Изгнание VIII

                Полный текст романа - на сайте "Самиздат"
                http://zhurnal.lib.ru/s/sherbataja_o_g/izgnaniedoc.shtml

Глава VIII
           Не помню имени матери. Я звал ее: «мама», и она откликалась. Она приходила в мой социальный дисципий, пока мне не исполнилось пять. Однажды она пришла не одна, с мужчиной, заросшим щетиной и пропахшим спиртным, и показала меня ему. Он равнодушно подал мне руку, но я, глупый, заревел:
- Мама! Я хочу только тебя! Зачем ты привела неизвестного дядю? Боюсь его!
       Я был глуп тогда, сам отверг свою счастливую судьбу. Мужчина рассердился и пошел к выходу, мать побежала за ним. И больше они не приходили. Позже, когда подрос и спрашивал у пожилой доброй няньки, почему больше не приходит навещать меня милая мама, - та рассмеялась:
- Твоя мать, Инор,  хотела забрать тебя отсюда несколько лет назад, но ты повёл себя глупо, разозлил того мужчину, который забрал твою мать из лупанара и женился на ней. Полагаю, она целиком находится на его содержании, но такая жизнь куда достойнее прежнего её существования. Знаешь ли, тот дядька был космотехник, - очевидно, он увез твою мамку далеко вглубь нашей планетной системы, куда-нибудь на Плутон или  Прозерпину, - оттуда не ходят прямые корабли на Муну. Надеюсь, он не будет обижать ее, а она родит ему пару потомков…Ты можешь распрощаться с надеждой увидеть мать в будущем, - она не выйдет из-под контроля своего господина и кормильца, а ты – обидел его!...
- Но почему она не могла жить одна, без этого мохнатого, и просто взять меня к себе? Раньше она приходила одна: была такой доброй, всё покупала, что я просил, никогда не отказывала, только часто плакала, - говорила, хочет жить со мной!…
- Детка! Нужно уметь молчать: научись, - и всё у тебя будет…  Твоя мать – из люп, она продавала своё живое красивое тело простым, но денежным мужчинам, - однако, такая жизнь не может длиться долго… Тело изнашивается, и люпы оказываются в канаве, на обочине жизни. Люпы не бывают ни умницами, ни красавицами, у них есть только роскошное тело, которое они постоянно совершенствуют занятиями спортом и диетами… После сорока их выгоняют из лупанаров. Вначале, чтобы выжить, они продают одну почку, потом…они просто умирают с голода, - возраст социальной пенсии наступает в шестьдесят, но красота увядает на десятилетия раньше… И никто их не пожалеет: они должны были делать сбережения раньше или стремиться понравиться одному из простых клиентов, увлечь его мыслями о семье, вкусных обедах, верности до гроба, - вы, мужчины, так глупы, когда хотите поверить в сказку…
Я смотрел на нянюшку Амику, старую, сгорбленную, явно достигшую возраста «социальной пенсии», удивлялся, почему она до сих пор работает. Спрашивал:
- Нянюшка! Но ведь ты же имеешь работу! Почему же моя мать не могла работать так же, как ты? Например, учить детей? Тогда не нужно было бы жить с этим уродом… Противно вспомнить его рядом с моей красивой мамочкой…
- Детка, ты многого не понимаешь…Среди люп немало неглупых девушек, но у них нет образования, понимаешь? Чтобы работать в дисципии, - нужен диплом. Его дают, когда окончишь полный курс дисципия и еще колледж или высшее учебное заведение. Вот я училась в колледже и потом два курса в университете, но его мне не удалось закончить, - пришлось идти работать.Раньше я трудилась в дисципиях для совсем других детей, - потомков знатных дам, но после пятидесяти меня перевели сюда, - так как уже «лицом не вышла». Дети элитариев должны видеть в своём окружении все только красивое… Пришлось мне переехать с Зема на Муну, но я не жалею об этом: все лучше, чем тосковать в пустой квартире на старости лет, да и пенсия сохраняется… Понимаешь, твоя мать не может работать никем, кроме люпы: у нее было начальное образование, она, думаю, пишет еле-еле, - кто же возьмет такую на работу? Она бы не смогла работать менеджером, или референтом, или скортой -сопровождающей важных господ, - для всего этого нужно образование. В мире сейчас не всем везет с работой, даже при наличии дипломов. Мир переживает новый виток демографического бума и экономического кризиса. Основную массу вакансий на предприятиях занимают биороботы-рабы, - их официально не называют «рабами», но они – подлинные рабы, их изнуряют до последнего, ни один живой мыслящий человек не сможет так выкладываться, как запрограммированный на выполнение определенных обязанностей биоробот, не чувствующий ни боли, ни усталости, - они безропотно трудятся до полного отказа всех систем организма .
Словом, малыш, забудь о своей матери: она дала тебе жизнь, потому что страна нуждалась в новых мальчиках в то время, - позволила ей родить. Но содержать тебя мать не могла: в лупанары не приводят детей,  тебе оставалась надежда лишь видеть ее изредка в наших стенах. Но судьба твоей мамы сложилась удачнее, чем судьбы других люп: не каждой выпадает счастливая карта – выйти замуж! А тебе одно скажу, детка: учись лучше, набирайся знаний, может, и повезёт найти работу. И помни: научись молчать и терпеть, - это основное достоинство бедняка! 
          Не знаю, смог ли я в детстве по достоинству оценить совет мудрой старушки, которая уделяла мне неизменно большее внимание, чем другим детям в нашей группе, потому что я ластился к ней как котенок, зная, - она всегда утешит, и даст лишний кусок хлеба, и подскажет, как поступить.
         Годы в дисципии прокатились быстро, как те скачки колесниц, которые мы изредка наблюдали по визору. За пятнадцать лет жизни я всего лишь несколько раз побывал на поверхности Муны, почти не покидая пределы дисципия, мы, дети, чувствовали себя живущими в особом, обособленном мирке. Друзей настоящих не было, - из-за моего стремления получить отличный аттестат. 
       Учебный курс закончил с отличием, хотя и не старался слишком, - очевидно, мой мифический отец передал мне некоторые задатки. Что я умел в итоге? Читать, писать, знал азы математики, но геометрии нас не учили, - не было необходимости. Мы учили молитвы к Креатору, - наш дисципий содержался на средства церкви, но в вере я не отличался фанатизмом, был равнодушен, а зря: генетики всех истинно верующих ребятишек брали под особый контроль.
      Еще  умел приготовить несколько блюд: чтобы не умереть с голоду в большом мире, где готовая пища дорога, каждый бывший школяр обязан уметь готовить сам. Либрарий дисципия практически не посещал: меня не интересовали ни слезные романы, ни пошлые стихи, ни литература о приключениях и путешествиях. Тяга странствий не манила. Одно было на уме: чем заняться, когда меня вышвырнут вон отсюда?
       Первые три месяца по окончании курса бывшим ученикам еще разрешалось жить в стенах «учебки», но за эти месяцы мы обязаны были подыскать себе работу, - или иной род занятий. Я честно пытался найти себе работу: обошел все производства Муны. Побывал на гелиевом комплексе, на заводе по производству «чистых металлов», не понимая толком, что это значит. Везде смеялись над «малышом», у которого еще «молоко на губах не обсохло»… 
      Ровно через три месяца мне выдали на руки небольшую сумму «от государства», - на прокорм на первое время, и «помахали ручкой». Сказать, что я был в отчаянии, - ничего не сказать: куда идти мальчишке, привыкшему жить на полном гособеспечении,  питаться пищей пусть неполноценной, но три раза в день? Где найти приют на нищей колонии Зема - Муне, чья роль - служить вечным промышленным придатком метрополии?
       И я пошел в местный дешевый триклиний, - кормили плохо, но напиться везде можно. Выпил псевдобеато и повеселел: забыл на краткий миг о своей никчемности. Захотелось веселья, но какой отдых в триклинии на окраине Муны? Здесь одни космотехники пьянствуют и дешевые деклассированные люпы пристают к посетителям. И я, на последние деньги, «завалил» в хиларис «среднего пошиба». Танцевать-то я научился в дисципии, на необязательном спецкурсе…  И тут мне повезло! В хиларисе, в отличие от большинства пьяных выпускников, я не стал буянить: сперва я пригласил потанцевать одинокую скорту, - она согласилась, но после танца послала меня куда подальше. Потом, огорченный, я вышел в танцкруг и принялся отплясывать один, без пары, всю свою молодую удаль и отчаяние воплотил в танце. Тут еще заиграли музыку земного Кавказа, - нечто типа лезгинки, я знал этот танец. И я им показал, что не зря живу на свете! Некоторые посетители мне даже захлопали. А одна из дам, одетая очень скромно и прилично, в облегающее темное платье с длинными узкими рукавами, поднялась из-за своего столика, и пошла ко мне, - принялась вокруг меня летать в танце, да так руками вскидывала, чисто наша учительница танцев. Понравились ей мои движения, - заразили энергией и витальностью. Я и не заметил, как музыка сменилась на медленную, руки дамы оказались на моих плечах, и мы закружились в чарующих звуках вальса.
         На следующее утро я очнулся в номере этой дамы, она сказала, что ее зовут Тамарой, и мой танец и все прочее порадовали ее чрезвычайно. Похоже, ночью я стал ее любовником, но ничего об этом не помнил. Однако, дама была довольна.
Настолько, что забрала меня с собой на Зем, поселила в отдельной «норке» в нищем квартале Субуры, казавшемся ей верхом романтики. Субура – ужасное место, здесь живут бедные люди дурного поведения, люпы,  сутенеры, беднейшие рабочие, многодетные семьи. От внешнего вида местных женщин хочется бежать, куда глаза глядят… У моей дамы имелся сожитель из числа собратьев-элитариев, старый духом, холодный человек, не даривший ее прелестями физической любви. А ей так хотелось грубой страсти! Изредка она приводила меня в свою квартиру, где обитала вдвоем с тем элитарием, и заставляла устраивать с ней такое… Мне  стыдно было, на первых порах: бить плеткой, связывать, щипать столетнюю женщину, выглядевшую так неприлично молодо… Тамара была моей первой женщиной, именно благодаря ей, - вернее, по её вине, - у меня возник стереотип, что ее поведение в любви есть отражение стремлений большинства женщин. Я не слишком ошибался: пожилые дамы-элитарии стремятся именно к грубому взаимодействию. Её постоянному другу нравилось наблюдать за нашими играми: и он  приводил молоденьких глупых люп, - скорты никогда не принимали участия в оргиях, - и начинал упоенно их мучить, - с этими девчонками у него всё получалось… Тамара давала деньги за мою преданность и азарт в отношениях. Мне было удобно общение с ней: несколько свиданий в неделю, и хлеб насущный обеспечен. И не только хлеб…
      Однако, через пару лет такой ненормальной жизни в качестве «третьего» в гражданской семье элитариев, наступили перемены . Я не вникал ранее в образ жизни моей возлюбленной, не связанный с ее личным бытием. Оказывается, она не просто прожигала жизнь: со мной – отдыхала, но днем – работала. Она была ученой! И на Муне, где подобрала меня, она была в командировке. Теперь ей предложили участие в неких разведывательных работах на далекой Прозерпине, и она с радостью ухватилась за это предложение: большие деньги и новые впечатления… Она горела жаждой знаний и путешествий, - не только стремлением к сексу с жалким недоучкой Инором. Я испугался: как я буду без неё?... Она стала для меня всем, рядом с обеспеченной подругой я чувствовал себя как за каменной стеной. Однако, Тамара уже дала согласие участвовать в дальней экспедиции, мои тревоги ее не тронули. Она официально оформила «клетушку» в Субуре на моё имя, оформила оплату курсов летчиков-водителей спидоптеров на мое имя и унеслась в Космос возводить некие сооружения. Тогда я понял, что нуждался в ней гораздо больше, чем она во мне… Никаких проблем не было в жизни рядом с такой подругой…
         Курсы окончил: деньги были внесены, забрать их я не мог, оставалось лишь посещать занятия. Однако, после получения диплома выяснилось: работу летчика спидоптера мне не найти никогда. Во всяком случае,  постоянную.
      В центре-распределителе вакансий изредка предлагали временную работу, - на период отпуска летчиков, но платили копейки. Изредка приглашали на работу в выходные, но такое случалось нечасто. Словом, денег катастрофически не хватало. С девочками-ровесницами не общался: они мне были не по карману. Так ни разу и не влюбился по-настоящему за свою более чем двадцатилетнюю жизнь. Порою есть было нечего, - не до свиданий и любви. Но любимое существо было.
      Редкие заработки растягивал на долгое время, питаясь кукурузным хлебом и фальшивым растительным маслом. Честная бедная жизнь угнетала. Хотелось натуральной пищи, внимания  и ласки опытных пожилых женщин. Пошел вновь в хиларис и не стал терять времени на одинокие танцы. Высматривал одиноких дам неопределенного возраста, звал их танцевать. Некоторые отказывали сразу, другие – лишь танцевали, третьи – звали к себе, дарили подарки и деньги, кормили, не жалея ничего. Со временем научился определять, какая элитария просто хочет отдохнуть, какая – жаждет отвязного отдыха с молодым живым парнем. Почти не ошибался. Одна из «подруг» в благодарность за услуги дала «премию»: крошечного живого котенка, видимо, ей привезли его из имения, в городах кошек почти не осталось: слишком дороги, как и собаки. Несколько веков назад эти животные почти вымерли, это было связано с изменением экологии. Выжили наиболее выносливые физически, хитрые и ласковые, доступные по цене только элитариям. И вот мне, голодранцу, любовница подарила серого гордого котенка, который нагло и умно смотрел  в глаза, но пакостил, где ни попадя. Когда брал зверя, совершенно забыл о том, что он – настоящий: большинство наших современников держат в домах «фальшивых зверей», не имеющих естественных потребностей. Нередко мужчины-неудачники в тупом раздражении сворачивают шеи своим искусственным домашним любимцам, и те тут же оживают. Однако, мне пришлось по старинке убирать за зверем и заботиться о нем, как о ребенке. Кот стоил немало, - его можно продать: найдутся чудаки, готовые выложить кровные за живого кота. Назвал Ромулом.
        Деньги, от общения с «подругами», появились, но, наученный горьким опытом почти трехлетнего полуголодного существования, научился экономить, не выбрасывал зря ни аура, ни денария.  И считал дни: вскоре из своей долгосрочной командировки вернётся моя возлюбленная Тамара, давшая мне путевку в жизнь. Я так ей благодарен, - безмерно! Её элитарий из числа неработающих представителей высшего сословия наверняка забыл Тамару, - у меня появится шанс стать ее единственным другом. Буду стараться угодить ей: вдруг Тамара согласится оплатить мою учебу в университете, сделает меня пилотом или инженером-техником? С такой «корочкой» при получении работы будет преимущество… И учеба мне дается с легкостью…
       Возвращался в свою «конуру», как правило, среди ночи. Бояться мне было нечего: все деньги перечислялись на именную кэрту, взять же у меня нечего, только коннект, и тот настроен исключительно на мои биотоки, - останется лишь выбросить… Вызовы «подруг» по внешнему коннекту нередко застигали во время сна, - мчался в любую непогоду, стремясь ухватить от жизни каждую копейку. Такая работа не была неприятной: дамы-элитарии всегда следят за собой, выглядят молодо, подтянуто, в их  внешности действительно проявляется некая генетическая отточенность, однако, насчет их умственных способностей я бы этого не сказал… Умна была лишь Тамара, но она – необычная женщина… Интересно, как она воспримет наличие в доме кота? Поймет, что я не в состоянии купить дорогостоящего зверя? Будет ревновать? Сама бросила меня...
            В ту теплую ночь шел по пустому, темному переулку, - снова мальчишки свет вырубили, чтобы камеры не фиксировали их хулиганств и грабежей. Возле нашего подъезда едва не споткнулся о приоткрытую крышку люка. Нечто темнело рядом с крышкой, но было темно, - ни зги не видно. Вечно мусор из окон кидают местные грязнули, лень донести до мусоропереработки-трансформера, как эту штуку здесь называют. Противно. По визору местные новости вечно показывают непонятно как сфабрикованные кадры: откуда они берут эти чистые, сияющие улицы? Постоянно улыбающихся, счастливых людей? Я почти сразу отрезал квартиру от передающих станций, не нужен мне визор! Пусть новости будут доходить с опозданием, - не желаю видеть глупостей… Пожить бы режиссерам пятнадцать лет на Муне, потом – снимать правду жизни...Бедные элитарии: экстренные новости пробуждают их даже ото сна: внутренний коннект не дает им полного уединения никогда. Лишь для ученых сделано исключение, - при постоянных путешествиях в земные колонии коннекты удаляются.
         Поднёс руку к сциентору-распознавателю папиллярных узоров жильцов, и тут услышал тихий стон. Остановился, прислушался, - тихо. Дверь со скрипом растворилась, хотел уже заходить в вестибюль, - стон повторился. Черт!
Кто здесь? Включил огонек внешнего коннекта на руке, - свет озарил крыльцо подъезда, крышку люка, и нечто сгорбленное, - от этого темного пятна исходили стоны. Человек! Похоже, хулиганы ограбили и прибили. Что делать? Вызвать экстренную службу охраны? Но не припишут ли преступление подозрительному, неработающему, деклассированному элементу, непонятно где добывающего средства к существованию? Так часто бывает, знаю. Может, лучше  уйти вовремя, пока нет никого поблизости? Пусть с раненым разбирается кто-то другой.
         Подошел  ближе. Скрепя сердце, притронулся к телу человека. Осветил фонариком коннекта. Человек лежал ко мне спиной, в странной одежде, на голове кусок темной ткани намотан по непонятной моде. На теле – сплошной пятнистый комбинезон, не видно ни единого соединения, рукава переходят в перчатки, обтягивая пальцы второй кожей. Не видел подобного никогда…
     Вновь – стон. Жив. Аккуратно перевернул человека на спину, оказалось: совсем худенький безусый мальчишка, лет пятнадцати, видимо. Справа над виском, над этим нелепым тюрбаном, – темное пятно. Похоже, ударили чем-то твердым. Или сам ударился. Но жив будет, думаю. Раз до сих пор не умер. А если и нет, что я потеряю, если сейчас притащу его к себе в комнату? Наверняка, при нем есть какие-нибудь ценности… Если помрет, - выволоку обратно, все равно камеры не работают. Выживет, - отблагодарит за спасение.
       Поднял на руки тело, оказавшееся удивительно легким, внес в подъезд. Повезло, никого не встретил. Дотащил до второго этажа, открыл дверь вновь пальцем, - пришлось чуть присесть, чтобы не опускать неизвестного на пол. Положил на старый диван-трансформ, давно превратившийся в неподвижную глыбу. Попробовал размотать ткань с головы человека, но она присохла на виске. Налил теплой воды на кухне, стал отмачивать теплой ватой засохшую кровь.
       Тут человек вновь застонал и открыл глаза, - полуслепые, странные, сумасшедшие. Чуть стакан из рук не выронил: глаза мне странными показались, частью голубые, частью серые, - словно в человеке запущен скоростной механизм генетической регенерации. Такое возможно: например, надоело быть кареглазым по моде, вот и возвращайся к прежнему серому цвету глаз… Ускоренная трансформрегенерация, однако, дорогого стоит и небезопасна для организма. Прибегают к ней только, если… Наконец удалось отмочить прилипшую ткань от кожи, - кое-как снял полотнище, - замер.
       Длиннющая бело-рыжая коса упала на спину пострадавшей. С косой происходили те же пертурбации: похоже, еще дня три назад она была снежно-белой, но становилась русо-рыжей, наливаясь цветом буквально на глазах. Женщина! Что ей нужно было на пустой ночной улице? Здесь – не место «съёма», у нас девушки после полуночи на улицу не выходят. Не местная, значит…
- Где я? – прошептала девушка, с трудом вглядываясь в окружающее, словно полуслепая. – Вы кто? Зачем я здесь? Я была на улице. Потом упала в люк и пыталась выползти назад. Мне это почти удалось, а потом так затошнило вдруг…
     Черт! У нее сотрясение, раз затошнило! Вот навязалась на мою голову… Зачем я к ней подошел, дурак этакий? Пусть бы себе валялась в подворотне как мешок...
- Ты в Субуре, милая…Знаешь, где это? – спросил ласково, она же не виновата.
- Нет, а где? Это Оппидум? Столица, да? Какой-нибудь рабочий квартал? Тут так темно на улице… Вы медиков не вызывайте, не нужно, не люблю я их, - отлежусь и уйду. Спасибо Вам за помощь. Вы – добрый человек…
Вздрогнул от её слов: тоже мне, «доброго человека» нашла! Я ее ограбить хотел!
- Сегодня можешь остаться, черт с тобой. Жены нет, так что можешь дрыхнуть на диване. Пойду на кухне лягу. Вот тебе плед, вон там – удобства. Ромул ночью может придти, - не бойся: это – кот, он живой, теплый, песенку тебе споёт.
- Ой, как здорово! Правда, живой кот, как в деревне или в кино? У меня был пес, а коты – нет…  Какой красивый… Дайте мне воды, пожалуйста, и что-нибудь от тошноты, плохо мне… В глазах так темно, словно шахматная доска все предметы.
        Попытался представить эту «шахматную доску» - не смог. Бредит, наверно. Так и провозился с ней полночи: то воды, то таблетку, то замерзла, то помог ей на спине комбинезон расстегнуть, - оказывается, в  нем нельзя дольше двенадцати часов находиться, нарушается кровообращение. Пришлось старую, маленькую мне пижаму выдать во временное пользование… Дернула меня нелегкая сунуться по адресу этих непонятных стонов! Давно бы уже спал! И кого я притащил в дом посреди ночи: люпу, скорту, студентку-инженера, - кого?
         Ночь, наконец, завершилась. На следующее утро девица оказалась крепко спящей. Только сейчас я ее по-настоящему рассмотрел, - присвистнул даже: жар-птица залетела в мои пенаты, не иначе… Такой красотки отродясь не видывал: ни грамма косметики на лице, но - красива. Прежде полагал: без грима красивыми бывают лишь немногие мужчины, но ошибался: и женщины порой ничего себе...
Ромул залез к ней на плед и дрых плюшевым медвежонком, даже умудрился мордочку подсунуть ей под ладонь. Понравилась ему, а он – с характером.
        Проснулась она ближе к полудню, даже не пошевелилась во сне. Резко села:
- Добрый день! Долго я сплю… Мне, наверно, пора уходить? Вы бы меня разбудили пораньше… так люблю поспать, это так редко удается…
- Зачем же Вам уходить? – иронизирую, но она не понимает, моргает ресницами серьезно так. – Оставайтесь, пока не почувствуете себя лучше. Возможно, Вы скажете мне адрес вашей семьи или их номер коннекта? Перезвоню им, - они приедут и заберут Вас домой. Что скажете?
- Нет, моя семья не приедет… Мама умерла недавно, а отец… его нет. Некому обо мне побеспокоиться. Вы простите: есть ли у Вас ножик острый и зеркало стрехстворчатое? У меня разбился коннект вчера, когда я ударилась об эту крышку люка… - она сейчас явно говорила правду: никто на нее не нападал, просто упала и ударилась. Каким ветром её занесло в квартал бедноты? Если под кожей за ухом был встроен коннект, - девица явно студентка или инженер. Но на прошедшую полный курс обучения  не похожа, молода: кожа рук – детская…
    Принёс наточенный крошечный ножик, сделал крошечный надрез в несколько миллиметров на коже за ухом у девицы. Она взвизгнула, но не заплакала. Вытащил малюсенький деформированный биоконнект, - никогда в руках не держал подобной… гадости. Как можно нечто вживлять в тело человека?
       Пытался ее расспрашивать о других близких, - бесполезно, сказала, никого нет, - мои надежды получить благодарность за спасение странствующей дурочки развеялись дымком в небе…Но что-то меня смущало в ее появлении в Субуре…
        Съела она кусочек искусственного мяса, - и отказалась от второго куска. Попросила что-нибудь «настоящее» или просто воды. Капризная! Принес орехов жареных арахисовых, вчера сам поджарил сковородку, - хорошо тонизируют перед свиданием с «подругами». На орехи – набросилась, не отказалась. Но вскоре сказала, что опять тошнит, - все-таки сотрясение у нее…
        К вечеру завел разговор о том, что мне ночью нужно будет уходить. Она сжалась вся в комок, словно я уже выбрасываю ее, с повязкой на голове, в ночь.
- Не бойся, не прогоняю тебя: оставайся, если хочешь, но ты не сможешь сама выйти из квартиры, - она автоматически открывается лишь на мои папиллярные узоры. А ты пока не внесена мною в число гостей или сожителей квартиры. Если устраивает, - оставайся одна, спи, отдыхай. Я приду среди ночи.
И она предпочла остаться пленницей в моей квартире. Дикая история: я, молодой жиголо, ненавидящий женщин, приютил в своей квартире юную девицу, - никто не поверит… Перед моим уходом  она сказала, что ее имя - Церта Мар, родом она из далекой провинции, - название утаила. Документы у неё якобы украли, домой она возвратиться не может, - её старшие родственники выгнали из дома из-за материнской квартиры. Если она вернется туда, - они ее убьют.
        Во всем этом было немало неумелой лжи, но и правда чувствовалась. Скорее всего, из дома ее и впрямь «попросили», но кто? Никогда мне это не узнать… Да пусть лежит пока у меня, потом придумаю, что с ней делать. Можно продать ее в лупанар, например, и хорошо заработать: нет документов - жаловаться не станет.
С новыми веселыми мыслями я ушел на работу. Пришел под утро, злой, - дама попалась скупая и жадная до ласк, - чувствуешь себя после таких встреч омерзительно… А Церта спит как светлый ангел Креатора, чуть ротик приоткрыла, кофта пижамы на груди чуть распахнулась. Такое зло меня в ту ночь взяло на всех женщин, и на нее – тоже!
       Сорвал с себя трансформную дорогую одежду и прыгнул на нее павианом. Она пробудилась, конечно, но сопротивляться не стала: только глаза распахнула широко и руки мне на плечи положила: то ли оттолкнуть хотела, то ли обнять. Не стал разбираться: взял ее стремительно, с жадностью, - никогда молоденьких любовниц у меня не было. Она вскрикнула резко, но не пыталась вырваться, лежала неподвижно, как статуя, лишь дышала часто-часто. Похоже, мужчин у нее еще не было, зря я так на ней отыгрался… Ощущение юного тела, шелковистость кожи – все было бесподобно, не сравнить с отреставрированными прелестями старых элитарий, - и такой свежий запах исходил от кожи, от дыхания, - вот это и есть молодая подружка… Как приятно! Хочется брать ее вновь и снова, а она и не сопротивляется, но лежит неподвижным каменным истуканом… В моменты страсти я неосознанно сжимал ее тело как клещами, - она вздрагивала, но никогда не жаловалась. Терпеливая,  или не чувствует боли. Но не мазохистка, - никакого удовольствия на лице не написано, только одна бесконечная покорность судьбе. Похоже, мое поведение Церта приняла как данность и сумела приспособиться, но ни разу за долгие ночи и дни любви она не ответила мне поцелуем, не подарила моему телу никакого иного удовольствия, - словно кукла изо льда Тефии…
        После той ночи больше разговора не было об уходе Церты из моего дома: она мне стала необходима как воздух. С каждым днем я все яростнее брал ее, словно рассчитывая на ответную реакцию, но она, похоже, была полностью холодна к сексу. Или еще не проснулась как женщина…
        Необходимо было как-то зарегистрировать ее пребывание в моем доме. Ей нужны были новые документы. Пришлось задействовать старые связи: один парень с Муны, старше меня на пару лет, также осел на Земе, -  он официально занимался рисованием карандашных набросков богатых господ, неофициально – помогал сотворить «новые» документы для разыскиваемых лиц. С его помощью удалось раздобыть информацию о пропавшей несколько лет назад Церте Мар, родом  из провинции Бельгика. Вот на эту неизвестную девицу мы и оформили новые документы для моей подружки, - она стала законной обладательницей этого имени. Причем данные пропавшей девушки никогда не исследовались генетиками, так как та принадлежала к сословию деклассированных, чьи ДНК никого не интересуют. Отныне моя любовница стала субпролесом Цертой Мар, и я внес ее имя и данные в список проживающих в моей квартире, - отныне она могла свободно входить и выходить из дома, но ей я этого не сказал, чтобы не сбежала. С ее появлением в моей квартире стало светлее и уютнее, чище, что ли… Готовила она не слишком хорошо, но с каждым днем – все лучше, убирала за котом, ублажала меня ласковыми речами, но в постели оставалась изваянием.
Скоро я перестал думать о необходимости помнить об ее удовольствии, - и делал с хрупким телом все, что угодно. Порой от моих ласк на ее теле оставались кровоподтеки, но Церта терпела молча, с горящими глазами, сжав губы. В конце концов, она должна быть мне благодарна: я спас ее тогда ночью, дал приют, - у нее, похоже, ни кола, ни двора… она ответила очень серьёзно:
- Я очень признательна тебе, Инор, за спасение. Ты действительно меня спас от большой беды… Я рада тебе. Можно, буду называть тебя Инопием?
Мне было все равно, как наивная девчонка станет меня кликать...
          Через несколько недель моей совместной жизни с  Цертой объявилась моя Тамара, которую я  ждал несколько лет с огромным нетерпением, которую почти любил когда-то, но сейчас, с появлением Церты в моей жизни, мысли о бывшей любовнице отдалились, померкли… 
        Хотелось каждый миг жизни проводить, держа в объятиях Церту, - не хотел разговаривать, но лишь бесконечно взмывать от наслаждения, находясь в ней, в ее  податливом женском естестве…Пытался убедить Церту перейти в сословие скорт, - для чего ей следовало пройти стерилизацию, но она смогла бы вести безбедный образ, вроде меня, и не думать о куске хлеба. Церта уперлась. Пытался напугать ее беременностью, но она рассмеялась мне в ответ, сказала, что и так «почти» бесплодна. Глупая… Если бы я был лет на десять старше, - женился бы на ней, но пока я должен зарабатывать...
          Тамара безапелляционно велела мне явиться к ней ночью, сказала, что три года мечтала о встрече со мной. Ее просьба звучала приказом… Конечно, я пошел, оставив Церту с Ромулом: к этому времени, моя подруга прекрасно поняла сущность моих отлучек, но ни слова не сказала об этом. Неглупа…Ведь я ее кормил все это время, - глупо ей бросать мне упреки в неверности…
          Старая элитария, обрадовавшись встрече, бросилась мне на шею. Принялась меня угощать вкусностями, не спеша вести в спальню. Она взяла мою кэрту и перебросила на нее заранее какую-то сумму, - не знал даже, какую именно. Ей хотелось трогать меня руками, обсуждать наше старое знакомство, вспоминать прежние наши отношения. Слушая ее, я поражался: похоже, «вечная» Тамара влюблена в меня…
     Когда дело дошло до занятий сексом, - я не смог. Что-то со мной случилось, словно заклинило в организме, - последнее время всё чаще случались такие проколы с немолодыми женщинами. Стоило мне увидеть их тела, - я вспоминал прекрасное тело Церты, - и волна брезгивости накрывала голову, и не только…
     Тамара неожиданно пришла в ярость: похоже, она привыкла издавна считать меня своей безотказной игрушкой. Еще бы: она вытащила меня из нищеты на Муне, купила квартиру, оплатила образование, а я «так» встретил ее…
        Бешенство гордой элитарии было беспредельным: она немедля вызвала службу охраны, заявив, что обманута жиголо-обманщиком, который только избил ее и хотел ограбить, но никакого секса. Она действительно просила хлестнуть ее плеткой несколько раз, но я не бил ее, нет! Но меня не слушали…
      Тамара пояснила: несколько часов назад она перевела на мой счёт крупную сумму, но я обманул ее ожидания. Я полагал: мужчины над ней посмеются… Однако, ничуть не бывало: меня отправили в камеру местной префектуры, и через несколько часов бездушный судья-автомат вынес приговор: штраф в размере пяти тысяч ауров или пожизненное заключение на дальней колонии в качестве каторжанина. Я пришел в ужас. Однако, мне предоставили месячную отсрочку выплаты штрафа и выпустили из камеры, понимая, что бежать мне некуда.
         Вот до чего довела меня страсть к Церте: я оскорбил одну из сильных мира  сего своим равнодушием к ее телу, и она отомстила мне жестоко…
        Церта спала, - пришел на рассвете. Ей немало досталось тогда…
        Днем ушел искать возможности взять заем для уплаты штрафа, но мне смеялись в лицо и в банке Косморазвития, и  в Банке Зема. Других банков у нас нет. Есть ломбарды, но за мою квартиру многого не дадут. Пять тысяч – зарплата среднего рабочего за пятьдесят лет, я же – безработный.
        Предлагал почку в Институте трансплантаций, - многие богачи предпочитают живые органы. Но и там надо мной рассмеялись, сказали, все мое тело столько не стоит… Что оставалось делать? И тут услышал рекламу о наборе добровольных переселенцев к далекой звезде… как там ее…Аванс – пять тысяч, или семь с половиной, если приведешь на вербовку еще одного «переселенца». На следующий же день я пошел вместе с Цертой в вербовочный пункт: она сперва сопротивлялась, но услышав о сумме аванса, неожиданно согласилась, и все бумаги подписала. Потом нам что-то долго рассказывали, вынесли пакеты документов.  В тот же вечер я оплатил  сумму штрафа. И еще остались деньги…
      Вечером мы с Цертой пошли в хиларис, - отмечать наше неожиданное богатство. Она пила наравне со мной, но в середине ночи я накрепко уснул и сладко спал в хиларисе до утра. Очнулся, - оказалось, она ушла посреди ночи.