Знак ангела
Моим прапрабабушке и прапрадедушке посвящается.
На высоком берегу большой шумной реки стояло богатое село. И жила на окраине того села необычная старуха: одежда на ней со временем не блёкла и не снашивалась, цветы в доме, в глиняных вазах, не вяли. Даже собака, что сторожила дом Розалии, так звали старуху, уж две собачьи жизни пережила, а всё никак не старилась.
И решили сельчане, что наделена Розалия каким-то особым даром. И хотя и с опаской, но стали наведы-ваться к ней со своими неизлечимыми хворями, да бедами. Редко кому удивительная старуха помогала, но те, кто удостаивался её внимания и доверия, никогда о своих визитах, в дом на окраине, не рассказывали.
И были в том селе четыре девицы – подружки: Лада, Мира, Ида и Дора. Все ладные, весёлые, смелые да работящие. И в будни, и в праздники сельчане видели их вместе. Завидные были невесты.
Любое село, как известно, живо от посева до жатвы, от жатвы до посева. И работой, и весельем. Пришла пора молодым выбирать друг друга. И одной из девиц при-глянулся простой, но крепкий и надёжный парень. И вскоре, её подружки отплясывали вместе со всеми на весёлой сельской свадьбе.
Семейные заботы – не девичьи и, погрустив, замужняя Лада оставила свой прежний девичий круг.
И остались Мира, Ида и Дора втроём.
Минуло два года, и в село за гречей прибыл купец. Да, не рассчитав время, задержался: окрестные дороги занесло ранним обильным снегом. А тут и мороз по-доспел. Пришлось купцу и сопровождавшим его людям дожидаться четыре месяца. За это время, купеческий сын приметил Миру, не упускавшую случая лишний раз показаться видному молодцу на глаза.
И, едва снег спал, девушка с обозом навсегда покинула родное село.
Ида и Дора лишь повздыхали ей вслед, и зажили по-прежнему: с песнями, играми, да девичьими посидел-ками.
Прошло ещё несколько лет. Вдовец, живший по-со-седству с родителями Иды, посватался к девушке.
Село отпраздновало и эту свадьбу.
И осталась Дора одна.
Шли годы. У Лады подрастали дети, от Миры, редко, но приходили добрые вести. Ида с мужем купили в собственность мельницу и стали в селе уважаемыми людьми. Все они думали о будущем, о благополучном будущем. И только Дора, потеряв счёт времени, снова и снова мыслями возвращалась к прошлому, туда, где остались: красота, девичьи вечера при свечах и мечты.
Так продолжалось до тех пор, пока мать не на-шла её, едва живую, под окном собственного дома.
Горестно утирая слёзы, женщина оставила дочь на попе-чение родственников и тут же побежала к старухе Розалии. Та, выслушав сбивчивый рассказ и мольбу о помощи, покачала головой:
- Не разговаривайте с ней до самого вечера, но и глаз не спускайте.
Сказала, и выпроводила за двери.
А вечером, с букетом цветов, пришла сама в дом. И, с порога, велев всем, кроме несчастной, удалиться, при-села рядом с ней на постель.
- То, что ты считаешь бедой, не беда.
Девушка не ответила.
- Не сиди сиднем, кровь застоится. Делай что-нибудь, да не для других, для себя. Всё равно, что.
- Не хочу.
- И это не беда. Беда – прожить жизнь и не узнать о себе правду.
- Как это, не узнать правду? – Теперь Дора пристально смотрела на старуху.
- Просуществовать, словно лист или трава, вот как. Ты думаешь – ты не красива, но не красивых людей не бывает. Красота разная у всех. Не красиво только уродство. Ты думаешь – ты несчастлива, но таковыми не родятся. Верх над человеком, бывает, берут: лень, глупость, праздность или неверие. И только. А, они-то, и есть – уродство. Ты думаешь, не то на тебе платье, не так ходишь, не то говоришь и делаешь. Да разве ж, за это любят. Ещё древние говорили: «Каждому городу Бог дал либо праведника, либо мудреца. Те города, которые покидает и тот, и другой, заносит песком и камнем, ибо они Всевышнему больше не дороги». А человек – тот же город.
И показала на букет, который держала на коленях.
- Посмотри на них: это – тюльпан, это – роза, это – гладиолус. А это, - она загадочно улыбнулась, - кулион.
Разве, хоть один из них уродлив? Судьба у всех этих цветков может быть похожей, а может быть и разной.
И, помолчав, добавила:
- И на твой вопрос древние ответ дали: «Если девушку, без единого внутреннего изъяна, ни один мужчина не любит, значит, её полюбил ангел, подобный богу».
- Теперь знаю, и что мне с этим делать? – всё ещё не веря старухе, произнесла вековуха.
- Думать об этом и звать сердцем, как умеешь: песней, танцем, другим чем. Да не об ангеле думать, а о любви и жизни с человеком. А кто твой суженный, сердце и ангел подскажут. Вот историю тебе расскажу, послу-шай.
Там, где я родилась, природа угрюма и бедна крас-ками, а люди, несмотря на это, приветливы. Молодых много. Среди девиц, когда-то, выделялась одна. Звали её Кира. Редко такое сочетается в девушке: и красива, и руки золотые. И спеть, и сплясать была мастерица, и избу подправить, и на стол и на лавку поставить. Да только счастье к ней всё не шло. Уже и соседи посме-ивались, что, мол, зелье отворотное принимает. В ста-рые девы дорогу мостит. А она улыбнётся на это: «Нет такой дороги, с которой нельзя было бы свернуть», и дальше в девках вековует.
И вот, приносит, как-то, травнице цветок. Говорит: «В лесу нашла. Отродясь таких не было, а тут появился».
Посмотрела бабка – цветок, и впрямь, диковинный.
- Да ты, девка, кулион нашла.
- Что значит, кулион? – спрашивает та.
- Знак ангела. Ты, милая, не вековуха вовсе. Иди до-мой, да потихоньку собирайся в дорогу. А куда и зачем, само придёт.
Минул месяц. Все, кто знал про цветок, и думать о нём уж забыли. И вдруг, бежит к девице соседка: «Смотри, - говорит, - что я в реке выловила».
И разворачивает перед ней кухонный передник. Да не сельский, а с барского двора. «Вот, - продолжает, - кому-то повезёт. Пусть на заднем дворе, да в имении».
- С чего ты взяла, что кому-то повезёт? – спрашивает вековуха.
- Да разве ты не знаешь, что это значит? Это значит, посудомойку прогнали, и её место освободилось. А где посуда, там и стряпня.
Покивала Кира соседке и побежала в дом. Собрала лёгкие пожитки, да и в путь.
А как подошла к барской усадьбе, задумалась; вряд ли её, что ни скажи, за ворота пустят. И решила тогда поискать место, где смогла бы через забор перелезть. И нашла. Да, впопыхах, про хозяйских собак забыла. А те, тут как тут. Хорошо, дворовый парень помог, псов отогнал, и дверь в кухню показал.
Так она, незаметно среди холопской суеты, прошла в дом и, прямиком, в комнату к барину.
Граф не молод уж был, мог бы и в гнев впасть, но, выслушав рассказ вековухи о том, что и как её к нему привело, послал за поваром.
- Тебе нужна новая посудомойка. Эта подойдёт? – спрашивает, едва тот явился.
Повар повернулся к девке.
- Покажи руки.
Та протянула ладони. Он осмотрел их и кивнул.
- Подойдёт. Эта всё умеет.
Так, с тяжёлой работой, с песнями, вечерними бабьи-ми посиделками, да неразделённой любовью дворового парня к ней и прижилась Кира, на заднем дворе усадьбы графа. И всё бы ничего, да стали со временем проис-ходить странные вещи в кухне: то битые тарелки среди чистых найдут; то фартуки пропадут; то сор под мойкой окажется, а то, ещё что похуже. И повар, не зная этого за старой прислугой, вымещал недовольство на молодой посудомойке.
Терпела она, терпела, да ведь и у дерева ветка обло-мится, если просто так её сгибать. Терпение лопнуло. Решила Кира, погоревав, вернуться в село. Хоть и стыд-но, да делать нечего. Встала она в последний раз у мой-ки и украдкой заплакала. Заметила это старая посудо-мойка и говорит:
- Эх, кабы я была помоложе, да руками похолёней, не упустила бы такой возможности.
- О чём ты говоришь? – утёрлась передником девка.
- Как о чём? Разве ты не знаешь? Гостей богатых барин ожидает, а значит, блюд на столе особых. Кто угодит, тому многое простится.
И, помолчав, добавила:
- Я ведь знаю, что всё это не твоих рук дела.
Вековуха лишь пожала плечами.
- Наш повар никого к кастрюлям не допускает. И блю-да к столу понесут его доверенные люди. Нам-то, что с того?
- А то, что стряпник, не ровён час, может захворать, вот что.
Сказала это, повернулась и ушла. А Кира задумалась.
Спустя несколько дней прибыли в усадьбу именитые гости: четверо господ с прислугой. Поужинали, и по комнатам разошлись.
А наутро, во главе с хозяином, выехали на охоту. Вот тут-то, управляющий и обнаружил, едва не испустив-шего дух, в бреду, повара.
Поднялась суматоха. В окрестные сёла послали дворо-вых за умелой стряпухой. Те вернулись с двумя бабами, да только ни одна из них не смогла угодить привередли-вому вкусу управляющего. И уж он за голову схватился, когда старая посудомойка предложила попробовать стряпню девки Киры.
Подумал управляющий и согласился.
И простая деревенская рукодельница заменила искус-ного повара у именитого графа. И ни битой посуды, ни земли под мойкой, ничего другого за весь день впервые не случилось.
Вечером, с большим трофеем, вернулись с охоты ба-рин и его гости. И хотя все они и устали, но были весе-лы и довольны. Не прошло и часа, как граф потребовал накрывать на стол. А по заведённому обычаю, любое новое блюдо должен был подавать сам повар.
Одели Киру, как подобает, дали в руки поднос и, в со-провождении управляющего, отправилась она в столо-вую.
Раскрасневшие от вина, именитые гости за столом бы-ли слишком поглощены спором, чтобы заметить их появление. А вот агрессивные охотничьи псы, которых и тут они держали при себе, закрутились возле девки, оповещая глухим рычанием о появлении в зале чужого.
Управляющий, видя, что они вот-вот обратят на себя всеобщее внимание, подошёл к хозяину, наклонился и что-то зашептал на ухо. Граф молча, рукой, распорядил-ся поставить блюдо перед собой. И, попробовав стряпни вековухи, согласно кивнул.
В зале наступила тишина.
- Весьма неплохо, - громко произнёс один из гостей, едва слуга поставил блюдо и перед ним. – Если ваша посудомойка, граф, действительно талантлива, может быть она умеет ещё что-нибудь, кроме поварского дела?
Кира пристально посмотрела в сторону говорившего. И тут, охотничий пёс любопытного гостя бросился на неё. Ловко схватив озверевшее животное за холку, дере-венская девка подняла его над полом и держала так до тех пор, пока он не затих. А, отпустив, повернулась и, не говоря более ни слова, вышла вон из зала.
Слова старой посудомойки оказались верны. На следую-щий день граф велел позвать Киру к себе.
- Отныне, вся кухонная прислуга в твоём распоряже-нии, - произнёс он, едва девка предстала перед ним. – Когда, как и что тебе и другим делать, узнаешь у Кирь-яна Вениаминовича – приказчика.
Кира благодарно кивнула и повернулась, было, уйти, но граф её остановил.
- Да, вот ещё что, Кира, Кирьян Вениаминович к тебе сватается. Я за тебя согласие или отказ дать не могу, решай сама, что ответить. Но ответ нужен скорый: или сейчас, или – утром.
Вековуха глубоко вздохнула и твёрдо произнесла:
- Простите, барин, но за Кирьяна Вениаминовича я не пойду. Не люблю, и не смогу полюбить.
Сказала, и вышла за дверь. Прошла через всё имение и спустилась к реке. Села на берегу и горько заплакала. И не заметила, как возле неё оказалась старая посудо-мойка. А та, присев рядом, помолчала немного и прого-ворила:
- Не похоже, что барин тебя прогоняет.
- Вовсе не это, - всхлипнула девка.
- Посмотри-ка, на управляющего, - понимающе кив-нула старуха, - разве тот, кто по своей воле сватается к девушке, ходит таким задумчивым да потерянным? Ты думаешь, он выбрал? Не то стряслось, Кира, что у тебя на уме. От слуг приезжего барина, сама слышала, что один из гостей – молодой граф Владимир Андре-евич, во второй день приезда, на охоте, поотстал от остальных и попал в болото. Покричал малость своих, да никто не откликнулся. А конь – не собака, не помощ-ник в таких напастях. Стал граф утопать в трясине. Что делать? Огляделся по сторонам, видит – маленькая птичка, на неприметной кочке, неподалёку сидит. Стал он тянуться к той кочке и, кое-как, в конце концов взоб-рался на неё. Отдышался и стал искать глазами свою спасительницу. А она – тут как тут, на другом, едва при-метном, островке.
Так граф и добрался до твёрдого места. А как ступил на землю, птичка та девицей вдруг обернулась. Улыбну-лась пригожему парню и, пропала из виду.
Вернулся граф с охоты сам не свой, а как тебя увидел, так и вовсе, будто с ума сдвинулся. Он-то и сватал, Кира, только барину нашему выгоды нет, вас сближать. У него в городе своя дочь есть.
- Почему же, Владимир Андреевич, сам ко мне не подошёл или кого-то не прислал? Стыдится бедной стря-пухи?
- В том-то и дело, что он тебя за дворовую девку графа принял. Выкуп даже предлагал, да наш отказал.
И, вздохнув, добавила:
- Уезжают, завтра утром, именитые гости.
- Что же теперь будет… - поднялась Кира.
- Да, никак, и он тебе полюбился, - задумчиво прошеп-тала старая посудомойка.
Розалия замолчала.
- А дальше, - увлечённо потянулась к ней Дора.
- Вечером, - продолжила, улыбнувшись, старуха, - граф Владимир Андреевич нашёл Киру на заднем дворе усадьбы, и они долго у реки о чём-то говорили.
Розалия вновь замолчала.
- А что же, старая посудомойка? Не уж то, это она би-ла посуду, сорила под мойкой, отравила повара и сде-лала так, чтобы граф и Кира встретились?
Старуха кивнула.
- А теперь, поднимайся девка, да приводи себя в по-рядок, чтобы природа от тебя не отвернулась.
Проговорила это, поднялась с постели и, не говоря больше ни слова, ушла.
Прошло три дня. Полоская бельё в реке, упустила Дора полотенце и, не желая мириться с потерей, побе-жала вдоль берега за ним. И забежала в камыши.
- Тётка Розалия! – вскричала она, вбегая спустя час в дом старухи Розалии.
- Что такое? – поднялась с лавки старуха.
- Смотри, что я нашла в камышах. Отродясь такого не видала у нас.
И протянула фиолетовый, небывалой красоты цве-ток.
- Да ты, девка, кулион нашла…
Свидетельство о публикации №209091800897
Неужели это было на самом деле?
Прочёл с интересом. Понравилось.
Позвольте указать на ошибочку: «Ты думаешь, не то одеваешь...». Правильно: «надеваешь».
Одевать можно ребёнка, женщину (покупать ей красивые вещи) и так далее. А одежду надевают, а не одевают.
С уважением,
Александр Пересыпкин 22.04.2012 15:15 Заявить о нарушении
И легенда о чудесном цветке существовала и существует. Не исключено, что именно её рассказала когда-то няня маленькому Сергею Аксакову.
В своей сказке «Аленький цветочек», он, возможно, привёл не саму услышанную легенду, а её художественно обработанный образ, так сказать, свою собственную версию этой легенды. А сама легенда о чудесном цветке такова.
Когда-то, когда боги спускались на землю лишь для того, чтобы удовлетворить своё любопытство или интересы, жил среди них бог Кулион. Был он самым молодым из богов и владел в совершенстве тем, что не давалось никому из остальных – поэзией, музыкой и пением. При нём всегда было золотое перо и чудный музыкальный инструмент – кохра, звучанием которого, впрочем, как и пением Кулиона, восхищались все боги. У Кулиона было увлечение, связанное с землёй, которому он уделял много времени: играя на кохре, он создавал какой-либо образ, чаще всего – замысловатого растения. Образ этот не был материален, но был виден глазом. Кулион делал своим золотым пером рисунок с созданного музыкой образа, затем подписывал его придуманным именем, и, скатав в шарик материал, на который был нанесён рисунок, помещал в землю в безлюдном месте. Делал он это всегда перед дождём. А когда дождь заканчивался, на поверхности земли появлялся живой росток будущего нового растения.
Это занятие другие боги считали несерьёзным, праздным, однако замечаний Кулиону не делали. Думали: молодой, пройдёт.
И вот однажды, когда он в очередной раз помещал свой волшебный шарик в землю, Кулион увидел девушку. Была она не писаной красавицей, но, не такая как все, необыкновенная. И бог решил посмотреть, как и чем эта девушка живёт, т.е. стал следить
за ней. И, наблюдая, к своему удивлению обнаружил, что она, каким-то непонятным образом, находит все созданные им растения и бережно переносит их к своему жилищу. А там - ухаживает за ними и непонятно как размножает. Кулион так долго наблюдал за понравившейся ему девушкой, что не заметил, как полюбил её. Девушке он тоже понравился, но она не ведала, что её друг – бог. Вскоре обнаружилось, что их увлечения и жизненные представления полностью совпадают; им было очень комфортно и интересно друг с другом.
Но, об этом узнали боги. И стали смеяться над Кулионом: мало того, что девушка смертна, так ещё и старая дева. По меркам того времени, человек, которому исполнилось 24 зимы, считался, едва ли, не стариком, жизнь была короткой, подавляющее большинство зависело от колдунов и шаманов, знахари только-только появлялись, а болезней и опасностей – не перечесть.
Кулион долго пытался доказать богам, что его самостоятельность имеет право на жизнь, однако перед ним поставили выбор: либо он остаётся богом и забывает все земные увлечения, в том числе и это, либо – уходит на землю и становится смертным, как и его выбор.
Кулион долго ходил в полном молчании по краю небесной тверди, без сна и отдыха, и, наконец, принял решение: взяв в руки кохру, он стал играть, и играл так, как никогда не играл. Создав новый образ, Кулион зарисовал его, подписал своим именем, и, не сворачивая в шарик, а просто вставив в клочок материи своё золотое перо, спустился в последний раз на землю и там закопал. На этом месте вскоре появился цветок, который и стали называть «Кулионом» - цветком счастья.
Татьяна Уланова 22.09.2012 20:03 Заявить о нарушении