Реальный пейзаж

Бреду по улицам. Бреду, не замечая дневного зноя и облаков горькой пыли, пропитанной тошнотворным запахом бензиновой гари. Бреду, не замечая чувства голода и головную боль, разыгравшуюся несколько часов назад, усиливаясь и разливаясь всё более и более. Бреду, не замечая усталости, доходящей до нестерпимой ломоты в костях и в суставах. Бреду по городу, то по главным улицам и площадям, то сворачивая в бесконечные лабиринты окраинных и полуокраиных улиц, то длинных, опоясывающих город едва ли не по всему его периметру, то совсем коротких, то вьющихся, петляющих, и неожиданно обрывающихся как раз в том месте, где этого можно бы было ожидать меньше всего, вновь возвращаясь почти в самый центр, проходя его аллеями и бульварами, парками и скверами. Бреду и бреду, навещаю памятные места, те места, которые хранят драгоценную память о далёких днях моей юности. Свернул и сюда…

…Ах, как же давно здесь не был! Когда мне было всего лишь 16, подрабатывая почтальоном, часто сюда приходилось наведываться – ведь это и был мой участок. И с той поры так и не довелось здесь снова побывать до нынешнего дня. Общежитие, помню, было студенческое, имевшее такую красивую мозаичную стену. Даже изображение на том фасаде до сих пор помню в деталях: на фоне земного шара – мужчины и женщины, всего их 15 пар, как бы представлявших все наши республики, будучи одетыми в свои национальные костюмы, взявшись за руки, выстроились в ряд, а над земным шаром гордо реют самолёты, а ещё выше – спутники и космический корабль. Такая красивая была мозаика во всю стену, украшая её снаружи. Напротив общежития были частные дома с аккуратными палисадниками. Улица спускалась вниз, к речной пойме. Несколькими кварталами ниже находился завод, и там же – магазин, в котором я, покупая соки и минеральную воду, так часто утолял жажду в часы летнего зноя – такого же нестерпимого, как сейчас.

…И вот я снова здесь… И что же я вижу… Как?! Не может быть! Это какое-то наваждение! Не заблудился ли я?!

Нет, не заблудился… Полжизни бы отдал за то, чтобы всё, увиденное в эту минуту, оказалось болезненным бредом, глупой галлюцинацией!

На месте общежития – руины. Вокруг зияют пустыми глазницами остовы помертвевших домов. Палисадники заросли бурьяном едва не с человеческий рост. Тянутся бывшие заводские корпуса, обдавая, кажется, даже на расстоянии своим мертвенным холодом. Магазин пока цел. Вернее, целым остаётся само его помещение. Лишь кое где разбиты стёкла таких же безжизненных витрин, покрытых мутным слоем многолетней пыли. На застеклённых дверях заметил табличку, вставленную изнутри: «Закрыто». Так и хочется от себя добавить: «навсегда». Почему-то живо представился последний рабочий день этого магазина, и его работник, уходивший вечером домой, оставив по привычке в дверях эту самую табличку, наверное, надеясь ещё прийти на работу, ставшую за многие годы такой привычной. Думалось, закрывается на время, а оказалось…

И почему-то всё, что было со мною прежде, показалось в эту минуту таким ничтожным, таким незначительным, таким суетным. Вот где настоящая боль…