Жрица Солнца. Часть 2. Большая Медведица. гл. 23-2

        23

Лешук со своим соплеменником Борхом тихо и быстро скользили по лесу. Они верхним чутьём, как волки, шли на предположительное место  выстрелов из дальнобойного лука. Шли не в лоб, а обходя сзади, делая большой полукруг. Им повезло.  Их пока не обнаружили разведчики врага.
Они разом залегли в жидком леске в пожухлой траве и ждали.
Вот мелькнули две тени, за ними ещё две. Они ждали. Лешуки, а это они определили по тому, как  шли по лесу незнакомцы, двигались прямо на них. Вот один из них замер, пригнувшись и оглядываясь, и Лешук вздрогнул, узнав друга своих детских игр – Моха. Он был из младшей двоюродно-троюродной ветви их рода.
Мох нёс за спиной лук. Лешук стиснул зубы. Они рядом и надо принять решение: атаковать или преследовать? Их четверо. И может рядом есть ещё. А их только двое. Может Мох не станет с ним драться?
Он грустно усмехнулся: уже стал. Мох знал, где служил Лешук. Неужели опять, как с отцом, столкновение со своими из-за тех, кому они служат? Может, Жрица Солнца в чём-то права и их образ жизни изменился? Нет нейтралитета! Нет! А он в него верил!
Борха чуть шевельнулся и вернул Лешука в  реальный мир. Он жестом дал понять: преследуем. Борха согласно кивнул.
Мох и трое с ним прошли рядом, ничего не заметив. Лешук и Борха осторожно пошли за ними.
Лешуки вели себя как положено: в меру петляли, залегали, делали рывки. У них было два лука. Толком их конечно, не разглядеть, но уже видно, что луки больше обычных.
Мох явно шёл к Свилочи. Вот только к какому месту? Лешук хотел узнать, были ли ещё лешуки? Могли идти где-то рядом и следить за ними. Тактика Жрицы Солнца была успешной и лешуки наверняка её уже применяют:  они с Борхом следят за Мохом, тот ничего не видит, но за ними следят другие люди Моха.
А может Мох догадывается, что за ним следят?
Лешук весь похолодел. Рот наполнился слюной. Он вдруг почувствовал беспокойство Главной Жрицы. И почувствовал опасность.
Лешук встал. Борха тоже. Лешук всей кожей чувствовал – засада. Он увлёкся погоней и влип. Наверно, и отца также подловили. Какой он дурак! Мох его обхитрил! О Жрица Солнца! Прости! Я тебя подвёл! Что делать?
Пришло спокойствие. Он сделал жест Борху – уходим в бок. Они сделали каждый по два шага в разные стороны и … на обоих набросили сети. Только краем глаза Лешук успел увидеть: сеть летела сбоку.  Ещё одну он не видел: она падала на него сзади и сверху. Он успел выхватить нож и его сбило с ног. Он успел разрезать сеть, но его оглушили.

Очнулся Лешук уже в лагере врагов. Связанный.  Рядом, тоже связанный, лежал Борха. Чуть дальше стоял Мох.
Мох почувствовал, что на него смотрят и подошёл.
Усмехался.
- Ну что, Лешук? Наших луков захотел? Я знал, что ты за ними пойдёшь. Вот он, погляди!
И показал лук во всей красе.
Добавил:
- Мы его для охоты делали. И для войны.
Лешук уточнил:
- Ты сам его сделал?
- Да. Я долго думал и подбирал разные дуги и жилы. И стрелы изменил. Помнишь, у тебя был хороший отцовский лук. А у меня не было такого. На охоте ты всегда больше моего приносил добычи. Стрелял точнее и дальше. А я мучился.
Лешук удивлённо произнес:
- Мой отец и дед сами их делали и меня научили. А я тебя учил, хотя отец не советовал.
- Вот видишь! Не разрешал!
- Не нравилось ему это, но разрешил. А ты сказал, что сам свой сделаешь.
- И сделал. Сам.
- А моя учёба тебе помешала? Не подошла? – против воли, сам собой в голос Лешука попал сарказм.
Мох презрительно скривил рот:
- Подошла. Только я сам делал, сам.
- Ну и хорошо. Зачем же ты пришёл на эту войну?
- За деньгами. Как и все лешуки. И за тобой.
- Почему за мной?
- Ты унижал меня всегда.
Лешук оторопел. Не знал, что сказать. Мох был его другом. Он не унижал друзей. Да и врагов тоже.
- Мох, когда я тебя унижал?
- Всегда.
Лешук подумал: колдовство. Не иначе. Так измениться. Или он просто раньше не замечал? Ведь его отцу не нравился Мох.
- Чем? – крикнул Лешук – Что я тебе сделал?
Мох засмеялся. Присел рядом. Его глаза посмотрели прямо в глаза Лешуку.
- А всем. Почему тебе всё, а мне ничего? И мать,  и отец, которые тебя любят, и будущий глава рода, и богат: оружие хорошее, дом, одежда. Женился на красавице из семьи ведьм – трудно тебя колдовством взять.
Мох растянул губы в оскале:
- Теперь я с тобой рассчитаюсь, за всё. За твою унизительную дружбу счастливчика ко мне, слабому. О как всё поменялось … . И это я натравливал Лайдака на твоего отца. Забавно было смотреть, как кипятился Лайдак. Он так ненавидел твоего отца, своего брата! А какое лицо было у тебя, когда ты принёс труп отца домой и клялся найти убийц. Такой  гневный и бессильный. Красота!
Он выпрямился и отошёл. Лук покачивался в руке.
Лешук лежал оглушённый. И удар по голове действовал и слова. Некоторое время он не мог ни о чём думать. Просто лежал.

Время шло и что-то происходило. Из оцепенения Лешука вывели действия врагов: подбежали лешуки, схватили Борху и потащили вверх по склону.
Только сейчас Лешук стал осматриваться: холм, без кустов и деревьев, камень. Вон лешуки кучкой. Ого, колдуны. Один явно главный: суетливый старикашка. Больше ничего не видно с этого боку. И связанные руки и ноги болят. И голова – сильно его стукнули.
Лешук попытался пошевелить руками – не смог. Очень туго связан. По лешуковски. Попытался перевернуться на другой бок – не смог. Ему вдруг стало страшно. От своей беспомощности. От того, что так глупо попался. От колдунов. Он мысленно позвал: Жрица Солнца! Колдуны. Я в плену. И Борха.
Подул ветерок и стих. Страх стал чуть жиже. Лешук стал искать глазами Борху и увидел.
Борха был рядом с камнем - алтарём. Полукругом стояли колдуны. Это было шагах в двадцати от него.
Он вспомнил – это был Проклятый холм. В лесной чащобе. Алтарь был не на вершине, а сбоку. Это был холм сторонников культа Беса. Его придерживались некоторые знахари, местные ведуны. Этот культ был тайным. Лешук мало что о нём знал. Сторонники себя не любили показывать. Говорили, что тут приносили в жертву людей, чтобы поправился  от болезни кто-то другой. Что тут освещали некоторые обереги-перевёртыши, которые приносили беду в дом. Что тут знахари просили Беса, властителя зла, о помощи. И чистились после своих делишек. Жрица Солнца Истра разогнала последний их шабаш. С тех пор тут было тихо.
Может они другое место нашли? Или реже здесь собирались?
Старикашка, которого Лешук посчитал за главного колдуна, стал читать заклинания громким голосом. Борху держали двое лешуков: он извивался, пытаясь вырваться. Мох стоял рядом и брезгливо морщился.
Из полукруга  жрецов отделилась фигура.  Жрица! В руках у неё был зазубренный  каменный нож. Борху подняли и спиной положили на алтарь. Голова свешивалась вниз и ноги. Старуха- колдунья стала пилить горло Борхе. Он дико закричал. Колдуны затопали ногами и речитативом что-то забормотали. Главный колдун тонким голосом что-то выл. Кровь текла на алтарь и землю. Борха еще два раза крикнул уже слабее и захлебнулся кровью. Его ноги ещё некоторое время сучили по земле. Старуха старательно пилила шею, а потом за волосы подняла отрезанную голову и тело сбросили с алтаря. Голова стукнулась об алтарь.
Лешук закричал. Забился в конвульсиях. К нему подскочил Мох и ударил ногой в лицо. Лешук потерял сознание.

24

Лешук снова очнулся от того, что кто-то лил ему воду на лицо и грудь. Он с трудом разлепил веки и узнал Схиму. С облегчением подумал – свои. Схима помог ему сесть.
- Борху убили.
- Знаю. Повезло тебе, Лешук. Мы крик услыхали. Поскакали сюда. Бой был серьёзный. Они отбивались до конца. Особенно лешуки. Мы два лука захватили новых, дальнобойных.
Подошёл Коста, спросил:
- Что тут было? Колдовской обряд?
Лешук кивнул.
- Борхе не повезло, а тебя спасти успели. Как вы попались?
- Я виноват. Меня обхитрил бывший друг детства.
Коста отвёл взгляд. Помолчал. И скомандовал:
- Уходим. В храме неизвестно что. Лешук – вон тебе конь.
Лешук, хотя лицо и голова болели, в седло сел уверенно. Тело Борхи уже привязали к другой лошади. С высоты лошади он огляделся: трупы в разных позах. А вон и Мох: три стрелы впились в грудь и рука раздроблена. Первый раз он обрадовался, что убили за него. Пусть не он отомстил, но предатель наказан. Старуха лежала, раскинув руки, а лица у неё не было: видно палицей разбили. Вон плюгавенький старикашка, с виду такой безобидный был: разрублен пополам.
- Домой! - Прозвучала команда.
И воины поскакали за Схимой. Лешук был в середине отряда.

Внезапно поднятая рука Схимы остановила отряд.
Из густого подлеска вышли два воина. Из отряда Тиши – подумал Коста.
Воины рассказали про старый схрон и ход. Про то, что узкий ход вывел сюда, в чащобу. А более широкий идет, похоже, к Сливке.
Кота велел спешиться и идти к Сливке искать выход схрона. Лошадям там не пройти.
Странно, подумал он: схрон и ход – старые, а лес здесь молодой и зарос густым кустарником. Видно старый лес вырубили на постройки и дрова, и дали вырасти молодому. Знала ли Истра про этот ход? Данута точно не знала.

Наконец они вышли к Сливке. Чуть выше сливались три ручья, и по поширевшему ручью-речушке можно было плыть на лёгкой  берестовой лодке.
Ждали. Осматривались.
Раздался условный свист и они осторожно пошли в том направлении.  Навстречу вышел Тиша и доложил:
- Ход из храма тут кончается. Один человек свободно идти может. Старый ход. Думаю, еще до Истры делали. Выход вон в том овражке. Вроде всё на виду. Отсюда через Сливку на ту сторону в чащобу – и лешуки не скоро концы найдут! И Свилочь  тоже недалеко: она поворот в этот бок делает. Значит, можно быстро до реки добраться лесом и по ней уйти. А можно и на берестовой лодке по Сливке – течение вон какое быстрое! Могли и проскочить мимо храма!
- Ладно, - сказал Коста, - надо  в храм. Как-то там? Бой ещё идёт?

Они вернулись к лошадям. Здесь по-прежнему было тихо. Отряд сел на лошадей. На некоторых, что с виду менее устали – по двое всадников, и поехали к храму.
День уже кончался. Осень. Темнеть начинало раньше. Вон и храмовый холм.
Коста жестом скомандовал остановку. Надо осмотреться.
Тишина. Ветерок шелестит листвой. Боя как будто нет. Падальщик сверху кружит. И ещё один. И ещё. У Косты сжало сердце и, не раздумывая больше, он послал Гривастого вперёд.
Стук копыт разорвал тишину. С вершины смотрового дерева в глаза ударил солнечный луч. Ещё и ёщё. Свои – с облегчением понял воевода. Храм наш. И раз тихо – то победа.
Они ворвались во двор. Спешились.
Кейста доложил:
- Бой кончен. У нас больше убитых нет. – Помолчал.- Кроме тех четверых. Моих. От лука.
- Округу прочесали?
- Заканчиваем. Скоро вернутся последние две десятки. Сопротивления они не оказывают. Разбегаются. Командиров их не видно.
- Как княгиня?
- Плохо. Больна. Даже радоваться не может. А как Усява? Нашли?
Коста вздохнул. Посмотрел куда-то в бок, потом ответил:
- Нашли. И снова упустили.  Огонька отбили. Он на нём удирал до Свилочи. Снова по воде ушёл. Его лодка ждала. Хитрый он и осторожный.

Огонёк привлекал всеобщее внимание. Воины радовались. Яхрим рассказывал о погоне.
На двор вышла Ласка, пошла к мужу и внезапно встала, рукой прикрыла глаза. Постояла так и опустила руку. Подошла к нему и заплакала.
Лешук успокаивал:
- Ну побили голову. Заживёт. Живой, главное.
- Лешук, ты седой весь. Пегий. Серо - белый.
- Пегий?
На его лице было недоумение. Теперь он понял, отчего воины взглянут на него и отводят глаза и ни о чём не спрашивают. А он думал – не хотят приставать с расспросами из-за Борхи.
Он сел. Все молчали.
Коста спросил:
- Что там такое было? Ты же видел смерть и не раз.
- Но колдовской шабаш я не видел.
Помолчал.  И продолжил нехотя, никаким голосом:
- Борхе отрезали голову тупым ножом на ихнем алтаре. Старая ведьма. А старикашка, главный у них, выл что-то своё. Долго резали. Нож тупой был. Борха кричал. Пока мог.
Пауза.
- Наши, лешуки, рядом стояли и Борху держали. Мох, мой бывший друг с детства. Он меня и перехитрил. В засаду заманил. Нашим приёмом: идёт группа, а за ней следит дозор со стороны. И он завёл нас под сети. Это он сделал эти новые луки и стрелы. И убил наших ребят. Он меня выманивал. Знал, в каком я отряде. Знал, что пойду искать дальнобойный лук.  Ему наплевать на Усяву, на вас. Он меня ненавидит. Он организовал убийство моего отца.
Пауза.
- Я только не понял - за что? И причём тут Борха? С ним он ведь не дружил.
Лешук обвёл всех взглядом, в котором появилось удивление.
Ласка подумала: хоть какое-то чувство. А то как мертвец говорящий. И она разрыдалась в голос.
- Почему слёзы?
Все обернулись: держась за стену у входа в храм, стояла Жрица Солнца.
Больная, с лихорадочным блеском в глазах, но красивая.
Все расступились, показывая Лешука. Огонёк стукнул копытом и ржанул.
Данута увидела его и слабо улыбнулась.
- Молодцы. Усява, видно, снова ушёл. Силён ещё. Что с Лешуком?
Коста коротко доложил обо всём, произошедшем за день. Кейста добавил. Дополнили командиры десяток.
Главная Жрица помолчала. Вздохнула.
- Отдыхать и лечиться. Коста – охрана обязательно. Пошли самых целых. Ход закрыть. Потом с ним разберёмся.
Она подняла руки и вытащила гребень из волос. Причесалась и свернула длинные золотые волосы в жгут и уложила вокруг затылка. Гребень воткнула в центр пучка. Драгоценный камень сверкал в центре гребня: прозрачный и большой. Жрица Слнца повернулась и заходящее Солнце на темнеющей стене показало полосатую разноцветную радугу. Все замерли.
Что-то почувствовав, Данута обернулась и радуга исчезла.
- Что такое?
Все молчали. Она покачала головой и пошла в зал. Ей было очень плохо.
Радугу видели все. Все подумали об одном и том же: милость богов. Милость Наты. Сила Большой Медведицы. И их Жрица Слнца – под богами ходит. Их дело правое.

У себя в комнате Данута снова легла. Кружилась голова. Ломало всё тело. Не хотелось двигаться.
Велела позвать Ласку.
Она пришла не скоро и заплаканная. Данута сказала:
- Не могу сейчас помочь. Ничем. Нет сил. Ты его пробуй разговорить. Не давай много молчать в одиночестве. Хорошего он ничего не надумает, только из сил выбьется. Не применяй никаких своих лешуковских средств – будет только хуже. Можно только отвары шиповника. Мёд. Надо ждать. И надеяться.
Ласка угрюмо спросила:
- Он может таким навсегда остаться?
- Да. Ты ведь не о седине говорила?
Ласка кивнула.
- Накопилось всё у него: отец, друзья, лешуки. И везде предательство и ненависть. Если справится, то через время станет действовать. Станет менять жизнь. Свою и чужую. И я лешукам тогда не завидую.
- Я поняла. Терпеть и ждать.
Ласка ушла. Данута позвала Джилу и велела приглядывать за детьми: своими и Ласкиными.
Ольха принесла ей отвар малины с мёдом, Данута выпила и забылась в тяжелом полусне.


      25

Жрица Солнца не выходила на улицу целую неделю. Она поправилась, хотя ещё чувствовалась слабость. Её жрецы и воины с делами справлялись. Раненные  поправлялись.
Данута чувствовала, что нападений в ближайшее время не будет, и решила заняться хозяйственными делами. Впереди была зима, а жить было негде.

Снова все собрались в обрядовом зале. Главная Жрица оглядела всех и спокойно начала:
- У нас перерыв в войне. Будем строить дом. Длинный. Из нескольких частей. В нём будут жить воины. Надо построить две бани. Кухню.
Завтра отправим отряд за продовольствием и нужным инструментом. Скажете, что можно приходить в храм и за плату получить помощь. Главная Жрица никому помогать не будет. Пока. Скажете – много чести для них. Что я еще гневаюсь. Работать будут мои жрецы. Я думаю, сопротивляться не будут.
Еще передадите, чтобы добровольно дань несли со всех сел по размеру в два раза больше, чем до разрушения Города. Тогда не возьмём силой.
Вы знаете, из лесу еще раньше пришли две уцелевшие коровы. Стельные. Одна уже отелилась. Бычком. Нам повезло. Будет молоко. И ещё будет хороший бык-производитель. Корова эта принадлежит семье Тигеля. Ласковая и молочная. Её свели с нашим, княжеским быком Бурым. Быка уже нет. У него хорошие дети были. Молочные. Через год молодого можно будет сводить с коровами. Это даст доход.
Надо заготовить сено на зиму – у селян мы столько, столько нам нужно для лошадей – не сможем взять, у них столько не будет. Придётся резать сухую траву в полях, хотя и поздно уже.  Надо жить.
Помолчала.
- И надо торопиться. Нам долго спокойно жить не дадут. Распределят работы жрецы.

Данута ушла. Пошла на улицу. Было утро. Светило Солнце и плыли редкие облака. Не жарко.
Она поднялась на пирамиду и долго стояла там ни о чём не думая. Как хорошо!
Но и ей надо идти работать. Как там дети? Она ведь мать. И всё это ради них, детей, ради её и Одина продолжения рода на этой земле в этой жизни.
Да и её воины – сколько ещё протянут без женщин? Природа своё возьмёт всё равно!
Создатель, так война идёт за землю? За то, кому она достанется? А если мы проиграем?
Это её мысли или с ней говорят?
Данута вдруг подумала, что Создатель имеет свои желания и чего-то хочет от них, людей. Что он тоже выбирает. А если поигрывает она - проигрывает и он? Или это слишком самонадеянно и богов не затрагивают людские проблемы?  И всё на земле происходит случайно и стихийно? Как у животных?
О Создатель, я тебя не понимаю, но пусть будет по - твоему. Если ты хочешь, чтобы были мы – мы будем. Но почему так много боли и горя? Почему ты не убьёшь тех, других?
Нет ответа.
Но Солнышко светит и греет. Поживём – увидим.
Она пошла к детям и бездельничала целый день. Впрочем – нет. Она думала.

Дети проснулись. Рута, увидев мать на ногах, сразу потянулась к ней ручонками:
- Мама, мама – ты поправилась? Будешь с нами гулять?
- Да. Пока ещё не совсем здорова, но буду.
Ласк готовила завтрак. Мальчики Ласки и её Гейзер убежали на улицу. Реск был при ней.
Заглянул Лешук.
- В обед. Днём. – сказала Данута.
Он ушёл.
Вернулись мальчишки. Стали завтракать. Все говорили наперебой. Ответы им были не нужны. Им всё надо было рассказать матерям. Даже старший Ростак, молчун по натуре, взахлёб рассказывал о стройке.
Данута слушала. Улыбалась уголками губ. Ела.
После завтрака Ласка увела свою Маню и Руту с Реском с собой на улицу.

Пришёл Коста с Ольхой и доложил о делах. Ольха иногда добавляла своё.
Всё шло хорошо. Её вмешательства не требовалось.
Данута велела позвать Кержака.
- Садись. Разговор будет серьёзный. Я хочу, чтобы ты меня правильно понял.
Она вдохнула. Посмотрела в проём окна. Снова вздохнула.
- Реску весной в месяце цветения исполнится 7 лет. В этом возрасте княжеского сына начинают приучать к оружию, к тому, что он будет править. Я вынуждена начать серьёзное обучение раньше. Ты будешь отвечать за это. Ты будешь учить его ездить верхом – сначала на спокойном  небольшом коне. Можешь брать Черныша и подбери ещё одну лошадь. Будешь обучать его стрельбе из лука – у нас был небольшой лук, и владению ножом. И владению бичом.  Будешь учить его бороться. Плавать. Тому, что он сможет делать по возрасту. Каждый день.
Я поговорю с Лешуком – возможно, присоединятся его мальчики.
Можешь брать в помощь кого хочешь: лешуки могут рассказать о следах, засадах, Яхрим - о лошадях и приёмах езды. Тигель – о стрельбе.
Я тоже буду его учить. И проверять результат.
Я повторяю – каждый день чему-нибудь учиться. Лучше утром после завтрака и до обеда. Потом он может гулять.
 Ты молод для этого  дела. Здесь нужен мужчина, даже старик. Но у нас больше никого нет. А ты командир десятки охраны и мы все у тебя на глазах.
Она замолчала. Думала.
- Можно привлекать его к работе по хозяйству. Хотя его отец может и был бы против – не княжеское дело по его понятиям.
Завтра и начнешь. А сегодня думай.
Всё ясно?
Кержак хмурился. Потом сказал.
- Буду учить. Куда денешься? Дело нужное. И то правда – я всё время рядом.
Княгиня улыбнулась:
- Вот и хорошо. Спасибо.
И неожиданно для себя самой добавила:
- Ничего. Придёт время – я вас всех женю на хороших девушках. Своих заведёте.
Кержак смутился и покраснел, и торопливо ушёл.

Данута решила пройтись и осмотреться. Ещё ей хотелось побыть одной.
 Она очень устала от всеобщего внимания. От того, что всё время чувствовала всех своих людей.  Хотелось никого не видеть или хотя бы - не думать о них. Хотелось отвлечься от неотвязных повторяющихся мыслей. От загнанного глубоко внутрь страха и горя.
Она не могла плакать, и значит,  не приходило облегчение. Она не закатывала истерик перед всеми и без всех, требуя повышенного к себе внимания.  Она не молчала и не сошла с ума, как её мать. Она держалась ради себя и детей, и ради своих людей. Но внутреннее напряжение бывало временами невыносимо.
Она не разочаровывала своих людей в их вере в неё, в её божественную миссию. Потому что знала: им надо во что-то или в кого-то верить. Так им легче. Так ей легче ими управлять. Но сама она сомневалась. И в своих способностях и в своей вере в богов.
Единственное, что она чётко понимала и знала – то, что за детей она будет драться до конца. Нет, не до конца – до победы. И пройдёт по любым трупам. В конце концов, не она всё это начала. Не она зарилась на чужое. Не она!
И людей своих она тоже будет беречь. Раз они верят в неё – придётся и ей в них верить.