка. Прыгая на одной ноге, Семенов пытается вытащить свой застрявший правый, но все напрасно.

Стоя на одной ноге, Семенов достает трубку, зажимает ее в зубах, хлопает себя по карманам в поисках спичек. Жестами обращается к прохожему, который, брезгливо подносит к пустому лицу Семенова горящую спичку, но трубка уже исчезла, Семенов озадаченно хлопает себя по карманам, порывшись в них извлекает чайную ложку и кивком благодарит прохожего.

В повышенной контрастности, как бы в воспоминаниях, как бы со стороны зритель попадает в ту сцену, где Семенов берет со стола жестяную банку кофе. Вот он стоит перед столом, с пустой банкой кофе в руках, вот он по рассеянности кладет ложку в карман (ракурс выбирается так, чтобы зафиксировать внимания зрителя на то, как ложка попала в карман), закуривает сигарету, садиться на пол рядом со стулом без седла, курит.

Семенов разглядывает ложку и с неприкуренной сигаретой, в одном ботинке, идет мимо детской площадки. Вокруг него счастливые мамаши с колясками.

Темнеет. Семенов проходит мимо кафе, мимо площади с газетным ларьком, по рисункам на асфальте и хрустящим мелкам, мимо финских домов, за его профилем проплывает вывески «ул. Коммунистическая» «ул. Пионерская», «ул. Комсомольская». Сначала Семенов не смотрит на них, потом читает с удивлением, потом интерес к табличкам увеличивается, шаг ускоряется. «ул. Первомайская», «ул. Колхозная», «ул. Советская», «ул. Ленина», «пр.-д. Горбачева».

Усталый, мокрый Семенов мечется по сторонам, все кружится вокруг него. Звучит деструктивная музыка. Пролетают названья улиц с коммунистическим (тоталитарными) оттенком в названии.

Успокоившись, он садиться на лавочку, достает ложку, вспоминает. В повышенной яркости, видно как он подходит к кухонному столу. Ракурс выбирается так, чтобы зритель видел, что за движущейся к кухонному столу фигурой Семенова, на белой стене есть надпись, которая становится нам видна только с этого ракурса. На стене написано «… да несет всякая неустроенная душа наказание в себе же самой» и подпись «Бл. Августин». Семенов берет банку кофе, все знают, что она пустая, вот он курит рядом со стулом без седла.

Ночь. На лавочке, в одном ботинке и в очках, спит небритый Семенов. К нему подходит такой же небритый человек в очках и пальто. Прохожий хлопает Семенова по плечу. Мол, у тебя все в порядке?

Семенов, проснувшись на секунду, выдает утвердительный жест. Мол, все нормально, спасибо! Прохожий идет дальше вдоль провинциального сквера, на каждой лавочке которого лежит человек похожий на Семенова. В конце сквера пустая лавочка, на которую прохожий ложится спать.

Панорама ночного города.

__________________________________

[1] Реминисценция на гоголевскую "Шинель".
[2] Реминисценция на гоголевскую "Шинель".